Долго еще нам шататься по окрестностям, а Глэриону оставаться перерубленным… Это мы враз смекнули, когда увидели на пороге низенького дедка с усами, в которых затаились крошки (наверое, от тех самых рогаликов), с лысинкой и брюшком, и ко всему еще — в малиновом фартушке. В одной руке дедок держал пачку каких-то листов, во второй — кружку, а от его добродушной улыбки спирита тут же сдуло в небеса, так что нам пришлось объясняться с хозяином в дважды неполном составе.
— Мы тут вообще-то кузнеца ищем… — тоскливо начал объяснения Веслав.
— А что, он женился и… съехал? — присовокупила я.
— Или умер? Женился и умер? — помогла Виола.
Старикан заморгал на нас выпученными, фиалкового цвета глазами.
— Женился? — переспросил он напевно. — Я не женился и пока здравствую, я Харр, я кузнец, и вы выпьете чаю?
Виола испустила облегченный вздох, который говорил: «Ну, Эдмус с вариантами не так уж и ошибся. Стало быть, сбрендил».
— Это успеется, — нетерпеливо заявил Веслав. — Мы к вам тут с дельцем…
— Рогаликов вы тоже не любите? — поморгал на него глазами кузнец.
Веслав оказался в затруднении. Нормы вежливости, с которыми он никогда особенно в ладах не был, требовали ответить, а темперамент требовал немедленно отослать рогалики с чаем в преисподнюю, пояснить кузнецу, что он пойдет за ними следом, если он хоть раз о них вспомнит — и переходить к цели нашего прихода.
Пока алхимик не разорвался надвое, говорить решила я.
— Рогалики мы любим. Но мы к вам пришли, чтобы…
— Скажите, вам нравится музыка?
Видимо, своим неосторожно доброжелательным ответом я открыла ящик Пандоры. Через минуту у каждого из нас оказалась в руках кружка с обжигающим чаем, в зубах — по рогалику, а счастливый нашим вниманием кузнец разливался о себе полноводною речкою.
И вовсе не выпечка оказалась его главным пунктиком. Это место прочно было закреплено за музыкой и пением.
За просторной прихожей оказалась комната с причудливым средневекового вида роялем (как его там — клавикорд? клавесин?), куда музыкальный кузнец нас и затащил. И, пока мы давились чаем и рогаликами, исполнял для нас что-то вроде музыкального попурри из здешних мелодий. Причем, он не особенно разбирал жанры, так что мы прослушали все, от лирической баллады «Верный мой рыцарь воды» — до застольной песенки «Засади стрелу в вампира». Каждый раз, когда кузнец заканчивал играть — мы облегченно подскакивали, вытаскивали из зубов рогалики и принимались излагать причину нашего появления, но тут Харр рылся в нотах и восторженно восклицал:
— А вот еще одна, моя любимая! Такая, знаете ли, трогательная… «Плачет дождь об огне твоих рук», писалась, конечно, для огненного мага…
Веслав (он давился чаем больше других, потому что сам уделял болезненное внимание составлению этого напитка), после слов про огненного мага, разом доглодал рогалик и попытался вскочить, но я и Виола удержали его свободными от кружек руками. За последние полчаса нам было не впервой. Алхимик сел, но не смолчал:
— Вы сможете его отковать?
Кузнец с благожелательной невозмутимостью доиграл песенку и затянул экзекуцию еще штук на пять. Подождал, пока мы даже дергаться перестанем: просто сидели обреченно и высвечивали глазами одно и то же слово, как светофоры: «Маразм… маразм…». Веслав напоминал светофор еще и потому, что время от времени начинал «мигать»: тик переходил с одного глаза на другой. Так вот, после всего этого Харр выдал заключительный аккорд и безмятежно отозвался:
— Конечно, я смогу его сковать!
Мы даже не пошевелились. Секунд через десять Виола открыла рот и сипло сообщила:
— Но Глэрион не простой меч… в нем была заключена душа…
— Да-да, я слышал, — отмахнулся кузнец. — Об этом я ничего не могу сказать. Выживет ли этот ваш товарищ… не имею понятия. Но я откую его меч — да, конечно. Вот… — он посмотрел на песочные часы в углу, — через полчасика пойду и откую. Как раз успею справиться до обеда.
— Отковать меч?!
Харр рассеянно пробежал пальцами по клавишам.
— Ну, да. Это мое особое умение. И секреты соседей, — он добродушно кивнул туда, где высилась стена города алхимиков. — Много времени не понадобится. На обычный клинок я трачу не более четверти часа, на меч вашего товарища отведу час, раз он такой магический… Сразу же после того, как вы мне немножко споете — я посмотрю на него и решу, как…
— Немножко мы ч-чего?!
Веслава мы с Виолой удержали больше машинально, чем от желания спасти кузнеца.
— Споете, — с большим удовольствием повторил Харр. — Вы же не откажете старику в этой маленькой радости? У меня так давно не было музыкальных гостей…
— Мы не… не муз…
— …с которыми можно вот так, в тесном кругу, посидеть и попеть. Я так давно не слышал молодых и сильных голосов… Ну, давайте же, а после я сразу пойду отковывать меч!
Веслав побагровел, но, к счастью, не издал ни звука. Так и продолжил молча выкручиваться из нашего с Виолой захвата. Старик перевел свои ненормально фиалковые глаза на меня.
— Не желаете быть первой?
Больше книг на сайте — Knigoed.net
Само собой, у меня из головы вылетели все песни совершенно, и старые, и новые, и даже любимые, так что я цапнула за обрывок нечто первое попавшееся, что всплыло в памяти, да я даже исполнителя не знала!
Давай разрушим потолок —
И будем видеть бездну звезд,
Читать паденья их следы…
Я притворюсь, сглотнув комок,
Что я твоих не вижу слез
Сквозь волны темноты…
И наверняка безнадежно перевирала мотив, потому что я его тоже не помнила. Как, впрочем, и слов. Ну, примерно, после вот этого припева:
Больше не будет больно и плохо,
Сегодня не кончится никогда.
Вместе с выдохом каждым и вдохом —
С неба летит звезда!
Гаснет звон последнего слова —
И шкатулка вопросов пуста,
Больше не будет больно и плохо,
Сегодня не кончится никогда…
И скажите, пожалуйста, где я вообще такое могла слышать и запомнить?!
После припева слова песни для меня закончились. Я приготовилась вспомнить что-нибудь еще, в памяти подворачивалась некстати всякая непотребная попса, по сравнению с которой здешние застольные песенки смотрелись высшим искусством, но Харр не настаивал. По-моему, я его изрядно разочаровала, так что он уже посматривал на Виолу.
Та откашлялась, закрыла глаза и завела медленную песню на языке, который мы, к своему удивлению, поняли. Было в нем что-то индейское, и сама Виола в этот момент — скулы обрисовались еще резче, черные волосы почти прикрывают пару шрамов на лице, прямой нос — стала похожей на индианку.
Неизвестную даль кто теперь осудит?
В век загадок да прорицаний
Непонятно зачем, но сложили люди
Как-то песню про семь венчаний
Было ль? Не было? Может быть, будет? Верьте —
Это видится, хоть и зыбко:
Обручилось дитя небес со смертью
И шагнуло за ней с улыбкой.
А одна век нашла свой в цветах и травах,
С тем, с которым светлеют ночи,
Был один обручен с венцом кровавым –
Оказался союз непрочен.
Двух дороги свели, и года, и судьбы,
Двух — случайность, а может, шутка.
И с предателем — почему, смекнуть бы! –
Дева связана в мире жутком.
А один, тьму прогнавший своею свадьбой —
Знал он все, да хранил молчанье.
Может, разве что он и сумел сказать бы,
Что за песня, что за венчания.
Виола смолкла, тряхнула головой и пробормотала под нос что-то вроде того, что надо же, она еще помнит хоть что-то из старого фольклорного… Харр глазел на нее с восторгом. Голос у Виолы, по его восторженным заверениям, оказался весьма неплохим, а слух — так просто абсолютным!
Но на бис она петь все же отказалась.
И все взгляды скрестились на все еще багровом алхимике.
— Да я и песен-то не знаю! — рявкнул тот и наконец высвободил руки. — Что вы смотрите, откуда мне их знать? Мы не шастаем день-деньской по концертам!
— А ты спой старую чукотскую: «Что вижу, то пою, колючка вижу, колючка пою…» — шепотом посоветовала я. Алхимик заскрипел зубами.
— Я не собираюсь… — начал он возмущенно, но тут Харр грустно погрозил ему пальцем.
— Молодой человек, — с видом старого, уставшего от жизни чинуши, — зачем вы нарушаете наш маленький договор? И задерживаете меня на пути в кузницу?
Алхимик хрустнул пальцами с видом: «Ну, Йехар мне будет должен…»
— Подождите на улице, — буркнул он. — Я не нуждаюсь в большой аудитории.
Мы с Виолой не тронулись с места. Ага, сейчас, такое зрелище — и бесплатно! Алхимик закатил глаза в мученической гримасе.
— Видели б это в Коалиции… — секунда раздумья, и тут же: — А, вообще, я уже и так весь Кодекс понарушал!
Он тряхнул головой и принялся выводить, раздраженно отбивая такт ногой:
В траве сидел КУЗНЕчик,
В траве сидел КУЗНЕчик,
Совсем как огуречик
Зелененький он был…
Странные ударения, а также зловещие взгляды, которые он метал на Харра, красноречиво говорили, кому посвящается песенная история…
Впрочем, сразу мы этого не заметили, потому что где стояли там и сели, чуть ли не с первых слов. Под окном — и то раздался какой-то шорох и всписк, как если бы эти звуки намертво парализовали случайного кролика. Если бы Веслав спел «Гаудеамус» — это было бы куда ни шло, но алхимик, с небывалым воодушевлением орущий про то, как кузнечик с мухами дружил (на этой фразе Весл многозначительно щелкнул пальцами по шее, глядя на Харра) — это было нечто… нечто такое… Ну, почему это нельзя было заснять?!
Но вот пришла лягушка —
Прожорливое брюшко,
Прожорливое брюшко —
И СЪЕЛА КУЗНЕЦА!
Не думал, не гадал он,
Никак не ожидал он
Такого вот конца,
ТАКОГО ВОТ КОНЦА!!!
Ручаюсь чем угодно, никогда детская песенка не исполнялась таким кровожадным тоном, с гримасой а-ля «главный кошмар психологического триллера», да и вообще… с таким значением. Очень может быть, оно дошло и до Харра, потому что он вдруг живо вскочил, быстро похлопал и осведомился:
— Так где, вы говорите, этот меч? Я очень хотел бы на него взглянуть — да-да, вы так много о нем рассказывали…
Осколки он рассматривал недолго, но тщательно. Повел пальцем по месту излома, потрогал лезвие, погладил рукоять и зацокал языком.
— Это сложная работа, — со вздохом заявил он. — Конечно, не на час…где-то на час с половиной…
Наши истерзанные пением нервы стоически вынесли это заявление. Кузнец воодушевленно взъерошил осколком Глэриона себе усы и бодро закончил:
— И конечно, просто так я работать не собираюсь!
Все же непонятливым его, несмотря на почтенный возраст, назвать было нельзя. Харр очень быстро смекнул, что сейчас его не просто будут бить — возможно, даже частично отравят — и скороговоркой прибавил:
— А если вы попытаетесь причинить мне вред — клинок вашего друга окажется нескованным! А если вы захотите повлиять на мой ум — я могу ошибиться в работе, и тогда ваш друг… Поклянитесь мне, что заплатите и не попытаетесь причинить мне вред после работы!
Он обращался только к Веславу, в котором высшим чутьем угадал главного, а может, здесь просто не рассматривали женщин как кандидаток на руководящие посты. Уголок рта алхимика застыл в причудливом изгибе.
— Оченьпредусмотрительно! — пламенно вымолвил Веслав.
Кузнец улыбнулся и печально кивнул в направлении стены.
— Я общался с алхимиками ранее, молодой человек… Нет, вы ничего не называли. Но вы упомянули Кодекс, так что я подумал…
И улыбочка такая добрая, гадко-виноватая… Определенно, пора остерегаться благожелательных людей.
— И чем я должен поклясться? — Веслав скрестил руки на груди. — Ага, ну, хорошо, вы знаете, кто я. Я поклянусь на Кодексе?
Иногда алхимик бывал более искренен, чем ему хотелось бы. В одно слово он вложил такое презрение к своду правил своей профессии, что вариант отпал сразу.
— На Верном Сердце, — застенчиво сказал хозяин и извлек из кармана небольшой зелененький камешек. — Про него сложено столько песен и песенок. Вот, например… «Покуда стучит…»
Алхимик с довольно-таки угрюмым видом сграбастал камень с ладони хозяина. Стащил митенку с правой руки и сжал камень в незакрытой ладони.
— Клянусь, что после завершения работы оплачу вам ее так, как вы посчитаете нужным, — забубнил он монотонно, — что не причиню вам вреда и не попытаюсь мстить за что бы то ни было, как и те, что рядом со мною. Так, что там еще было… оплату клянусь предоставить в обещанный срок, если то будет нам под силу. Клянусь не отнимать то, что отдам, если только вы не отдадите это сами. Что еще?
Кузнец благоговейно замотал головой и забрал у него камешек — тот стал почему-то алым.
— Вам уже доводилось приносить подобные клятвы, юноша?
— Нет, — ответил Веслав и натянул митенку на положенное ей место. — Но я о них читал.
Мы с Виолой понимающе ухмыльнулись. Книга Миров, как же… Для нас эта церемония была исполнена тайны, так что мы только отчасти понимали, почему так сияет хозяин и так дергается алхимик.
— Ну, — поторопил тем временем тот. — Я купил у вас кота в мешке, да еще вроде как бешеного, да еще и не одного. Какую плату желаете?
Кузнец погасил улыбку, взял опять осколки клинка, которые перед этим положил на кресло, повертел, а потом совершенно неожиданно перевел свои фиалковые глаза на Виолу.
— Ее.
— Что?
— Ее. На три дня.
На какое-то время мы поменялись местами: теперь Виолу удерживали мы с Веславом. Что было непросто: одно дело держать субтильного алхимика, а другое — девушку-триаморфа в самом соку… Да еще очень разозленную и издающую звуки, которые больше пошли бы звериной ее ипостаси.
— Глаза… выцарапаю… пустите! Да я этому…
Мне пришлось заткнуть ей еще и рот. Харр посмотрел с легкой укоризной и погрозил пальчиком.
— Какие вы все несговорчивые…
— Сговоримся, — пропыхтел Веслав, удерживая на месте триаморфиню. — Помните насчет того, что оплата по результату? Увидим меч — тогда и…
Кузнец благонравно повел плечиком, предложил нам до его прихода подкрепиться новой порцией рогаликов, услышал ответ Виолы, подмигнул — нам пришлось опять удерживать ее — и попросил подождать снаружи.
Редкий дом я покидала с большей охотой. Несмотря на то, что разъяренную Виолу нам пришлось буквально выпихивать на улицу.
Где ее гнев, понятно, обрушился уже на Веслава:
— Какого Хаоса?!
— Такого Хаоса! — рявкнул тот. — Вы ж так печетесь о Йехаре, готовы на все ради него, нет? Ну, мы тут посидим три денька, а ты уж там… договаривайся с дедушкой. Авось скостит срок оплаты за старание!
Я серьезно испугалась за его здоровье после этой тирады: Виола сунула руку в рюкзак, потом как будто раздумала и вдруг выкрикнула яростно:
— Ольга!
— А? Что?
— Скажи что-нибудь рассудительное, или я его прикончу!
— Уфф, — рядом приземлился Эдмус. — Чуть не опоздал на такое зрелище! Кто пока по очкам побеждает? До смертей еще не дошло?
На него глянули с понятным удивлением, и он развел руками:
— Я же спирит! И придворный бывший… ну, словом, везде пролезу… Слушал у окошка, хотя когда Веслав запел — свалился нечаянно в кусты роз, дальше пришлось слушать уже оттуда.
— Этого не может быть, — огрызнулась Виола, которую уже немного отпустило. — Ты что же, молчал все это время?
Шут задрожал губами, показывая величие принесенной жертвы, и я воспользовалась тем, что обстановка перед крыльцом Харра опять начинает напоминать дружескую.
— Веслав, а что это за штука, на которой ты клялся? Что она делает?
Алхимик уселся на крыльцо и вытащил из сумки потрепанный блокнот.
— Верное Сердце? — переспросил он мимоходом. — А… древняя алхимическая фишка, особый элемент… ну, словом, если я нарушу клятву — я буду помирать долго, наверное, мучительно, а перед смертью убью вас всех за компанию.
— А… вот последнее было необязательно, — выдавил Эдмус.
— …а потом еще не буду знать покоя в загробном мире, — алхимик перевернул пару листочков и прибавил презрительно: — Консерваторы!
Мы были слишком заняты, чтобы пытаться найти смысловую связь между фразами: нас больше интересовали собственные рты, раскрытые так, что любой из врачей, которые изводят пациента мучительным: «Скажите «Аа-а-а!» — пустил бы слезу от умиления.
— Вот спасибо, — сказала потом Виола, совладав с челюстными мышцами. — То есть, мне придется идти к этому… к которому я не пойду?!
А логика Бо в ней все-таки осталась, отметила я мимоходом, задавая следующий вопрос:
— Веслав, эту штуку можно как-нибудь обойти?
— Способы есть, — отозвался алхимик. Он все рылся в блокноте. — Верное Сердце — вещь очень зыбкая. Оно может признать клятву выполненной, если это признает тот, кому она давалась.
— То есть, если мы заплатим, но потом?
— Нет.
— То есть, заплатим, но не тем?
— Нет.
— Ну, а если я приду, врежу ему и пойду себе обратно?
— Нет!
— Ну, а если она придет, превратится в пантеру или Бо и…
— НЕТ!!
— Что же тогда?
— Ну, вот например, если к Харру явится под видом Виолы кто-то другой… Хотя сомневаюсь, что желающие найдутся, — решив оставаться честным до конца, добавил он.
Последовала неприятная тишина, после которой спирит признался:
— Ну… я вообще-то готов… — и прибавил поспешно, когда три лица повернулись к нему с одинаковыми выражениями: — Исключительно ради взаимовыручки!