Путь волшебника

Саймон Грин УЛИЧНЫЙ МАГ

Я верю в магию. Это моя работа.

Я уличный маг, работаю на Лондонский городской совет. Не ношу остроконечную шляпу, не живу в замке и не пользуюсь волшебной палочкой с тех пор, как трико вышли из моды. Получаю скромную зарплату как инспектор дорожного движения, но не имею даже казенной формы. Моя задача — убирать за другими людьми и предотвращать все неприятности, какие возможно. Это магическая работа, но кто-то же должен ее делать.

В девять часов вечера звонит будильник, и мой день начинается — когда солнце склоняется к горизонту и по пятам за ним следует ночь. Я делаю все, что другие делают по утрам, и, прежде чем выйти из дома, проверяю свои «инструменты»: соль, святую воду, распятие, серебряный кинжал, деревянный кол. Никаких «стволов» — они могут привлечь ненужное внимание.

Я живу в достаточно комфортабельном районе, над баром, где продают спиртное, на окраине Сохо. В основном, соседи у меня милые. Однако когда солнце садится и наступает ночь, на улицу выходят люди другого сорта — туристы, любители приключений и прочие неспокойные души, у которых больше денег, чем здравого смысла. Они хотят развлечься, они заполняют улицы; в их глазах сияют звезды, в сердцах трепещет жадность, они жаждут острых ощущений, стремясь удовлетворить свои ненасытные желания.

Кто-то должен прикрывать им спину, защищать от опасностей, о существовании которых они даже не подозревают.

Я уже собрался на работу, когда два пьяных гомика затеяли визгливую перебранку под моим окном. Обычно она заканчивается дракой и срыванием париков. Ну и пусть себе, решил я и углубился в лабиринт узких улочек, который представляет собой Сохо. Бары, рестораны и ночные клубы, обжигающий неон и холодные монеты. На улицах полно людей с хитрыми бегающими глазами, они жаждут всего вредного и пагубного. Моя задача — сделать так, чтобы они в целости и сохранности вернулись домой или, по крайней мере, пали жертвой простых бандитов Сохо.

Я никогда не мечтал о профессии уличного мага. Никто из нас этого не планирует. Как с музыкой и математикой, здесь дело в таланте. Можно вкалывать сколько угодно, но, чтобы стать по-настоящему крупным игроком, нужно родиться для нашего ремесла. Остальные играют теми картами, какие выпадут. Безропотно принимают свою судьбу и выполняют ту работу, которая должна быть сделана.

Рабочий день я начинаю в дешевой забегаловке под названием «Дингли делл». Когда-то название мне казалось забавным, но я уже забыл, как давно это было. Кафе — место встреч всех здешних уличных магов. Здесь можно раздобыть полезную информацию, поболтать и выпить чашку горячего чая перед тем, как нырнуть в холодную ночь. Здесь теснота, всегда запотевшие окна, покрытые пластиком столы и жирный завтрак — если вы в состоянии переварить его. Нас здесь всего тринадцать, мы покрываем всё Сохо. Кое-кто, может, и не против, чтобы нас было больше, да бюджет не позволяет.

Мы терпеливо сидели, сутулясь, потягивали горячий чай из треснутых чашек и притворялись, будто слушаем контролера, который нудно бубнил о том, что, по его мнению, нам следовало знать.

Он не маг, как мы, просто связующее звено между нами и советом. Мы терпим его только потому, что он отвечает за своевременную оплату нашего труда.

Бесконечная струя мочи, вот что такое его речь, однако Берни Дрейку нравится думать, будто он делает важное дело. В основном это сводится к тому, что он много хнычет, и за глаза мы зовем его Глэдис.[17]

— Слушайте внимательно, и, возможно, вам удастся пережить сегодняшнюю ночь, сохранив все свои пальцы и душу. — Таков Дрейк — старый пердун в плохо сидящем костюме. — К нам поступают жалобы! Серьезные жалобы. Ни дать ни взять, целая свора демонов пьянства накидывается на слабохарактерных туристов, забавляется с ними, а потом оставляет с жутким похмельем, о происхождении которого их жертвы понятия не имеют. Будьте внимательны и при малейших признаках чего-нибудь в этом роде вызывайте заклинателей-экзорцистов. Поступили также жалобы о магических магазинчиках, которые сегодня есть, а завтра исчезают, еще до того, как простофили-покупатели возвращаются с претензиями насчет негодного товара. Поэтому, если увидите неизвестный магазин, сразу же заглядывайте туда. Джонс, держись подальше от питьевых фонтанчиков! Я дважды повторять не буду. А ты, Пэджет, оставь ведьм в покое! Они имеют такое же право зарабатывать на жизнь, как и все мы. И если вам интересно… похоже, кто-то пожирает инспекторов дорожного движения… Ладно, ладно, хватит время даром терять. Выметайтесь отсюда, и пусть от вас будет хоть какой-то прок.

Народ начал расходиться, бормоча комментарии себе под нос — чтобы наш контролер мог сделать вид, будто не слышит их. Вот такие маленькие победы скрашивают жизнь.

Демонстрируя, что никуда не торопимся, мы шли не спеша. Я вежливо раскланялся с местными ночными бабочками, наслаждающимися теплом в кафе перед долгим ночным дежурством. Мы знаем их, они знают нас — мы ведь в одно и то же время ходим по одним и тем же холодным улицам. Пестро одетые, с убийственным макияжем, девушки щебетали, словно яркие райские птички, оттягивая момент, когда нужно будет выходить на работу.

Рейчел заметила меня и подмигнула. Я тут, скорее всего, единственный, кто знает ее настоящее имя. Для всех остальных она просто Рыжая, из-за цвета волос. На мясном рынке много за нее не дали бы. Ей нет еще и тридцати, но для местечка получше Рыжая уже слишком стара; она носит тяжелое пальто, под которым вряд ли есть что-нибудь еще, и туфли на таких длинных шпильках, что их можно квалифицировать как смертельное оружие. Раздавив сигарету в пепельнице, она выдохнула дым во влажный воздух, встала и подошла ко мне. Просто так, мимоходом.

— Привет, малыш Чарли. Как успехи?

— А у тебя?

Мы оба улыбнулись. Это ей только кажется, будто она знает, чем я занимаюсь.

— Побереги себя, малыш Чарли. Что-то многовато тут шляется плохих людей.

Я намотал ее слова на ус; проститутки ничего не упускают из виду.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного, Рыжая?

Однако она решила, что уже сказала достаточно. Ночные бабочки никогда не позволяют себе с кем-нибудь сближаться.

— Постой, дай проверю, все ли мои вещи на месте: так — бритва, кастет, газовый баллончик, презервативы и смазка. Ну вот, я готова ко всему.

— Удачи, Рыжая.

— Удача всегда при мне, малыш Чарли.

Я открыл ей дверь, и мы вышли в ночь.

Свой участок я обходил в одиночку, туда и обратно. Уже совсем стемнело; от всех, кто прячется в ночи, нас отделяло только искусственное освещение. На улицах полно туристов и других любителей острых ощущений — бродят в поисках места, где их успешнее ограбят, бросив с пустым кошельком и парочкой приятных воспоминаний, которые будут греть их до следующего раза. Сверкающий неон, повсюду соблазны — но это лишь то, что в Сохо видят все. Я же вижу гораздо больше, поскольку я уличный маг. Я обладаю Видением.

Включая свое Видение, я вижу мир таким, каков он есть, реальным, а не таким, каким его воспринимают большинство людей. Вижу всякие чудеса и диковины, ожившие ночные кошмары, магические силы в действии — всякую необыкновенную всячину, о существовании которой обычные люди даже не подозревают. Я смотрю на мир особым взглядом, и ночь оживает, взрываясь скрытыми до этого чудесами, богами и монстрами. По улицам Сохо бродят великаны Гог и Магог. Они возвышаются над зданиями, однако их огромные туманные фигуры проходят сквозь магазины и бизнес-центры, не причиняя вреда. Они меньше, чем призраки, но больше, чем воспоминания. Гог и Магог ведут кулачный бой, который закончится, лишь когда подойдет к концу сама история. Они были здесь еще до Лондона и, по словам некоторых осведомленных, никуда не денутся, даже если Лондона не станет.[18]

Крошечные крылатые фейри мечутся по улицам, словно живые метеоры. Играя в свои салочки, они подлетают к фонарям и тут же уносятся прочь, оставляя светящийся след. На крыше собора Святого Эгидия танцуют ангелы. И группка людей в черном проверяет припаркованные автомобили, из которых не все являются таковыми на самом деле. Помните исчезнувших инспекторов дорожного движения?

Если бы люди могли видеть мир таким, каков он на самом деле, если бы могли видеть всё и всех, сосуществующих с ними рядом, клянусь, они бы просто обделались. Сошли бы с ума. Не сумели бы переварить свое открытие. Мир гораздо больше, чем думают люди; больше и загадочнее, чем многие могут даже вообразить себе. И такое положение должно сохраняться, — моя работа отчасти в том и состоит, чтобы видеть все как есть и не допускать утечек в безопасный и разумный мир.

Я расхаживал по улицам, следуя собственному маршруту; каждую ночь приходится покрывать большое расстояние, причем на ногах. Одно время мы пытались использовать автомобили, но ничего не получилось. Из машины слишком многого не замечаешь. Для нашей работы требуются крепкие тяжелые ботинки, сильные ноги и прямая спина. И каждое мгновение нужно быть начеку. Полным-полно тех, с кого лучше бы не спускать глаз. К примеру, бродячие шайки готов, с их темными одеждами и бледными лицами. Половина из них вампиры-подростки, в полубредовом состоянии от голода, жаждущие наркотиков и легкой крови. Лучшей маскировки не придумаешь. Впрочем, реальных кровососов всегда отличишь — они носят не распятия, а коптские кресты. Пока они держат свою прожорливость под контролем, я позволяю им быть. Что поделаешь? Они тоже часть атмосферы Сохо.

Нельзя глаз спускать и с проституток. С хмурым выражением лица они подкарауливают своих клиентов на перекрестках. Завлекая прохожих, распахивают пальто и раздвигают алые губы в улыбках, не означающих ничего. Нужно примечать новые лица, необычные лица, потому что не всё женщина, что выглядит как женщина. Некоторые сирены, другие суккубы, а третьи вовсе пришельцы — как две капли воды похожие на богомолов, сложивших лапки в молитве. И все эти «прелести» надежно скрыты под приятной внешностью, с помощью которой они одурачивают свою жертву, внушая ей что-то очень завлекательное, сугубо интимное, — зато потом отбирают у нее гораздо больше, чем просто деньги.

Я вычисляю таких и отправляю в полицию. Когда могу. Проклятая дипломатическая неприкосновенность, черт бы ее побрал!

Кажется, на улицах изрядно прибавилось бездомных; потерянные души, сломленные люди, прирожденные бродяги. Однако некоторые пали намного ниже большинства. Когда-то они были кем-то — живое доказательство того, что колесо фортуны вращается для всех. Мудрый человек то здесь, то там бросит в кепку монету, потому что у кармы есть зубы. Один чересчур паршивый день, и любой из нас может сорваться в пропасть.

По-настоящему опасные бездомные, словно пауки, прячутся в картонных коробках, в любой момент готовые выскочить, напасть на ничего не подозревающего прохожего и утащить его в свою нору. И никто не заметит, что произошло. Однако от меня им не укрыться. Стоит заметить такого паука, и я сжигаю его коробку, а всех, кто успевает выскочить оттуда, протыкаю колом. Регулирование числа паразитов тоже входит в мои обязанности.

Время от времени нужно останавливаться, чтобы отдышаться и бросить тоскующий взгляд на очередной знаменитый бар или ночной клуб, который никогда не распахнет перед таким, как я, роскошные двери. У меня есть подруга, стоящая существенно выше в магической пищевой цепочке. Так вот, она видела известного комедийного актера, который застрял на середине лестницы, поскольку никак не мог вспомнить, куда шел, вверх или вниз. Насколько я в курсе, он все еще там. Однако таков уж Сохо: гангстеры в баре каждого ночного клуба и знаменитости, откалывающие дурацкие номера на каждом углу.

Наклонившись над решеткой уличного водостока, я перекинулся парой слов с живущей в канализации русалкой. Она контролирует уровень загрязнения, своим водяным телом поглощая всякую дрянь, а профильтрованное пропускает наружу. Русалка здесь еще с викторианских времен и вроде бы всем довольна. Впрочем, как и многие, находит повод пожаловаться; в частности, ее огорчает то, что люди перестали смывать в унитаз малюток-аллигаторов. По-моему, ей недостает этих зверушек.

— Не скучаешь?

— Ну что ты, — говорит она.

Я смеюсь и продолжаю путь.

Спустя какое-то время меня пробирает холод, и я делаю остановку у чайной палатки. Из тьмы, медленно шаркая, то и дело появляются местные неудачники — их, словно мотыльков, притягивает яркий свет. Они становятся в очередь за чашкой чая или тарелкой супа, спасибо Армии спасения. Эти божьи помощники любят меня не больше, чем я их, но все мы знаем, что служим определенной цели. Я всегда прислушиваюсь к тому, что говорят на улице. Вы удивитесь, узнав, как много даже самые последние негодяи выбалтывают в присутствии бездомных, как будто тех вовсе нет рядом.

Я проверяю эту чумазую публику на предмет проклятий, заклинаний неудачи и тому подобной порчи и удаляю, что могу.

В палатку входит Рыжая — как раз в тот момент, когда я ухожу. Врывается из тьмы, словно корабль под всеми парусами, резко останавливается у прилавка и требует чашку черного кофе без сахара. Лицо у нее пылает, глаз украшен «фонарем», под носом засохла кровь.

— Слишком игривый типчик попался, — небрежно бросает она. — Я говорю ему: «Это за дополнительную плату, дорогой». А он не понял намека, ну и получил кастетом по яйцам. Одна из маленьких радостей жизни. Он завалился и схлопотал ногой по башке, это за то, что время у меня отнял. Мы с девочками обчистили его и бросили. Кредитных карточек не трогали, конечно, — полиция по ним вычислит нас в два счета. Господи, до чего же скверный кофе! Как работается, малыш Чарли?

— Спокойно. — Я творю простенькое заклинание и привожу в порядок ее лицо. — Ты когда-нибудь подумываешь уйти на покой, Рыжая?

— Что? И оставить шоу-бизнес?

На улице все больше пьяных. Они вываливаются из клубов и баров, когда пропиты все деньги. Я с безопасного расстояния создаю немудреные чары, помогая им протрезветь, найти безопасную тачку или ближайшую станцию метро. Осуществляю и другую защиту, о чем они не догадываются. Изымаю оружие из карманов грабителей, сдерживаю задумавших неладное водителей такси, подсовывая им клиентов, которым требуется совсем короткая поездка, и с помощью наведенной паранойи стравливаю шайки гангстеров, отвлекая их от уличного разбоя. Всегда лучше разрядить ситуацию, не рискуя тем, что дело зайдет слишком далеко, с кровью и зубами на мостовой. Подтолкнуть здесь, прощупать там — незначительное воздействие, искусная смена направления, и большинство ночных неприятностей закончатся, даже не начавшись.

Делаю остановку около самой большой китайской христианской церкви Лондона, чтобы поболтать с невидимым демоном, охраняющим святыню от хулиганов и безбожников. Он наслаждается парадоксом: церковь защищает тот, кому официально не положено в нее верить. И поскольку имеет право съесть любого, пытающегося проникнуть внутрь, демон совершенно счастлив. Китайцы очень практичный народ.

Дальше по этой же улице стоит индийский ресторан; в нем тусуются поклонники Кали. По слухам, не все, входящие внутрь, выходят обратно. Он работает как станция однопутной подземки, и люди, гонимые за свои религиозные верования, здесь могут спокойно уйти в другое измерение. На Земле много таких порталов — если знать, где искать. Я помог администрации со специальной защитной магией, пропускающей только приличных клиентов.

Бывая здесь, всегда проверяю мусорные баки. В последнее время обострились проблемы с дикими пикси. Как и лисы, они забегают из пригородов, вот только лисам не дано взрывать вашу ауру пристальным взглядом. Пикси любят помойки, могут часами играть на них. И они съедают много отбросов, поэтому обычно я не мешаю им резвиться. Хотя, если их станет слишком много, приму меры.

Я постучал по мусорному баку, но ответа не получил. Никого нет дома.

После этого я углубился в боковые улочки, выискивая в крошечных барах тех, кого мы называем пиявками. Они очень похожи на людей, особенно в плохо освещенном помещении. Все вы знаете этих девиц — они подходят к вам, когда вы стоите у стойки, и с очаровательной улыбкой болтают ни о чем, но создается впечатление, что отвязаться от них будет трудно. Их интересует не ваше общество и даже не деньги. Их интересует совсем другое. Некоторые умеют высасывать спиртное прямо из вас, оставляя только жуткое похмелье. Другие могут выкачивать жизненную энергию, удачу, даже надежду.

Заметив меня, они обычно тут же дают деру. Знают, что я заставлю вернуть высосанное, да еще и с процентами. Мне нравится выжимать этих прилипал досуха.

Личные демоны гораздо хуже. Они появляются в вечерних сумерках, падают откуда-то сверху и, швыряемые ветром, носятся по узким улицам, щелкая зубами и пальцами, усеянными колючками. Ищут любого туриста, к которому можно прицепиться, поскольку его защитные механизмы работают плохо. Они цепляются к вашей спине и катаются, как на муле. Поощряют ваши худшие слабости — жадность, вожделение, страсть к насилию. Заманивают худшими искушениями, заставляют совершать тяжкие грехи, какие вам и не снились. Турист делается необузданным, буквально тонет в эмоциях — и демон впитывает их. Получив достаточно, он снова ускользает в ночь, толстый, обожравшийся, а туристу остается ломать голову над вопросами, куда подевались его деньги и чувство собственного достоинства, с какой стати люди утверждают, что он вытворял все эти ужасы, о которых ничего не помнит, почему у его ног лежит мертвое тело, а руки в крови.

Я могу увидеть демона, а вот он моего приближения заметить не в состоянии. Я могу прокрасться сзади и сорвать его со спины туриста. При этом я использую специальные перчатки, которые называю эмоциональными укротителями. Их для нас изготавливают местные монахи: читают над ними специальные молитвы, вымачивают в святой воде и крепят безобразные серебряные когти на кончиках пальцев. На самом деле личные демоны не живые в прямом смысле этого слова, однако мне все равно нравится, когда они вопят под обжигающим прикосновением моих рук к своим хрупким телам.

Конечно, некоторые туристы приносят на себе личных демонов, и в этом случае я просто записываю их имена, а потом сообщаю в полицию. Симбиоз мне не по силам.

Наткнувшись на первую этой ночью компанию серых чужеземцев, я проверил, в порядке ли у них разрешения. Выглядят они как самые обычные люди — пока не подойдешь слишком близко: тут-то они гипнотизируют тебя большими черными глазами, как змея гипнотизирует мышь. Вблизи от них пахнет кислым молоком, и движутся они неправильно. Тускло-серая плоть извивается, даже когда они стоят совершенно спокойно — как будто недостаточно прочно связана со скелетом.

В свое дежурство я не позволяю им никого похищать. Тут я непреклонен: нет разрешения — нет и похищения. Они никогда не возражают; вообще не реагируют. Трудно сказать, о чем думает серый, с этим своим длинным плоским лицом и немигающими глазами. По правде говоря, я предпочел бы, чтобы они носили хоть какую-то одежду. Вы не представляете себе, что у них вместо гениталий.

Даже если их бумаги в порядке, всегда нахожу, к чему придраться, — или как минимум делаю вид, будто у них что-то не так, и прогоняю со своего участка. Это мой скромный вклад в защиту человечества от чужеземного вторжения. Пусть правительство увеличивает квоты, если желает.

Часа в два-три ночи я наткнулся на уличного проповедника, женщину, которая курила самокрутку с марихуаной в дальнем проулке. Она новенькая, зовут Тамсин Макриди. На вид ей лет пятнадцать, однако она наверняка достаточно крепкая женщина, иначе в жизни не получила бы этот участок. Уличные проповедники в основном имеют дело с духовными проблемами, вот почему надолго их не хватает. Достаточно скоро они понимают, что здравого смысла и сострадания недостаточно. Тут-то и поднимается буря, и все прочие бегут в укрытие. Впрочем, Тамсин еще прилично ведет себя, даже когда переживает из-за своей беспомощности.

— Люди приходят сюда, стремясь удовлетворить потребности плоти, не духа. — Я возвращаю ей самокрутку. — И мы здесь для того, чтобы помогать, а не вмешиваться.

— Эту лапшу себе лучше вешай! — говорит она, и мы оба смеемся.

Вскоре после этого я столкнулся с реальными неприятностями: кто-то из Лиги защиты евреев напустил голема на марш британских скинхедов. Голем накинулся на них, расшвырял по сторонам, и те, окровавленные, обмочившиеся, визжащие от ужаса, бросились врассыпную. Больше всего мне хотелось отойти подальше и зааплодировать, однако я не мог допустить, чтобы побоище продолжалось. Вдруг кто-нибудь заметит мое попустительство? Поэтому я ввязался в драку, нырнул под молотящие руки голема и прошептал дезактивирующее слово. Он мгновенно успокоился, став тем, чем, собственно, и был — куском безжизненной глины, а я позвонил в полицию, чтобы его вывезли за город. До кого-то наверху мое сообщение наверняка тоже дошло, и я надеялся, что в ближайшее время мне подобных подвигов совершать не придется.

Возясь с големом, я заработал несколько синяков и носовое кровотечение, поэтому, разделавшись с ним, прислонился к каменной стене и принялся жалеть себя: мои исцеляющие заклинания действенны только по отношению к другим. Немногие оставшиеся скинхеды сочувствия ко мне не проявляли — они знали, на чьей я стороне. Некоторые из них вели себя довольно агрессивно. В конце концов мне это надоело, я бросил на них испепеляющий взгляд, и они вспомнили, что в другом месте есть дела поважнее.

Мне ничего не стоит вернуть голема, и они понимали это.

Я продолжил путь, чувствуя боль во всем теле. Демоны, пикси и големы, подумаешь! Просто еще одна обычная ночь в Сохо.

Продолжай идти, продолжай идти. Защити тех, кого сможешь, постарайся не слишком много времени тратить на тех, кому помочь не в силах. Убирай за всеми, изгоняй хищников и позаботься о том, чтобы мир ни о чем не догадывался. Такова моя работа. Большая ответственность, практически никакой власти и очень мало денег.

Все это я более-менее связно изложил Рыжей, когда в конце «смены» мы снова столкнулись друг с другом. Она приложила холодное лезвие ножа к моим синякам и предложила глоток из своей фляжки. Отменная оказалась штука.

— Зачем ты этим занимаешься, малыш Чарли? Работа трудная, сплошные неприятности, а в награду только брань и синяки? Дело вряд ли в деньгах — я наверняка зашибаю больше тебя.

— Верно, — ответил я. — Дело не в деньгах.

Я подумал обо всех тварях, которых видел этой ночью и о существовании которых люди, в массе своей, не подозревают. Причудливые, фантастические, диковинные создания и еще более диковинные люди — обитатели тайного мира. Я и сам творю чудеса с помощью магии, и такая ночь, как нынешняя, переполняет меня торжеством. Как могу я повернуться ко всему этому спиной?

— Малыш Чарли, ты когда-нибудь подумывал завязать? — спрашивает Рыжая.

— Что? И бросить шоу-бизнес?!