Раненая ласточка

ШОКОЛАД «ЛЮКС»

Сайбун решил при встрече отдать десять рублей Даштемиру. А пока он закопал деньги во дворе. Было у него одно тайное местечко возле забора, за горой старых и ржавых труб.

От прежней любви к Даштемиру не осталось и следа. Сказать честно, он ненавидел его. Но еще больше боялся. От Даштемира всего можно было ожидать. Он способен ударить ножом, способен убить. И если он намекает, что в нужный для него момент выдаст Сайбуна, значит, так и сделает…

Как избавиться от Даштемира? Сколько Сайбун ни думал, ничего придумать не мог. Он мечтал, что судьба поможет ему, и Даштемир каким‑то чудес ним образом исчезнет, — исчезнет, чтобы уже никогда не появляться на его пути. Допустим, он заболеет воспалением легких и умрет. Или, допустим, поплывет в море и утонет. А еще лучше, если его потянет в дальние края — в Сибирь, например, — и он сядет на поезд, и поезд повезет его далеко‑далеко, и обратно Даштемиру вернуться не захочется…

Но все это были пустые мечты. Они мало чем помогали Сайбуну. И вот так, то мечтая, исполняясь надеждой на новую, честную жизнь без Даштемира, то дрожа от безысходности, обуреваемый самыми мрачными мыслями, он продолжал жить…

После ограбления магазина Даштемир не появлялся целую неделю. За это время в жизни Сайбуна произошли некоторые события. Во‑первых, он столкнулся с Хамидом. Сайбуну хотелось отомстить Хамиду, и он был готов начать драку, но Хамид не был расположен драться, и стычки не получилось. Во‑вторых, Сайбун помирился с Ниной.

С недавних пор в школе организовали драматический самодеятельный коллектив. Ребята решили поставить пьесу про героя гражданской войны Кара Караева. В пьесе были не только красные, но и белые. Была там, например, роль деникинского генерала. Вот эту‑то роль и дали Хамиду, которого чуть ли не насильно записали в драматический коллектив.

Хамиду вся эта затея не нравилась. Он даже пропустил два занятия. Но как‑то завуч школы, участник Отечественной войны Григорий Иванович Опанасенко, увидел Хамида на сцене и сказал, что Хамид — это большой талант.

С этого момента Хамид не пропускал в драматическом коллективе ни одного занятия. Он теперь стал в этой самодеятельности самым главным. Писал объявления, когда будут репетиции. Разрисовывал декорации. Бегал по городу, выпрашивая у знакомых старые черкески и бешметы для спектакля.

Даже внешне Хамид изменился. Говорил своим голосом. Не затевал драк. Кто‑то из ребят сообщил Сайбуну, что Хамид даже курить бросил, потому что от курения голос «садится», а актер с плохим голосом — не актер.

И самое любопытное, что в школе уже никто не звал Хамида Хрипуном. Чего ж его так звать, если он совсем не хрипит?

Дней пять назад Сайбун шел мимо школы и встретил Хамида. Вид у него был озабоченный. В руках он нес большой сверток.

— А за тобой должок, — сказал Сайбун, останавливая Хамида.

— Какой должок? — не понял Хамид.

— Помнишь, ты меня в кустах избил? — Сайбун сверлил своего противника глазами, как учил его Даштемир. — Вспомнил? Я не забыл. Теперь давай расплатимся…

Сайбун занес руку для удара. Но Хамид отскочил. Сверток упал на землю, и к ногам Сайбуна легли какие‑то черкески, папаха, чувяки — в общем, целый гардероб.

— Я тебя не боялся и не боюсь, — сказал Хамид. — Но драться сейчас не буду. — Он нагнулся, стал собирать упавшие на землю вещи. — Вот отыграем спектакль, тогда встретимся.

И Сайбун не решился ударить Хамида.

— Трус, Хрипун несчастный! — сказал он и зашагал дальше.

Так и не удалось ему отомстить Хамиду.

На следующий день было два урока геометрии, и Махмуд Мирзоевич задал на дом две трудные задачки. Сайбун целый час над ними бился. Но так и не решил. Отец был на работе, мать ушла к соседям. И Сайбун, сидевший за столом, вдруг почувствовал себя совсем одиноким.

«Хоть бы Нина пришла!» — мелькнуло у него в голове.

Еще не осознавая, что делает, он нарисовал на тетради круглую рожицу с веселыми глазами. Вот удивительно: перо, словно подслушав его мысли, сделало рожицу похожей на Нину!

А в сущности, разве она плохая девочка? Сайбун от нее зла не видел. Зато доброго сколько угодно! Кто помогал Сайбуну по математике? Нина! Кто объяснял трудные задачи по химии? Нина! И было время, когда он ей все свои тайны рассказывал, и она его не выдавала!

Он вскочил, схватил задачник по геометрии, сунув его зачем‑то в портфель, и побежал к Нине.

Если сказать правду, он захватил с собой задачник только для виду. Сделает он домашнее задание по геометрии или не сделает — это не главное сейчас. Главное другое: увидеть Нину и поговорить с ней.

Заметив Нину, стоявшую около своего дома с какой‑то девочкой, Сайбун издали помахал ей портфелем.

Нина что‑то торопливо сказала девочке и заспешила навстречу Сайбуну.

— Что случилось? — тревожно спросила она.

— Я уезжаю на Гавайские острова! — сказал Сайбун, радуясь встрече. — Я познакомился с Фенимором Купером… Знаешь такого?

— Знаю, — сказала Нина. — Он давно умер. Странный ты, Сайбун: то ходишь нахмуренный, как грозовая туча, то все серьезное на шутки переводишь…

— Вот уж и пошутить нельзя. — Сайбун недовольно подернул плечами. — Ладно, я по делу пришел. Ты задачки сделала, что Махмуд Мирзоевич задавал?

— Сделала. А ты?

— Нет, — ответил Сайбун. — Какие‑то глупые они, не решаются.

— Совсем и не глупые, — возразила Нина. — Смотри. — Она подобрала с земли случайный кусочек мела и принялась писать на асфальте условия задачек. — Даны два треугольника…

Она объясняла Сайбуну, как решать задачи, а он слушал ее и укорял себя за то, что еще недавно пренебрегал ею.

Геометрию Нина знала хорошо, и решала она задачки легко, непринужденно, подражая Махмуду Мирзоевичу, несколько раз повторяла одно и то же, переспрашивала у Сайбуна: «Все понял?»

Кусочек мела в ее тонкой руке становился все меньше и меньше и наконец рассыпался белой пылью…

— Вот и все. Теперь решишь?

— Конечно, — сказал Сайбун. — Спасибо тебе. Ты не злись на меня, я давно к тебе не заходил, не разговаривал… Не будешь злиться?

Нина покачала головой. Потом вдруг радостно рассмеялась.

— Ты ничего не заметил? — спросила она, не отрывая взгляда от Сайбуна.

— Заметил. У тебя в косичках бантики новые…

— А еще?

Сайбун пожал плечами. Ему казалось, что в остальном Нина ничуточки не изменилась.

— А у меня серьги! — Нина повернула голову, и Сайбун увидел на мочке маленького уха красивые серебряные серьги, затканные металлическими узорами.

— Здорово! — воскликнул Сайбун. — Кто же тебе их подарил?

— Папин товарищ приехал из аула Кубани и привез серьги…

Сайбун задумался. Ему было обидно, что кто‑то — будь это даже самый близкий товарищ Нининого папы — подарил Нине серьги, а он вот за все время дружбы не купил ей и дешевенькое мороженое. Он тоже сделает подарок Нине!

— Знаешь… — Сайбун остановился. — Я б тебе тоже серьги подарил, но у меня никаких украшений нет. Я куплю тебе шоколад! Самый лучший, самый дорогой! «Люкс»!

— А я шоколад больше всего люблю! — воскликнула Нина.

— Завтра куплю и в школу принесу, — пообещал Сайбун.

Вернувшись домой, он быстро решил обе задачи, переписал их набело в тетрадь.

Он был доволен собой. Хорошо, что Нина не обиделась и так запросто, дружески с ним обошлась. Он вспомнил, как она обрадовалась, когда он обещал ей купить шоколад «Люкс». И купит! Десять рублей‑то у него есть! Правда, раньше он думал возвратить эти деньги Даштемиру. Ничего, не умрет Даштемир, если он не отдаст их ему. А Сайбуну деньги будут кстати…

Поздно вечером, когда во дворе никого не было, Сайбун пробрался к своему тайнику. Что это такое? Он не поверил своим глазам: кто‑то навалил на старые трубы новые, и теперь добраться до тайника было невозможно.

Он так расстроился, что присел на трубы и несколько минут провел в полной неподвижности; ему хотелось, чтобы время остановилось, и он мог сидеть все в том же положении, сидеть и ни о чем не думать…

Наконец он поднялся. Решил сказать Нине, что купит ей шоколад через несколько дней. Хочешь не хочешь, а нужно соврать. Надоело это — врать, врать, врать…

Но, в конце концов, не один он говорит неправду. Даже у отца это случается. Прошлой осенью взял его отец с собой на пляж. Там они съели по три порции мороженого. Отец сказал: «Не говори маме, что мы по три порции съели, а то будет ругаться». И Сайбун сказал Хадиже‑Ханум, что они купили себе по эскимо.

А мама? Разве она никогда не лжет? Недавно заглянула к ней соседка, попросила одолжить сахару. Мать ответила, что сахару в доме нет. А на самом деле его дома сколько угодно. Папа тогда спросил у мамы: «Почему ты отказала соседке?» Мать объяснила, что та уже раз брала у нее сахар, но не отдала, стало быть, больше ей взаймы давать ничего нельзя.

В общем, наверное, все люди понемножку врут. А Сайбун что же, не имеет права?

Сайбун все рассчитал: он явился в школу, когда прозвенел звонок. Кажется, сейчас геометрия. Стремглав пронесся по коридору, открыл дверь в класс — Махмуда Мирзоевича не было. И только он устроился на своем месте, как вошел учитель.

Нина сидела двумя партами дальше, сзади, но Сайбун чувствовал, что она сейчас смотрит на него. И это ощущение мешало ему, не давало сосредоточиться. Он даже разозлился: пусть не волнуется, получит свой шоколад!

Многие ребята не решили задачки, названные Махмудом Мирзоевичем.

— А как ты, Сайбун? — спросил учитель. — Тоже не решил?

— Решил, — хмуро ответил Сайбун.

— Тогда иди к доске, а тетрадь дай мне.

Заглянув в тетрадь, Махмуд Мирзоевич довольно улыбнулся.

— Реши на доске семьсот первую.

Сайбун прочитал вслух условие задачи. Потом принялся за чертеж.

— Даны два треугольника, — начал он, глядя на доску и не смея повернуться лицом к классу. — В первом треугольнике…

Он говорил тусклым, тихим голосом и когда кончил, Махмуд Мирзоевич покачал головой.

— Что ж, ладно, задачу ты решил прекрасно. Пять. — Он наклонился над классным журналом, чтобы поставить Сайбуну оценку. — Но, по‑видимому, ты потратил на ее решение столько сил, что уже ни на что не способен…

Он рассмеялся своей шутке. Кое‑кто из ребят тоже рассмеялся. Но лицо Сайбуна оставалось каменным.

На перемене он сделал усилие и подошел к Нине.

— Я хотел тебе сказать…

Нина перебила его:

— А я всем девчонкам сказала, что ты мне шоколад «Люкс» подарил!

— Зря поспешила, — недовольно буркнул Сайбун. — Придется подождать недельку.

— Конечно, подожду, — выпятила губу Нина. Но глаза выдали ее: она была расстроена.