Путешествия в тропики за самоцветами

Мадагаскар — остров самоцветов

Маршрут поездки. Мадагаскар

Как это ни странно, но есть на земном шаре страны, которые по сравнению с другими кажутся переполненными месторождениями самоцветов. К числу этих весьма, впрочем, малочисленных районов мира принадлежит и остров Мадагаскар. Геологи могут вам рассказать, что в определенные, часто достаточно длительные отрезки своей геологической истории такие участки земной коры, претерпев период активного горообразования и магматической деятельности, оставались в состоянии относительного покоя сотни миллионов лет. Это позволяло кристаллам разнообразных минералов, которые появлялись в жилах и разломах горных пород из горячих растворов, отделенных застывшей магмой, медленно расти без трещин и повреждений. В результате в подобных условиях даже самые банальные и широкораспространенные минералы, которые в других местах, как правило, никакого внимания не привлекают или могут заинтересовать лишь специалиста-минералога, здесь часто находятся в виде чудесных прозрачных кристаллов, не уступающих по красоте общепризнанным драгоценным самоцветам. Однако такое чисто научное объяснение, естественно, является слишком общим, и существует еще множество геологических, минералогических и геохимических причин, определяющих появление в минеральных месторождениях прозрачных кристаллов, которые мы квалифицируем как самоцветы. Часть этих причин еще не изучена, и ученым разных специальностей предстоит еще много работать, чтобы полностью попять тайны зарождения и роста прекрасных кристаллов.

Минералогическая слава острова Мадагаскар расцвела в начале 20-х годов нашего столетия, после того как в 1921 г. во Франции вышел первый том трехтомного труда талантливого французского минералога А. Лакруа — «Минералогия Мадагаскара». А желто-зеленые бериллы, голубые аквамарины, необычные темно-розовые морганиты и темно-фиолетовые аметисты с Мадагаскара вывозили в больших количествах и в XIX в. После же выхода работы А. Лакруа остров стал Меккой для минералогов-ученых и любителей, и сейчас в мире вряд ли можно найти хотя бы один минералогический музей, в котором не было бы ни с чем не сравнимых образцов минералов с острова Мадагаскар.

Наш авиалайнер компании «Эр Франс», пробив слой плотных облаков над Мозамбикским проливом, вновь оказался в лучах яркого тропического солнца и вскоре приземлился на бетонной дорожке аэропорта столицы острова Мадагаскар города Антананариву (в то время, в 1967 г., он назывался Тананариве). Было чуть-чуть не обычно ступать на землю острова, вокруг которого ходило столько минералогических легенд. Но в общем-то все эти научные интересы были на втором плане. На острове работала геолого-поисковая экспедиция Программы развития ООН, и ее нужно было консультировать. Это было деловое задание. Однако надежда познакомиться в процессе его выполнения с хорошо известными по литературным источникам месторождениями самоцветов и редких минералов Мадагаскара не оставляла с той минуты, когда в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке мне сообщили о предстоящей командировке.

Среди встречающих в аэропорту кроме официальных лиц, как обычно, вижу весь состав международных экспертов, работающих в экспедиции ООН, во главе с ее руководителем швейцарским геологом доктором Альтманом. Среди них и польский геохимик Джерси Боруцкий, успешно создавший в экспедиции первоклассную спектральную лабораторию и, как мы узнали позже, ведущий очень интересные геохимические работы. Мы выходим к стоянке автотранспорта, и тут действительно можно убедиться, что Антананариву и в самом деле столица государства, сказочно богатого декоративным камнем. В стону здания аэропорта вделаны глыбы графического пегматита, розового кварца, огромные кристаллы полевого шпата и горного хрусталя. В другом месте некоторые из этих образцов с успехом могли бы украсить минералогический музей.

Антананариву расположен на холмах, весь в тропических цветах и зелени и поэтому чрезвычайно живописен. Отель, в котором мы все поместились, тоже на склоне холма, и из окон можно любоваться панорамой города. А внизу вся улица и площадь сплошь покрыты большими белыми зонтами. Это рынок цветов и фруктов. Чтобы увидеть, что там продают, нужно спуститься вниз и пройти вдоль рядов. Горы крупных мандаринов придают всему окружающему золотисто-оранжевый оттенок. Красные, синие, фиолетовые огромные букеты цветов разнообразят это великолепие красок, придавая всему рынку праздничный, радостный облик. Невозможно выдержать, чтобы но спуститься и не пройти вдоль многоцветных ярких рядов в гуще ароматных запахов цитрусовых и разнообразных в большинстве своем незнакомых цветов. Несмотря на будний день, цветы раскупали очень активно, и было приятно сознавать, что в этом симпатичном тропическом городе живет так много любителей цветов. А что будет завтра, в базарный день? Впрочем, нас на завтрашнем рынке не так интересуют цветы и фрукты, как минералы. Боруцкий сообщил мне, что в базарные дни на рынке идет бойкая торговля красивыми образцами редких минералов, в том числе самоцветами.

Мадагаскар издавна называют страной самоцветов или страной бериллов, которые встречаются здесь особенно часто. Торговля минералами настолько вошла в плоть и кровь жителей острова, что ни один малагасиец или чернокожий обитатель прибрежных районов не пройдет мимо встреченного где-то в горах или в крутом борту ручья необычного образца горной породы или сростка кристаллов минералов. В городе есть профессиональные торговцы минералами. Они могут оценить любую находку, они же скупают лучшее. А что похуже — можно отнести на рынок. Туристов на остров приезжает много. Кто-нибудь да и захочет купить экзотический минерал с острова самоцветов, особенно если его финансовые возможности не позволяют ему сделать такую покупку в более дорогом специальном магазине.

На следующий день, в пятницу, с утра отправились посмотреть рынок. Чего там только не было! Всевозможные тропические фрукты, цветы, разнообразные поделки и, это уже специфика Мадагаскара, огромные, переливающиеся разными цветами совершенно необычные для нас, северян, бабочки, аккуратно расправленные и наколотые в коробочках, и минералы, минералы. Очень красиво разложенные на столах, накрытых светлыми скатертями, они давали представление о месторождениях этого острова, поражая богатством форм, цвета и минеральных видов. Многие из образцов прямо просились на полки музея, но были среди них и посредственные экземпляры, продававшиеся по более низкой цене.

Вот непрозрачный желтовато-зеленый кристалл берилла, образующий шестигранную призму толщиной с большой палец и длиной сантиметров восемь. Он, может быть, не привлек бы нашего внимания, если бы не две смоляно-черные блестящие пластинки, как бы вросшие под углом в кристалл берилла. Просим у хозяина разрешения посмотреть образец поближе. О, да это колумбит! Он частенько встречается вместе с бериллом в гранитных пегматитах, но такие прорастания не обычны. Интересный образец. Рядом с бериллом огромная, площадью в три ладони щетка кристаллов аметиста густо-фиолетового цвета. Это без сомнения музейный образец. На столе вперемежку с непрозрачными образцами разноцветных минералов красуются великолепные друзы совершенно прозрачных, сверкающих на солнце кристаллов горного хрусталя, а между ними медово-желтые очень похожие по форме кристаллы цитрина. На соседних столах можно было видеть еще более крупные кристаллы берилла. Как граненые чайные стаканы, они возвышались среди фиолетовых пластин литиевой слюды, мелких кристаллов цветных турмалинов и граната. Здесь же продавались красивые пепельницы, выточенные из розового кварца или амазонита.

Продавцы минералов больше всего напоминали жителей далекой провинции, приехавших в столицу специально по случаю базарного дня. Впрочем, все они прекрасно разбирались в минералах, знали разновидности кварца, полевых пшатов, а также отличительные признаки значительно более редких минералов, встречающихся на Мадагаскаре. Мы с удовольствием обсудили с ними проблему обеднения месторождений Мадагаскара некоторыми экзотическими минералами, которые уж очень полюбились коллекционерам, и даже поспорили по поводу определения некоторых из них, которые показались нам не очень точными.

Мы еще более недели провели в Антананариву. Обсуждали с официальными лицами план наших поездок по острову, знакомились с геологическими отчетами и картами, вели подробные беседы с малагасийскими геологами. За это время мы успели детально ознакомиться с коллекциями наиболее известных в столице торговцев минералами, а также посетить салон тропических бабочек и познакомиться с его хозяйкой, миловидной француженкой средних лет.

Осмотр коллекций торговцев минералами оказался очень интересным. Некоторым увиденным там образцам, несомненно, могли бы позавидовать лучшие минералогические музеи мира. Мгновенно мы окунулись в мир совершенно необычных малагасийских названий районов и месторождений: Амбатуфинандрахаиа, Маеватанана, Андриаманау, Мапампотси. Ну где вы еще найдете такие названия? Мы узнали, что интересующий всех замечательный мадагаскарский розовый берилл — морганит — все еще, хотя и очень редко, попадается в пегматитах в районе городков Ампангабе — Анцирабе. Но во время нашего краткого пребывания в пути нам нечего было и мечтать увидеть этот минерал. И все-таки мы решили заехать в Ампангабе во время своей поездки по острову. Ведь из пегматитов этого района кроме морганита добывали красивый розовый кунцит, яркие розовые и красные турмалины-рубеллиты и даже редчайший янтарного цвета родицит, прозрачные кристаллы которого нигде больше в мире не встречаются. Увидеть родицит в природе нам, конечно, не удастся, ну а здесь в коллекции мы на него можем вдоволь насмотреться. В образцах медово-желтые кристаллы родицита в окружении красных столбчатых кристаллов цветного турмалина очень красивы.

Мы внимательно осматриваем полки, на которых выставлены разнообразные минералы. Прямо как будто находишься в минералогическом музее Мадагаскара, в котором, если у тебя есть достаточно денег, можно приобрести любой, даже уникальный образец. Правда, стоят они не дешево. Вот огромные, более метра в поперечнике пластинчатые кристаллы темной магниевой слюды — флогонита. Известные месторождения этого минерала, используемого в электротехнике, до настоящего времени разрабатываются в южной части острова, и мы вновь слышим звучные малагасийские названия месторождений: Ампандрандава, Бетрока, Софиа. Некоторые пластины флогопита проросли темно-зелеными, правда, непрозрачными, длинными призмами диопсида, создавая очень впечатляющую ассоциацию, как будто бы скомпонованную художником. Нам сообщили, что изредка можно встретить и прозрачные кристаллы диопсида, имеющие качество самоцвета. Но, по-видимому, это случается очень редко. Во всяком случае, хозяин магазина-музея смог продемонстрировать нам только один маленький кристаллик бутылочно-зеленого цвета, чем-то напоминавший зеленый турмалин.

Рядом на полке, как шестигранные столбы грязновато-зеленого цвета, лежат огромные около метра длиной и сантиметров пятнадцать в поперечнике кристаллы берилла. Они непрозрачны, но выглядят очень внушительно — эти гиганты в мире кристаллов.

Длительное время Мадагаскар был поставщиком технического берилла для промышленности Франции, да и других западных стран, включая США. С 1950 по 1960 г. из пегматитовых жил Мадагаскара было добыто и отправлено в другие страны около 4500 т берилла. Затем известные месторождения стали оскудевать, добыча резко упала. Легкий и прочный металлический бериллий и его многочисленные сплавы имеют многообразное ценное применение в различных областях новейшей техники, поэтому все природные источники технического берилла привлекают к себе пристальное внимание западных горнорудных компаний. На Мадагаскаре берилловый «бум» уже прошел. Но если вести взрывные работы, то еще можно найти хорошие кристаллы (это мы слышим неоднократно). Однако поскольку никаких взрывных работ во время нашей инспекционной поездки мы вести не собираемся, то и мечтать о находке кристаллов берилла не приходится.

Мы выходим из магазина-музея, как бы приобщившись к миру минералов Мадагаскара. До отъезда у нас еще осталось немного свободного времени. И мы хотим познакомиться с еще одной замечательной особенностью острова, который по всему миру, кроме самоцветов, славится своими тропическими бабочками. Их здесь нескончаемое количество форм и расцветок, иногда совершенно фантастических. Многие виды характерны только для Мадагаскара. Многочисленные туристы с радостью покупают коллекции бабочек, а также отдельные уникальные по красоте экземпляры. Мы увидели, как торговля бабочками превратилась в прибыльный бизнес. В секреты дела нас посвятила очень симпатичная француженка — хозяйка лучшего в городе салона по торговле прелестными чешуекрылыми созданиями. Как можно было понять, на нее работала целая армия многоопытных мальчишек, которая занималась не только ловлей, но и разведением бабочек. Продавались экземпляры только первоклассной свежести, без изъянов.

На Мадагаскаре, как, впрочем, и в любой другой тропической стране, есть бабочка, которая по праву считается самой красивой и необычной. У дневных бабочек это, конечно, Урания, или ее еще называют Хризиридия мадагаскарская. С тремя хвостами на нижней кромке крыла и яркой, идущей через крылья изумрудно-зелёной перевязью на темном фоне, упирающейся в яркое коричневое пятно, эта бабочка производит совершенно необычное экзотическое впечатление, в основном, как мне кажется, обязанное сочетанию яркой расцветки с треххвостым оперением нижних крыльев. Королевой среди ночных бабочек, без сомнения, является Артема, поражающая своими размерами. Ее соломенно-желтые с крупными глазками крылья размером в пару мужских ладоней заканчиваются длинными хвостами — отростками размером до 10 см.

Ловить таких огромных бабочек так, чтобы не повредить их крылья с длинными хвостами, было практически невозможно. Однако выход оказался достаточно прост. Хозяйка, которую мы про себя прозвали мадам Баттерфляй, показала нам флигель, где в проволочных вольерах огромные зеленые гусеницы с толстыми бородавками с аппетитом ели свежую листву какого-то дерева. Тех, кто уже собирался вить себе кокон, переносили в специальный вольер. Там они, завиваясь в плотный кокон, превращались в куколку, из которой через определенное время выводилась бабочка, со свежими и неповрежденными крыльями.

Налюбовавшись еще одним чудом природы, весьма далеким от мира минералов, мы должны были вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей. Нам предстояло объехать почти весь Мадагаскар и выбрать оптимальный район для продолжения работ геологической экспедиции ООН.

На следующий день рано утром мы уже находились в салоне рейсового самолета, летящего из Антананариву на юг острова в г. Тулиара. Он встретил нас свежим дыханием океана; еще при посадке был виден отмеченный цепочкой прибоя берег Мозамбикского пролива. Над гирляндами свисающих со стен здания аэровокзала багряно-красных цветов бугенвиллии спокойно порхали огромные черные бабочки-махаоны с длинными хвостами на крыльях. Казалось, что их нисколько не тревожит рев реактивных самолетов и суета аэропорта. Зазевавшись на необычных бабочек, я чуть не угодил под автокар с нашим багажом. Водитель вовремя затормозил, бросив моим спутникам пару коротких фраз. Подозревая в них не лестную оценку своей особы, прошу все же перевести мне сказанное и очень удивляюсь, услышав, что темнокожий водитель советует мне посетить городской парк, где по его словам, Можно увидеть гораздо больше разнообразных красивых бабочек.

Пойти в парк у нас времени не было, но все же после вкусного обеда, состоявшего в основном из огромных креветок, приготовленных в различном виде, мы сумели прогуляться вдоль берега пролива, полюбоваться его сине-голубой гладью и поспорить на актуальную для нас геологическую тему о том, когда остров Мадагаскар откололся от Африканской платформы. Единого мнения по этому вопросу, как, впрочем, и по множеству других среди геологов нет. На берегу прямо на плетеной циновке, положенной на землю, молодой крепкий темнокожий парень с обветренным лицом продавал морские раковины. И чего тут только не было! Всем знакомые вездесущие тридакны размером от ладони до порядочной кастрюли, рогатые пятнистые раковины ламбиса, оранжевые в белую клеточку митры, гребешки Венеры, почему-то напоминавшие мне скелет маленькой селедки, раковины кораблика-наутилуса и многое-многое другое. Решаюсь и покупаю завитую на конус большую раковину, называемую «труба Тритона». Говорят, что на островах из таких раковин делают подобие труб для подачи звуковых сигналов. Приобрести что-либо еще не позволяет багаж.

Уже пора ехать. Нам сегодня еще предстоит проехать больше 300 км. Грузимся в «лендровер» и двигаемся в северо-восточном направлении. Дорога идет среди холмов, и уже через несколько десятков километров от побережья растительность сочной уже назвать нельзя. Это типичная высохшая саванна. То и дело в одиночку и группами по обе стороны от дороги высятся колоссы — баобабы. Без листвы в это время года (октябрь) они напоминают каких-то сказочных великанов с огромными узловатыми руками, застывшими в случайной, неестественной позе. Минуем саванну и постепенно углубляемся в тропический лес, не очень густой, с лианами и птичьим разноголосьем. Мои спутники малагасийцы говорят, что это лес лемуров. Смотрю во все глаза, но так ни одного лемура и не вижу. Лес вновь сменяется почти ровной, слегка холмистой сухой саванной с разбросанными до горизонта высокими очень красивыми древовидными папоротниковыми пальмами. К сожалению, чудесный лунный ландшафт среди выветрелых песчаников проезжали уже в сумерках.

Не доезжая до городка Юши, в котором нам предстояло заночевать, увидели степной пожар. Кругом горела трава. И справа, и слева в темноте ночи вырисовывались полосы огня, непонятно, в какую сторону передвигавшиеся. А в машине, несмотря на, казалось бы, необычную обстановку, мы вели разговор о геологических особенностях Мадагаскара и, конечно, о месторождениях самоцветов, некоторые из них мы надеялись хотя бы мельком, но увидеть. Как и везде, история разработки этих месторождений была полна таинственных рассказов, переходящих в легенды, и иногда было просто невозможно определить, где же в той или иной истории кончается правда и начинается вымысел. Вот один из таких рассказов.

Одним из наиболее ценных самоцветов на Мадагаскаре является красивый розовый берилл — морганит. Он встречается в пегматитах, богатых натриевым полевым шпатом — альбитом и фиолетово-розовой литиевой слюдой — лепидолитом, образуя уплощенные шестигранные кристаллы, обычно не более 2–3 см в поперечнике. Но встречаются гиганты и среди кристаллов морганита, хотя очень редко они бывают ювелирного качества. Но вот именно такой кристалл был однажды (лет тридцать тому назад) найден в пегматитах известного всем минералогам мира месторождения Сахатани. Кристалл этот отличался редкой прозрачностью, отсутствием трещин и очень красивым ярко-розовым цветом; размер его в поперечнике достигал около 20 см. Рассказчик, бывший начальник горного управления республики доктор Захимаву, поведал нам и о цене этого кристалла. Мне она не запомнилась. Во франках это, во всяком случае, была цифра со многими нулями.

Нашел морганит старатель совершенно случайно. Ковыряясь в отвалах заброшенного карьерчика в надежде найти что-либо для продажи, пропущенное его предшественниками, он одной ногой провалился в небольшой переполненный лепидолитовой трухой занорыш, покопался в нем рукой и извлек на свет божий кристалл-сокровище, какие редко встречаются даже на Мадагаскаре. Все, может быть, этим бы и кончилось, если бы счастливец не похвалился своей находкой в ближайшем поселке Антандрокомби. В результате на следующий день его нашли полуживого на дороге к городку Анцирабе. Кристалла при нем не было. Но на этот раз грабителям не пришлось воспользоваться драгоценной находкой. Опытный охотник за самоцветами скрытно, обходной тропой послал в Анцирабе своего шестнадцатилетнего сына с сумкой риса, в которой и был спрятан кристалл морганита. А сам с деревянной коробкой по-шел через несколько часов после него по главной дороге, где на него, как и ожидалось, напали грабители. Самое печальное в этой истории то, что напуганный постоянным преследованием и лишенный возможности продать огромный кристалл за соответствующую его стоимости цену, владелец в конце концов решил распилить его на несколько более мелких и продать по частям, что и было сделано.

Так погибло уникальное художественное произведение природы, которым могли бы вечно любоваться многие поколения любителей прекрасного.

За разговорами незаметно доехали до нашего сегодняшнего пункта назначения. Завтра в соответствии с планом отсюда мы поедем посмотреть несколько участков, на которых уже начал поисковые работы проект ООН. А пока что еще есть время для осмотра ближайших каменных развалов, которые кажутся очень любопытными. Подъемы на крутые, хотя и не такие уж высокие хребетики сменялись спусками, а затем все повторялось сначала. Тропики есть тропики, и пот на подъемах по узким тропам заливал лицо, а спина становилась мокрой уже через несколько минут. Горное плато между хребетиками очень напоминало нашу забайкальскую степь. И только россыпь невысоких термитных холмиков, покрывавших всю поверхность сухой равнины и похожих на высокие муравейники, убеждала, что мы в тропиках и что сходство это уж чисто внешнее и, пожалуй, случайное.

На следующий день мы выехали на север в район поселка Амбоситра. Здесь, выполняя плановую консультантскую работу, мы могли попутно заехать и на близлежащие пегматитовые месторождения, из которых издавна добывали самоцветы. Как только миновали однообразное плоскогорье, дорога оказалась очень живописной. Зеленые невысокие горы, таинственные лесные массивы с деревьями, перевитыми лианами, рисовые поля, террасами спускавшиеся по пологим склонам. Солнечные блики отражались на водных зеркалах рисовых полей, придавая всему открывающемуся за окнами машины пейзажу яркий, праздничный оттенок.

Некоторое время мы занимались тем, что пытались угадать из машины, какой породой сложена та или иная возвышавшаяся на некотором отдалении гора, а потом проверяли себя по имевшейся у нас геологической карте. По формам выветривания, видным из автомобиля, обычно удавалось сделать правильное заключение. Но иногда случались и ошибки. Затем разговор принял более серьезное направление. Нужно было обсудить программу полевых работ на завтра. И тут выяснилось, что если с выполнением наших плановых обязательств все ясно, то с заездом на пегматиты, содержащие самоцветы, дело обстоит гораздо хуже. Никто из нашей компании точно не знал, где находятся пегматитовые жилы, которые в последние пять — десять лет разрабатывались бы с целью добычи самоцветов. Мало было надежды и на тех геологов, которые должны были присоединиться к нашей группе в Анцирабе.

Дело в том, что в районе городков Анцирабе — Бетафо в мелкогористом рельефе центральной части острова Мадагаскар на площади порядка 7 тыс. км² известны сотни пегматитовых месторождений, из которых в то или иное время старателями добывались аквамарин, берилл, морганит, цветной турмалин, топаз, сподумен-кунцит, коричневый гранат-спессартин. Кроме того, из пегматитов в районах Бетафо в Ампангабе добывали в небольшом количестве редкие радиоактивные минералы. Но все это в подавляющем большинстве случаев было давно. А в тропиках отвалы имеют неотвратимое свойство быстро разрушаться и уже через десяток лет могут превратиться в труху. Хотя большинство самоцветов устойчивы к выветриванию и могут успешно отбираться из разрушенного пегматита путем отсеивания трухи и обломков минералов на простейших приспособлениях, нам все же хотелось увидеть более или менее свежие обнажения, где можно было хотя бы частично удовлетворить нашу минералогическую любознательность.

Пересекая склоны, поросшие высокой, уже высохшей травой, мы во все глаза высматривали что-либо похожее на бывшие разработки, которые прежде всего можно было узнать по выбросам-отвалам породы и неестественным углублениям, обычно хорошо видным издали. Островками и целыми массивами попадались заросли агавы, при этом оказалось, что растет она только на кристаллических известняках — мраморах — и сейчас же пропадает, когда машина въезжает на площади, сложенные гранитами или гнейсами. К сожалению, до выполнения нашего основного задания мы не могли сворачивать далеко в сторону. Оставалось надеяться, что какое-либо пегматитовое месторождение окажется рядом с дорогой. Так оно в конце концов и случилось, и после нетрудного подъема по склону к видным издалека карьерчикам мы уже дружно работаем молотками и лопатками, подкапывая и разбивая подозрительные глыбки, оставленные нам старателями.

Карьерчик, в котором мы копались, выглядел не очень древним. Вероятно, его оставили лет пять тому назад. Большую часть обломков и обнажения в карьере составлял графический пегматит, или, как его еще называют, письменный гранит, притом очень привлекательная его разновидность. На светлом фоне огромных монолитов полевого шпата клинообразные, расположенные в закономерном порядке мелкие темные вростки дымчатого кварца действительно смотрелись как таинственная древняя клинопись, неизвестно, каким народом оставленная на этих камнях. И нельзя было не вспомнить имя нашего талантливого минералога и геохимика академика Александра Евгеньевича Ферсмана, впервые разгадавшего кристаллографическую тайну этих загадочных срастаний.

Но за чем же охотились здесь старатели? Вот в чем вопрос. На него удается скоро ответить.

Сначала кто-то находит обломок породы, сложенной голубоватым пластинчатым альбитом-клевеландитом. Затем нам начинают попадаться образцы с фиолетово-розовой литиевой слюдой — лепидолитом. Теперь ясно, в центральной части пегматитовой жилы, по всей вероятности, были гнезда, сложенные клевеландитом и лепидолитом, а в них занорыши с кристаллами цветных турмалинов. Здесь же могли быть найдены кристаллы розового морганита и кунцита.

Мне сразу вспомнилось родное Забайкалье и известное всем нашим минералогам пегматитовое месторождение Ургучан, описанное еще А. Е. Ферсманом. Тот же тип, хотя между ними и тысячи километров.

Догадка наша подтверждается, уже найдены несколько почти прозрачных осколков розового турмалина. И наконец, мы слышим торжествующий крик. Один из наших малагасийских друзей нашел довольно крупный образец мелкочешуйчатой сиреневой слюдки. Начав осторожно ковырять его ножом, он обнаружил, что слюдка, как чехлом, обволакивала чудесный совершенный кристалл черного горного хрусталя (минералоги называют эту разновидность морион), через который пророс прозрачный густо-розовый кристалл турмалина — рубеллита — толщиной почти с мизинец. Общей радости, казалось, не было предела. Все с утроенной энергией набросились на отвал. Но находка была первой и последней. Конечно, мне удалось найти несколько весьма характерных для этого типа пегматита образцов. Но нельзя в конце шестидесятых годов приехать на две недели на Мадагаскар и ожидать, что ты найдешь прозрачный рубеллит толщиной с мизинец. Достаточно того, что мы попали в знаменитые копи самоцветов района Сахатани, об этом можно было только мечтать. Правда, посмотреть можно было гораздо больше, но лимит времени ограничивал нашу деятельность.

В Анцирабе к нам присоединились еще несколько геологов, в их числе Боруцкий, который оставил свою лабораторию в Антананариве, с тем чтобы поучаствовать вместе с нами в поездке по острову. У них был второй «лендровер», и это было хорошо, так как, выполняя план, необходимо отклоняться в сторону от наезженных дорог, а это, учитывая тористый, резко пересеченный рельеф местности, с одной машиной было рискованно.

В первую очередь нужно было попасть в район Амбатуфинандрахана, где уже в течение ряда лет добывали редкоземельную руду. В опубликованной литературе об этом месторождении было написано столько непонятного, что оставить его вне нашего внимания было просто невозможно. В этом же районе можно было также осмотреть и пегматиты, из которых когда-то (никто точно не знал, когда) добывали самоцветы. А о том, какие именно были эти самоцветы в этом районе (или аквамарины, или рубеллиты), тоже никто точно не знал. Да нам это и не было так уж важно. Стоит увидеть пегматит, как будет ясно, что из него могли добывать. Об этом скажут сопутствующие минералы, которых всегда много в отвале.

Между тем машины наши то ползли наверх, то катились вниз по горной дороге вдоль сухих заросших агавой известковых склонов. Наконец, при переправе через сухой ложок с крутыми бортами один из «лендроверов» завалился на бок. К счастью, перед ложком мы вышли из своей машины, чтобы запечатлеть опасный переезд на пленку. Таким образом, никто не пострадал, и, кроме того, владельцы фотокамер были вознаграждены снимком перевернутого автомобиля. В геологических поездках всякое бывает, поэтому никто не был застигнут врасплох. При помощи второй машины и троса перевернутый автомобиль был довольно быстро поставлен на колеса, и через час после аварии мы уже подъезжали к месторождению бастнезита.

Несмотря на достаточно экзотический характер добываемого материала, разработка месторождения велась весьма примитивно, узкими, неправильной формы наклонными выработками, более всего похожими на лисьи норы. Посмотрев на руду, образцы окружающих пород и сделав вывод о характере месторождения, мы долго обсуждали возможные аспекты его разведки и отработки. Бастнезитовые руды используются в ответственных областях электронной и химической промышленности, и потребность в них в тот период была велика. Вдоволь наговорились с чернокожими рабочими, вытаскивавшими корзинки с рудой из подземных лазов и складывавшими добытые куски в кучи для последующей транспортировки в Амбатуфинандрахана и далее в Анцирабе. Никакого технического персонала на рудничке, к нашему удивлению, найти не удалось. Самым главным был прораб, заправлявший всем хозяйством. Он поведал нам, что французский инженер, служащий компании, живет в городе и приезжает один раз в неделю, иногда реже. Чем он руководит во время своих наездов, было не совсем ясно. От наших собеседников кое-что удалось узнать и о местоположении заброшенных копей самоцветов. Но время строго лимитировало нас. В районе Амбоситры предстояло еще оценить результаты геохимических работ, выполненных проектом. Таким образом, помимо выполнения наших основных обязанностей мы могли отвлекаться на осмотр только тех объектов, которые окажутся на нашей дороге.

Центральная часть Мадагаскара довольно сухая, и вот вновь замелькали за окнами машины живописные почти голые скалы, узкие ущельица с гущей зеленой растительности и отрезки ровной каменистой степи, покрытые сухой травой. Переночевали в уютном, чистеньком городке Амбоситра, переполненном цветущей бугенвиллией, багряный цвет которой накладывал праздничный отпечаток на самые неказистые строения. Даже наш «лендровер», стоящий в арке, оплетенной гирляндами этого цветущего кустарника, приобрел какой-то необычный для него экзотический вид.

Весь следующий день прошел в обычных геологических трудах и заботах. Мы то и дело останавливались, вылезали из «лендровера», осматривали обнажения горных пород, лазили по склонам, сверялись с имевшимися у нас геологическими планами и картами. Надолго запомнилось впечатление от посещения озера Тритрива, картинно расположившегося в кратере потухшего вулкана. Сначала мы подъехали к вулканической гряде и, ничего не подозревая (нас нарочно не предупредили), стали взбираться вверх по склону. И вдруг перед глазами в огромной чаше, оставшейся от кратера, возникло большое озеро с темно-голубой водой. Его обрывистые борта выявляли характерную столбчатую структуру застывших базальтовых лав. Потревоженные нашими движениями камни быстро катились вниз, увлекая по пути другие и с шумом падали в воду, нарушая обычную тишину этих безлюдных мест. А меня не покидало чувство, что я где-то уже видел это необычное озеро в кратере вулкана. Пришлось сосредоточиться, прежде чем вспомнилась марка Демократической Республики Мадагаскар, на которой был изображен вулкан Тритрива, соответственно очень похожий на то, что предстало сейчас у нас перед глазами. Марку эту мне приходилось видеть прежде, и вот теперь и настоящий Тритрива перед нами.

В районе Анцирабе мы осмотрели еще несколько заброшенных карьерчиков, в которых когда-то добывали самоцветы. Старательно копались в отвалах, разбивали глыбы пегматита, но, сказать по правде, ничего достойного описания не нашли. По-видимому, не одно поколение коллекционеров минералов уже побывало здесь до нас. Но, в общем, удалось получить достаточно полное впечатление о характере пегматитов, из которых в этом районе добывали самоцветы. А это было для нас главное.

Оставалось ознакомиться с пегматитами, из которых добывали технический берилл. Следует отметить, что в тропиках обычно берилл для промышленного использования часто добывают только из верхних, разрушенных тропическим выветриванием частей пегматитовых жил. Выветривание на берилл не действует, и его крупные шестигранные кристаллы легко отбираются из рыхлой массы, в которую с поверхности превращается некогда твердый пегматит. Но на глубине нескольких метров крепкая скальная порода встречает старателя, и добыча берилла обычно прекращается, так как становится экономически невыгодной. Во многих случаях технический берилл извлекают попутно во время разработки пегматитов при добыче полевого шпата и кварца, которые используются как высококачественное керамическое сырье.

В этих случаях пегматиты, из которых добывают свежий, не измененный выветриванием полевой шпат, отрабатываются с поверхности на глубину до пяти-шести метров, а иногда и более. По-видимому, к месторождениям такого рода принадлежал пегматит, к которому мы подъехали, удалившись километров на 40 от Анцирабе.

Он был вскрыт достаточно глубоким карьером, врезанным в свежую породу на 3–4 м. В отвесных стенках виднелись срезы огромных желтоватых блоков полевого пшата и кварца. Кое-где можно было видеть торчащие из породы крупные пластины светлой слюды, разбитые глубокими трещинами. А был тут и берилл. И сейчас в стенках карьера в сплошных скоплениях кварца виднелись сколы гигантских шестигранных желтовато-зеленых кристаллов берилла до десяти сантиметров в поперечнике. О том, чтобы выбить эти вросшие в кварц гигантские «стаканы», нечего было и думать. И мы замеряли, записывали, фотографировали, рассуждая об особых условиях, в которых могли расти такие гигантские кристаллы.

Но вот внезапно мы слышим отчетливые звуки недалеких взрывов. Один, два, три. Очевидно, где-то неподалеку в действующем карьере рвут породу. Да это просто удача. Быстро погружаемся в свои «лендроверы» и отправляемся на поиски разработок. Направление, откуда был слышен звук, мы заметили, но среди холмов, покрытых высокой пожелтевшей травой и кущами деревьев, найти небольшой карьерчик оказалось нелегко. Указал нам на него шлейф белой породы, протянувшийся по серо-зеленому склону на противоположном борту долины. К карьерчику, оказывается, вела плохонькая грунтовая автодорога, по которой, видимо, вывозили полевой шпат и кварц.

Когда мы подъехали, то увидели человек семь черных крепких парней, разбиравших породу, разрушенную взрывом. Часть из них дробила с помощью стальных клиньев и кувалд крупные куски породы, другие сносили и складывали в штабель более мелкие куски, отдельно кварц и полевой шпат. Они встретили нас приветливо и охотно показали свою пегматитовую жилу. При осмотре обращали внимание отпечатки граней крупных шестигранных кристаллов, которые местами можно было видеть в стенках карьера в сплошном кварце и в его обломках, уложенных в штабель. Эти следы могли оставить только кристаллы берилла. Вместо ответа на возникший у нас вопрос о берилле старший из рабочих по имени Жозеф прошел в угол карьерчика и оттуда сделал приглашающий знак рукой. Это склад добытого берилла: несколько куч мелочи — кристаллов по пять — десять сантиметров длиной и штабель кристаллов-гигантов длиной до метра и толщиной до двадцати сантиметров.

«Берилла в жиле довольно много, — сказал Жозеф, — только прозрачные кристаллы попадаются очень редко, в тех случаях, когда встречаются мелкие карманы-занорыши».

Жозеф вынул из перекинутой через плечо матерчатой сумки что-то завернутое в тряпочку. Затем он присел, положил сверточек на плоский камень и осторожно развернул его. Перед глазами у нас оказалось два чудесных и совершенно необычных аквамарина. Заигравшие под солнцем густо-голубые шестигранные кристаллы размером с толстый цветной карандаш были как будто разделены на две половины. Одна прозрачная, чистая, отличного ювелирного качества, другая — мутная и почти непрозрачная, как будто наполненная мельчайшими частицами ила, осевшими из прозрачной части. Как образуются такие уникальные кристаллы, мы пока можем только гадать. Похожие образцы есть в Минералогическом музее им. А. Е. Ферсмана в Москве, и известно, что эффект непрозрачности в них создается огромным количеством мельчайших включений газовых пузырьков. Но ученым геохимикам и кристаллографам еще предстоит выяснить, почему эти пузырьки переполняют только одну половину кристалла и практически отсутствуют в другой.

Мы долго любовались сокровищами Жозефа, выдвигая одну за другой различные гипотезы образования зональных кристаллов аквамарина. Справедливости ради следует отметить, что эти гипотезы тут же подвергались серьезной критике и их приходилось оставлять. Дискуссия продолжалась и в машине. Так уж заведено среди геологов, что истина рождается только в споре, и иногда ее приходится ждать очень долго.

Горная проселочная дорога в конце концов вывела нас на широкое укатанное шоссе, спускавшееся в холмистую долину, ограниченную довольно высокими и крутыми горными хребтами. В отличие от зеленой долины горы выглядели голыми и достаточно суровыми. Хотя до них было далеко, мы единодушно решили, что это граниты или в крайнем случае гнейсы. Тут же сверились с картой, мы оказались правы. В отличие от угрюмых голых хребтов долина радовала глаз зеленью и водными зеркалами рисовых полей, террасами поднимавшихся по склонам холмов. Разделявшие их местами кусты хибискуса и поинсеттии еще более скрашивали пейзаж багряно-красными мазками на зеленом фоне. Кое-где над ступенями рисовых террас, наполненных водой, стояли аккуратные белые домики. Цветы хибискуса отражались переливчатыми красными бликами в зеркальной глади заполненных водой рисовых полей, создавая впечатление каких-то мерцающих на дне диковинных самоцветов. Все, как один, обратили на это внимание, и кто-то сказал: «Малагасийский народ издавна любил цветные камни, которыми богата наша страна. Французы научили нас продавать их. Но хочется, чтоб этими камнями могли любоваться все люди. Вот так, например, как красивыми образцами, зацементированными в стене столичного аэропорта. Красота является достоянием каждого, особенно, если она создана природой». Нельзя было не согласиться с этим простым и справедливым пожеланием, и почти каждый в машине молча кивнул головой. Темнело. Вдали в низине засветилась россыпь огней Анцирабе.