Пустыня

Глава 1 ПЕРВЫЙ — ПОШЁЛ!

— Пам-пам-тарам-пам-пам-тарам-пам… — звучал из динамиков марш Мендельсона.

Мы поднимались по мраморной лестнице. Ковровая дорожка, медные прутья (правда, давно не чищеные), запах роз, и солнце, бьющее в окно.

Народу не так, чтобы очень много, но и не мало, нет. Студенческая свадьба, среда, полдень. Присутствуют наша группа, плюс четверо однокурсников, плюс трое школьных друзей. Родители, десяток друзей семьи. Со стороны жениха, да. Со стороны невесты три дамы из «Поиска».

И моя родня. Папенька и Анна. Папенька хорохорится, но я-то его знаю: не по себе ему. Посмотрит на меня — и опечалится. Опять посмотрит — и опять опечалится.

А я иду весь красивый, ереванские туфли, итальянская шелковая рубашка, молодежный, но консервативный серый британский костюм с серым же галстуком, в общем — душка. Почти Радж Капур. Только молодой. Девушки смотрят на меня, как лисы на колобок. Чуть не облизываются. Ан нет, качусь себе мимо. Не ваш я, красавицы. Не ваш. За мной есть кому присмотреть.

Наконец, проходим в церемониальный зал. Дама с алой перевязью говорит положенные слова. Дыр-дыр-дыр-дыр, а потом бац, и…

«Объявляю вас мужем и женой!»

Оживление в зале, суета вокруг меня, «шампанского, шампанского, жениху шампанского!»

Да, жениху шампанского, и побольше. А вот невесте нельзя. Не в том она положении — пить шампанское.

И вот я беру бокал, полный почти до краев.

Беру осторожно.

И.

И передаю Виталию Самойлову. Суслику.

Ему нужнее.

Потому что он — жених.

А я — свидетель жениха. А свидетель должен оставаться трезвым. Пьяный свидетель — и не свидетель вовсе, любой прокурор это знает.

Нет, никто слова не скажет, напротив, все гадают — выпьет Чижик рюмку, выпьет две?

Не выпью.

Ко всему прочему, я за рулём.

Я привёз во Дворец Бракосочетаний жениха. И его родителей, Евгению Павловну, прокуроршу центрального района, и Николая Сергеевича, полковника Невидимого Фронта.

И папенька за рулём тоже. Он привёз во Дворец Бракосочетаний невесту, её подружку-свидетельницу, и её сестру, а свою жену Анну.

Да, невеста — это наша корректорша, Мария Ляшко. Так что я некоторым образом причастен к происходящему. Нет, не ответственен, это я на себя не возьму. Просто — причастен.

Свершилось это стремительно.

А дело было так.

У бухгалтерши «Поиска» заболела кошечка. Стала тосковать, худеть, всё больше лежать, а не играть. Что делать? К врачу идти. Но только если для людей у нас врачи в поликлинике, то для животных их, можно сказать, и нет почти. Разве что ветклиника при сельскохозяйственном институте, но туда сначала попади на приём, а потом, с кошечками там не очень. Там очень с собаками: дегельминтизация, вакцинация от бешенства, вакцинация от чумки, купировании хвостов и ушей.

Нет, бухгалтерша свозила кошечку на приём в ветклинику, там ей выписали порошочки, но лучше кошечке не стало.

И тут Маша сказала, что она вообще-то зоотехник. Дипломированный. Бухгалтерша ухватилась за соломинку, то бишь за Машу, и — случилось если не чудо, то что-то близкое. За неделю кошечка ожила, стала есть, поправляться и играть, как прежде.

И, что интересно, прошла у Маши аллергия на животных. Совсем прошла. Видно, не на животных она была, аллергия, а на колхозы и совхозы. Она всю жизнь хотела лечить маленьких животных, Маша. Кошек, собак, черепах, щеглов, хомячков. Домашних зверушек. Она и поросят не прочь лечить, и телят, вот только не может смириться, что их, поросят и телят, к зиме забивают на мясо. Нестерпима ей эта мысль. От этого и аллергия. Она, между прочим, мяса не ест. Совсем. Рыбу ест. И молочные продукты тоже. Но не мясо.

Сарафанное радио — великая вещь, и вскоре у Маши появилась клиентура. И, надо же, в числе клиенток попала Евгения Павловна Самойлова, то есть её кошка Баська. Там дело было непростое, не разовое, кошку она, Маша, то есть, несколько раз смотрела на дому, где и встретилась с Сусликом. Уж как там вышло, не знаю, а только сейчас она, Маша, на третьем месяце. С виду, и незаметно, но глаз у меня наметанный. Тут ведь не в животе дело, у беременных меняется всё. В том числе крупная и мелкая моторика. Иначе ходят, иначе сидят, иначе едят.

Казалось бы, старая история, сельская девушка захомутала городского мальчика с богатыми и влиятельными родителями, сейчас поселится у него, родит ребенка или двух, а потом…

Может быть.

А может быть, и нет.

Маша — она девушка серьёзная. У нас она зарабатывает двести в месяц. И устроилась в многотиражку «Вперед» завода «Сельхозтехники» — это папенька постарался. Деньги, конечно, небольшие, семьдесят рублей, но дали койку в общежитии, а, главное, прописку.

Койка ей не нужна — она сняла однокомнатную «хрущевку» у геолога, уехавшего на три года в Африку. Не исключаю, нашла её, квартиру, по наводке будущего свёкра. Сняла чин-чином, с оформлением договора. Так что она ни на жилплощадь родителей Суслика не претендует, ни на материальную помощь от них.

Лечение кошечек, тоже дело прибыльное. Не сказать, чтобы деньги шли бурным потоком, народу непривычно, что за консультацию нужно выложить пятёрку. Ну, пятьдесят копеек, ну рубль, а пятерку… Профессор в хозрасчетной поликлинике за два рубля смотрит! Но Мария цену себе знает. Стучат на неё? Возможно. Но закон не запрещает лечить кошек даром. И закон не запрещает принимать подарки, в том числе денежные. А если подарка нет, закон не запрещает кошек не лечить.

И теперь-то точно никакой участковый не посмеет вымогать у неё деньги.

Ладно, заботы семьи Самойловых — это заботы семьи Самойловых.

Наконец, все формальности закончены. Автомобильный кортеж — четыре машины, «ЗИМ», «Волга» и две «троечки», «Панночка» и «Ведьма» — это для студенческой свадьбы круто.

Покружили по городу, сфотографировались у Вечного Огня, у нашего института, у Университета и у Пруда Влюбленных (по случаю зимы превращенного в каток) — и поехали в кафе «Ромашка», принаряженному по случаю свадьбы.

Четвертый курс — это цветочки. Свадьбы пойдут на пятом, а больше на шестом. Это не я выдумал, это Сеня Юрьев провел исследование. Собрал статистику за последние десять лет. Неполную, но всё же. По заявлениям в профком. Профсоюз выделяет вступающим в брак материальную помощь, всё это, разумеется, фиксируется, и вот пытливый ум Сени извлёк и обработал эти данные. Получилось так: во время учёбы в брак вступают 46 процентов из числа студентов. На первом курсе два процента, на втором два, на третьем опять два, на четвертом четыре, на пятом девять, и на шестом двадцать семь.

Такая вот статистика.

Ну, а по нашей группе… Барон Яша сначала ушёл из института, и лишь потом женился — значит, в статистику не попал. Игнат Шишикин собирался жениться, но не женился, тут и вовсе мимо. Лена Семенихина — счастливая мама, а вовсе не жена. Получается, Суслик первый в статистике нашей группы. Пионер, всем ребятам пример. Но вот жену взял со стороны. Не из медиков. Что наших девушек не радует.

И потому они едят, пьют, поют и пляшут, а сами смотрят на оставшихся свободных мальчиков: как бы их того… Хотя, конечно, время ещё есть, но если свои мальчики будут жениться на пришлых — это несправедливо!

А жизнь вообще несправедлива.

По справедливости, нужно бы всем поровну. Ну, так они думают. Всем поровну, а каждой побольше.

Но как этого достичь? Тут ведь кто первый встал, того и валенки.

Вот Сеня — профессорский сын. Наверняка останется в аспирантуре, а не поедет по распределению в Малые Хрюшки. Значит, и жена останется если не в аспирантуре, то в городе. Может быть, в ординатуре. Станет заведующей отделением в больнице — чем плохо?

Или Игнат Шишикин. Будущий хирург. Уже ходит на кружок, дежурит в больницах, оперирует, пока на вторых руках, но дайте срок, дайте срок. Преподаватели его уважают. И немецкий язык учит. Иностранные языки на четвертом курсе давно не преподают, так он сам — записался на курсы, ходит в университет, где с гэдээровцами разговаривает. Одно плохо — на девушек не глядит. Видно, огорчила его какая-то дура. Почему дура? Потому что всякому видно — у Шишикина отличные перспективы. Светлая голова и золотые руки. И характер.

Ну, и Женя Конопатьев. Тот звёзд с неба не хватает, простой человек. Тем и хорош, что простой. Простой не значит дурак, нет, он умный. Но в меру. Профессором, может, и не станет, но знает, с какой стороны на бутерброде масло. Это сейчас масло, а там, глядишь, и икорка появится. У него, у Конопатьева, родители на икорной фабрике работают. Значит, деньги есть, а что он ими, деньгами, не сорит, не выставляется — это большой плюс. Ну, и вообще — надежный он. Если что пообещает — делает. Только вот редко что обещает. Но и это хорошо. Нельзя быть слишком добрым для всех.

А Чижик, что Чижик… Высоко летает Чижик, вот в чём трудности. А так-то да, так он прямо принц. Одет всегда с иголочки, вежливый, и сам не сказать, чтобы красавец, но рядом. Песни поёт, ну прямо Магомаев. На пианино играет, и на гитаре. А ещё танцует, как бог какой. Аполлон, что ли. Деньжищ у него — невероятная куча. От дедушки осталась, куча, так он её приумножил. Оперу сочинил. Ещё на первом курсе. Так эта опера два раза в месяц в театре идёт. И за каждый раз ему денег отваливают. Рублей пятьдесят. Два раза — значит, сто получается. В месяц. А сколько таких театров по стране? Не счесть! Стало быть, и денег не счесть! Да по нему видно, что недостатка в них не испытывает. Обедает в ресторанах, ездит на «ЗИМе», шикарной машине, куда красивее «Волги», хотя и «Волга», конечно, хороша. И дом у него есть, большой, в три этажа, считай. И за границу каждый год ездит, и не по разу. В Америке побывал, в Англии, в Германии, да не ГэДэЭр, а в ЭфЭрГэ. Хотя и в ГэДэЭр, кажется, тоже. Главное — Фишера победил! И не просто победил, а выиграл миллион! Валюты! И вообще, у него этой валюты завались. Он же на турнирах заграничных играет, а там за победу большие деньги дают. А Чижик всегда побеждает. Победит — и деньги в банки кладёт, зарубежные. Зинка по «Би-би-си» слышала, значит, точно так и есть. И никто у нас ему слова не скажет. Как сказать, если он с Брежневым вась-вась. Не, точно вась-вась, даже в «Огоньке» фотография есть, там они чуть не в обнимку стоят, Чижик, Брежнев, и Олька-зараза.

Вот в Ольке-то и дело. И в Надьке. Они прямо и говорят — наш Чижик, и не мечтайте. Они с ним со школы знакомы, ну, и захапали себе. Интересно, он с ними обеими вместе, или по очереди? Но ведь не женится же он на обеих, мы, чай, не мусульмане какие. А жаль, что не мусульмане, к нему и третьей женой пойти можно. Он к ним добрый. Надьке вон машину подарил. Ольке-заразе не подарил, так ей и не нужно, у Ольки и так всё хорошо. И у Надьки хорошо. Они журналом заправляют, толстым, «Поиском». С писателями всякими знаются, на конференции ездят. Да что конференции, их Чижик с собой за границу берёт. Вот прямо в самолёт — и в Париж! И в Америке они были, и в Англии, одежду привозят — чемоданами. А в парижской одежде каждая красоткой станет. Пойти, что ли, потанцевать с Чижиком? Не убьют же Олька с Надькой за это.

Вот так или примерно так думают обо мне наши институтские девушки. И ведут себя соответственно. А я что, я танцую. Смеюсь. Пью «боржом». Одним словом, веселюсь. Чужая свадьба — дело весёлое. И не в последнюю очередь потому, что чужая.

Веселюсь, а сам думу думаю. Анализирую позицию, в которой оказался.

В августе прошлого года Спорткомитет поставил перед советскими шахматистами задачу: победить перебежчика (фамилия резко исчезла и с экранов телевизоров, и из прессы, и даже из новых шахматных справочников). Победить и вернуть стране шахматную корону и шахматный авторитет. И меня посчитали наиболее крупным калибром среди остальных. Ну, так мне сказали. Не исключаю, что то же самое сказали и Петросяну, и Корчному, и Талю, и даже Спасскому, хотя со Спасским сложно — он нацелился на Париж и не очень-то скрывал это. Женился на русской француженке, внучке белогвардейского генерала. Но Спасского не ругали. Если всех ругать…

Так вот, мне объявили режим наибольшего благоприятствования и пообещали всяческую помощь. Я могу теперь сам выбирать турниры, те, которые посчитаю нужными для подготовки к будущим баталиям. Еще посулили помочь и с учебой, и вообще. Что такое «вообще», я, честно говоря, не понял. Квартира? Но у меня хороший дом. Деньги? Стипендия Спорткомитета по высшей ставке и так моя. Что еще? Ах да, визы. С этим тоже хорошо. Принимающая сторона обеспечивает визы въездные, а Спорткомитет — визы выездные. И мне, и моей команде. Команда — это специалистам по медико-спортивной подготовке Ольга Стельбова и Надежда Бочарова. И тренер-секундант Антон Кудряшов. Предложили и своих технических работников. Ну, на всякий случай. Я сказал, что подумаю. Опыт Лас-Вегаса показал, что пара крепких парней лишней не будет. Мало ли что. Чемоданы носить, например. С одеждой. И книгами. Ну, а что будут писать отчёты Куда Нужно, так у нас тайн от Родины нет. Совершенно.

И наши отношения — мои, Ольги и Надежды — ну, эка невидаль. Мы люди а — молодые, и бэ — самостоятельные. И это пока никому не мешает. Ольга с Надеждой даже живут вместе три года, и никого тем не шокируют.

Правда, и Ольга-Пантера, и Надежда-Лиса скоро получат новые квартиры. Дом сдадут к осени. Улучшенной планировки. Квартиры двухкомнатные. Потому что и Ольга, и Надежда не просто студентки, а руководители журнала. Главный редактор и исполнительный директор. Номенклатура. А номенклатуре — положено!

Журнал же наш, «Поиск», год закончил с отличными показателями, и теперь подписка на него лимитирована. Желающих много больше, чем позволяют типографские мощности. Тираж — сто шестьдесят тысяч, для областного журнала — предел. Но мы думаем, как превратить сто шестьдесят в двести. Уже придумали.

В сентябре мы всей командой отправились в Тиссайд, Англия. Крупный, сильный турнир. Я занял первое место, двенадцать побед и две ничьи, со Смысловым и Геллером, которые разделили второе место. А в декабре играл на Чемпионате СССР в Ереване. И стал чемпионом уже в третий раз. Тринадцать побед и две ничьи — с Петросяном и опять-таки Геллером. Меня даже окрестили «Чижик — две ничьи», намекая, что я делаю в каждом турнире две ничьи из тактических соображений. Ну, во-первых, не всегда две, и, во-вторых, не всегда тактических. Петросян — шахматист невероятной силы, и прорвать его оборону очень и очень трудно. Я не сумел. Впрочем, не очень и пытался. То ж и Геллер. Он применил замечательную дебютную новинку, и было бы грешно омрачать праздник шахматной мысли эндшпильными маневрами на победу.

А девочек со мной не было. Они поехали в Берлин. На встречу редакторов молодежных журналов. И там произвели неизгладимое впечатление. Как обычно. Ведь привыкли как? Привыкли, что в Советском Союзе молодежными журналами руководят пусть бодрые духом, но всё-таки возрастные люди. А тут — комсомолки, спортсменки, красавицы, отлично говорящие по-немецки, прекрасно одетые, и не стесненные в деньгах. Это резко отличало их от других советских участников. Да и журнал наш, «Поиск», оказывается, уже завоевал определенную репутацию. Молодежь хочет его читать. Да, на русском языке.

И потому, вернувшись в Союз, они, не теряя времени, вышли с предложением: организовать спецтираж для стран СЭВ. Международного качества. Тяжельников пробился к Косыгину, а Косыгин, посоветовавшись с внуками, сказал «да», и Брежнев, недавно вступивший в Союз Писателей с повестью «Военное лето», которую выдвигают на Государственную премию, его поддержал, сказав, что «Поиск» — журнал правильный, и дать ход полезному начинанию тоже будет политически правильно. Пусть социалистическая молодежь знакомится с лучшими образцами советской литературы. Заодно и язык подучат поляки да болгары.

Спецтираж будут печатать в Финляндии. Сорок тысяч экземпляров. С запасом заказываем. Что не разойдется в СЭВ (и в Финляндии тоже), пойдет в московскую розницу. По возвышенной цене. За качество. Этим и окупится финская типография, ещё и прибыль будет. Немалая.

Кстати, по итогам года все «поисковики» получили премии. И Лиса поставила вопрос ребром, мол, Чижик, я хочу выкупить «Ведьму». Имею право.

Но гладко было в планах. Оказывается, что вот так взять и купить у меня машину она не может. Закон не позволяет. Закон требует, чтобы я сдал машину в комиссионный, а уж она её в комиссионном и купит. В чём подвох? Помимо прочего и в том, что комиссионный магазин вот так запросто получит двадцать процентов от цены. За что ему двадцать процентов, спрашивается? «Ведьма» была в состоянии, близком к идеальному, её оценили в семь триста, следовательно, магазин отбирал у меня — у меня, Чижика! — тысячу четыреста шестьдесят рублей. Плюс оформление. Несправедливо. Дело не в деньгах, дело в принципе! И Лиса, тоже несправедливости не терпевшая, согласилась принять машину в дар. Наконец-то. Тут не сколько я молодец, сколько её семья. Захотела наложить лапы на денежки, те самые семь тысяч триста рублей. Братьям деньги нужны. Старший, Юрий, вот-вот квартиру получит, её нужно до ума доводить, обставлять. И младшему, Ванечке, в институт поступать, а это расходы.

Ну, и Лиса дрогнула. Не совсем, не до конца. Себе пять тысяч оставила, отдала только две триста. Тоже, знаете, сумма. И сказала — всё, дорогие. Дальше сами. Забрала последние вещи свои, и — адью.

А те и рады. Окончательное освобождение жилплощади. Для Ванечки. Юрий-то в феврале уже точно уйдет с семьею в новую квартиру, и Ванечка вдохнет свободно. А Надя посердится немножко, и опять даст денег. Юре на машину. Сначала Юре. А потом…

Ну, тут они ошибаются. Потома не будет. Всё. Приехали. Станция Вылезайка.

Думать я думал, но плясать не переставал. Баянист играл то вальсы, то плясовые, то даже танго. Девушки наши, в смысле, институтские, в танго не очень. А мы с Лисой и Пантерой и спелись, и сплясались. И показывали класс. И даже папенька тряхнул стариной. Ну, и Анна, конечно. Танцевать она умеет. Артистка!

И когда музыка смолкла и огни погасли, стало даже немного грустно.

Когда ещё повеселимся?