Они стояли вплотную друг к другу у сломанного парапета на все той же крыше, а вечернее небо над ними становилось сернисто-желтым из-за практически никогда не исчезающего смога; они были похожи на двух последних обитателей мегаполиса, уничтоженного термоядерной бомбой.
Дождь прекратился. В воздухе пахло прелым хлебом.
– А я думал, ты смылся. Смылся и бросил меня, – сказал Диппер.
– С какой стати? – возразил Котлета. – А кроме того, позавчера, когда я встретил тебя в компании с Рочем и Даки, мне показалось, что именно ты собираешься от меня смыться.
– Ты что?
Диппер искренне удивился. Его лицо сморщилось; он изо всех сил пытался вспомнить, правда ли это.
– Но почему ты решил так поступить?
– Не знаю.
– У тебя должны были быть свои причины.
– Пожалуй, у меня были причины, – с трудом выговорил Диппер, словно вознамерившись вдруг доказать, что он вовсе не такой идиот, каким кажется.
– Это из-за того, что ты решил, будто я на тебя разозлился?
– Нет, не думаю.
– Я хочу сказать, с какой стати мне было на тебя злиться?
– Ясное дело, никакой.
– Так, может, из-за того, что ты что-нибудь видел?
– Что?
– Ну, не знаю. Может, тебе показалось, будто ты что-то видел.
– Когда? Когда? Когда?
Придя в волнение, Диппер принялся раскачиваться то вперед, то назад. Ему казалось, что Котлета задает ему все эти вопросы, потому что хочет, чтобы он, Диппер, что-то вспомнил.
– Я хочу пи-пи, – сказал он.
– А ты знаешь, Диппер, что тебя разыскивают легавые? Ты это знаешь?
– Так, может, мне лучше убежать?
– Интересно, куда?
Поразмыслив над этим, Диппер покачал головой.
– Я хочу пи-пи.
– Я хочу сказать, если они тебя даже поймают, может быть, это и не будет так плохо. Зададут тебе несколько вопросов – только и всего. Так оно, наверное, и будет. Они спросят тебя, что ты видел, пока прятался здесь, на крыше.
– Я видел, как этот мужик трахал Му.
– А потом он трахал Мими, а потом ударил ее и зарезал?
Диппер, зажмурившись, схватился за яйца.
– Нет. По-моему, нет.
– Что это значит: по-моему, нет? Как ты можешь запомнить одно и не запомнить другого?
– Иногда я кое-что помню, а иногда помню кое-что другое.
– Например, что тебе хочется пи-пи? – Да.
– Так поди пописай.
– Где? Ты всегда учил меня, чтобы я не писал в углу.
– Выходит, такие вещи ты запоминаешь?
– Ясное дело.
– Но сейчас мы не в помещении. Мы на крыше. На крыше можно ссать. Строго говоря, можно ссать с самого края крыши. Тогда твоя ссака летит на сотню футов.
Диппер, ухмыльнувшись своей безмятежной ухмылкой идиота, поднялся на ноги.
– Уж этого я не забуду. Уж это я навсегда запомню.
Он подошел к краю крыши за обломками парапета и приспустил штаны.
– Вот что меня немножко беспокоит, – сказал Котлета. – Что же ты все-таки запомнил, а что забыл.
Он тоже поднялся на ноги.
– Что ты сказал?
– Я спросил у тебя, как ты поживаешь.
– Послушай, – сказал Диппер. – При чем тут это?
Котлета был за спиной у него на расстоянии трех шагов, когда дверь на крышу внезапно открылась.
Появился Свистун. Котлета посмотрел на него, и даже при скудном освещении они оба прочитали мысли друг друга насквозь.
– Хватит, Котлета, – сказал Свистун. – Всех на свете все равно не убьешь.