Путь под лазурным небом (СИ)

Глава 2 - Пробуждение

Когда эйфория от того, что я могу прожить новую жизнь прошла, меня захлестнула дикая истерика. Всё то немногое, что было мне дорого, а именно семья и друзья, остались там. Счастливые и не очень моменты, что я провёл с ними. Вся моя грёбаная жизнь осталась в далёком мире!

Я мог только кричать. И я кричал. Так сильно, как мог. До тех пор, пока не «выдохся». Дикая тоска сменилась на злость. Злость на то, что я всё помню всё в мельчайших деталях. На то, что я продолжаю чувствовать старые эмоции. И я снова кричал. И пытался вырваться из этой клетки. Но клетка была прочной, а мои крики и попытки — слишком слабыми. Я бился, плакал, и звал на помощь. Это был кошмар. Слишком реальный.

Но тюрьма не желала ломаться. Её железные прутья крепко держали меня в этой темнице. Я устал кричать и со временем просто выгорел. Злость сменилась апатией. Апатия сменилась надеждой на новую жизнь, и я обратил своё внимание к реальности.

И первое что меня ожидало в реальности — это ссоры. Опекунами нового тела стали родственники моей погибшей материи — Петуния, моя родная тётя, и её муж Вернон. Предметом ссор между ними, как можно догадаться, стал я. Тётя была настроена отрицательно, а вот Вернон «выбрасывать» новоявленного племянника желанием не горел. Петуния, кажется, что-то не поделила с моей мамой, но что именно — я не понял. Самым запоминающимся из всего этого был крик: «Я Нормальная! Мы нормальные!». Честно говоря, я снова боялся. Я не хотел провести часть своей жизни в приюте. К счастью, Вернон все же смог переубедить жену. С документами он обещал разобраться быстро, упоминая каких-то друзей где-то там.

Я был рад, что первые годы жизни я не имел управления над телом. Ходить под себя? Нет, спасибо, мне хватает и картинки того, что происходит. Время летело быстро, это я понял на третий день рождения Гарри. Хотя, нужно привыкать, что Гарри теперь не кто иной, как я. Что же такого странного в этом событии? Я не помнил второго дня рождения, и, скорее всего, значительного куска жизни тела после него. Я не замечал, что временами погружался в некоторое подобие сна на разное время. Это могло длиться как несколько минут, так и несколько месяцев.

На самом деле, чем больше проходило времени, тем больше возникали панические мысли о том, что я так и останусь сторонним наблюдателем. Ведь вдруг окажется, что я навсегда останусь лишь гостем в душе мальчика. Вторая истерика мне была не нужна — уж слишком сильно я поверил в надежду о новой жизни.

Отогнать эти мысли прочь помог мой сон. Точнее, все последующие сны. После каждого пробуждения этакий экран, через который я наблюдал за жизнью тела, как будто бы становился всё ближе. А уж после того, как я смог повлиять на тело, пусть и незначительно, подобные мысли и вовсе перестали возникать.

Если бы я мог прыгать от счастья и кричать, в тот момент я бы это делал. И очень долго. Я впервые за два с половиной года с момента смерти почувствовал тело. Смутно, как будто всё тело было ватным, но я ликовал. Жаль, что продлилось это недолго, всего несколько секунд. Это отняло у меня практически все силы, и я снова провалился в сон.

Запоминающихся событий за первые годы моей жизни произошло удивительно мало. Хотя, наверное, это нормально? Себя прошлого ребёнком я ведь и не помню почти. Точнее, как раз-таки и вспомнил, но, за неимением важных событий, эти знания снова начали затираться. Дни в основном сливались для меня в однообразную картинку. Я оказался очень тихим ребёнком, по сравнению с моим кузеном Дадли. Несмотря на это, мы вполне нормально играли вместе, ссор и драк у нас ещё не было.

С старшими Дурслями, в особенности с Петунией, всё сложилось удивление хорошо. Порой, я ловил на себе уж слишком странные и непонятные взгляды от тёти, но, к счастью, всё обошлось. Относились ко мне как к родному, ничем не обделяли.

Ходить я, оказывается, уже умел, причём весьма умело для годовалого ребенка, в то время как Дадли только начинал делать неуверенные шажки. А вот с речью была проблема. Когда кузен вовсю что-то щебетал, я обратил внимание на то, что тело молчит. Возможно, это связано с моим положением. Заметил не я один. Меня возили по различным врачам, но все разводили руками. Зато не оставили без внимания мою гетерохромию. В остальном я оказался полностью здоров.

Не сразу я задумался, а почему я вообще понимаю английский? Нет, через пару лет вполне можно было научиться, но я ведь понимал слова сразу же после попадания. Память маленького Гарри подсказала? Но почему тогда я не помню ничего до попадания? Решил даже не задумываться об этом и принять как факт, ведь вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ.

Помимо того, что я наблюдал за жизнью моего нового тела, я размышлял. И в первую очередь мои мысли касались магии. Да, магия здесь существовала, хотя и не в повседневной жизни. Скорее всего, маги скрываются от глаз обычных людей в подполье или даже в каком-нибудь волшебном мире, параллельном этому. Не знай я точно, что она существует, и подумал бы что просто переродился в своём же мире. Правда, в недалеком прошлом.

Конечно же, главной темой моих размышлений был очевидный вопрос — а являюсь ли я сам магом?

Впрочем, в скором времени все сомнения исчезли. Первое проявление магии принесло мне аж две радостных новости. Первой и самой очевидной было то, что я маг и могу колдовать. Развеивающиеся сомнения, что сидят где-то внутри, всегда приносят радость. Так что, будни попаданца, ждите меня! Вторая же принесла облегчение, что я точно не немой и говорить могу. Просто, когда я случайно спихнул со стола стакан и тот разбился, он починился на глазах Петунии. А затем я спросил: «Ты не сердишься?». Я видел борьбу внутри тёти, и, когда она что-то для себя решила, она просто подошла и обняла меня. Вечером об этом уже знал Вернон, но ничего в их отношении ко мне не изменилось. Исходя из этого, я сделал два вывода. Первый: мои опекуны знают о магии, более того, всё это время ждали от меня её проявления. Второй: я, несмотря на роль зрителя, кажется… Привязался к ним. В один момент, мои эмоции и эмоции тела начали сливаться воедино, влияя друг на друга.

Чем старше становилось тело, тем чаще и дольше я впадал в спячку. В конце концов, и моё «заточение» подошло к концу.

Просто в один момент понял, что на кровати лежу Я, а не тело, за которым я наблюдал столько времени. Минут двадцать я просто лежал и не мог поверить, что наконец-то это свершилось. Слёзы ручьём текли из глаз, а рукава пижамы уже были мокрыми оттого, что я постоянно вытирал ими лицо. Эмоции, долго время не находившие нормального выхода, взяли надо мной верх. Когда же я смог взять себя в руки, я осмотрелся. На часах было без пяти семь утра. Все ещё спали.

Лёгкая паника охватила меня. Ведь чёрт его знает, сколько времени прошло во время моего сна. Последним воспоминанием о жизни до пробуждения был мой пятый день рождения. Утерев всё ещё мокрые от слёз глаза сухим местом на рукаве, я встал с кровати. Натянув на ноги тапочки, причём сделав это на рефлексах, я стал осматривать комнату, выискивая отличия. Всё же, всё то время между моими снами я помню довольно чётко, особенно последние дни.

Так прошло ещё минут пять. Было решено спуститься вниз. В доме стояла тишина. Переступая скрипучие дощечки, чтобы ненароком никого не разбудить, я медленно продвигался к лестнице. Так же аккуратно спустился вниз. Лестница почти не издавала звуков. Вернон знал толк в строительстве делал на совесть. Страх о том, что во время моего сна прошло много времени и резкая смена поведения с провалами в памяти могли бы вызвать подозрения, улетучился. Подарки, которые мне вручили на пятилетие, стояли там же, где я их оставил в последнем воспоминании. Дата на календаре так же подтвердила мои предположения.

— Это значительно упрощает дело, — выдохнул я.

Спать не хотелось. Мазнув взглядом по комнате, решил для начала привести себя в порядок. Когда тревога прошла, вернулись радость и неверие. По пути к ванной я то и дело дотрагивался до разных предметов. Из-за этого чуть не разбил вазу тёти Петуньи, которая досталась ей от матери. Осязание предметов вызывало восторг. И, когда зашёл в ванную, я первым делом взглянул в зеркало и начал ощупывать себя. Даже ущипнул себя. Ущипнул больно, не рассчитав. Но даже так я был рад.

Я провёл рукой по чёрным взъерошенным волосам, безуспешно пытаясь их уложить. В глаза сразу же бросилась гетерохромия, что неожиданно проявилась у меня несколько лет назад. Вскоре после моего прибытия в семью Дурслей цвет одного из глаз окончательно поменялся. Правый глаз, над которым располагался странный шрам в виде молнии, остался зелёным, как сверкающий изумруд, а вот левый стал серым, как сталь. Прям как у меня в прошлой жизни. Чёткие скулы, прямой тонкий нос, высокий лоб и бледноватые губы гармонично смотрелись на худом лице. Даже красиво. Для ребёнка.

Ещё немного поразглядывав и пощупав себя, наконец приступил к процедурам. У нас с Дадли были одинаковые зубные щётки, поэтому вышла небольшая заминка. Плюнув на это, взял красную и взял на заметку проследить за кузеном, чтобы узнать, зелёной ли он чистит зубы или всё-таки красной. Хоть я и видел всё, что видело тело, просто напросто не обращал внимание на некоторые детали, а то и вовсе не следил за «картинкой».

Закончив с туалетными делами, я прошёл на кухню. Время подходило к восьми. Долговато я задержался в ванной.

— Может, приготовить завтрак? — вслух спросил сам у себя.

Я часто наблюдал за тем, как тело помогало тёте Петунье в готовке. И делал это по собственному желанию. Никто меня не заставлял. В один из дней, когда тётя готовила, я подошёл и попросился в помощники. С тех пор я, бывало, помогал с готовкой. Дадли тоже пытался, но подпускать его к плите было чревато. А если что-то и получалось, то не всегда это доходило до стола.

— Что же, посмотрим, что есть из продуктов… — сказал я, открывая дверцу холодильника.

Время за готовкой также пролетело быстро. Меня даже начало напрягать, что я совершенно не замечаю его течения. Яичница и тосты уже были готовы. Когда ломтики бекона начали закручиваться, я перевернул их на другую сторону.

— Гарри? — за спиной прозвучал удивлённый голос.

Занятый делом, я совершенно не услышал шагов.

— Доброе утро, тётушка.

— Доброе, Гарри. Ты почему не спишь?

— Мне приснился плохой сон, и я не смог уснуть. Поэтому я решил приготовить завтрак, чтобы скоротать время, — сочинил я на ходу. Надеюсь, звучит правдоподобно.

— Ладно, я закончу с завтраком, а ты иди и переоденься, — выпроводила меня из-за плиты Петунья, занимая моё место. — Ты ведь не забыл, что мы сегодня едем в зоопарк?

— Нет, тётушка, я помню.

И почему мои первые слова после пробуждения — это ложь? Но да ладно. Скорее всего, про зоопарк я не знаю из-за снов. Ну, а может, просто не слушал.

Пройдя импровизированную полосу препятствий в виде скрипящих половиц, а скрипели они правда громко, все старались их обходить, я оказался в своей комнате. Представление о том, как одевается Гарри, у меня было.

— С днём рождения, Анд… Нет, Гарри Поттер, — улыбнулся я.