Теперь, придя из школы, Сайбун сразу же садился за уроки. О велосипеде он и думать забыл. Некогда. Кончалась последняя четверть, и Сайбун дал себе слово, что кончит ее без единой тройки. Он уже исправил плохую отметку по истории. Получил две пятерки — по географии и по алгебре. Дело шло на лад.
Отец, конечно, заметил усердие сына. Однако по‑прежнему держался с ним отчужденно, холодно. Сначала Сайбун как‑то оправдывал такое отношение. Но чем дальше, тем больше холодность отца угнетала его. И не только угнетала — раздражала. Ну что еще отцу надо? Учится он теперь неплохо — двоек не приносит. По вечерам сидит дома. Не обманывает родителей. Куда уж лучше!
Прошла неделя. Сайбун был усерден, как никогда. Но, откровенно говоря, такая жизнь — школа, домашние задания, изредка книги — уже наскучила ему. Другое дело, если б у него было много товарищей! Только нет у Сайбуна друзей. С Ниной он не разговаривает. Даштемир? Это не друг…
«Хорошо бы уехать в далекие края!» — часто теперь мечтал Сайбун.
Только напрасные это мечты. Не так крепко стоит Сайбун на ногах, чтобы один он мог отправиться в путь‑дорогу. И денег у него нет. И хорошей профессией он не владеет. Кому действительно нужен такой неуч?
И, помечтав, а потом пораздумав, Сайбун снова садился за учебники. Что делать, надо учиться!
Дома было тихо. Мать и отец больше не ссорились. Правда, в разговорах они его часто упоминали.
Дня три назад отец ни с того ни с сего сказал, что, если Сайбун плохо кончит седьмой класс, он определит его на завод.
— Хоть специальность дельную получит, — заключил отец.
Мать стала возражать. Тогда отец раздраженно заговорил, что Сайбун ведет себя как уличный пацан, что в нем нет гордости и честности, которые являются основой характера горца, что, наконец, рабочая среда подействует на Сайбуна, повлияет на него сильнее, чем школа.
— Злой ты, Шарип, — сказала мать.
— Я был добрым, пока Сайбун мне на голову не сел…
Разговор утих. Но Сайбун знал, что не пройдет и часа, как отец или мать снова заведут речь о нем, о его учебе, о его будущем.
«Между собой говорят, а со мной нет», — злился Сайбун.
Порой ему казалось, что отец с матерью беспокоятся не о нем, а о каком‑то постороннем человеке, хотя и называют его Сайбуном. Допустим, он действительно плохо ведет себя. Допустим, в его душе и вправду нет гордости и честности, какие должны быть у горца. Наконец, очень вероятно, что школа не сможет исправить его, а рабочая среда сможет. Но разве отец и мать знают причины, из‑ за которых он неправильно ведет себя, плохо учится, обманывает людей? Не знают! И вроде бы не хотят узнать! А если б хотели, заговорили бы с ним, с Сайбуном, попросили открыть свою душу, приласкали…
«Один я на свете, — думал Сайбун. — И никому я по‑настоящему не нужен. Ни Нине. Ни родителям. Ни Даштемиру. Чужой всем…»
Когда он так думал, на глазах у него навертывались слезы и в горле неприятно першило.
Не раз и не два представлял Сайбун свое будущее. Все казалось ему светлым и красивым, пока в мечты не вмешивался Даштемир. Спасибо ему за деньги. Спасибо за велосипед, все‑таки он его купил Сайбуну, а не отец. Но лучше бы не было ни денег, ни велосипеда. Лучше было бы, если б Сайбун никогда не встречал Даштемира.
Мысль, что от Даштемира надо избавиться, любыми путями избавиться, все чаще и чаще посещала Сайбуна. Даштемир вор, и когда‑нибудь на его след нападет милиция. Но когда? Может быть, не ждать этого дня и самому отправиться в милицию?
Сайбун подумал об этом, и сердце его наполнилось страхом. Возьмут Даштемира, но возьмут и его. Это точно! А попасть в милицию Сайбун боялся, пожалуй, больше, чем мести Даштемира.
«Все образуется. Само собой образуется», — утешал себя Сайбун.
Он все‑таки надеялся на чудо. Не может так дальше идти! Что‑то должно произойти — хорошее, настоящее, что избавит его от мрачных мыслей и страшной, неправильной жизни!