Буря тому виной, утомление игроков или двадцать восемь градусов в игровом зале, но все восемь партий семнадцатого тура закончились в основное время вничью.
Нет, мы не сговаривались. Во всяком случае, не сговаривались явно. Просто дистанция такова, что нужно раскладывать силы. Где-то передохнуть, чтобы дотянуть до финиша и не умереть. Где-то наддать, чтобы прийти к финишу не последним.
Господин Бадави уверял, что отель справится с бурей. В целом так оно и есть: все-таки плюс двадцать восемь — не плюс сорок пять, что за окном. Но все-таки жарко. И сознание того, что впереди ещё четырнадцать туров (или, если сегодняшний не считать, тринадцать), не способствует тому, чтобы гнать изо всех сил. У марафона свои правила. Главное — прийти первым, а уж с какой скоростью — неважно.
Хотя скорость я набрал хорошую. Очень хорошую. Как и Фишер, как и Карпов. В обзоре первого круга, опубликованного в «Таймс», результат первой тройки назвали небывалым и фантастическим. И в самом деле, такого в истории шахмат ещё не было — чтобы трое набрали девяносто процентов очков в пятнадцати турах.
Мы и опомнились. Чего это ломить со всей дури?
Есть и другое. Вернее, нет другого. Нет зрителей. Спектакль играется перед пустым залом. Сегодня не было даже обычной дюжины репортеров и телевизионщиков. Нас не снимали, с нами не брали интервью. Песчаная буря, погода нелётная, никто и не прилетел.
Присутствие зрителей, болельщиков — будоражит. Даже самому рациональному шахматисту хочется заслужить одобрение смелым ходом или блестящей комбинацией — и он их ищет, и ход, и комбинацию. Иногда находит. Отсутствие же зрителей делает игроков сверхосторожными, призывает больше заботиться об обороне, нежели об атаке. Стыдиться-то некого. А две ничьи равны победе.
И сегодняшняя моя партия с Фишером протекала спокойно. Ни он, ни я ва-банк не шли. Нам ещё играть да играть. Всё решится на финише, а финиш далеко. Через четыре недели!
Только сейчас мы начали чувствовать цену больших призовых. Нас поманили деньжищами, и мы, как пчелки, почуявшие нектар, полетели — и прилипли к ленте-липучке. Такое чувство посещает меня, и не меня одного.
Фишер выбрал защиту Петрова. Черные могут рискнуть и получить сложную позицию со взаимными шансами. А могут не рисковать, и получить позицию чуть худшую, но вполне надёжную.
Фишер не рисковал. Фигуры вышли на рекомендованные многолетним опытом позиции, постояли, постреляли, разменялись — и вот она, ничья. Что вышло, то и вышло. Разрыв в пол-очка между мной и Фишером сохранился, но что такое пол-очка, когда впереди тринадцать туров?
Нет, мы сыграем, мы сыграем безлимитный матч на звание абсолютного чемпиона, ужо тогда…
Но.
Но чтобы сыграть такой матч, я должен стать чемпионом ФИДЕ.
А чтобы стать чемпионом ФИДЕ я должен победить Карпова.
А для этого нужно пройти очень сложный отбор, который берет отсчет с межзонального турнире в Биле. А турнир начнется практически сразу по окончании Турнира Мира. И сколько пороха останется в моих пороховницах к тому времени?
Рассуждая здраво, я должен был этот Турнир Мира пропустить.
Но партия сказала, и комсомол ответил «Есть».
Вопрос: а зачем мне это сказала партия?
Ради миллиона? Миллион — это, конечно, немало — для одного, двух, троих. Но для великой страны… Впрочем, и для страны тоже не так и мало. Но главное не в деньгах, а в демонстрации превосходства. Если мы готовим великолепных шахматистов, то мы и ракетчиков готовим великолепных. И ядерщиков. И химиков. Да много кого. И потому по военной, дядя Сэм, не ходи дороге: кто протянет руки к нам, тот протянет ноги.
Подобные мысли не впервые приходят в голову, но что делать? Что приходит, то и приходит.
И вот я в ресторане, закусываю. Кстати, креветок нет: они свежие, не мороженые, а самолет-то не прилетел…
Но с голода не умрем.
Ветер за окном не ослабевал. Песок бился в стекла, но они, стекла, прочные. Ящеров, конечно, не удержат, но песок — не ящеры.
Сегодня ящеры, похоже, никому не приснились. А Карпов выдвинул идею, что, быть может, неподалеку в песках лежат останки динозавров. Ветер поднял в воздух молекулы древности, мы их учуяли, вот сознание и среагировало.
Хорошая гипотеза. Материалистическая.
В Гоби останки динозавров есть точно, и во множестве. Иван Ефремов целую книгу написал о своей экспедиции, как после войны искали в Монголии чудовищ, искали — и находили. Целые долины драконов. Почему бы им не быть в Сахаре? Другое дело насчет молекул. Тут я просто не силён. Может, да, может, нет. Вернусь домой, там и спрошу у знающих людей.
А пока…
А пока люди стали записывать собственные сновидения. На всякий случай. Чтобы не поддаться навязанным воспоминаниям.
Люди приходят в ресторан, и тут мы, русская секция, приглашаем их на тайную вечеринку. После захода солнца. Как стемнеет. Повеселимся по-русски. Как? Узнаете.
Идея пришла нам вчера. И вчера же были отысканы ресурсы для её исполнения. В медпункте, у Абдула.
Ислам к вину относится отрицательно. Мусульманин не должен пить вино, даже с лечебной целью. Не должен производить вино, не должен продавать вино, не должен дарить вино. Неважно, мусульманину, христианину или атеисту. Не должен, и всё. Харам. А должен его вылить на землю. Или вот в песок.
Иное дело спирт. Если вино изначально предназначено для пития, то спирт — жидкость научная. Спирт — топливо, спирт — растворитель, спиртом протирают контакты, спиртом дезинфицируют кожу, да мало ли у спирта применений. И мусульманин не обязан, более того — не должен интересоваться, с какой целью потребителю нужен спирт — спиртовку заправить или систему промыть. Нет, если он знает наверное, что спирт пойдет на изготовление алкоголя, тогда нет, нет и нет — никакой продажи, никакого дарения. Но если не знает, то пусть и дальше не знает.
Это мне разъяснил шейх Дахир Саид Джилани. Буря, не буря, наши занятия продолжаются. Я же к нему не пешком хожу, а на автомобиле. А «ГАЗ — 69» — машина буреустойчивая. В определенных пределах. Фильтры почистил — и снова в путь.
Спирт я взял в медпункте. У Абдула. Не покупал, нет. Просто сказал — надо. Для Абдула я авторитет, а после того, как отозвался о его искусстве перед корреспондентами и присланными врачами, ещё и благодетель. И потому он безропотно выдал мне литровый флакон спирта-ректификата крепостью девяносто шесть градусов.
В мае я, Суслик и простой человек Женя были на нашей ликёрке. Чернозёмском ордена Трудового Красного Знамени ликероводочном заводе имени Парижской Коммуны. Не волею своей, а по заданию кафедры гигиены. Практическое занятие. Кого-то послали на хлебозавод, кого-то на кондитерскую фабрику (Лису, Пантеру и Нину Зайцеву), а нам досталась ликёрка.
И старший инженер-технолог Барвинков устроил нам экскурсию по заводу. Не думаю, что подобных экскурсий удостаивались все студенты, но я — знаменитость. Впрочем, за экскурсию пришлось расплачиваться встречей с рабочим коллективом в обеденный перерыв. Рассказал о матче с Фишером и о планах на будущее. Впрочем, после экскурсии меня — и Суслика с Женей, разумеется — ждала дегустация продукции с хорошей закуской. В общем, выездное занятие прошло отлично.
Технолог Барвинков и поведал нам, что классическая водка — это смесь спирта и воды, или, если иными словами — водный раствор этанола. Всё. Качество водки определяется качеством её составляющих, то есть спирта и воды. С водой все ясно — чем чище, тем лучше. Родниковая, ледниковая, если артезианская — требуется обработка. Водопроводная, да ещё хлорированная не годится категорически.
А спирт — это душа водки. Це два аш пять о аш — это теория. В спирте есть примеси — всегда. Метиловый спирт, многоатомные спирты, циклические спирты, кетоны, альдегиды и много чего ещё. Народным языком — сивуха. Для изготовления водки применяют спирт из пищевого сырья. Зерно, картофель, фрукты, патока. Спирт первого сорта сегодня не используют совсем, он хоть и первый, а сивуха в нем чувствуется. Спирт высшей очистки — так себе. Для креплёных солнцедаров и агдамов разве. Спирт «базис» уже получше, но по-настоящему хорошая водка делается из спирта «Экстра». И наша чернозёмская «Экстра» украсит любой стол. Люкс — это на экспорт.
А как же анисовая? Та, которую пил Иван Васильевич, спросил Суслик. Прежде, когда водку делали методом дистилляции на винокурнях, в ней было много сивушных масел. Их и маскировали добавлением аниса, смородинных листьев или лимонных корочек. А сегодня их добавляют по традиции.
Он ещё много чего рассказал, старший инженер-технолог Барвинков. И вчера я применил на практике теоретические познания. Разбавил ректификат водой из диспенсера (ледниковой, увы, не было), добавил совсем немного мёду, лимонных корочек (взял в ресторане), чуть-чуть пищевой соды (взял у Абдула) и оставил настаиваться на сутки.
А перед обедом попробовал.
Ну… Не «Экстра», не «Столичная», но не хуже «коленвала», что наши сельхозотрядовцы порой покупают в сельпо. В сельхозотрядах действует сухой закон, но нет такого закона, который время от времени не смотрит в другую сторону. Ну, и здесь пусть посмотрит в другую. Буря ведь.
Я перелил водку в два графина, по литру каждый (они, графины, стояли в номерах, совсем как в областных гостиницах), а осадок решительно слил — нет, не в песок и не в умывальник. Во флягу. Как знать, может, ещё и пригодится.
И поставил графины в холодильник. Пусть охлаждается водочка.
Анатолий и Борис Васильевич отвечали за закуску. Справятся, не подведут, чемпионы мира отличаются умом и сообразительностью, смекалкой и всепроникающей волей.
Русскую вечеринку мы устроили в музыкальном салоне, предупредив, что дело это сугубо гроссмейстерское, и посторонних мы не ждем. Во избежание.
И вот назначенный час пробил. Я за роялем развлекал приходящих Кальманом и Легаром, Борис Васильевич подносил водку «Победную», по пятьдесят граммов в стаканчике, а бутерброд выбирали сами: «николаевский» — сыр с лимоном, «суворовский» (хлеб, филе селедки, листок петрушки), или «гагаринский» (хлеб с маслом и огурцом).
Анатолий рассказывал историю водки «Победной», вспомнил наркомовский приказ о ста граммах на передовой, о мозговом штурме лучших умов, составивших рецепт водки, после приема которой боевые качества солдат показывали двукратный рост. Интересно рассказывал, жаль только, не все понимали по-русски.
Когда все немного оживились, я прекратил играть, и Спасский перешел к сути.
— Мы пригласили вас, коллеги, для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: ФИДЕ хочет наших денег!
Он сделал коротенькую паузу, затем продолжить.
— Как известно, международная шахматная федерация забирает двадцать процентов призового фонда с каждого турнира, проходящего под её эгидой. На собственные нужды. О нуждах чуть позже, а сейчас о деньгах. Турнир, в котором мы имеем честь участвовать, организован правительством Ливии и не включен в турниры ФИДЕ. То есть к ФИДЕ он не имеет никакого отношения. ФИДЕ ни в малейшей степени не принимала и не принимает участие ни в организации, ни в финансировании Турнира Мира. И никаких денег от организаторов турнира она, разумеется, не получит. А хочется. Очень хочется. Двадцать процентов от призовых — это полмиллиона. Вот так, палец о палец не ударив — полмиллиона! Неплохо, правда? Упустить такой куш ФИДЕ не желает. И она подготовила обращение к участникам «Турнира Мира», в котором требует, чтобы получившие призовые участники — а это все мы — самостоятельно перечислили двадцать процентов от номинальной суммы в распоряжение ФИДЕ.
Это проняло всех.
— Откуда сведения? — спросил Горт.
— Из достоверных источников. Вчера с посланием ФИДЕ намеревался прилететь генеральный секретарь ФИДЕ Радж Кяхир, но из-за погодных условий рейс задерживается. Так вот, лично я не собираюсь отдавать ФИДЕ ни одного цента. Они и на цент не заработали.
Слово взял Фишер.
— Мой агент провел небольшое исследование финансовой деятельности ФИДЕ и пришел к выводу, что все средства она тратит исключительно на себя. Нам говорят о том, что эта организация занимается популяризацией и развитием шахмат.
Чушь!
Популяризацией и развитием шахмат занимаемся мы, гроссмейстеры. Прежде всего своей игрой. Люди садятся за шахматную доску, мечтая сыграть как Морфи, как Чигорин, как Капабланка. Они ищут в газетах и журналах партии ведущих гроссмейстеров, и, разбирая их, совершенствуют свое понимание шахмат. И вот с творцов этих партий ФИДЕ собирает дань в пользу якобы развития шахмат. Но единственное, что ФИДЕ развивает — это трансмировую бюрократию и только. Конкретный пример: на развитие шахмат республики Мадагаскар ФИДЕ выделила тридцать тысяч долларов. Все эти деньги ушли на жалование председателя шахматной федерации Мадагаскара Оуна Мбето. Все тридцать тысяч долларов! Плюс расходы на участие господина Оуна Мбето в конгрессе ФИДЕ, а это авиаперелеты бизнес-классом, проживание в пятизвездночном отеле и прочие траты. И, конечно, этот Мбето будет всецело поддерживать все решения ФИДЕ, включая решение обложить данью нас, участников Турнира Мира. А шахматы… Имена мадагаскарских шахматистов никому не известны. Если я не прав — назовите мне их. Нет? Никого? Так вот, голос мадагаскарской федерации весит ровно столько же, сколько голос моей страны, Советского Союза, Великобритании, Франции и других федераций-доноров. В планах ФИДЕ — прием в неё всех стран на правах дотационных федераций. То есть федерации-доноры должны будут оплачивать жалование и расходы Мбето и ему подобных. И не только федерации, а мы сами, отчисляя в пользу Мбето пятую часть своих гонораров. И это сейчас пятую, аппетиты растут, и, когда Мбето и иже с ним получат в ФИДЕ большинство — а это не за горами, — кто поручится, что из призовых не заставят перечислять четверть, треть, половину? Если кто-то в Мадагаскаре хочет научиться играть в шахматы, он ведь не пойдет к Мбето, а возьмет шахматный учебник, сборник партий и будет учиться, только и всего. Бюрократия — это наросты на корпусе нашей шахматной каравеллы. Очистимся от наростов!
Слово взял Карпов.
— Я предлагаю подумать об учреждении независимого от ФИДЕ международного союза гроссмейстеров, работающего в пользу самих гроссмейстеров. Занимающегося реальной организацией турниров с хорошими призовыми, гарантирующей достойную оплату участия в турнире гроссмейстера независимо от занятого места и ряда других проблем. Можно, нужно и должно всё обсудить, разумеется. Нет, не сегодня, но и не откладывая дело в долгий ящик.
Опять заговорил Фишер:
— Есть предварительные договоренности о создании турниров по типу теннисного «Большого Шлема» — три или четыре турнира в год, с приглашением ведущих шахматистов. И это только начало. Что же касается желания ФИДЕ откусить от моих призовых — кусалка у них маловата.
И слово вернулось к Спасскому.
— Итак, торжественная часть закончена. Пьем, гуляем, веселимся — он достал из тумбочки второй запотевший графин.
— За победу! За нашу победу!
И я вернулся к роялю, теперь уже играл попурри Битлз.
Играл, а сам думал, не связано ли указание делать ничью с Анатолием с подкопом против ФИДЕ? Политикой ФИДЕ наша страна откровенно недовольна. Тем же решением провести олимпиаду в Израиле, хотя и Советский Союз, и многие другие страны социалистического лагеря выступали против. И вот три чемпиона, десятый, одиннадцатый и двенадцатый, решили создать противовес ФИДЕ. Сами решили? Не думаю.
А я?
А я — запасный полк решающая гирька. Дадут команду — поддержу бунтарей. Дадут другую — поддержу ФИДЕ.
В зависимости от поведения ФИДЕ.
В общем, гирька, да. Последняя соломинка.
Ну, так они думают.