Путешествия в тропики за самоцветами

Изумрудные копи царицы Клеопатры

Маршрут поездки из района Асуан к древним месторождениям изумруда. Египет

Египет считают прародиной изумруда, хотя, если говорить строго, некоторые в этом сомневаются. То, что в Египте находятся древнейшие из известных копей изумрудов — это правда. Однако к какому времени относится начало добычи изумрудов на этих копях, опять же никто точно сказать не может. Наиболее ранняя ссылка на изумруд в египетских источниках, казалось бы, обнаружена в древнейшем манускрипте «Инструкция Пта-Хотепа» (3500 лет до н. э.). Но вряд ли кто-либо может поручиться, что слово из древней рукописи, переведенное как «смарагд», действительно соответствует изумруду. Ведь известен же факт, когда два скарабея, по описанию в папирусе, сделанные из смарагда, оказались выточенными из амазонита. Возможно, название, воспроизводившееся при переводе египетских манускриптов как «смарагд», относится вообще к камню зеленого цвета. Таким образом, мнение некоторых археологов, что разработка копей изумрудов в Египте была начата фараонами XII династии (2000–1782 лет до п. э.), все еще остается недоказанным. Другие историки и археологи придерживаются мнения, что изумруд и берилл в Египте не были известны в доптолемеевское время (т. е. до 332 г. до н. э.), а изумрудные копи интенсивно разрабатывались только в греко-римский период.

Существует легенда, что царица Клеопатра лично посетила рудник изумрудов Джебел Забара в Восточной пустыне. Здесь черный раб преподнес ей только что найденный огромный изумруд. Царица будто бы освободила раба и сделала его своим ближайшим телохранителем, а изумруд был вставлен в головной убор царицы.

Кстати, археологи до сих пор не могут еще однозначно разрешить противоречие, связанное с редкостью изумрудов в египетских погребениях, особенно крупного размера. Это еще раз позволяет судить о том, что разработка копей изумрудов в Египте, по всей вероятности, началась сравнительно поздно и, возможно, месторождения не были достаточно богатыми. Во всяком случае, доказано, что копи интенсивно разрабатывались с 330 г. до н. э. до 1237 г. н. э. После этого разработки продолжались периодами преимущественно арабами еще 500 лет до 1740 г., после чего копи были заброшены и в конце концов совершенно забыты. Более семидесяти пяти лет они оставались в неизвестности, пока в 1816 г. французский путешественник и искатель приключений Франсуа Кайо вновь не открыл их, обследуя древние разработки в Восточной пустыне. После этого несколько раз производились попытки возобновить добычу изумрудов, но безуспешно. Стоимость добытого ограночного материала не окупала затрат; качество его, кстати, было весьма низким.

Изумрудные копи царицы Клеопатры располагаются в Восточной пустыне Египта, примерно в 700 км к юго-востоку от Каира, где-то между городом Асуан и берегом Красного моря. Попасть туда можно только если очень повезет. Но ведь и такое бывает.

В конце 60-х гг. в Восточной пустыне Египта работала геолого-поисковая экспедиция ООН с постоянной базой в г. Асуан. И вот во время одного из моих посещений этой экспедиции было решено объехать наиболее интересные участки, на которых должны были вестись работы. Рядом с объектом были расположены и изумрудные копи царицы Клеопатры, и мы, естественно, не могли проехать мимо и не взглянуть на знаменитые месторождения изумрудов Восточной пустыни. Поездка для меня была очень приятной. Одну из ведущих ролей в экспедиции играл мой друг, советский геохимик Виктор Бугров. Вместе с ним трудился чешский геофизик Мирослав Крс, о котором я слышал много хорошего еще в Нью-Йорке. Деловая поездка в такой компании всегда очень приятна.

Выехать из Асуана постарались пораньше. Зеленые пальмы вдоль изрезанных гранитных берегов Нила на ярком желтом фоне холмистой пустыни составляли очень впечатляющую композицию, которая так и просилась на фотографию. Ехали двумя машинами: мало ли что может случиться в пустыне, одна машина засядет, другая выручит. Кстати, наш выезд происходил в не совсем нормальных, точнее, совсем в ненормальных условиях. Вчера совершенно неожиданно прошел такой дождь, что некоторые районы просто затопило. Здесь, в Восточной пустыне, в это верится с трудом, но оказывается, что такие событий поздней осенью (а сейчас конец ноября) здесь все-таки случаются, хотя и весьма редко. Ват мы проехали совершенно разрушенную деревню с завалившимся набок в промоину большим автобусом, почти перегородившим улицу. Начинаем бояться, как бы и нам где-нибудь не застрять. Но вот дорога начинает подниматься в гору и очень быстро становится сухо. Кажется, все в порядке. Но не тут то было. Наш «Лендровер» тяжело «заковылял» вдруг на правую заднюю «ногу» и остановился. Очевидно, прокол камеры. Это, конечно, не так уж страшно, сейчас сменим ее, подкачаемся и покатим дальше. Хорошо хоть ноги разомнем. Вчетвером — я, Бугров, Крс и сопровождающий нас египетский геолог Абдель Азис — дружно выбираемся под яркое солнце и начинаем разминку; тем временем подкатывает вторая машина.

Наш шофер, молодой араб, неожиданно выглядит слишком озадаченным для такого мелкого происшествия; он топчется на месте и что-то не приступает к активным действиям. Заметивший это Абдель Азиз подвергает его короткому, но энергичному допросу, а потом, повернувшись к нам, с широкой улыбкой произносит: «Он домкрат забыл в Асуане». «Вот это здорово, — одновременно выражаем мы все наше восхищение. — А если и второй забыл, то что тогда делать?» Но второй шофер оказался более предусмотрительным и перед отъездом в пустыню все-таки взял с собой исправный домкрат. Немедленно решаем, что теперь машины не должны разлучаться во избежание всяких непредвиденных случайностей. Вдвоем водители довольно быстро меняют скат и вот мы уже снова в движении.

Вокруг нас по обе стороны от дороги до самого вечера тянется довольно однообразная, холмистая желто-серая пустыня. Цель нашего сегодняшнего маршрута — сухая долина, вади, со звучным названием Муэлха; там находится полевой лагерь экспедиции, где мы сможем переночевать. Тут же близко расположен и первый участок, который входит в план нашего посещения.

В районе Муэлхи есть еще одно очень интересное место, которое, находясь поблизости, нельзя было не посмотреть. Это поселок горняков римского времени, точнее, его развалины и расположенный около него довольно крупный по тем временам рудник Самут, где из кварцевых жил добывали золото — металл, ценившийся во все времена. От домиков, в которых жили рудокопы, сохранились лишь остатки сложенных на камней стен и нары. И было до удивления странно смотреть на эти расположенные у остатков стен вытертые тысячами человеческих тел каменные лежанки и представлять, что вот здесь после непосильной работы ютились, пытаясь отдохнуть, работавшие на руднике рабы, и это происходило всего около тысячи лет тому назад.

Осмотр рудника позволил определить и немудреную технологию, употреблявшуюся в те времена. На территории поселка и около него было разбросано множество крупных каменных плит. Их назначение мы поняли, когда увидели, что каждая из них в верхней части содержит углубление, образовавшееся в результате длительной растирки золотоносного кварца. Некоторые глыбы, прослужившие дольше других, стали похожи на глубокие чаши. Здесь же можно было найти множество более мелких отполированных с одной стороны камней, которые использовались как растиратели. Их важной особенностью было также и то, что такой камень, оказалось, очень удобно держать в руке.

Было трудно утерпеть и не взять себе на память камень, который держала рука древнего рудокопа. До сих пор он хранится у меня в качестве реликвии, в которой сконцентрирована память о древнем золотом руднике, заброшенном в далекой жаркой пустыне.

Мы довольно долго осматривали остатки античного поселения и рудника, поднимали и разглядывали многочисленные глиняные черепки с незатейливым орнаментом, оставшиеся от неведомой посуды. «С рисунком — значит, римские, — заключил Абдель Азиз, — мусульмане не наносили рисунков на посуду». Я об этом раньше ничего не знал, приходилось все принимать на веру. «Вот сюда бы настоящих археологов, — думаем мы все. — Ведь это для них нетронутая еще земля».

Ночью в лагере, когда в пустыне довольно прохладно, уместившись в удобном спальном мешке перед тем, как заснуть, невольно представляешь себе выжженную солнцем каменистую долину, полную полуголых темнокожих, двигающихся в различных направлениях в раз и навсегда заведенном ритме. Вот вереница худых полусогнутых фигур с тяжелыми корзинами на голове, наполненными кусками белого кварца. Они носят этот золотоносный камень от рудника, где наиболее сильные и опытные рабы с помощью бронзовых клиньев и молотков дробят кварцевые жилы и наполняют осколками кварца корзины темнокожих носильщиков. Не нужно думать, что цепочка рабов с корзинами на головах была непрерывной. Тяжелый труд рудокопа в те времена был малопроизводителен и в цепи подносчиков добытой руды, несомненно, были большие перерывы. Корзины выгружались около дробильщиков, которых, судя по количеству каменных «ступ», было немалое число. Вот они перед глазами, согбенные сидячие фигуры, круговыми движениями растирающие кварцевую крошку на плоской поверхности плиты кремнистого сланца. Их расположение представить было очень легко, ведь тяжелые каменные глыбы, сотни лет служившие ступами, так и оставались на своем месте, где их поставили древние владельцы для того, чтобы посадить около них рабов-растирщиков золотоносной руды.

На руднике существовало и металлургическое производство, от него осталось нескольку куч шлака. Но чего-то важного не хватало во всей этой цепи. Чего же это? Воды. Да, воды. Воды не было на многие десятки километров вокруг древнего рудника. А ведь дробленый и растертый кварц нужно было промывать. Кроме того, рабы, а их, судя по размерам поселка, было несколько сотен, должны были пить. Откуда же брали воду? Мало вероятно, чтобы в те времена такое количество воды могли возить за сотни километров. Значит, раньше она была где-то близко, а уж потом все завоевала пустыня. Так ли это? Сейчас сказать трудно. Нужны более серьезные исследования, чтобы быть уверенным в ответе на этот интересный и волнующий вопрос.

На следующий день с раннего утра мы опять в дороге. Мимо мелькают ландшафты каменистой пустыни с языками песка в мелких ущельицах. Наша цель сегодня — лагерь экспедиции в вади Гадир. До нее еще многие километры серых пустынных увалов и каменных россыпей. Внезапно на повороте видим одинокую фигуру в белом бурнусе и останавливаемся. И тут всем нам пришлось удивиться. Бедуин Али, приветливо махнувший нам рукой и немедленно вступивший в живой разговор с Абдель Азизом, сразу же узнал Мирослава Крса, с которым он встречался девять лет назад во время первого приезда Крса в Восточную пустыню. Мирослав сейчас же поведал нам, что это лучший в округе проводник, к тому же осведомленный в геологии. В этом была его особая ценность. Посоветовавшись, единогласно решаем пригласить его с собой. Уж он-то безошибочно выведет нас на изумрудные копи царицы Клеопатры, которые мы обязательно решили осмотреть. Они как раз где-то между Муэлхой и вади Гадир.

Постепенно пустыня приобретает холмистый и даже мелкогористый облик. Впечатляет полное безлюдье окружающей местности. Когда машина поднимается на возвышенность или достигает перевала, глазам открывается величественная картина гористой пустыни с каменистыми хребтами, темными ущельями и светлыми, как бы покрытыми песком блюдцеобразными плоскими расширениями долин, в которые, как в топографическом макете, тут и там как бы воткнуты зеленые зонтообразные деревья песчаной акации.

За несколько часов пути мы встретили всего две семьи бедуинов. Али с каждым из них побеседовал, сообщив, где по дороге мы видели их верблюдов. Выяснилось, что такая информация здесь очень важна, так как эти одногорбые «корабли» пустыни, оказывается, уходят от хозяина аллах знает куда, и найти их иногда бывает нелегко. При таких встречах их женщины от нас прячутся. Садятся на корточки и покрываются подолом, хотя, кажется, подглядывают в щель. Странно видеть такую одинокую фигуру в голой пустыне. Вокруг никого и ничего.

После одного из очередных подъемов, на извилистом спуске мы увидели полузасыпанное отверстие, отчетливо выступавшее на темно-зеленоватом фоне пород, слагавших склон крутого холма. «Джебел Забара», — сказал Абдель Азиз (джебел — по-арабски гора), возвестив, что мы подъезжаем к одному из самых известных в литературе месторождений изумрудов Восточной пустыни. Их цепочка тянется здесь в юго-восточном направлении почти на 35 км, включая в центральной части хребтик Джебел Сикаит и вади Ум Дабаа на юго-востоке этой полосы. Вот они долгожданные «копи царицы Клеопатры». Так о них говорит легенда. В действительности же месторождение Джебел Забара, на котором мы сейчас находимся, — это давно заброшенный примитивный рудник, расположенный глубоко в пустыне с запорошенными пылью отвалами, полуобвалившимися штольнями и полным ощущением всеобщего запустения. Чувствуется, что здесь жили и работали люди, но очень давно. Ушли, исчезли, оставив после себя только развалины жилищ, да полуобвалившиеся штольни. А сейчас на сотню километров разве что одинокого бедуина можно встретить.

Мы вылезаем из машины и дружно начинаем осмотр месторождения. На склоне холма видна серия кварцевых жил, пересекающих зеленовато-черные сланцы, они оказываются совершенно пустыми. В них просто ничего нет. Но вскоре на границе кварцевых жил со сланцами, в темной массе мелких чешуек темной слюды нам удается найти мелкие травяно-зеленые зернышки изумруда. Вмиг вся наша небольшая группа превращается в старателей. Мы вооружаемся геологическими молотками и зубилами и некоторое время пустынное эхо разносит дробный стук наших немудреных инструментов по окрестным долинам, слышавшим когда-то перестук кувалд римских рабов и невольников арабских халифов. Но не так-то легко выколотить сколько-нибудь приличный образец с ярко-зелеными искорками изумруда из плотной, но все-таки рассеченной невидимыми тонкими трещинками породы. Зеленые кристаллики так и норовят рассыпаться в мелкую крошку, и вся осторожность, с которой мы действуем молотками и зубилами, часто оказывается бесполезной.

Другим источником мелких зерен изумруда оказалась сланцевая крошка, в изобилии рассыпанная около штолен. Покопавшись в ней некоторое время, можно было найти зеленое зернышко изумруда, пускай непрозрачное или в лучшем случае полупрозрачное. Но о чем еще можно было мечтать, остановившись на пару часов на руднике, заброшенном многие сотни лет назад?

Разобрав свою мизерную добычу по мешочкам и снабдив ее соответствующими этикетками, мы отправляемся смотреть штольни, выходы которых темными жерлами чернеют в нижней части склонов. Однако, поразмыслив и посовещавшись, решаем, что лезть в полуобвалившуюся штольню было бы неразумно как из-за опасности внезапного обвала, который может случиться в любую минуту, так и из-за того, что подобные выемки являются любимыми местами обитания тарейши — весьма опасной пустынной египетской гадюки. А кроме того, вряд ли что-либо можно было бы увидеть на стенках примитивно прорубленного в скале тоннеля-штольни, сотни лет подвергавшихся действию ветров, несущих пустынную пыль.

Сейчас мы можем только гадать о масштабах разработки месторождений, хотя для более или менее точного суждения все же имеются и следы былых поселений в районе рудников, и литературные свидетельства немногих ученых, занимавшихся этими вопросами. Имеются данные, что отдельные штольни достигали 240 м в длину, а в одной из подземных камер, по-видимому содержавшей крупные гнезда изумрудов, могло работать до 300 рабов. Естественно, что для поддержания горных работ такого масштаба в пустыне должны были быть созданы достаточно крупные поселения. Такие поселки с домами для горняков, храмами и т. д. были построены в районах Забара и Сикаит. До сих пор на склонах каменистых холмов виднеются остатки этих сооружений. Можно себе представить тяжелые условия жизни горняков, для которых вода могла привозиться лишь из ближайших колодцев, до которых было полдня пути на верблюдах.

Пустынный зной, жажда и непосильный труд в непроветриваемом душном подземелье — вот цена зеленых самоцветов, добывавшихся среди жарких холмов в центре Восточной пустыни. Где сейчас эти камни, разнесенные по миру волнами бесчисленных нашествий, периодически захлестывавших низовья Нила, да и весь арабский Восток? Об этом мы, к сожалению, почти ничего не знаем. Слово здесь за археологами, которым совместно с геммологами еще предстоит определить происхождение многих изумрудов, пришедших в современность из Древней Греции, Рима или Древнего Востока. И тогда мы, может быть, узнаем, что римский император Нерон, по преданию любовавшийся пожаром Рима сквозь крупный кристалл изумруда, держал в руках камень, добытый в изумрудных копях Восточной пустыни Египта.