Я достался Яну дешево. Наверное, потому, что Игорь получил меня вовсе бесплатно. Бонусом к обчищенной квартире, в которой я сидел, голодный и зареванный, когда хозяин вернулся из очередного рейда за подержанными иномарками в Литву. Мать ушла, прихватив Игорев ноутбук и штуку баксов, приклеенную под диваном, и оставив меня за запертыми двойными дверями. Когда в замке наконец повернулся ключ, я как раз раздумывал над тем, какая смерть лучше – от голода или банки майонеза, срок годности которого истек еще в прошлом году.
В общем, надо отдать Игорю должное. Другой при таком раскладе выместил бы злость на нежеланном кукушонке, а потом выкинул на улицу. Но мамин сожитель – уже, правда, бывший – метнулся в магазин за макаронами и сосисками. И только накормив до сытой икоты, стал выпытывать местонахождение родительницы, а соответственно и штуки зеленых. К сожалению, оно так и осталось тайной, покрытой мраком, для нас обоих.
Несколько месяцев Игорь терпел у себя чужого ребенка. Возможно, в надежде на то, что в женщине, с которой почти год делил постель, проснутся если не совесть, то материнские чувства, и она вернется за своей собственностью. Я продолжал ходить в школу – когда не прогуливал. Помогал возиться с пригнанными на продажу машинами. Даже макароны варил. И когда Игорь предложил взять меня в очередную поездку, как раз совпавшую с зимними каникулами, я не заподозрил неладного. Радостно закинул сумку с нехитрыми пожитками в раздолбанную «ладу», где уже сидело трое приятелей-перегонщиков: наконец-то будет, о чем рассказать в школе в начале новой четверти. Ведь Игорь обещал показать мне Каунас!
Не насторожило меня даже то, что я внезапно оказался племянником, которого Игорь везет к родственникам на каникулы. А что? Эта история спасала меня от упоминания о маме, которая собиралась так быстро, что забыла в квартире собственного сына. Вот такой вот «Один дома» по-русски. На погранконтроле «дядю» с «племянником» пропустили без проблем.Не знаю, сколько стоили Игорю поддельные доверенности, – в одиннадцать как-то не задумываешься, откуда у тебя берется загранпаспорт.
В Каунасе я подробно осмотрел только одну достопримечательность – тамошний авторынок. Протаскав меня по нему до вечера, Игорь отделился от товарищей и повел меня в кафе. Пока я с восторгом уплетал первый в моей жизни гамбургер, к нам за столик подсел «дядин» знакомый. Он сразу мне не понравился: тяжелый взгляд из-под узкого лба, короткая «тюремная» стрижка, словно приклеенная к углу рта вонючая сигарета и огромные руки с вросшими в подушечки желтыми ногтями. «Дядя Ян» со мной даже не поздоровался, разговор вел только с Игорем. Но я все время чувствовал на себе его давящее внимание, причины которого не понимал, а потому ужасно смущался. Я чавкаю? Или заляпался кетчупом? Может, слишком громко сосу колу через соломинку?
Наконец Игорь засобирался и велел мне сходить в туалет на дорожку. Я сказал, что не хочу.
– А ну дуй в сортир, пацан, – Ян взглянул прямо мне в глаза, и что-то в его голосе заставило меня подскочить со стула. – А то вон сколько колы высосал. Потом еще возись с тобой.
Я послушно пошлепал в сторону двери с буквой «М». Открыл ее и тут же выскочил обратно, как ошпаренный. Внутри поросенково-розовая жирная тетка подтягивала перед зеркалом пятнистые лосины. При виде моего замешательства Ян громко гоготнул и ткнул пальцем в соседнюю дверь с буквой «V». Игорь улыбнулся как-то кривовато и натянуто, но кивнул. Я осторожно сунулся туда и с облегчением рванул к ряду писсуаров. Но на этом мои туалетные мучения не закончились.
Мама приучила меня всегда мыть руки после того, как справлю дела. Но как можно это сделать, когда кран сломан? А он, конечно, сломан, когда на хромированном носике нету крантика, который можно было бы повернуть. Странно вообще-то, потому что, в целом, в туалете чисто и даже не пахнет ничем, кроме цветочного освежителя. Я внимательно осмотрел раковину на предмет скрытых кнопок, на всякий случай даже прощупал весь кран и наконец засунул под него голову, чтобы получше разглядеть снизу. Теплая вода брызнула прямо в лицо. Я испуганно взвизгнул и отпрыгнул, отряхиваясь, как собака.
Когда я наконец вышел из туалета, кое-как вытершись бумажным полотенцем, Игоря за столом не было. Ян уставился на меня, лениво кидая в рот остывшую картошку фри. Я заозирался по сторонам. Может, Игорь тоже пошел отлить и ошибся дверью? Да нет, он же не такой дурачок, как я. Тогда где он?
– Игорь ушел, – спокойно сообщил Ян. Выбрал толстыми пальцами палочку картошки поподжаристей и захрустел ею, не сводя с меня темных холодных глаз.
Я не знал, что сказать. Взгляд внезапно упал на мою сумку, сиротливо приткнувшуюся под столом у ног Яна. Зачем она здесь?
– А когда он вернется? – без особой надежды выдавил я.
– Никогда.
Еще одна картошка отправилась в рот. Я заметил, что зубы у Яна очень неровные, наседающие друг на друга, будто им не хватало места на слишком узкой челюсти.
Почему-то я сразу поверил. Не стал плакать, истерить, сыпать ненужными вопросами. Просто тихо опустился на стул и уставился на торчащие из-под бумажной скатерти ручки потасканной спортивной сумки. Если родная мать бросила меня без всяких объяснений, почему бы это не сделать чужому человеку? Который совершенно ничем мне не обязан? Игорь хотя бы не запирал меня в квартире с пустым холодильником. Наоборот, накормил до отвала и оставил со своим... Кстати, а почему Ян все еще здесь? Не холодной же картошки ради?
Я робко поднял на него взгляд. Ян будто этого и ждал.
– Ты теперь мой.
Я думал, что ослышался. Но нет, он так и сказал. Не «Ты теперь со мной», а «Ты теперь мой». И это мне не понравилось. Следующие слова понравились мне еще меньше.
– Я заплатил за тебя. Тысячу евро. Ты мой, пока не отработаешь то, что я на тебя потратил.
В общем, в этом даже была некая справедливость – примерно так рассуждал я тогда. Игорь потерял на мне тысячу. Логично предположить, что он захочет ее вернуть, так или иначе. А что меня оценили в евро, так это тоже нормально – инфляция.
– Мне нужно будет продавать машины? – спросил я, уже смиряясь со своей участью.
Ян даже не ухмыльнулся.
– Нет. Кое-что другое.
Он щелкнул пальцами и сунул подбежавшему официанту мятую купюру.
– Твой счет только что вырос на пять евро, – сообщил мне, поднимаясь из-за стола, новый... кто? Дядя? Хозяин?
«Это что, мне еще и за все съеденное отрабатывать придется? – тоскливо подумал я, закидывая сумку на плечо и вываливаясь из теплой кафешки на мороз. – И чего было столько жрать? Подумаешь, гамбургер. Булка с котлетой она булка с котлетой и есть».
Яну принадлежала неброская «ауди», цвет которой я не мог точно определить из-за темноты. Я сразу прилип носом к стеклу, но меня ждало разочарование – фонари и неоновые вывески ничем не отличались от тех, к каким я привык в родном городе. Разве что здесь они были на непонятном языке.
– А куда мы едем? – спросил я, с трудом подавляя зевок.
Ян не спеша сунул в рот сигарету и прикурил:
– Когда я был пацаном вроде тебя, отец мне говорил: детей должно быть видно, но не слышно. И если я разевал рот, он бил в зубы. Ты хочешь в зубы, сопляк? – Он повернулся ко мне, и по прищуренным глазам я сразу понял – новый «дядя» не шутит. Может быть, он вообще не умеет шутить.
Я молча затряс головой, и Ян удовлетворенно выдохнул дым прямо мне в нос.
– Молодец. Быстро схватываешь.
А потом мы куда-то свернули, и я заметил большую мигающую надпись, ярко-розовую и будто висящую в черном замерзшем воздухе: ”HOTEL”.