Путешествия в тропики за самоцветами

Хризоберилл в Южной Индии (вайдуриам)

Южная часть п-ова Индостан и о-в Шри-Ланка с маршрутами поездок на месторождения самоцветов

Там, где западное и восточное побережья огромного Индостанского полуострова сходятся в самой южной его точке, расположен мыс Кумари, издавна почитаемый индийцами. Он как бы одновременно с трех сторон омывается водами Индийского океана на юге, Бенгальского залива на востоке и Аравийского моря на западе. Индийцы и иностранные туристы приезжают на мыс Кумари полюбоваться видом волнующегося океана и под звон колоколов индуистских храмов встретить на крыше одного из местных отелей восход солнца, если, конечно, горизонт не закрыт облаками.

Мыс Кумари принадлежит жаркому штату Тамилнад, занимающему большую часть южной оконечности Индии. Раскинувшиеся на сотни километров под палящим тропическим солнцем равнины и каменистые холмы штата на западе упираются в горную цепь западных Гат, которая протягивается параллельно берегу Аравийского моря почти точно с севера на юг, снижаясь и превращаясь в ряд высоких холмов как раз при подходе к мысу Кумари. От него прямо на север между горным хребтом и морем тянется довольно узкая, порядка 50 километров, полоса земли, на которой расположен самый влажный тропический штат Индии — Керала, занимающий территорию древних индийских княжеств Траванкур и Кочин. Потоки влажного и горячего воздуха с Аравийского моря по пути на континент наталкиваются на каменную стену Гат, поднимаются в верхние охлажденные участки атмосферы, где и изливаются дождями на западные склоны крутого хребта, покрытые густым покровом влажных джунглей.

Климат влажных тропиков превратил штат Керала в зеленый сад. Вся равнинная прибрежная его часть покрыта густыми зарослями кокосовых пальм, которые делают ее практически неотличимой от ландшафта экзотических островов Карибского моря. Чуть выше, в предгорьях, располагаются обширные плантации каучукового дерева. Еще выше начинаются влажные, местами труднопроходимые джунгли. Толстый слой красных тропических почв-латеритов покрывает сплошным плащом предгорья и склоны Гат, поэтому не так уж много известно о геологическом строении и полезных ископаемых этой части Индии. И неудивительно, что индийское правительство в 1975 г. обратилось к Программе развития ООН с просьбой провести в штате Керала комплекс геолого-поисковых работ, с тем чтобы оценить возможности этого сельскохозяйственного края и с точки зрения полезных ископаемых.

И вот с группой индийских геологов мы путешествуем по штату, осматриваем известные месторождения и места находок интересных минералов. Наша задача подготовить программу будущих поисковых работ.

Мы уже добрались до самой южной точки нашего маршрута — мыса Кумари, встретили восход в толпе паломников и туристов на плоской крыше нашего отеля и теперь, после завтрака, решили прогуляться вдоль берега и попутно осмотреть ряд лавчонок, где торгуют местными сувенирами в этом бойком для Южной Индии туристском месте. Большинство из них, выставленных на полках, а то и прямо на земле около прилавка, были морского происхождения: разнообразные красивые раковины и изделия из них, засушенные огромные омары и крабы, панцири морских черепах и даже жутковатые на вид носовые отростки рыбы-пилы, усеянные острыми костяными шипами. А вот и лавочка местного ювелира. Тучный, с короткими седыми волосами, в больших дымчатых очках, держащихся на тонких самодельных дужках, он одновременно и дремлет за выходящим прямо на дорогу прилавком, и в то же время через полузакрытые глаза внимательно наблюдает за проходящей мимо публикой. Наша группа, включающая европейца, моментально привлекает его внимание. Он раскрывает глаза, приподнимается со стула и, широко улыбаясь, приглашает нас подойти и осмотреть его сокровища.

На прилавке в ящичках под стеклом разложены серебряные броши, разнообразные бусы и браслеты. Здесь же на черной бархатной подстилке поблескивают под лучами уже взошедшего солнца граненые самоцветы. Они-то и привлекают наше профессиональное внимание. Любому человеку, обладающему чувством прекрасного, всегда трудно пройти мимо выставки цветных камней и не задержать свое внимание на сверкающих благородных представителях царства минералов. А для геологов, приобщенных к тайнам минералогии, это вообще немыслимо. И мы, как по команде, прилипаем к прилавку.

Камни в лавочке нашего знакомого, которого зовут мистер Менон, не блещут особым разнообразием. В основном это крупные овальные и прямоугольные хорошего тона дымчатые кварцы, ограненные далеко на севере в мастерских Джайпура. Таких камней много по всей Индии. Ходят слухи, что дымчатый кварц, который здесь именуют топазом[3], привозят из Бразилии, где этого красивого минерала очень много. Возможно, это и так, иначе трудно было бы объяснить происхождение этих камней, практически наводнивших Индию. Рядом с дымчатым кварцем вперемешку разбросаны мелкие красные зернышки рубина и темно-синие кристаллики сапфира, как кажется через стекло, не особенно высокого качества.

Мои индийские друзья сейчас же заводят спор о происхождении выставленных под стеклом сапфиров и рубинов. Единства в этом вопросе нет. Действительно, рубин мог попасть в лавочку шри Менона[4] из Бирмы или Шри-Ланки, оттуда же, да еще из Кашмира мог происходить и сапфир. Безошибочно определить это можно, только хорошо зная самоцветы этой группы минералов и их месторождения. Таких в нашей группе не было, поэтому и спор этот выглядел достаточно академически.

Гораздо более интригующе выглядели не обычные для индийских ювелирных лавок сапфиры и рубины, а пока что еще не понятные прозрачные граненые зерна красивой зеленой окраски. Заметив мой определенный интерес к зеленым камням, хозяин охотно открывает свою витрину и достает коробочки с самоцветами для нашего более детального обозрения. Несмотря на то, что мы сразу же признаемся, что не собираемся покупать его красивые камни, он все равно хочет, чтобы мы ими полюбовались. Разве можно от этого отказаться.

Внимательное изучение зеленых зерен с помощью карманной лупы позволяет судить, что это хризоберилл или же берилл не совсем обычной для него окраски. Спрашиваю у шри Менона: «Да это хризоберилл, и неплохой. Откуда же он?» Мистер Менон доверительно сообщает мне, что хризоберилл добывают крестьяне-старатели в южной части Кералы и эти камни оттуда. Он лезет куда-то под прилавок, с минуту копается там и достает что-то завернутое в плотную бумагу. Это что-то оказывается мешочком, наполненным маленькими конвертиками из восковки. На каждом непонятная надпись и в уголке начерчены мелкие цифры.

После внимательной перетасовки конвертиков ювелир вынимает один из них и осторожно разворачивает его. На темно-коричневой ладони с более светлыми подушечками пальцев мы видим чудесный зеленый камень. В нем не меньше трех карат. Но это еще не все. Шри Менон приглашает нас в глубь лавки, поворачивается спиной к солнцу, берет с полки электрический фонарик и, создав своей ладонью тень, направляет на камень луч света. Между гранями зеленого красавца, где-то внутри камня, пробегает яркий багряный блик и мгновенно исчезает. Тогда хозяин из взятого с полки журнала делает над камнем подобие домика, внутри которого почти темно. Освещенный фонариком в этих условиях камень весь загорается красным светом.

Неужели это александрит? Самая редкая разновидность хризоберилла — александрит — известна лишь в единичных месторождениях мира, и Южная Индия между ними никогда не числилась. Открытая в изумрудных копях Урала разновидность хризоберилла, имеющая удивительное оптическое свойство менять свой цвет с зеленого на багряно-красный при смене естественного освещения на искусственное, была названа александритом в честь русского царя Александра II. Позднее этот камень был обнаружен на Шри-Ланке и в Бразилии. Вот практически и все. Найти этот редкий и необычный самоцвет у ювелиров как в Европе, так и в Америке исключительно трудно, и стоит он очень дорого. Под видом александрита покупателям предлагают синтетический корунд, в котором примесь некоторых элементов (главным образом кобальта) создает похожий оптический эффект. Зеленая или голубовато-зеленая окраска ограненного искусственного камня при естественном освещении сменяется на фиолетово-красную или вишнево-красную при вечернем электрическом свете. Поскольку настоящий александрит хорошего качества удается увидеть даже далеко не каждому ювелиру, то только немногие знают, что природный камень заметно отличается от синтетического по оттенкам цвета и чистоте тонов.

В течение нескольких минут все мы молча рассматриваем этот замечательный камень. Оказывается, что никто из нас раньше не видел александрита такого качества и величины. Шри Менон очень горд впечатлением, которое на нас произвел этот камень. Он показывает еще несколько мелких александритов, но они несравнимы с первым. Да и огранены они не так тщательно. Оказывается, камень, который только что поразил нас, шри Менон самолично возил для огранки в Бомбей, а остальные гранились в Тривандраме местными кустарями в мастерских, оснащенных примитивным оборудованием. При этом мы узнаем, что александрит, оказывается, может быть стопроцентным в случае полного изменения окраски при смене освещения, а также 50 %-ным, 25 %-ным и даже 10 %, если окраска изменяется лишь частично. Показанный нам 10 %-ный александрит представлял собою почти обычный хризоберилл. При искусственном освещении в нем лишь при определенном ракурсе на мгновение вспыхивал багряно-красный блик — вот и все.

После александрита, вызвавшего оживленную дискуссию, нас уже мало привлекают другие камни, хотя шри Менон старается всячески заинтересовать нас, вероятно, надеясь, что вдруг мы что-нибудь и купим. Наконец, видя, что его усилия тщетны, он убирает все камни, запирает свою лавчонку и неожиданно приглашает нас пить чай в соседнюю харчевню, откуда доносится ощутимый аромат южноиндийских специй. Свободное время у нас еще есть, и все охотно соглашаются продолжить беседу с осведомленным торговцем. Мы рассаживаемся за столиком, заказываем душистый индийский чай и начинаем задавать ювелиру вопросы.

Своим ремеслом он занимается с шестнадцати лет и знаком хорошо не только с торговлей, но и с обработкой самоцветов. Нам, естественно, больше всего хочется узнать — где и с какого времени добывают самоцветы в штате Керала, ведь этот район нигде и никогда не числился в списке месторождений хризоберилла и тем более александрита. Шри Менон по этому поводу знает только одно: добыча самоцветов в Керале ведется старателями, и каких-либо опубликованных данных об этих месторождениях нигде нет.

Однако самоцветы в этой части Индии были известны очень и очень давно. Древнеиндийское название хризоберилла на языках майялалам и санскрит — вайдуриам. Это название с различными приставками в Керале используется и для других самоцветов, например, вайдуриам-ни-ила (синий вайдуриам) — это сапфир. Менон поведал нам, а позднее я подтвердил это по книгам, что первое упоминание о хризоберилле было встречено в древнеиндийском медицинском тексте Расараджа Тарангини, написанном приблизительно 2 тыс. лет до н. э. Там же приводятся три разновидности вайдуриама: «цвета бамбукового листа» (обычный хризоберилл), «блестящий и переливающийся, как павлиный глаз» (по-видимому, александрит), и «сверкающий, как кошачий глаз» (разновидность «кошачий глаз»). В этом трактате древний исцелитель рекомендует принимать растертый вайдуриам против ревматизма, артрита, ангины и других болезней.

«И сейчас еще есть охотники лечиться вайдуриамом, — улыбнулся Менон, — только лекарство очень дорогое».

В те давние времена хризоберилл добывался именно в южной части Керала, недаром же в древнем эпосе «Махабхарата» рассказывается, что при коронации властителя Юдхишмитры, которая, как считают, происходила где-то 2000–1400 лет до н. э., ему был преподнесен драгоценный вайдуриам, добытый в горах вблизи западного побережья Южной Индии.

Заканчивая беседу с дружелюбным торговцем самоцветами, мы попросили его рекомендовать нам одного из его знакомых в Тривандраме, который мог бы помочь нам связаться с кем-либо из старателей, знающих, где добывают хризоберилл. «О, лучше всего найдите шри Каранана, он участвует в этом бизнесе с самого начала, — посоветовал Менон. — Ранее он владел маленькой лав-тонкой и торговал всякой мелочью. А вот как переключился на самоцветы, разбогател; теперь он владелец спичечной фабрики, ездит на французском «пежо».

Попрощавшись с шри Меноном и взяв на всякий случай его адрес, мы медленно побрели к своему отелю, не переставая обсуждать полученную от торговца информацию. Она для пас имела первостепенное значение. Нам предстояло подготовить программу геолого-поисковых работ в штате Керала, а для этого нужно было знать по возможности все, что уже известно о минеральных богатствах штата. Обсуждаем и программу нашей дальнейшей деятельности. Что сначала? Посетить местное отделение Геологической службы Индии, где можно познакомиться с материалами, или поехать в поле и посмотреть месторождения и известные проявления рудной минерализации? Нужно также встретиться с шри Каранана и узнать все, что можно, о хризоберилле. Дружно решаем, что выезд в поле — задача первоочередная, ведь мы же геологи.

С остановками и осмотрами обнажений гранитов и гранито-гнейсов добираемся до Тривандрама уже во второй половине дня. Все окрестности города и ближайшие горы — сплошные рощи кокосовых пальм, среди которых вблизи от дорог разбросаны чистенькие поселки. Кое-где в долинах мелькают ярко-зеленые рисовые поля, окаймленные высоченными пальмами. Улицы и дороги запружены народом, все в очень чистых белых одеждах, как будто одетых сразу после стирки. В этой снежной белизне то и дело мелькают разноцветные сари женщин. У девушек роскошные длинные волосы, обязательно украшенные ярким цветком. Вот вдоль дороги бредут группами совсем крохотные ребятишки, тоже очень чисто и опрятно одетые. Все с тетрадками, учебниками и грифельными досками под мышками. Непроизвольно провожаем их взглядом и даже высовываемся из машины.

В общем-то не жарко, градусов всего около тридцати. Но стоит вылезти из машины и чуть-чуть пройтись в гору, как становишься мокрым, будто на тебя вылили графин воды. Несмотря на то, что машина продувается ветром, все время хочется пить. Хорошо, что перед выездом с мыса Кумари мы запаслись достаточным количеством кокосовых орехов. Время от времени машина, подъезжая к краю дороги, останавливается, индийцы вытаскивают кокосы и ловко вскрывают их ударом большого ножа, похожего на мачете. Это действительно приятно на жаре утолить жажду всегда прохладным, чуть-чуть кисловатым соком. Но остановки, хочешь не хочешь, отнимают время, и руководитель нашей группы доктор Куриян советует сразу же начать поиск шри Каранана.

Если мы хотим завтра начать поездку по штату Керала, то было бы неплохо знать хотя бы несколько наиболее интересных участков добычи хризоберилла. Чувствуется, что доктор Куриян уже загорелся возможностью добавить еще одно полезное ископаемое, притом такое необычное, к списку минеральных богатств своего штата. Вообще-то наш руководитель очень энергичен и быстр в решениях, в нем нет и следа эдакой южной неторопливости, столь свойственной; многим представителям мужского пола этой части Индии. Высокий, с постоянно улыбчивым лицом за большими очками в тонкой оправе, он вызывает симпатию с первого взгляда. В свои тридцать с небольшим лет он в тот период занимал пост директора горно-геологического управления штата.

Найти Каранана оказалось нетрудно, хотя он проживал вне Тривандрама в поселке Арувиккара, куда мы добрались уже в темноте. Там его знал каждый встречный. Нужный нам дом был найден очень быстро. Беседа, в которой ведущую роль играл Куриян, началась с передачи привета От шри Менона, а затем сразу же перешла к вайдуриаму. Правда, я не заметил, чтобы наш собеседник, круглолицый в снежно-белой одежде индиец с почти украинскими длинными усами и круглыми черными глазами, так и стремился бы выложить нам все, что он знал о хризоберилле.

«По рекам работают крестьяне, промывают ил, песок и гравий, иногда находят вайдуриам. А места добычи — сегодня здесь, а завтра — г там. Поезжайте вдоль реки Карамана, или вдоль почти любой другой в этом районе и увидите сами следы от добычных работ, а может, если повезет, и со старателями встретитесь. В конце концов, — поведал нам Каранан, — об этом камне крестьяне в нашей области знали больше пятидесяти лет назад, однако, настоящая «каменная лихорадка» началась в конце пятидесятых годов, когда хороший вайдуриам весом около 3 карат был найден в ложе ручья в тропическом лесу на холмах Понмуди в южной части Кералы. Его оценил местный ювелир, я не помню, кто точно, может быть, даже это был шри Менон. А хороший вайдуриам весом три карата стоит сейчас не меньше 20 тыс. рупий (около 2,1 тыс. руб.), и камни, весящие от 2 до 5 карат, не так уж редки. Неудивительно, что многие крестьяне бросают свой промысел и становятся старателями, которые только и живут мечтой об удаче. Некоторые из них богатеют, но иногда уж очень долго приходится этого ждать.

Вот мой, приятель Карим тоже торговал, но как увидел у крестьян тот трехкаратовый вайдуриам, то как будто тронулся. С утра как уйдет на реку, так и до ночи копается там. Больше десяти лет назад нашел свой первый вайдуриам, маленький-маленький. Продал его за полторы тысячи рупий (около 150 руб.). А через год ему повезло, за двое суток намыл целое состояние, заработал больше семисот тысяч рупий (около 75 тыс. руб.). Ходили слухи, что среди намытых им камней был десятикаратовый «кошачий глаз», за который ему без всякой торговли заплатили двести тысяч рупий (около 21 тыс. руб.).

Немудрено, что, прослышав о такой удаче, крестьяне окрестных деревень буквально ринулись в джунгли на поиски хризоберилла и уже через неделю по следам Карима работало около девятисот старателей. Некоторые ив них ухватили счастье, сейчас они живут в хороших домах и ездят в автомобилях. Я могу вам показать эти дома здесь в Арувиккара. А многие — так, заработали чуть-чуть и все. А сколько народу погибло, утонули в реках или были укушены змеями. Джунгли у нас суровые, от одних пиявок отбою нет, сами увидите, если решитесь пойти. Добыча-то у нас до сих пор нелегальная, все ждем, когда власти начнут продавать лицензии на разработку россыпей самоцветов».

Каранан закончил и, обернувшись, поманил рукой большеглазую миловидную девушку, которая во время нашего разговора то и дело выглядывала из дверного проема в конце комнаты. Это была одна из дочерей, две другие моментально появились в двери, с любопытством разглядывая гостей. Девушка, искусно завернутая в красную с блестками сари, легко ступая босыми ногами приблизилась к отцу, вопросительно глядя то на него, то на нас. Оказывается, он решил продемонстрировать ее серьги, в которых переливались два небольших «кошачьих глаза». На круглой вершинке желтовато-зеленого кабошона поблескивала светлая черточка, ну прямо как кошачий зрачок. Мы поохали, поахали, восхищаясь камнями, чем заставили девушку покраснеть, а две ее сестры по непонятной причине тихонько захихикали и моментально исчезли под строгим взглядом отца. На прощанье мы все-таки еще раз спросили Каранана, на какую из речек он бы посоветовал нам пройти, но опять определенного ответа не получили. «Карамана, Ваманапурам, Арувиккара, это все равно», — сказал он, по-видимому, не очень веря в целесообразность задуманного нами предприятия.

Мы вышли и в темноте долго не могли найти свою машину. Наконец, все забрались на сиденья, и тут Кури-ян внезапно заявил, что лучше всего осмотреть реку Ваманапурам. Он, оказывается, уже раньше слышал, что там добывают какие-то цветные камни, но не придавал этому серьезного значения. Тут было решено не отвлекаться слишком на самоцветы. Нам ведь нужно еще осмотреть всемирно известные морские россыпи Куилона, из которых издавна добывают ильменит, монацит и циркон, а также известные в штате Керала месторождения графита, которые, по всей вероятности, станут первым объектом будущих разведочных работ. В нашей программе и посещение ряда других объектов, важных для планируемого проекта. Этой работе была посвящена вся следующая неделя.

Особенно большое впечатление осталось после осмотра прибрежных россыпей Куилона. До побережья пришлось добираться на моторной лодке по каналу, окаймленному живописными пальмовыми рощами с экзотическими хижинами по берегам. Кое-где высоченные кокосовые пальмы, сгибаясь в сторону воды, смыкались над каналом в воде кудрявого зеленого свода. В этом необычном коридоре навстречу нам медленно скользили большие лодки, с верхом груженые мешками, надежно укрытыми от дождя светлыми циновками. На носу и на корме лодки полуголые почти черные индийцы ловко управлялись с длинными шестами, размеренно отталкиваясь от дна канала. Вот и море. Очень спокойно оно сегодня, так и играет лазурью под лучами утреннего южного солнца. Невысокие волны с пеной накатывают на искрящийся под солнцем песок совершенно черного пляжа, который ограничивается крутым уступом.

Да, действительно, метров на 200 от полосы прибоя песок был совершенно черный. Процентов на 60–80 он состоял из мелких кристалликов ильменита. Практически это была готовая ильменитовая руда, или, как говорят геологи, ильменитовый концентрат. Полоса черных песков тянулась вдоль полосы прибоя более чем на 20 километров. За ней простирались серые пески шириной до 1 км. Они тоже содержат много ильменйта и других минералов, но требуют предварительного обогащения.

Пока мы бродили по песку и удивлялись масштабам россыпи, на небе стали собираться темные тучи и моментально черный тропический пляж приобрел весьма мрачный вид, как будто через несколько минут должна наступить жестокая буря. Но ничего не случилось, и мы пошли осматривать обогатительную фабрику, расположенную около пляжа.

В первую очередь все устремились в лабораторию. Было очень интересно посмотреть под бинокулярным микроскопом тяжелый песок, собранный на пляже. Он в основном состоял из черных, блестящих, округлых зерен и полуокатанных мелких таблитчатых кристалликов ильменита, а также немногочисленных округлых зерен монацита и желтеньких, иногда прозрачных зернышек циркона. У последних иногда угадывалась четырехгранная форма первичных кристаллов, которые еще не успело окатать море. Обогащение и разделение тяжелых минералов, составлявших основную часть черного песка, осуществлялось в основном при помощи электромагнитных сепараторов (разделителей). Мы внимательно осмотрели весь процесс вплоть до его конечного этапа, где в различные приемники стекали тонкие струйки коричневого монацита и желтого искрящегося циркона, отделенные от основной массы смоляно-черного ильменитового песка.

Да, это удивительное месторождение, созданное трудами моря в течение последних нескольких миллионов лет! Дело в том, что в прибрежной полосе южной части штата Керала широко распространены гранитные и гнейсовые породы, в которых в значительном количестве рассеяны мелкие, меньше миллиметра в поперечнике, кристаллики ильменита, монацита и циркона. Под влиянием жаркого и влажного климата эти породы интенсивно разрушаются, и рыхлый материал, содержащий мелкие кристаллики перечисленных минералов, постепенно сносится водными потоками в море. В полосе прибоя происходит перемыв поступающего с суши рыхлого материала. Мелкие легкие частички глины и кварцевого песка отмываются волной и уносятся далеко в море, где и оседают в виде ила. Кристаллики тяжелых минералов, присутствующие в первичной породе, задерживаются в полосе прибрежных песков, непрерывно перемываемых прибоем, и, накапливаясь с течением времени, создают черные пески, резко обогащенные тяжелыми минералами разрушенных пород.

Конечно, для образования месторождения черных песков крупного масштаба необходимы также благоприятные условия для накопления тяжелых минералов в пределах береговой линии. Именно такие условия, видимо, создались в этом заливе, где вдоль берега за белой пеной прибоя на десятки километров тянется блестящий черный шлейф ильменитового песка.

Казалось, очень легко отрабатывать это месторождение, греби себе песок, да выделяй на обогатительной фабрике ильменит, монацит и циркон. Но, оказывается, и это удивительное месторождение имеет свои проблемы. И связаны они опять же с морем. Дело в том, что стоит вынуть на пляже несколько кубометров ильменитового песка (а добыча песка измеряется сотнями тысяч тонн в год), как море тотчас стремится вновь привести все в равновесие и где-то начинает размывать берег. А бросовых земель в прибрежной зоне штата Керала нет. Это или рощи кокосовых пальм, или плантации сахарного тростника, или еще какие-либо сельскохозяйственные угодья, размыва которых допускать нельзя. Эти гидротехнические трудности, являющиеся главным препятствием для развития добычных работ, очень беспокоят руководителей горнорудного предприятия. Нам сказали, что в настоящее время разрабатываются несколько схем, направленных на предупреждение размыва побережья, и все надеются, что это препятствие в конце концов будет устранено. Мы покидали месторождение черных песков, посвященные еще в одну из тайн минерального царства, увозя в маленьких мешочках по горсти удивительного тяжелого песка, выделенного и так идеально отсортированного самой природой.

Совсем другие трудности встретились нам на следующий день при осмотре месторождений графита, залегающих в виде пластов в гнейсах предгорья хребта Гат. Добираясь до этого участка, машина долго крутила по горной дороге среди пальмовых рощь и плантаций гевеи — каучукового дерева. Гевея широко распространена в Керале, являясь серьезным источником доходов для экономики штата. Ее плантации, расположенные в предгорье, представляли собой очень аккуратные рощи невысоких, насаженных рядами деревьев. На коре каждого дерева на высоте около метра от почвы виднелся светлый косой надрез, под которым был привязан небольшой сборный сосуд, в который капля за каплей стекал густой каучуковый сок гевеи. Оказалось, что наиболее интересные выходы графитоносных гнейсов располагаются как раз в пределах весьма продуктивной плантации каучукового дерева. Это значит, что проведение любых геолого-разведочных работ на этом месторождении, будь то проходка канав или разведочное бурение, потребует уничтожения некоторого количества каучуковых деревьев.

А что скажут хозяева? По репликам индийцев из близлежащей деревушки, собравшихся поглазеть на приехавших из города геологов, можно было судить, что радости по этому поводу они не выскажут, а будут возражать. Во всяком случае, организация, которая начнет здесь разведку, должна будет возместить убытки владельцам плантации, а пока это не сделано, никаких работ начинать нельзя. Правда, Куриян не думает, что это будет сколько-нибудь серьезным препятствием для будущего проекта, по его мнению, договориться о возмещении убытков владельцам плантации с властями штата будет нетрудно. А пока что мы отбиваем молотками образцы из прослоек графита в гнейсах и, перед тем как завернуть кусочек породы в бумагу и уложить в мешочек, каждый любуется мягким блестящим чешуйчатым черным минералом, обмениваясь со спутниками своими соображениями о том, сколько процентов графита в породе и как далеко могут продолжаться пласты графита на глубину. Ясно одно, этим месторождением заниматься стоит, и мы единодушно решаем включить его в программу работ будущего проекта.

После графита наши основные задачи можно считать законченными, вот теперь можно посмотреть и места добычи хризоберилла. Для этого следует вернуться на юг в Тривандрам, забраться на машине чуть-чуть в горы и затем спуститься пешком вниз вдоль одной из рек, считающихся источником хризоберилла.

Мы вылезли из машины в густом тропическом лесу у конца грунтовой дороги. Увитые лианами деревья, запах сырости, переходящий во влажную духоту, выступающие из земли ребровидные корни обещали, что наш путь к вайдуриаму не будет легким. С помощью сотрудников Курияна, хорошо знающих местность, мы выбрались на узкую тропку, вилявшую между высокими деревьями и густыми кущами труднопроходимой зелени. Услышав через некоторое время шум воды, все поняли, что близко река, и приободрились, так как считали ее своей конечной целью, но преждевременно. Выйти на берег оказалось не так просто из-за густых тропических зарослей.

Наконец, наши ведущие нашли узкий проход в зарослях и весь отряд, вытянувшись цепочкой, выбрался к неширокой реке среди тропического леса. Берега ее были довольно обрывисты, и спуститься к воде не представлялось возможным. Мы, правда, к этому особенно и не стремились, обращая все свое внимание на поиски следов недавних добычных работ: закопушек, свежих ям и карьеров, которые, по нашему представлению, должны были располагаться на берегу вблизи воды. Первую закопушку мы увидели, пройдя уже больше километра вдоль реки вниз по течению. Это была неширокая яма, окруженная кучами галечника. И потому, что галька была чистой, свободной от ила и песка, было ясно, что это остатки от промывки.

Впрочем, осмотр гальки и полузатопленной закопушки ничего особенно интересного не дал. Мы лишь получили представление о породах, распространенных в этом районе.

Закопушки и небольшие карьерчики продолжали встречаться и ниже по реке, видно местные старатели изрядно потрудились, перемывая речные наносы с глубокой надеждой рано или поздно извлечь из песка и ила зеленое прозрачное зерно хризоберилла, источник достатка, а иногда и быстрого обогащения. Никто сейчас не может точно сказать, осуществились ли надежды работавших во встреченных нами закопушках и карьерах или после месяцев бесплодного тяжелого труда старатель был вынужден без средств и намытых самоцветов вернуться к своему крестьянскому труду.

Нужно сказать, что все встреченные нами карьеры и закопушки были безлюдны. Но вот, пройдя пологую излучину реки, мы увидали на песке у края воды под откосом около небольшого карьерчика три маленькие фигурки, сидящие на корточках и что-то делающие с большим блестящим на солнце тазом. Несомненно, они промывали песок в поисках вайдуриама.

Все мгновенно воодушевились в предвкушении интересной беседы со старателями и возможной встречи с только что добытыми хризобериллами. Но что это? Преодолев колючий кустарник и выйдя на край откоса, мы посмотрели вниз и… никого не увидели. Был песок, был карьерчик, но на берегу не было ни одной живой души. Старатели куда-то исчезли. «Немудрено, — заметил Куриян, — они же не знают, кто мы такие, да и работают наверняка без лицензии».

Осмотр карьерчика опять ничего нового не дал, зато много нового мы увидели, осмотрев наши ноги. На них расположилось огромное количество сухопутных пиявок, или, как их здесь называют, личи. Мы их, по-видимому, незаметно насобирали во время нашего прохода через тропические заросли и высокую траву вблизи речного откоса. Эти отвратительные создания совершенно незаметно пробираются под брюки и присасываются, тоже незаметно, к голому телу. На одной ноге я насчитал шесть, а на другой девять пиявок. Одна же, наиболее прыткая, добралась до груди и устроилась почти под соском. Кроме всего прочего пиявки эти имеют одно нехорошее свойство. Когда ее оторвешь от тела, то из маленькой ранки долго идет кровь, поскольку, пиявка, облегчая себе процесс питания, впускает в прокушенную ранку герудин, затрудняющий свертывание крови. После того, как пиявки были оторваны от кожи и безжалостно раздавлены, ноги начали гореть, как обожженные крапивой. Очень хотелось зайти по колено в прохладную речную воду и освежить горящую кожу.

«Не делайте этого ни в коем случае, — остановили меня индийские друзья, — очень легко получить какое-нибудь заражение».

Видно, придется потерпеть. А пока что смазываю ранки дезинфицирующей мазью из тюбика, которая в тропиках всегда со мною.

Далее мы пошли уже около воды по мягкому чистому песку. Время от времени нам встречались небольшие карьеры или полузатопленные закопушки. Никаких старателей мы больше не видели. Правда, в конце нашего маршрута в поселке Челланджи, зайдя в маленькую кофейню, мы разговорились с группой крестьян, широкие познания которых в области поисков и добычи вайдуриама позволяли догадываться, что наши собеседники провели многие часы, а может быть, и дни, исследуя окрестные джунгли, ручьи и реки в поисках драгоценного зеленого камня. От них мы узнали любопытные приемы промывки песков и галечников, содержащих вайдуриам, а также способы безошибочного определения этого камня. Оказалось, чтобы отличить хризоберилл от других камней, окрашенных в желто-зеленый или зеленый цвет, испытуемый минерал бросают на дно конуса, свернутого из тонкой бумаги или восковки. Затем зажигают спичку и подносят ее снизу так, чтобы огонь осветил камень. Если при этом в минерале промелькнут желтые или багряные блики — значит, это хризоберилл.

Через несколько дней, закончив с индийскими коллегами составление программы планируемых геолого-поисковых и разведочных работ в штате Керала, я улетел из Тривандрама в Бомбей. На взлете, как обычно, взглянул на тропический зеленый ковер окрестностей города. Откуда-то с гор в сторону моря зелень пересекала голубая ленточка реки. Была ли это Ваманапурам, Карамана или Килли, сказать было трудно. Каждая из них в эти минуты вместе с десятками тысяч тонн речного песка и гравия тащила по дну зеленые зернышки хризоберилла и даже александрита, никогда еще не испытавшего на себе эффект искусственного света. Смогут ли они когда-нибудь порадовать глаз человека? Это очень трудно сказать.

Прошло четыре года. И вот в 1979 г. во время очередного облета индийских геолого-разведочных проектов, выполняемых под руководством ООН, мне вновь пришлось посетить Тривандрам. Уже два года международная группа экспертов-геологов различных специальностей вместе с индийскими геологами штата Керала вела поиски и разведку месторождений полезных ископаемых на территории штата. Было начато бурение месторождений графита, изучались находки золота на севере штата, на покрытых джунглями склонах Гат велись систематические поиски с применением современных геохимических методов. Изучались и месторождения самоцветов. Этим в свободное от разведки на графит время занимался доктор Магнус Гарсон, известный английский геолог, автор многочисленных статей и монографий по геологии и рудным месторождениям. На реках южной части штата появились добротно сбитые из досок бутары — простейшие приспособления для промывки больших количеств рыхлых речных отложений, известные залотоискателям всего мира. Промывая на таких бутарах определенные количества речного песка и гравия и отобрав отмытые самоцветы, можно в конечном итоге оценить выход самоцветов в каратах на кубометр песков и, таким образом, рекомендовать для добычи наиболее интересные участки.

По очень красивой, покрытой зарослями кокосовых пальм долине мы проехали к одной из бутар и провели опытную промывку. Ко всеобщему огорчению, самоцветов в промытом песке и гравии не оказалось. Правда, такой результат наиболее обычен, и если бы мы во время нашей часовой промывки извлекли хотя бы одно зерно хризоберилла — это была бы серьезная и маловероятная удача. Иначе не был бы хризоберилл драгоценным камнем.

Мы продолжаем наш маршрут, не переставая любо-ваться открывающимися взору все новыми и новыми яркими тропическими пейзажами. Виляя по предгорным татским долинам, в конце концов добираемся до огромного карьера, служившего источником щебня и бутового камня для строек Тривандрама. В крутых, сложенных светлой разновидностью гнейсов стенках карьера были отчетливо видны еще более светлые многочисленные пегматитовые жилы, пересекающие гнейсовые породы на всей площади карьера.

Пегматитовые жилы! Это очень интересно. Они не очень большие, более полуметра толщиной, но кто знает, какие редкие минералы можно встретить в этих удивительных творениях природы. Вооружаюсь карманной лупой и забираюсь на стенку, так что часть самой близкой ко мне пегматитовой жилы оказывается прямо перед глазами. Вот это да! Тут и без лупы есть, что посмотреть. В крупнокристаллической массе пегматита, сложенного в основном белым полевым шпатом с редкими пластинками черной слюды — биотита, разбросаны яркие под полуденным индийским солнцем зеленые и желтовато-зеленые округлые зерна величиной с мелкую горошину. Несомненно, это хризоберилл. И качество его достаточно высокое, отдельные зерна минерала кажутся почти прозрачными. Однако выбить кристалл хризоберилла из плотной породы совершенно невозможно. При ударах молотка даже вдали от зеленого кристалла он рассыпается на мелкие кусочки и самоцвет в мгновение перестает существовать. Невольно представляешь себе, как при выветривании и размыве пегматитовых жил яркие зеленые зерна освобождаются и, попадая в ручьи, выносятся в близлежащую реку. Чтобы окончательно убедиться в этом, выбираемся на поверхность и долго карабкаемся по склону, выискивая выход пегматитовой жилы.

Наконец, кто-то из индийских геологов в небольшом ложку находит сильно выветрелый, частично прикрытый почвой участок пегматита. С поверхности он сильно разрушен. Значительная часть полевого шпата уже превратилась в глину, с которой были перемешаны пластинки черной изрядно побуревшей слюды и зерна кварца* Ковыряем рыхлое месиво молотками и промываем добытый материал в близлежащем ручье. Вскоре из дресвы, состоящей из угловатых зерен кварца и пластинок черной слюды, мы с дрожью в пальцах извлекаем три желто-зеленых зерна хризоберилла. Они полупрозрачны и не представляют собою ценного ограночного материала. Но для нас это не имеет значения. Теперь совершенно ясно, что источником хризоберилла в речных отложениях южной части Кералы являются пегматиты, в которых этот минерал, как мы имели возможность убедиться, не так уж редок. Характерно, что пегматиты с хризобериллом, представляющим собою сложный окисел бериллия и алюминия, встречаются только среди специфических гнейсовых пород южной части Кералы, которые обогащены алюминием.

Таким образом, загадка появления хризоберилла в Керале теперь уже не загадка. Нет сомнения, что со временем эта часть Индии станет постоянным поставщиком прекрасных кристаллов хризоберилла и александрита на мировом рынке, обеспечив дополнительный доход для экономики штата Керала.

Мы возвращаемся в Тривандрам, нагруженные пробами и образцами, и весь обратный путь не перестаем обсуждать геологические результаты нашей поездки, а за окнами машин по-прежнему мелькают рощи стройных кокосовых пальм и яркая зелень рисовых полей. А вечером, в маленьком номере отеля под мерный шорох вращающихся лопастей вентилятора, прежде чем залезть под марлевый колпак постели, я долго записываю в дневник все, что узнал про вайдуриам. Может быть, когда-либо придется кому-нибудь об этом рассказать.