Расчудесный Хуливуд

Глава двадцать восьмая

Он не понимал, как сюда попал. Он очнулся, сидя на тротуаре на углу Западной и Голливудского в Слэнт-сайде; он сидел, уронив голову на колени, башмаки его были заблеваны.

Он смутно припоминал, что выпил давеча больше крепких напитков, чем ему удалось за последние пятнадцать лет, – самогонка, которую он гнал в тюрьме, была хороша, но получалось ее крайне мало. Он вспомнил, как приставал ко всем красивым женщинам подряд, а они, смеясь, уворачивались от него. Все, кроме одной. А эта единственная удалилась с ним в уголок и дала себя хорошенько пощупать. Она сказала ему, что у него удивительные глаза и к тому же удивительные волосы, прямо не волосы – а мягкая шерсть, как у какого-нибудь зверька. Она только что услышала о том, кто он такой и что сделал. Она сказала, что у нее мурашки по спине бегают при мысли о том, что ее Щупает и мнет мужичок, отсидевший пятнадцать лет за убийство трех женщин.

Она дала ему пригоршню таблеток и предложила сразу же проглотить парочку, а затем встретиться с ней в артистической уборной «А» с тем, чтобы перепихнуться, ведь не на людях же это делать. Но таблетки оглушили его, он забыл о договоренности с нею, да и вообще о том, зачем на эту вечеринку притащился. Он собирался заставить Хобби дать ему работу, потому что в конце концов – после стольких лет, проведенных в заключении, – понял: Хобби ни за что не навестил бы его в тюрьме и не сделал бы ему выгодного предложения из простой благожелательности. Долгое время Янгеру казалось, будто режиссер хочет выудить у него историю тройного убийства с тем, чтобы использовать ее в очередной картине. Но на самом деле Хобби было нужно совсем другое: он хотел узнать, что запомнил Янгер о роковой оргии, о собственном ноже для резки линолеума и о церемониальном жертвоприношении.

Он вспомнил, что сказал на вечеринке об этом режиссеру. Не собирался ведь говорить, собирался окружить всю историю пеленой двусмысленной тайны, однако сказал. Собирался подразнить Хобби, собирался огорошить его задачкой, не раскрывая ее сути, чтобы тот не понял, шантажируют его или нет, а сам все равно протрепался. А ведь в интересах шантажиста не дать сомнениям перерасти в стопроцентную уверенность.

Следующим, что он вспомнил, была поездка в машине с человеком, который назвался Милтоном и которого, однако, все остальные называли Поросенком Дули или просто Поросенком. И этот говнюк не переставая жаловался ему на обидное прозвище.

– Я ведь не виноват, что у меня маленькие глаза и пухлые щеки. Я и в детстве был точно таким же. Я приехал сюда, собираясь стать актером. Понимаешь, о чем я? Ты когда-нибудь видел Эдварда Дж. Робинсона? У него ведь лицо как у лягушки, точно? А он звезда первой величины. И всем наплевать на то, что он похож на лягушку. На самом деле ему даже повезло, что он похож на лягушку. Так что если я смахиваю на поросенка, то и это не плохо, верно? Это может вызвать ко мне симпатию. Ведь Веселые Поросята всем по душе, верно? И вот представь себе: они называют меня Поросенком, а роли не предлагают!

– И вот однажды… а прошел всего месяц-другой, как я прибыл сюда из Нью-Йорка… я замечаю, что люди начинают относиться ко мне несколько странно. Словно они меня немного побаиваются. И, уж во всяком случае, уважают. Один мой дружок из Нью-Йорка, Майк Риальто, такой остряк… ты его знаешь?.. Он иногда подрабатывает частным сыщиком… У него стеклянный глаз, и в баре он вынимает его и бросает в бокал, будто это кубик льда… Ну, одним словом, Майк говорит мне, что рассказывает всем и каждому, будто я наемный убийца из Нью-Джерси. Сначала я малость приобалдеваю – кто же даст мне роль, если люди меня боятся? – а потом и думаю: может, оно и не плохо. То, как все меня уважают, – я про это. И всем хочется со мною закорешиться. Приглашают меня на вечеринки. Дают время от времени работу. А ты понимаешь, почему я тебе все это рассказываю?

– Ни хера я не понимаю, – ответил Янгер. Он был настолько пьян, что ничего кругом не видел. Кроме того, ему отчаянно хотелось блевать.

– А я рассказываю тебе все это, потому что Пол Хобби только что заказал тебя мне.

– Что?

– Я говорю: твой дружок Хобби, который только что напоил тебя и подсунул тебе бабенку, попросил меня, чтобы я тебя нынче ночью замочил.

– Где?

– Откуда я знаю, где? Где получится. У него на этот счет нет конкретных пожеланий. В твоем нынешнем состоянии я могу утопить тебя в любой луже. Если уж у тебя есть смертельные враги, то нечего напиваться. Понимаешь, о чем я?

– Я тебя слушаю.

– Так что тебе просто повезло, что я на самом деле никакой не наемный убийца из Нью-Джерси.

– Да уж повезло.

– Совершенно определенно повезло. Какое-то время они проехали молча. Потом Янгер сказал:

– Надо поблагодарить тебя за то, что ты меня не пристрелил, раз уж тебе это заказали.

– Застрелить или как-нибудь еще – это Хобби оставил на мое усмотрение. Ему все равно: застрелю я тебя, зарежу или удавлю струной. Знаешь, как в газетах пишут.

– Все равно спасибо.

– Может, тебя куда-нибудь подвезти?

– А где мы находимся?

– В Голливуде.

– Что ж, если тебя не затруднит, высади меня на Голливудском бульваре в районе Западной.

– Значит, Слэнт-сайд. Ночью там тебя запросто могут зарезать азиаты.

– Мне там сняли комнату в гостинице. А больше мне все равно деваться некуда.

– Ну, будь поосторожней.

Дули развернулся посреди квартала и помчался в указанном направлении.

Янгер раскрыл окно и подставил лицо ночной сырости. Какое-то время спустя он сказал:

– Можно задать тебе один вопрос?

– Валяй.

– Если ты не наемный убийца из Нью-Джерси, то на что ты живешь?

– Продаю садовый инвентарь в Дауни, Ковина и тому подобных местах. Стараюсь, сам понимаешь, держаться подальше от Голливуда и других шикарных местечек. А то, представь себе, я напорюсь на кого-нибудь из знакомых и они увидят, что я торгую садовым инвентарем! Господи, это же погубит мою репутацию. – Затем он добавил: – Так что, прошу тебя, никому ничего не рассказывай.

– Договорились. Не расскажу. Но как ты объяснишь им, что я остался живым и невредимым?

– Это я уже придумал. Я скажу, что завез тебя за супермаркет, столкнул в реку и засадил тебе пулю в голову. Но поскольку было очень темно, а я сам успел пропустить несколько стаканчиков, а в реке плавало полно выброшенной из супермаркета капусты, я по ошибке разнес в клочья не твою голову, а капустный кочан.

– А почему ты не застрелил меня, прежде чем сбросить в реку?

– Потому что куда бы потом дел труп? В багажник ко мне он просто не влез бы.

– Об этом я не подумал.

– Вот видишь, все у меня сходится. Думаю, если бы мне захотелось стать наемным убийцей, я бы и с этим справился.

– Похоже на то.

– Правда, я бы не знал, с чего начать. – Машина завернула за угол. – Вот мы и приехали. Хочешь, подвезу тебя прямо к гостинице?

– Нет, спасибо. Она в этом квартале. А немного пройтись мне не помешает.

Янгер вылез из машины, но тут Дули окликнул его. И передал ему небольшую пачку купюр.

– Что это? – спросил Янгер.

– Хобби заплатил мне в задаток тысячу.

– Он что, разгуливает с такой наличностью в кармане?

– Не знаю. Может, в бумажнике носит, может, просто в кармане, а может, перехватил у кого-нибудь. Откуда мне знать? Вот я и хочу дать тебе пару сотен.

– С какой стати?

– По-моему, будет только справедливо, если ты на этом самую малость разживешься деньжатами. Играть по-честному значит играть по-честному.

Янгер, поблагодарив его, остался на перекрестке и пронаблюдал за тем, как Дули отъехал. Положив деньги в карман, он нащупал там еще несколько таблеток из той пригоршни, которою угостила его красотка. Сел на мостовую и наблевал себе на ботинки.

После этого ему полегчало.

Он решил, что лучше будет встать и пойти в гостиницу, иначе любая патрульная машина арестует его за пьянство и бродяжничество. Кроме того, он внезапно почувствовал смертельную усталость.

Он пошел прочь. Пройдя два квартала, сообразил, что идет не в ту сторону, да и улица, судя по всему, была не той. Повернувшись в обратном направлении, он увидел горящую в ночном небе вывеску бензоколонки. До нее было как раз два квартала. Он решил, что неплохо было бы помыть обувь.

Добрел туда, вытер башмаки шлангом. К этому времени он начал соображать с достаточной ясностью, однако обнаружил, что окончательно заблудился. Он подошел к рабочим бензоколонки, вшивающимся у конторки, и спросил у них, как пройти на Западную. Они указали ему дорогу.

Отправившись по бульвару, он услышал у себя за спиной их смех, однако, поразмыслив, решил, что они смеются над какой-нибудь собственной шуткой, а вовсе не потому, что для забавы послали заблудившегося чудака не в ту сторону.

Он прошел пять кварталов, прежде чем сообразил, что удаляется от своей гостиницы. Это привело его в ярость. Ему захотелось вернуться и вытрясти из этих ублюдков душу. Может, даже стоит взять такси, чтобы вернуться туда поскорее. Потом, однако, он понял, что не стоит напрашиваться на неприятности, и решил выйти куда-нибудь на освещенное место и выпить содовой, чтобы перешибить отчаянный вкус во рту. Он посмотрел на уличную табличку. Он находился на бульваре Санта-Моника.

На углу крутились Мими и Му. Они забрели так далеко, потому что клиентов нынче ночью практически не было и они решили отойти в сторонку от конкуренток и конкурентов, тем более что пошли они в сторону собственного жилья и, значит, могут в любой момент выставить весла на просушку и отправиться спать.

Они увидели, как навстречу им по бульвару идет Янгер.

– Как ты думаешь, деньги у него есть? – спросила Мими.

– Похоже, он пьян, – сказала Му.

– Вот и отлично.

– У пешеходов в этом городе денег не бывает. А что, спросить трудно?

– Почему же трудно!

Когда Янгер очутился на перекрестке, Мими шагнула к нему.

– Не хочешь колоссально поразвлечься за небольшие деньги?

Янгер, ухмыльнувшись, извлек из кармана две скомканные сотенные.

– Этого хватит?