Могила. Германия

Внешне в наших отношениях с Китом ничего не изменилось. Мы по-прежнему болтали, спали рядом – Ася давно перетащила свой матрас к девчонкам, и после перетасовки спальных мест Кит каким-то чудом всплыл справа от меня. Теперь-то я понимал, что парень сделал это нарочно, но не прогонять же его теперь, ей-богу! Что бы про нас подумали?! Я просто старался избегать его прикосновений и спал, завернувшись в одеяло, как мумия. Навряд ли Кит стал бы распускать руки – незамеченным такое бы не прошло, но я все-таки подстраховывался.

«В конце концов, это ненадолго, – думал я. – Вот выкупит его тот самый, красивый и богатый, и я останусь один. Матрас справа скоро займет новый мальчик или девочка. И все пойдет, как прежде. А вот для Кита жизнь переменится. Ведь рядом с ним будет кто-то, кто его любит. Кто-то, кому он нужен – не из-за денег или симпатичной мордашки, а просто потому, что он есть. И пусть его будут любить не так, как обычно любят пятнадцатилетних мальчишек. Зато о нем будут заботиться. Поить чаем с малиной, когда он заболеет. Дарить подарки на день рождения и новый год. Утешать, если он подвернет лодыжку, играя в футбол, или в поту проснется от кошмара. Кит быстро забудет меня. Он ведь постарается как можно быстрее забыть прошлое, а я – просто его маленькая часть».

Не то, чтобы я завидовал Киту, но иногда сердце сжимало сожаление. Почему кто-то, богатый и добрый, не решил спасти меня? И почему я оттолкнул Кита, когда он предлагал помощь? Хотя ответ на последний вопрос я знал как раз очень хорошо. Себя не переделаешь, так ведь? Или это зависит от того, сколько приложить усилий?

Дни, между тем, шли, а выкупать парня никто не собирался. Кит мрачнел, замыкался в себе. Пару раз нагрубил Яну и Саше, за что ему здорово вломили. Я не понимал, что происходит, а спросить боялся. Вдруг тот самый добрый бык кинул мальчишку? Или просто так долго собирает деньги на выкуп? Или что-то с Яном у них не срослось, и тот отказался Кита продавать – ведь пацан был звездой нашего «модельного агентства» и приносил литовцу хорошую прибыль?

«А вдруг, – рассуждал я, глядя, как парень в очередной раз зло бросается на матрас и зарывается лицом в подушку, – вдруг это все из-за меня? Потому что я назвал его пидаром? Потому что мы скоро расстанемся?»

Но потом случилось кое-что, оттеснившее Китовы страдания на задний план.

Была ночь, я прикорнул, пережидая паузу между вызовами. Помню, Саша как раз помогал Ленке пробраться через матрасы к выходу. Бинт у нее на ноге замаскировали пушистыми розовыми штуками, вроде гольфов. Конечно, девчонка еще хромала, но Ян счел, что это не будет особой помехой в горизонтальном положении.

Тут из-за двери донесся шум, как будто через зал метнули что-то тяжелое. За грохотом падения послышались крики и тупое «дунк-дунк» ударов по живому. Клиент остался кем-то недоволен? Блин, неужели Кит?... Он как раз был на выезде. Неужели парень сорвался?!

Саша бросил Лену и поспешил на подмогу. Вопли в зале усилились. Я различил голос Яна, костерящего кого-то последними словами. Остававшиеся в комнате ребята расползлись по углам, прикрылись одеялами. Единственным, кто застыл на пути надвигающегося тайфуна, была Лена в дурацких пушистых гольфах – она не могла решить, то ли ковылять к двери, раз уж ее заказали, то ли спрятаться в самом дальнем углу, чтобы не попасть под раздачу.

Наконец внутрь заскочил Саша, вытирая платочком взмокшую лысину. Взгляд его упал на Ленку.

– Чего стоишь, коза хромая? Пошла! И вы, новенькие, – короткий палец с золотым перстнем ткнул в меня и Асю, – на выход!

Я вжал голову в плечи, готовясь к тому, что могу увидеть в зале. Вдруг там – Кит? Такой же, как тогда Борька – избитый, поливающий кровью пол? А я даже не смогу ему помочь. И Ася не сможет, потому что...

Мы вышли в зал, и все мысли вылетели у меня из головы. У ног Бобика, скорчившись и тихо поскуливая, лежал Диди. Лицо ему не тронули, но на черной коже рук и груди, едва прикрытой безрукавкой, набухали ссадины.

– Гляньте на этого ублюдка, – тихо проговорил Ян, затягиваясь сигаретой. – Решил, что он тут самый умный. Ты самый умный, да, шалава?! – Ян проорал что-то по-немецки и пнул парня по почкам.

Диди взвыл, выгнувшись дугой и хватаясь за спину, по его щекам градом покатились слезы.

– Эта черная свинья решила, что сможет сбежать! – ботинок литовца впечатался в позвоночник парня. – Думаю, пора показать ему, что бывает с такими прыткими. А вы двое, – налитые кровью глаза Яна встретились с моими, переползли на белое, как мел, лицо Аси, – будете смотреть. Чтобы потом неповадно было.

Сам не помню, как оказался на заднем сиденье «ауди» рядом с Асей. Бедного Диди запихали в багажник. Машину Ян вел сам. Рядом с ним сидел один из наших постоянных шоферов – тот самый немец, что недавно заставил меня его обслужить. Ян курил. По радио играло кантри. Шофер возился со своим телефоном – кажется, у него там была какая-то игрушка.

Меня снова тошнило, табачная вонь царапала горло, но я боялся попросить открыть окно. Может, поможет жвачка или леденец? Я незаметно обшарил карманы, но нашел только какие-то сухие крошки – клиенты баловали меня не часто. Толкнул потихоньку Асю:

– У тебя леденец есть?

Девочка взглянула на меня дикими глазами, а Ян хмыкнул, туша сигарету:

– Вижу, лечение помогло, а, Денис? Уже не терпится пососать?

Мне было так худо, что я даже покраснеть не смог. Просто уткнулся лбом в холодное стекло, пытаясь разглядеть, куда нас везут. Судя по тому, как стало темно вокруг, мы были уже за городом, но не на шоссе, огороженном поглощающими шум щитами, а на какой-то проселочной дороге. Асфальтовая лента поплутала среди полей, а потом свернула в лес. Минут через десять мы съехали на грунтовку и углубились в чащу. Машину затрясло, и до меня донеслись слабые звуки ударов и глухие вопли – по ходу, Диди почуял, что пахнет жареным, и пытался выломаться из багажника.

– Если эта сука там что-нибудь сломает, яйца отрежу, – спокойно сообщил Ян и запарковал машину на небольшой проплешине у обочины.

Мужчины вооружились мощными фонариками и заставили нас выйти из машины. Пару дней назад началась оттепель, мокрая земля разъезжалась под ногами, в темноте вокруг влажно капало. Меня била крупная дрожь, и я невольно прижался к Асе. Ее тоже потряхивало, но это странным образом успокаивало – она была реальная, теплая и живая, от нее приятно пахло молоком с медом – необъяснимо, учитывая нашу водно-консервную диету.

Между тем, Ян открыл багажник, и оттуда, как чертик из коробочки выскочил Диди, рыча и замахиваясь лопатой. «Так вот значит, чем он там так грохотал», – мелькнуло у меня. Литовец ловко перехватил деревянную рукоять, и парень все-таки схлопотал в табло. В свете фонарей блеснула темная кровь. Обмякший Диди повалился обратно в багажник. Я тихо сблевал в кусты.

Ян бросил лопату шоферу, парой пощечин привел паренька в чувство и поставил его на ноги. Потом мы пошли прочь от дороги. Первым брел, спотыкаясь и сплевывая кровью, несчастный Диди. Ян освещал ему путь. Потом топали мы с Асей, почему-то держась за руки. Замыкал шествие шофер с лопатой.

Вот эта лопата больше всего меня тревожила. Ян что, собирается забить ею парня насмерть? А потом тут и закопать? А что? Как будто его кто-то будет искать... Кит рассказывал, что предки Диди – сторчавшиеся наркоманы, лишенные родительских прав. Мальчишка раз за разом откалывал такие номера в приемных семьях, что его возвращали в приют. А когда очередная приемная мать обнаружила чернокожего паренька в постели с мужем, его просто вышвырнули на улицу. Там его подобрал один из шоферов Яна. И привел к хозяину.

А теперь Диди пришел капец. Ян – не приемный папочка, с ним не поиграешь. Он сунул съежившемуся пареньку лопату и ткнул в пятачок земли между высокими деревьями:

– Грабен зи хер! Грабен дайн граб!

Ну вот! Так я и знал. Тут и хер тебе, и гроб.

Инструмент выпал у Диди из рук. Всхлипывая, он упал на колени, поднял заплаканное лицо, щурясь в ярких лучах фонаря. Я понимал, о чем он молит, хотя по-немецки не знал ни слова. Сопли текли на разбитые губы, смешиваясь с кровью, но парень не утирался. Только протягивал трясущиеся руки к Яну, захлебываясь в словах.

Меня трясло вместе с ним, но я даже не замечал этого, пока Ася не стиснула меня крепко, обняв за плечи, и не прошептала в ухо: «Денис! Держись, Денис!» Я с трудом поборол новый рвотный позыв. А Ян толкнул Диди ногой в плечо, опрокинув на землю.

– Грабен зи! Шнель!

Всхлипывая, парень завозился в грязи. Устав ждать, Ян грязно выругался и... выхватил из-за пояса пистолет! Раздался сухой щелчок, и ствол вдруг оказался у виска паренька. Литовец что-то заорал по-немецки, брызжа слюной и с такой силой вдавливая дуло в курчавую голову, что я испугался, что у Диди вот-вот треснет череп. В воздухе резко запахло мочой. Подвывая, парень поднялся на ноги и всадил лопату в землю. Его глаза катались бильярдными шарами на черном лице, казалось, в них остались один белки.

– Держи, – в руки мне внезапно сунулась маленькая, величиной с детскую ладонь, видеокамера. – Снимай! – Ян включил запись и поднял мою кисть таким образом, что в объектив попадал Диди, роющий собственную могилу. Изображение дрожало и прыгало. Ян схватил меня за ухо и закрутил так, что я думал, оно сейчас оторвется от черепушки:

– Рукой не тряси, урод! А то я тебя рядом с черномазым положу, понял?

Я громко икнул в ответ. Выпустив меня, Ян взялся за Асю:

– На колени, сучка, – он дернул девочку за рукав, и она повалилась на край неглубокой еще ямы. – Вот так, чтобы было лучше видно. А ты снимай, ублюдок! – зарычал он мне. – Встань туда, чтобы она в кадр попала.

Я отступил шаг назад, снимая Асю и остервенело махающего лопатой Диди. По бледным щекам девочки беззвучно текли слезы. Она дергала свою куртку, будто пытаясь натянуть ее подальше на ноги, а когда это не получилось, стала судорожными движениями тереть свои бедра. Как будто на них была грязь, от которой она пыталась избавиться. Ася то поднимала глаза на меня, то переводила их на Диди, будто молила о помощи нас обоих. А я продолжал снимать, не чувствуя, что по моим щекам давно уже тоже текут слезы.

Наконец, когда яма стала достаточно глубокой, Ян разрешил Диди остановиться. Парень бросил лопату и по команде хозяина встал на колени на краю могилы. Внезапно стало очень тихо. Черная грудь ходуном ходила под безрукавкой, от Диди валил пар, хотя на нем не было куртки. Белые глаза уставились на пистолет в руке Яна, направленный прямо между ними. Глаза Аси стали почти такими же огромными, только они совсем почернели и казались двумя углями на белом полотне. Камера в моей руке снова затряслась. Я зажмурился, ожидая услышать выстрел. Но вместо этого Ян отрывисто рявкнул что-то. Ася судорожно вздохнула.

Я приоткрыл один глаз. Диди, пригнувшись, вылизывал грязь с ботинок Яна. Пистолета нигде видно не было.

– Я прощаю эту потаскуху, – ухмыльнулся Ян и сунул в рот сигарету. – Ты снимаешь? – он посмотрел прямо в камеру. – Снимай. Пусть все потом увидят, как унижается этот кусок дерьма! – литовец глубоко затянулся, а потом нагнулся и вдавил тлеющий кончик сигареты в обнаженную шею Диди. Парень задергался, закричал тонко от боли, но продолжал прижимать розовый язык к ботинку хозяина.

Меня снова затошнило.

В какой-то момент у меня забрали камеру. Ян чуть не сломал мне пальцы, разжимая – так их скрючила судорога. Когда нас наконец привезли на квартиру, все уже каким-то чудом знали, что Диди приковал быка наручниками к кровати – об этом попросил сам клиент. Потом забил ему кляп в рот – об этом бык уже не просил – и выскочил на улицу. За ним погнался шофер и после долгой беготни по переулкам все-таки догнал.

Что было дальше, все узнали на следующий день. Не от нас с Асей, и не от самого Диди, валявшегося на матрасе в состоянии зомби. Ян устроил общий кинопоказ в зале. После него побегов у нас больше не было. Пока от него не сбежал я.

Загрузка...