Радости земные

Глава девятая

Дэниел отправился по делам, пообещав вернуться к пяти. Интересно, какие у него все-таки дела? Кто он? Полицейский? Вряд ли. Аферист? Непохоже. Да и какая разница? Придет время, и он сам мне все расскажет.

В полдень я позвонила в квартиру с табличкой «Гефест». Тэз еще спал, и дверь открыл Галли – самый опрятный и самый немногословный из Одиноких Стрелков. Он жестом пригласил меня войти, и я шагнула через порог. За дверью высилась груда грязной одежды: тенниски, носки, футболки, а сверху дырявые рабочие брюки.

– Извините. Мама Рэта сегодня заберет вещи в стирку, – пояснил он. – Чем могу помочь, Коринна?

– Мне нужно посмотреть список жильцов дома, – ответила я, – и как можно скорее. Поможете? С меня «Арктическая смерть».

Парень просиял.

– Проходите, сейчас все сделаем. Вам распечатать? Я кивнула.

Галли сел за один из компьютеров – в «Гефесте» их целая куча – и выбрал нужный диск. Пальцы его летали над клавиатурой, клавиши трещали, монитор мигал – и вот уже заурчал принтер. Я схватила еще теплый листок с драгоценной информацией. Нашла себя и Труди, которая значилась под своей нынешней фамилией – Йохансон. Мероу так и значилась Мероу, а квартира, где жили мои помощницы, была записана на имя отца Кайли. Все ясно: мистер Ку-Ку черпает информацию из другого источника.

– Спасибо вам, Галли, – сказала я и уже собралась уходить, но тут мне в голову пришла мысль. – Послушайте, а если бы вам вдруг понадобилось разузнать фамилию человека, которая у него была лет двадцать назад, как бы вы поступили?

– Законным путем? Без хакерства?

– Да, без хакерства. Этот тип не слишком силен в компьютерах. Разве что клавишу «enter» выучить успел…

– Даже не знаю, – ответил Галли. – Надо подумать. И Тэза спросить. Я сообщу вам, если что.

– Непременно. И с меня в таком случае полдюжины бутылок «Арктической смерти», – заявила я и поспешила уйти. Хоть парни и приглашали уборщицу раз в неделю, в «Гефесте» стоял устойчивый запах зачерствелой пиццы, острого соуса и старых кроссовок.

Выйдя на улицу, я столкнулась со старшим констеблем Уайт, которая как раз собиралась позвонить в мою дверь. Я схватила полисменшу за плечо, и она чуть отстранилась.

– Мне нужно вам кое-что сообщить, – сказала я. – Прошлой ночью…

– Может, не на улице? – предложила Лепидоптера. В руках у нее была пластиковая папка.

– Конечно, пройдемте в холл. Так вот, когда я вошла сюда прошлой ночью…

– Во сколько это было? – спросила старший констебль.

– В четыре утра.

– Вы были одна?

– Нет, – призналась я и тут же почувствовала, что желание поделиться информацией начисто пропало. Миз Уайт сегодня явно не в духе и смотрит на меня так, будто я ее чем-то обидела. Итак, передо мной следующая альтернатива. Либо я тупо отвечаю на вопросы, и в таком случае упускаю какой-либо важный факт, который поможет найти мистера Ку-Ку. Тогда полисменша, поняв, что я скрываю информацию, станет еще агрессивней, а я, в свою очередь, еще больше замкнусь в себе. И так далее. Либо я как большая девочка сделаю над собой усилие и попробую извлечь из ситуации пользу.

Закрыв за нами дверь, я присела на бортик бассейна. К моей радости, рыбки были здоровехоньки, а вода – кристально чистой. Значит, ночное угощение пришлось морским тварям по душе (вернее, по желудку).

– Ну что, попробуем сначала? – мягко предложила я. – По-моему, мы не совсем правильно начали разговор. Во-первых, здравствуйте, старший констебль Уайт, а во-вторых, я очень рада вас видеть, потому что страшно напугана. И не только я, но и все женщины из нашего дома. Мы надеемся, что вы нам поможете. Дело в том, что у нас завелся маньяк, и с каждым днем он все активнее.

С минуту она молча взирала на меня. Время шло, и я уже начала подумывать: могут ли меня арестовать за фамильярное обращение с полицейским? Под суровыми карими глазами лежали темные круги, уголки рта были плотно сжаты точно заправленная по всем правилам больничная койка. «Интересно, а кто в случае чего за меня поручится?» – пришла в голову нерадостная мысль, но старший констебль Уайт вздохнула, почти что улыбнулась и произнесла:

– Расскажите мне все, что знаете.

И села рядом со мной на бортик бассейна.

– Вчера ночью я вернулась домой с Дэниелом Коуэном. Мы были на дежурстве в «Супах рекой», и я познакомилась с сестрой Мэри – удивительная женщина!

– Это точно, – согласилась Лепидоптера.

– А тут кто-то разлил по всему парадному, как я думала, кровь. Но Дэниел понял, что это всего лишь кетчуп. Его тут было ужас сколько, не один литр! А на стене было написано как бы кровью: «Смерть распутницам». Все тем же, я бы сказала, детским почерком. Вы, конечно же, станете сердиться, но мы с Дэниелом вымыли пол и стерли кетчуп со стены.

– Я бы рассердилась, но слишком устала. И, если честно, сама, окажись я на вашем месте, поступила бы точно так же. Хорошо, что все это обнаружили вы, а не одна из девушек, что живут у вас в доме.

– Вот и я так подумала! И не Труди: у нее и так сердце барахлит. И не миссис Пемберти. Та бы до сих пор билась в истерике. Думаю, по замыслу нашего психа, первыми все это должны были увидеть те, кто в воскресенье утром идет в церковь. А картина, я вам доложу, была просто жуткая!

– Могу себе представить, – с сочувствием ответила Уайт, которая наверняка повидала в своей жизни море крови и, окажись на моем месте, и бровью бы не повела.

– Сегодня утром я поговорила с Труди, и она отдала мне письмо, которое недавно получила. Точно такое же, как и все прочие. Если вы зайдете ко мне, я вам их все покажу.

– Именно за этим я и пришла, – сказала Лепидоптера и поднялась.

Усадив ее на кухне, я достала из ящика полиэтиленовый пакет и присовокупила письмо, адресованное Труди.

– Вы уж извините, что оно все в грязи, Труди у нас садовник. Знаете, что странно? Труди уверяет, что она уже много лет не Гертруда Маартенс. А Мероу давным-давно не Мириам Каплан. Я посмотрела список жильцов дома, так девочек в нем вообще нет. Квартира принадлежит отцу Кайли.

– Странно, – протянула Лепидоптера Уайт.

Она согласилась выпить чашечку кофе с плетенкой и, кажется, созрела, чтобы поделиться со мной информацией:

– Вот письмо, которое получила госпожа Дред, – сказала она, открывая свою папку. – Только учтите, я вам этого не показывала, и очень надеюсь, что об этом, кроме нас, никто и никогда не узнает, – суровым тоном добавила она.

– Слово скаута, – поклялась я.

Письмо ничем не отличалось от всех прочих, только адресовано оно было Энтони Джорджу Дэвису Ну что ж, ответ на один вопрос я уже получила.

– А давно миз Дред стала… – я запнулась, – как бы это сказать, превратилась в миз Дред?

– Больше десяти лет назад.

– И какой же из этого следует вывод? – поинтересовалась я. – Значит ли это, что мистер Ку-Ку почерпнул информацию из старого источника? Например, из паспортов?

– Может быть, но я не думаю, что это ошибка, – заметила Лепидоптера, прихлебывая кофе. – Похоже, он затеял с нами игру. Только забудьте все, что вы видели в «Молчании ягнят», а почитайте лучше Патрисию Корнуэлл. На самом деле серийные убийцы выдающимся умом не отличаются. Это гнусные, кровожадные уроды. Ими движет больное воображение, а не гениальный план. И ключей-разгадок, как в детективах Агаты Кристи, они не оставляют. Мне доводилось иметь дело с маньяками. Уверяю вас, они жуткие зануды, пока речь не заходит о трупах. Вот тогда они воодушевляются. Все они жаждут одного – власти. И эти психи живут, грея себя мыслью, что они лучше других. Они на самом деле считают, что им все можно. Поэтому и ломаются, когда их отлавливают. Ведь тогда рушится весь их мир. Меняется выношенный ими сценарий. Пережить такое они не в состоянии. Уверяю вас, этот тип преднамеренно нагоняет на вас страх. Дает понять, что знает ваше прошлое, словно поддразнивает: «Я все про вас знаю, никуда вы от меня не денетесь, ха-ха». Гнусный урод. А кофе еще остался?

– Сколько хотите. – Я подлила ей бодрящего напитка.

– К сожалению, пока мы мало что можем сделать, – продолжила она, отпив глоток. – Миз Чапмен, хочу быть с вами откровенной. Что у нас есть на данный момент? Пачка писем, которые с натяжкой можно считать основанием для открытия дела об угрозе убийства. И порча имущества томатным соусом. Негусто!.. Уверяю вас, суду этого будет недостаточно. Боюсь, нас поднимут на смех.

– Возмутительно! – воскликнула я. – Ведь этот гад терроризирует весь дом!

Она покачала головой:

– Пока что реальный вред никому не причинен. Угрозы – это только угрозы. Я отдам письма на экспертизу, но боюсь, это ничего не даст. Если вы получите еще одно письмо, не берите его в руки, а осторожно положите в пакет. И тогда, если повезет, у нас будут отпечатки пальцев. Хотя в наше время даже малые дети знают: когда идешь на дело, нужно надевать перчатки.

– И что же вы предлагаете? – спросила я. – Сидеть и ждать, пока кого-нибудь убьют?

Она пожала плечами.

– Как говорит наш премьер-министр, будьте бдительны, но не поддавайтесь панике. Пока что этот сумасшедший никому не причинил вреда. Буду продолжать расследование. Я уже сделала запрос на всех известных психов. Просто сейчас у нас в отделении не хватает людей. Наркоманы умирают от передозировки героина, Борцы за чистоту Мельбурна забросали нас заявлениями, а тут еще и журналисты… Если откровенно, ваше дело мне поручили лишь потому, что босс меня терпеть не может. Вот и отстранил от дела о передозировке, чтобы я его не раздражала.

– Не думала, что такие начальники еще водятся, – с сочувственным видом заметила я.

– Еще как водятся! Ну что ж, спасибо за кофе. Мне еще нужно поговорить с другими женщинами из вашего дома и удостовериться, что они осознают степень опасности. Я считаю, предупреждение никогда не помешает.

Она собралась уходить, и я вспомнила, что про Дэниела не было сказано ни слова!

– А уже известно, от чего именно умирают наркоманы?

– Да, – сказала Уайт и выдержала паузу, давая мне понять, что и эта информация не для разглашения. – Экспертиза показала, что это не крысиный яд и не наркотик из группы стимуляторов, так называемый «спид». Оказывается, это героин. Обычный героин, но более чистый. Примерно тридцать процентов в смеси. Торговцы называют этот порошок «вставляла». Для наркоманов такая концентрация слишком высока. Они привыкли к «грязному» героину, примерно три процента в смеси. Наши люди круглые сутки отлавливают наркоманов и пытаются выудить из них хоть какую-нибудь информацию. Мы ведь не знаем, кто продает эту смесь и зачем. Может, объявился мститель? Или еще один борец со злом на нашу голову. – Она вздохнула. – Ну, я пошла. Всего вам доброго!

– Спасибо, – сказала я и проводила ее до двери.

Итак, полиция не собирается разыскивать нашего маньяка, поэтому, может статься, придется заниматься расследованием самим. Но сейчас я должна выполнить обещание, которое дала себе, – нужно зайти к Холлидею. А вдруг он меня вспомнит?

Если честно, встречаться с ним мне совсем не хотелось.

Чего бы такого ему отнести? Поразмыслив, я решила презентовать Холлидею отличный фруктовый торт. Его печет моя подруга из «Шеппартона». Она всегда начиняет торты изысканными сухофруктами, например, сушеной вишней или мускусной дыней, а тесто у нее достаточно тонкое. Порезав торт, я решила сначала зайти к профессору Монку за мудрым советом. Оказалось, у него гости. Я было собралась ретироваться, однако профессор пригласил меня войти, да так галантно, что отказаться я не смогла. Нельзя спорить с человеком, в руках у которого палка.

Нет, только не это! Чета Пемберти и мопс Трэддлс сидели на римских кушетках с таким видом, будто они миссионеры в пещере людоеда.

Миссис Пемберти, жилистая злобная старушенция с сиреневыми волосами, красит губы исключительно ярко-розовой помадой, а зубы у нее на удивление белоснежные – такие бывают лишь у тех, кто на ночь кладет челюсть отмокать в стакан. Мопс Трэддлс ожирел до такой степени, что лапки у него едва касаются земли. На шерсти у него проплешины, характер мерзопакостный и воспитания никакого. А в остальном он милый песик. Мистер Пемберти – личность загадочная, лысеющая и предпочитающая держаться в тени.

Он давно на пенсии, а раньше, я думаю, был проповедником-любителем и служил в банке. По духу он навеки облачен в серый кардиган с кожаными заплатками на локтях.

Прекрасное сборище, особенно для воскресного дня. Я с упреком покосилась на профессора, а он улыбнулся мне, как сатир.

Я поставила блюдо с тортом и поздоровалась с Трэддлсом. Тот вознамерился меня тяпнуть, но промахнулся.

– Добрый день, Коринна! – с кислой миной произнесла миссис Пемберти. – К вам тоже приходила эта наглая полисменша?

– Да, старший констебль Уайт со мной говорила, – ответила я. – Вы сказали «наглая»? Почему? По-моему, она знает свое дело, а ситуация сложилась пренеприятная.

Миссис Пемберти, не глядя, протянула руку через плечо, и мистер Пемберти молча вложил ей в ладонь чистый носовой платочек. Он сидел, не поднимая глаз, только изредка шевелил седыми усами.

– Она уверяет, будто бы кто-то присылает женщинам из нашего дома письма, обвиняющие их в распутстве, – поведала миссис Пемберти. – Лично мне никто ни разу в жизни не сказал, что я распутная!

– Думаю, Труди тоже ничего подобного в свой адрес не слышала, – предположила я. – Так же как Мероу, девочки и я. А письма пишет какой-то псих, так что все мы должны быть начеку. Собственно говоря, именно поэтому к нам и приходила миз Уайт.

– Я уезжаю! – взвизгнула старушенция. – Если бы не Трэддлс, меня бы здесь давно не было. Ему здесь нравится. Бедняжка терпеть не может жить в конуре. Никто его не понимает. Только мамочка. Верно, моя пусенька?

И принялась тискать бедного Трэддлса так, что даже ему это показалось безобразием. Он высвободился из удушливых объятий, а миссис Пемберти продолжила:

– Я не останусь там, где про меня смеют говорить подобные вещи!

– Дорогая, – подал голос мистер Пемберти, – успокойся, тебе же нельзя волноваться.

– Да, у меня периферический неврит! – гордо произнесла миссис Пемберти, будто в том, что она больна столь интеллигентным заболеванием, есть ее заслуга. – Мой врач озадачен. Он говорит, в его практике подобного случая еще не было. Итак, я съезжаю отсюда. Да, мы продадим эту квартиру и купим другую, в красивом новом доме, где таких безобразий нет. Все, вопрос решен! – закончила она.

А мистер Пемберти поддакнул:

– Хорошо, моя дорогая.

Судя по всему, ему частенько приходится поддакивать.

Миссис Пемберти поднялась и удалилась, оставив за собой шлейф дорогих духов, в которых она, надо думать, купается. Уходя, Трэддлс нацелился на мою лодыжку, но снова промахнулся, поскольку я предусмотрительно увернулась. Мистер Пемберти ушел, не поднимая глаз. Бедолага!.. Ему, скорее всего, здесь нравится, и переезжать неохота. Хотя выбора у него в любом случае нет. Решения миссис Пемберти обсуждению не подлежат.

Профессор вздохнул с облегчением. Я тоже.

– Угоститесь куском фруктового торта. И дайте мне совет. Я хочу зайти к одному человеку. У него дочь сбежала из дома, и он ее так и не нашел.

– Это ужасно! – покачал головой профессор, теребя свою аккуратную бородку. – Смерть – это одно, смерть ставит точку. Ты знаешь, что человек ушел навсегда и больше не вернется, и от этого страдаешь. Но если он ушел из дому и пропал, это еще хуже. Нет ничего страшнее неизвестности.

– Аминь, – согласилась я. – Возьмите торт, а я пойду к бедняге Холлидею, хотя вряд ли он захочет есть.

– Коринна, вы добрая душа. Милосердие – это великая вещь! – сказал он прямо как сестра Мэри. – Кстати сказать, как прошло дежурство в «Супах рекой»?

– Театр ужасов! – со вздохом ответила я. – Не хватало только газовых фонарей и Гюстава Доре. Сюжетов для его гравюр ночью было навалом. Никогда не думала, что в цивилизованном городе может твориться такое.

– Цивилизация – штука тонкая, как сигаретная бумага, – пояснил профессор. – Римляне и греки хорошо это знали. А мы забыли.

– Вы правы, – согласилась я и пошла к Холлидею, в квартиру под названием «Дафна». Позвонила. Дверь приоткрылась.

– Здравствуйте, – сказала я. – Может, вы меня помните – я Коринна. Мой бывший муж Джеймс – мы вчера с ним ужинали в ресторане – сказал, что вы теперь здесь живете.

На пороге стоял обрюзгший мужчина, с мешками под глазами и винным перегаром – и это в два пополудни. После того, как дочь сбежала из дома, он пристрастился к бутылке, и эта страсть явно не доведет его до добра.

– Жена Джеймса? Разве ее не Ивонна зовут?

– Ивонна – это его нынешняя жена. А я бывшая. Я живу в этом доме. Джеймс сказал, что вы переехали, вот я и подумала: нужно зайти и поздороваться с соседом.

– Поздороваться, – рассеянно повторил он и открыл дверь.

Я вошла.

Вдоль стен стояли бесчисленные коробки. Я-то знаю, какой это кошмар. Распаковываешь и раскладываешь. Распаковываешь и раскладываешь. И часов через надцать подобных упражнений остается столько же нераспакованных коробок, сколько их было в самом начале. А ты так и не нашел ни муку, ни сковороду. Человека, который недавно переехал, можно сразу опознать в магазине: он отказывается от упаковки. Предлагать ему тару – все равно что спрашивать у потерпевшего кораблекрушение, что он думает о приливах и отливах. Когда я приехала в «Инсулу», я распаковала вещи за день: мне активно помогали подруги, а я щедро угощала их вином. В результате некоторые вещи потом нашлись в весьма неожиданных местах – до сих пор не знаю, кто додумался засунуть конверты в морозилку, – зато распаковочные муки быстро закончились. На радостях я сплясала на горе пустых коробок, а потом выставила из дома помощниц, а заодно и опустошенные бутылки.

Холлидей успел извлечь из коробок только бутылку виски, стакан, пачку сигарет, пепельницу и телевизор. Перед телевизором сиротливо стояло кресло. Не дожидаясь приглашения, я приставила к нему второе и села.

– А ведь я даже не знаю, как вас зовут, – сказала я.

Черт, до чего же приятно пахнут его сигареты! Так и манят! Словно говорят: «Давай, закури! Ведь ты помнишь, как это здорово». Еще бы, я все помню! Мой роман с табаком был продолжительным и страстным. Холлидей отклеился от двери и плюхнулся в кресло. А рука потянулась к пульту.

– Энди, – не сразу ответил он.

Наконец-то мой вопрос достиг одной из все еще действующих извилин в его мозгу!

– Позвольте закурить, – попросила я («Коринна! – возопила моя совесть. – Ты проиграла!»), – и скажите мне вот что: вы так и будете без продыху пить или мне приготовить вам что-нибудь поесть?

– Поесть?

Я сидела и с наслаждением затягивалась. Докурила сигарету до самого фильтра и почувствовала себя прекрасно. Разве что голова чуть-чуть кружилась. Потом я прошла на кухню с голыми стенами, где были верные друзья алкоголика – «Берокка» и кофе. Растворимый кофе. На полу в большой коробке с надписью «кухня» оказались пять рубашек, книга по местным винам и вилки с ложками. Из другой коробки я извлекла кастрюлю, консервную банку с супом и коробок спичек с этикеткой клуба. Какого именно, не знаю и знать не хочу. Приготовив суп согласно инструкции на ярлыке, я принялась за поиски чашки или плошки. В коробке с надписью «разное» нашлись три кружки. Все это время Энди Холлидей и бровью не повел.

Вернувшись в комнату, я вложила кружку ему в руку и сказала:

– Выпейте суп. И он стал пить.

Наверное, подсознательно я копировала миссис Палмер, суровую медсестру, которая, вне всякого сомнения, обладает тем самым auctoritas, о котором мне рассказывал профессор. Я заставила Холлидея выпить еще супа, а потом и кофе с куском фруктового торта. В результате он начал трезветь.

Опустив руку в карман, он извлек оттуда фотографию девочки с резкими чертами лица в костюме в стиле диско. Белокурая, с узкими глазами, угловатая… На снимке она щекотала Энди Холлидея длинным пером и хохотала. Энди выглядел намного моложе, почти таким, как я его помнила.

– Это она, – сказал он таким упавшим голосом, что у меня сердце сжалось.

– Как ее зовут? – спросила я.

– Шери. Она была папиной дочкой. А потом сбежала из дома.

– Сколько ей здесь?

– Четырнадцать. Уже три года прошло. Я столько ее искал! И сейчас ищу. Она ушла ночью, даже записки не оставила и… и… – Он нервно сглотнул. – А все потому, что жена ей не поверила. Тина считала ложью то, что Шери сказала про дядю. Это не укладывалось в голове! Такой милый человек, и так любит детей… Я тоже сказал дочке, что не верю ей, вот она и убежала. Да так и не вернулась.

И тут он заплакал.

– Значит, она сказала правду? – спросила я.

Он шмыгнул носом, и я протянула ему бумажную салфетку.

– Ну да, все именно так и было! Этого извращенца застукали, когда он приставал к другим племянницам; мой брат оказался умнее: он своей дочери поверил и поймал его, можно сказать, на месте преступления. Сейчас этот подонок за решеткой, и тем лучше, иначе я придушил бы его собственными руками. А его сестрица, моя жена и мама Шери, – боже праведный! – до сих пор на его стороне. Говорит, мол, во всем виноват их отец. Я развелся с этой кретинкой. А моя невинная дочь, моя Шери, ушла, и я ее больше никогда не увижу.

– А каким образом вы ее искали?

– Я был на телевизионной программе «Мы вас ищем», – не без гордости сказал Холлидей. – И заплатил целое состояние частному детективу, но как ее найдешь? Ведь подростки часто живут под чужими именами. Сыщик так ничего и не выяснил. Прямо так мне и сказал: не тратьте, мол, деньги зря, ничем вам помочь не смогу. Славный малый, хозяин сыскного агентства «Недреманое око». Сказал только, что Шери жива. Во всяком случае, в моргах ее нет, и в больницах под таким именем никто не значится. Никаких следов! И документов у нее не было: ни паспорта, ни водительских прав. А я хотел научить ее водить машину, – со стоном завершил он и прикурил от окурка новую сигарету.

Я же его примеру не последовала – моя совесть одержала верх. Впрочем, я и сама не хочу снова стать рабом пагубной привычки. Просто позволяю себе изредка сигаретку-другую. Слаб человек!..

– И что теперь? Вы так и будете сидеть сложа руки и предаваться меланхолии? – как можно мягче спросила я.

Страшно даже представить, как ему тяжко! Помню, у меня Горацио пропал на пару дней – его случайно заперли в доме, где шел ремонт, – так я места себе не находила, все представляла, что его убили или покалечили. Но это было всего два дня, а тут три года!

– Детектив сказал, что Шери, скорее всего, в городе или где-нибудь неподалеку, но точно не в монастыре, не в борделе и не в каком-нибудь массажном салоне… В таких заведениях без документов нельзя. Поэтому я скоро развешу объявления, вот только соберусь с силами, – сказал он, беспомощно оглядывая горы коробок.

– Может, мне даже удастся вам помочь, – сказала я, решив, что Мероу – лучший помощник по распаковыванию вещей. Наша ворожея одним прикосновением руки может определить, что в какой коробке. Думаю, она не откажется помочь этому бедняге, ведь благое дело прекрасно скажется на карме.

– И когда вы собираетесь развесить объявления? – спросила я бодрым голосом. – Кажется, я знаю, что вам надо в нем написать.

– Спасибо, Ивонна, – сонно ответил он. – Передайте привет Джеймсу.

Я тихонько вышла. Ну что ж, Энди Холлидей хотя бы позавтракал. Его кандидатуру на роль мистера Ку-Ку я решительно отмела. Он слишком страдает и слишком много пьет, чтобы так складно писать письма. И компьютера у него нет. Джеймс сказал, что Энди уволили, значит, и распечатать письмо ему негде. Короче, это еще один кандидат на бесплатный хлеб, не более того. А я точно знаю, какое должно быть объявление, чтобы Шери Холлидей, где бы она ни пряталась, наконец-то дала о себе знать. Выходит, день прошел не зря.

Мероу работает и по воскресеньям – христиане с их порядками ей не указ. У порога я остановилась погладить Белладонну. Она такая черная, что если бы не зеленые глаза и розоватые очертания рта, можно было бы подумать, что эта кошка вырезана из эбонита. Вежливо мурлыкнув, Белла нырнула в дом: начал накрапывать дождь. Вот и хорошо: Труди будет рада, что ее трава напитается влагой.

– А я думала, ведьмы любят грозу, – заметила я, кивнув на Белладонну. Та пулей залетела под стол, который служил Мероу прилавком, и забилась в самый дальний угол.

– Ведьмы любят, а их кошки – нет. Белла очень чувствительна к колебаниям в атмосфере. Посмотри, у бедняжки даже усы дрожат!

Мероу наклонилась и прикрыла Беладонну краем шерстяной шали. Та не воспротивилась, значит, ей на самом деле страшно: ведь по природе кошки жутко любопытны.

В магазине пахло каким-то незнакомым мне восточным благовонием. Я спросила у Мероу, что это.

– Это ладан и мирра, – сказала она. – После потрясения необходимо восстановить силы. А как прошло дежурство в «Супах рекой» с высоким красавцем-брюнетом?

– Впечатлений масса, так что пока я затрудняюсь тебе сказать, как именно. А Дэниел – просто прелесть. Он не болтает по утрам.

– Ну что ж, значит, вам суждено быть вместе, – подвела итог Мероу Уж она-то знает, какая я «общительная» с утра! Пару раз она пыталась поддержать со мной беседу, но сломалась.

Сегодня нам было о чем поговорить. Я передала Мероу то, что сказала про мистера Ку-Ку старший констебль Уайт, и поведала про кетчуп в парадном.

– Да, она верно говорит, им движет злость и жажда власти. Знаешь что, Коринна, раз этот псих так любит игры, давай предложим ему свою, а? По-моему, нам пора переходить в наступление. Что скажешь?

– Я подумаю. А сейчас нам с тобой нужно сделать одно доброе дело. Наш новый сосед, Энди Холлидей, потерял дочь и теперь пьет по-черному, а вокруг него куча нераспакованных коробок высотой с гору Косцюшко. Нужно бы ему подсобить. Но одна я точно не управлюсь. Ну что, поможешь?

– Конечно, – ответила Мероу. – В детстве мне редко дарили подарки, так что я обожаю распаковывать коробки. И потом, вдруг дочь к нему вернется, а у бедолаги к тому времени печень прикажет долго жить? Надо бы поддержать его витаминами, подобрать ему талисман и зажечь благовоние, чтобы почистить чакры. Ты права, действовать нужно сообща. Послушай, а ты уверена, что ему нужна помощь? А то получится опять, как в тот раз с мистером Пемберти.

Я кивнула. В свое время мы с Мероу дружно жалели бедного мистера Пемберти, а он в один прекрасный день поведал нам, что ему нравится быть рабом, и даже показал нам – ужас какой! – свой ошейник и кружевной фартучек.

– Уверена. Когда пойдем?

– А может, провести ритуал возвращения? – рассуждала вслух Мероу – Правда, это дорогая штука.

– Проведем, только сначала пусть протрезвеет. Ну что, завтра?

– Завтра. Как уберешься в пекарне, зайди за мной, а я закроюсь пораньше. Знаешь, Коринна, мне как профессионалу интересно лишний раз попрактиковаться.

Вот и замечательно! Если за дело берется такой специалист, мы в два счета наведем у Холлидея порядок.