Расколотый меч

Глава 24. Проблемы личности

Ошиблась. К тому времени, как мы с Виолой удостоверились, что Твелл точно будет жить, и пробрались назад, в спешке всё же отдавив половину ног (но возмущенные реплики в корне пресекались Виолой), Веслав и Йехар не только были живы, но даже не выглядели особенно враждебно настроенными по отношению друг к другу.

— Затянула основную рану, — сообщила я, чувствуя себя не очень-то хорошо под взглядами сразу двоих. — Правда, там ему уже Зелхес помог.

И это, кстати, было странно. Еще страннее было то, что профессор алхимии имел при этом вид кота, которого раскрыли в разгар надувания в хозяйские тапочки.

— Ты сказал ему волшебное слово? — Виола бесцеремонно вклинилась между Эдмусом и Йехаром.

— Сказал, что все узнают, зачем ему чернокорень, — пробормотал алхимик. Тут только мы припомнили, что он по времени должен быть уже на арене, но Эдмус живо развеял все сомнения.

— Перерыв. Голова домина разболелась то ли от звона мечей, то ли от той самой брюквы. Но сейчас опять начнется, вы жеребьёвку-то пропустили.

Вопросы про Зелхеса были забыты. Мы с Виолой уставились на алхимика. Тот молча ткнул пальцем в одного из бойцов, который как раз направлялся к Зелхесу — тот уже тоже занял положенное место.

— Этот?!

Я с трудом удержалась, чтобы не прыснуть, глядя на того, кого Веславу предназначили в противники.

Низенького роста и чуть ли не полупрозрачный с виду, этот тип щеголял канцелярской лысинкой и такими невыразительными чертами лица, что я не смогла их запомнить до конца этого боя. Меч в руках у него свисал как-то криво и казался сделанным из резины, а не из металла. Боец оглядывал арену широко раскрытыми глазами, не понимая, как он вообще сюда попал. Я тоже этого не понимала и обернулась к Йехару, чтобы поделиться впечатлениями, как вдруг заметила, что рыцарь смотрит на того же типчика с тревогой.

— Нуглеаз по прозвищу Я-Твоя-Тень, — пробормотал он под нос. — На моей памяти он никогда не участвовал в турнирах! Ему это незачем, он ведь наёмник, но, может статься, жажда наживы… я ничего не могу сказать о нем: все, что известно — лишь размытые слухи, которые паче всего страшат своей неопределенностью…

На лице Веслава тоже не было предвкушения легкого боя.

— Что-то вид у него чересчур простецкий, — отметил алхимик хмуро. — Чтобы такой заморыш — и случайно дошел до предпоследнего раунда? И что у него с мечом, никто не заметил?

— Я заметила, — ответила Виола. — Он у него в бою под любым углом изгибается. Своих противников он укладывал почти сразу. Те пытались парировать, но у них как-то… не получилось. Шустрый такой малый, очень грамотно двигается. Я бы так сказала, с чудовищной скоростью двигается.

Веслав возвел глаза в небо, но отнюдь не со смиренной покорностью. Я заметила, что Даллара со своего места тоже посматривает на него встревоженно, а вот Ксахар на соседнем участке арены прямо лучился от радости. Против него стоял начальник дворцовой стражи, но ясно было, чем закончится такой поединок: каким бы образом стражник не прошел в полуфинал, но предыдущие сражения его измотали. Правая рука безвольно висела, клинок он держал в левой, но не уходил, хотя его шатало ветром.

Я уже почти не сомневалась, что жеребьевка была подстроена. Или же алхимик просто самый невезучий человек, которого я встречала в своей жизни.

После еще одной проверки на запрещенные снадобья две пары бойцов заняли свои места. Ксахар и его противник при этом оказались к нам ближе, Веслав и Я-Твоя-Тень разделили дальнюю часть арены.

— У меня есть горькое чувство, что это будет бой равных, — вымолвил Йехар.

— Ну, не знаю, — откликнулась Виола. — Насчет этих двоих, — она кивнула на стражника и Ксахара, — я бы поспорила, равны они или нет…

Но все видели, о чем говорил рыцарь. С одной стороны арены друг напротив друга стояли два плечистых стражника, о второй — два задохлика (по сравнению с плечистыми стражниками). Над нашими головами зазвучали шуточки вроде: «Спасибо, что эта пара недокормышей не бьется в финальной битве, а то в них и яблоком-то не попадешь!»

Потом голоса примолкли, и мы услышали реплики, которыми обменялись бойцы.

— Сдайся, Кайхим! — предложил Ксахар, — ты не стоишь на ногах.

Начальник стражи ответил отрицательным жестом.

Нуглеаз перебросил меч из правой руки в левую — он, оказывается, был левшой, у Веслава могут возникнуть сложности.

— В бою я стану твоею тенью, — я уже знала, что он считает необходимым непременно высказать перед каждым боем.

— Ну, теней-то я не боюсь, — отозвался Веслав, покривив душой. Хоть он и был когда-то Повелителем, одной-единственной тени он боится.

Своей собственной.

Он еще не успел договорить, а сигнальный платок — опуститься, а Нуглеаз сорвался с места и атаковал. Зазвенели клинки — Веслав успел отбить удар в последний момент. Наемник сменил позицию и атаковал опять, потом снова и снова, колющие и рубящие удары сыпались беспрерывно, и наносил их он с изумительной точностью и с исключительным мастерством. Об этом я могла судить хотя бы по тому, что половину из выпадов мы видели только тогда, когда их отражал Веслав. Алхимик сразу ушел в глухую оборону, и непохоже было, что он оттуда когда-нибудь выберется. То и дело ему приходилось подаваться назад, разрывая дистанцию между собой и противником, но тот тут же дистанцию сокращал. Веслав попытался перемещаться быстрее — это было воспринято Нуглеазом с величайшим энтузиазмом, тот тоже ускорился. Вся реакция Веслава, которую тот приобрел за счет эликсира, пропадала впустую на наших глазах, а вернее, тратилась лишь на то, чтобы отражать удары более опытного противника. В обычном своем состоянии алхимик бы не прожил и полуминуты. Атаковать он осмелился пока что только раз — и Нуглеаз парировал так жестко и умело, а потом с такой скоростью перешел в наступление, что Веслав больше и не высовывался.

Его спасала не только реакция: еще и алхимическая расчетливость. Он работал мечом очень скупо, увертываясь от тех ударов, которые можно было не парировать, по временам даже просчитывая движения Нуглеаза — но и только. Веславу отчаянно не хватало мастерства, это подтверждал Йехар, который вцепился в бортик уже двумя руками и то и дело вскрикивал:

— Почему он не атакует сейчас? Вот! Давай, он же сбоку открылся! Теперь колющим! Да не так же!

Зрители сверху, которые болели куда менее эмоционально, попытались было возмутиться, какой-то детина многозначительно похлопал Йехара по плечу — но все его намерения потерялись, как только рыцарь обернулся.

— Йе… хар?! — обалдел детина и, явственно смешавшись, предложил застенчиво: — Хотите яблочко?

Но нам как раз в этот момент было не до фруктов.

Ясно было, что ни на какие обманные маневры Я-Твоя-Тень не поведется, а одежда алхимика от него не спасала: балахон уже висел лохмотьями, а боец мимолетом еще пытался достать рукава или воротник. Его меч при малейшем столкновении с клинком Веслава изгибался под самыми разными углами, стараясь то ужалить, то подсечь клинок и выбить его из руки алхимика — и Веслав опять отступал, разрывал дистанцию, а скорость боя все не падала…

На соседней площадке послышался крик, перешедший в предсмертный хрип. Мы так увлеклись тем, что происходит вдалеке, что совсем забыли про ближнюю часть арены. На ней действия закончились: непонятно, как измученному стражнику удалось продержаться пару минут, но Ксахар только что пригвоздил его к покрытию мощным ударом, угодившим в горло. Вероятно, любезен он был, только пока предлагал начальнику стражи сдаться. Вельможа тут же распрямился, вытащил клинок из тела поверженного противника и с надеждой посмотрел на Даллару, но вознагражден был лишь тусклой улыбкой и мимолетным кивком — мол, ага, вижу… Доминесса, разрумянившаяся, с непривычно блестящими глазами целиком ушла в созерцание последней пары, которая оставалась на арене.

Веслав и Нуглеаз кружились. Время от времени они замедлялись, пытались нащупать брешь в обороне друг друга — а потом их движения опять становились быстрее и быстрее. Звенели клинки. Всё как прежде.

— Нуглеаз хочет сделать бой затяжным, — выдохнула Виола. Я оглянулась на нее — выражение лица совсем не такое взволнованное, как у Йехара, но видно было, что она не прочь сейчас оказаться там, на арене и поговорить с наемником при помощи арбалета или излучателя. Попутно я вдруг заметила, что Эдмуса нет с нами — это сразу объяснило отсутствие реплик с его стороны — но куда он девался, так и не поняла.

А на арене бой и правда принимал затяжной характер. Нуглеаз явно понял, что перед ним противник с хорошей реакцией и отменным глазомером, и решил бить на отсутствие опыта. Наверняка он знал, что бьется не с рыцарем, а с алхимиком, а сколько алхимик сможет выдержать в состоянии постоянного напряжения боя?

Звон клинков стал реже, промежутки между их столкновениями — чаще. Противники двигались по кругу, который начертили себе мысленно сами, не сводя друг с друга глаз, изредка нанося несколько ударов или проводя какой-то маневр. Если это не срабатывало — все возвращалось на круги своя.

Секунды ползли улитками в гудроне. Йехар переутомился от переживаний и нагнулся вперед, тяжело дыша. Виола начала терять выдержку, встречая каждую атаку тихими характерными словечками сквозь сжатые зубы. Мне же попросту хотелось закрыть глаза ладошками и… чёртовы местные кодексы, ну, почему они тут хоть шлемы не надевают, почему разрешаются только кольчуги, какая к чёрту зрелищность, вот Кайхим уже не поднялся, а если Веслав сейчас тоже…

То, что Весл начинает уставать, мы заметили уже через три минуты после начала боя. Еще минуты через три он начал путаться в полах собственной одежды, а удары его клинка приобрели характер «Отвяжитесь! Ух, я вас мухобойкой!» А тут еще Нуглеаз, который оставался почти свеженьким, избрал новую тактику: сначала он переходил в атаку, и бойцы опять начинали вихрем носиться по всей арене, точнее, Веславу приходилось носиться гораздо больше, потому что теперь он всячески избегал отвечать ударом на удар. Погоняв алхимика с минутку, Я-Твоя-Тень решал устроить себе небольшую передышку, и они с Веславом опять принимались топтаться друг напротив друга, выцеливая возможные ошибки. Не успевал Веслав отойти от одного забега — следовал второй. Едва ли алхимик успевал переключиться.

Исход боя был ясен. Вопрос оставался за тем, рано или поздно Я-Твоя-Тень отправит бывшего Повелителя Тени в иной мир. Кое-кто начал уже поговаривать, что проще будет пристрелить из лука кого-нибудь из этих двоих, чтобы не затягивали бой, и Веслава спасла случайность как раз когда такие голоса начали раздаваться все громче и громче.

Они с Нуглеазом как раз проходили очередную «активную фазу» боя, когда после одного из коварных выпадов противника алхимик споткнулся, потерял равновесие и едва не уронил меч. При этом Веслав невольно сместился влево и вниз, за мечом, и открылся, но Нуглеаз только что провел атаку, алхимик был слишком близко, чтобы нанести колющий удар, а для рубящего нужно было размахнуться. Что наемник и сделал — и потратил на это полсекунды, вот только Веслав даже не стал собираться для парирования. Он просто дернулся всем телом, вместе с мечом вправо, не тратя ни мгновения на размах. Вправо — это значит, навстречу мечу противника.

Рубящий удар пришелся Нуглеазу по ногам, но подействовал не из-за силы или болезненности, а просто в силу своей неожиданности. Рука наемника дрогнула, и он замешкался с тем ударом, который собирался провести, давая Веславу дополнительную секунду…

Полосатая одежда алхимика мешала следить за боем, и мы услышали только, как охнули те, кто был ближе к сражающимся, и поняли: сейчас кто-то упадет…

Упал Нуглеаз Я-Твоя-Тень. Кажется, это было не ранение.

Трибуны как-то не спешили заходиться в одобрительном шуме. Наверное, впервые на этой арене победа была встречена таким гулким молчанием. За нашими спинами кто-то мрачно сплюнул сквозь зубы на соседа.

— Им так не нравится Веслав? — я смотрела на далекую фигуру алхимика, и мне казалось, что она как-то странно расплывается, может, из-за этого полосатого балахона…

— Им не нравится Ксахар, — процедил наш рыцарь сквозь зубы. — Их больше устроил бы Нуглеаз как победитель турнира…

— А с чего они взяли…

И в этот момент стало ясно, что алхимик просто шатается. И никакие обманы зрения здесь ни при чем. Реакция зрителей и Йехара тоже прояснилась. Они, оказывается, мыслили в перспективе.

— Я бы не стала так загадывать… — начала Виола, но как раз в этот момент Веслав упал на колени, и ей вдруг расхотелось возражать.

За нашими спинами плевались едва ли не все зрители. Пришлось поднапрячься и вернуть несколько плевков по адресу, напоминая, что эту скамейку занимает Дружина. Наверху обиделись, и уже через пару секунд Виоле пришлось возвращать по адресу три-четыре перезревших баклажана.

Веслав оперся на меч и попытался подняться. Его явно не устраивало соседство с телом наемника, и он повторял попытки с такой маниакальной настойчивостью, что даже на трибунах проявили сочувствие (оно выразилось в том, что плеваться стали в два раза реже). С четвертого раза алхимик на ноги все же встал и потащился к нашей трибуне, двигаясь причудливыми зигзагами.

— Идет так, будто вылакал всю свою фляжку, — без тени веселья заметила Виола.

— Ха-ха, — поддержала я ее попытку.

На шествие победителя это точно не было похоже. Веслав брёл, спотыкаясь на каждом шагу, волоча меч за собой — острие прочерчивало тонкую бороздку по земле. Рассеянный взгляд уходил в сторону трибун, из-за этого алхимик спотыкался вдвое чаще, но когда он пытался смотреть себе под ноги — обнаруживал, что перед ним идет его тень, и глаза сразу же поднимал. Кажется, от того, что он смотрел на нее, ему становилось только хуже.

Дойдя до нас, Веслав первым делом уцепился за ограду и привалился к ней.

— Не заснули? — поинтересовался он, протягивая руку за бутылью с водой. К ней он присосался, рискуя нажить себе ангину. Правда, время от времени от бутыли он отрывался, чтобы жадно глотнуть воздуха.

— Ты ранен? — требовательно спросил Йехар.

Веслав не удосужился на него даже глянуть. Он был так занят восполнением в организме водного баланса, что ничто другое его заинтересовать не могло.

И вопрос, к тому же, почти риторический. Что-то не видно на лице у нашего бойца благородной обморочной бледности. Там скорее инсультный нездоровый румянец человека, которому пришлось как следует пробегать с тяжеленным мечом под полуденным солнышком.

Потом он оторвал бутылку от губ, флегматично потряс ее у уха и сполз в сидячее положение. Фраза Йехара о том, что вот, сразу садиться нельзя, замерла у странника на губах.

— Ну, где уж нам, маленьким, — услышали мы слегка придавленный голос, — ранения — это ведь удел рыцарский. Буржуазный-с. Слушайте, а вот не везет же мне с тенями все-таки…

Если до этого мы как-то ограничивались фоновой тревогой — то теперь вскочили на ноги, перепугавшись всерьез. Все сразу схватили и фальшивую бодрость тона, и успокаивающие нотки, после этого соотнесли услышанное с характером Веслава, и…

— Что — совсем плохо?!

— Черт знает что, — выдохнул алхимик, — у меня действие эликсира сошло на нет из-за длительности боя. Меч твой, Йехар… не слушается, зараза… или это я выдохся?

То, что Йехар не вступился за свой клинок, уже говорило о многом.

— Я рассчитал фактор усталости, но не мог же он потяжелеть настолько! И так и норовил из рук вылететь, я к концу уж и не понимал, с кем больше драться приходится… пламенный привет кузнецу, который его ковал. Такое ощущение, что этот ножичек тебе смерти хочет.

— Может быть, — задумчиво молвил Йехар. — С тех пор, как в нем нет моего сапфира — трудно что-либо сказать…

— И у меня такое ощущение, что Зелхес все же что-то подмешал в этот свой нейтрализатор, — добил тем временем алхимик. Он все пытался отдышаться и все никак не мог. — Что-то неопасное, но отнимающее силы… тьфу ты, крутится-вертится шар голубой…

Он закрыл глаза и потряс головой, как если бы перед глазами у него все плыло. Потом смерил глазами клинок Йехара с глубочайшим отвращением. Потом опять закрыл глаза. Вдохи-выдохи стали спокойнее, но в них все еще просматривалось что-то судорожное.

Устал…

Виола, воровато оглянувшись, опустила над нами барьер от прослушки. Потом еще и наклонилась через оградку к уху алхимика.

— А ты не мог бы… вторую капсулу? Ольга у тебя в карманах найдет…

Я посмотрела на нее с ужасом — найти что-то в пальто алхимика! Да не говоря уже о том, что я запутаюсь в его карманах секунды через полторы — в таком состоянии я вполне могу подсунуть ему вместо усилителя реакции капсулку «Горгоны».

Веслав, не открывая глаз, покачал головой.

— Ты реакцию на передоз этого снадобья не знаешь, — заметил он, начиная что-то отыскивать на своем балахоне. — Тут тебе пламя из всех отверстий просто шуткой покажется.

Он глубоко вздохнул и продолжил свои суетливые поиски то ли застежки, то ли какого-то талисмана.

А на арене уже прохаживался Ксахар. Жених доминессы пребывал в отличнейшем настроении. Даже и не догадываюсь, чем оно объяснялось: тем, что он не так давно отдыхал, сидя на скамеечке? Тем, что его собственный бой продлился минуту от силы? Или, может, он видел, что его противник в этом бою едва ли поднимется со своего места, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти?

— Веслав, — тихо сказал вдруг Йехар. Его тяжелая рука легла алхимику на плечо. — Ты не обязан… Мы найдем иной способ добыть этот камень. Ты понимаешь сам, и понимают все: это неравный бой. Я всегда говорил, что наши кодексы нечестны, поскольку преимущество получает тот, кто первым закончит предыдущий бой, но это… Ты же даже не боец… Что можно, ты сделал: вышел на арену с моим клинком, ты сделал даже больше этого, и едва ли я смогу тебя…

Веслав чуть повернул голову к нему, и Йехар, догадавшись, руку убрал.

— А ты все же эгоист, — констатировал алхимик. — Всё так и думаешь, что вокруг тебя этот мир вертится?

Йехар… хм, пожалуй, это была даже не пощечина. Это было что-то вроде удара обухом по голове.

И словно била мамочка Кэшш-Арра, да еще со всего размаха.

— За что же ты бьешься? — прошептал рыцарь так, что почти никто его не услышал, и в этот раз в его голосе зазвучали яростные нотки.

Услышала я. Потому что в этот момент мне хотелось задать тот же вопрос.

Веслав, не отвечая, пристально рассматривал свои пальцы. Потом еще раз смерил клинок брезгливым взглядом, но его взял и поднялся, опираясь на меч одной рукой, второй — держась за ограждение трибуны. Он посмотрел на меня так, будто вопрос угадал и будто припомнил в подробностях тот вчерашний разговор с участием Йехара.

— Это вы насчет того, можно за это умереть или нет? — уголок губ зашелся в ироническом тике. — Разберусь на месте.

Он расстегнул и сбросил на землю балахон, который так ему помог. Правда, сам балахон после боя с Нуглеазом напоминал пестрое собрание лоскутов и полосочек, которые сшили кое-как, но этот жест заставил встрепенуться даже Виолу.

— Весл…

— Он только мешает теперь, — бросил алхимик, безжалостно вытирая рукавом балахона лицо. — Под ногами путается… не могу просчитать, как он себя поведет.

Он отшвырнул одежду в сторону, оставшись в обычных своих спортивных брюках и в залатанной фуфайке, и прибавил мрачно:

— Мне бы еще просчитать, как я сам себя поведу.

И шагнул вперед, прежде чем мы успели перегнуться через ограждение все втроем и его задержать.

Просчитать нашу реакцию у него как-то сил хватило…

Последний алхимический допинг-тест прошел без проблем, ввиду очевидной нервности одного из проверяемых. Веслав так ласково поглаживал меч и так выразительно косился на Зелхеса (а точнее, он рассматривал по отдельности то руку профессора, то ногу), что дворцовый алхимик поспешил объявить пригодность обоих противников к бою.

В пятый раз двое бойцов оказались на арене лицом к лицу. Но теперь вся пустая арена принадлежала только им — вся, сколько ее было, окровавленная и истоптанная после недавнего турнира, впрочем, кровь уже успели заровнять песочком, а тело Нуглеаза давно убрали. Зрители тоже принадлежали только им — но в разной мере. После очередного набившего оскомину представления Ксахара, рыцаря такого и рассякого, владетеля земель таких и рассяких, над трибунами полетел гул — непонятно, возмущенный или восхищённый. После того как объявили Веслава — «руку для Глэриона» — трибуны сочувственно смолчали. Лишь кто-то одинокий вполне внятно выдохнул: «Ой, ё-ё-ё-ё…»

Напряжение на арене можно было резать ножом — даже домин Олл старался не вносить разлада в общую священную тишину нецивилизованным чавканьем. Стэхар вцепился в Тилкиду, которая была так поглощена происходящим, что даже его не оттолкнула. Даллара, то ли бледная до прозрачности, то ли просто прозрачная, смотрела на пару в центре арены. Мне показалось, что в глазах у нее блестят слезы.

Похвальная, но немного удивительная тревога. И пришлась очень кстати, поскольку Ксахар как раз взглянул на Даллару, подняв меч, и весь просиял в наивной уверенности, что доминесса так переживает за него. Это счастливое переживание сподвигло его на такое выступление:

— Тебе не победить в этом бою, ибо я дерусь ради любви к своей Даме и во славу ее!

Во славу любви или Дамы — это осталось непонятным, но впечатление высказывание произвело. На трибунах сидели все так же тихо, но лица у всех были мрачными донельзя. Ясно было, что три четверти зрителей отчетливо сочувствуют Даме, во славу которой бьется Ксахар.

Теперь была очередь Веслава высказаться, но он этого не сделал. Он посмотрел вроде бы в нашу сторону, потом дальше, его взгляд прошел по трибуне домина, еще дальше — он оглядел трибуны… и слегка пожал плечами, как бы говоря: «Ну, я вообще не очень-то представляю, что я тут делаю, но хочешь — драться не будем, пошли пивка попьем…»

— Сдайся, алхимик! — предложил Ксахар, не владевший основами психологии и плохо знавший Веслава, а поэтому не представлявший, что может последовать в ответ на такое предложение. — У тебя был долгий бой…

Он побагровел и на секунду утратил свой высокородный вид, поскольку левая рука Веслава как раз в эту секунду сложила невысокородную фигу. Лицо алхимика при этом выражало интерес естествоиспытателя: а поймут ли в этом мире значение такого сугубо национального жеста?

Ну, может, в тонкостях до Ксахара не дошло, но основной смысл он все же схватил. Иначе еще немного поупражнялся бы в благородстве, а так напал сразу, как Даллара взмахнула платком. Намерения его были очевидны: повторить во всех деталях свой предыдущий бой. Включая финал.

Самое смешное, что осуществить эти намерения для него было не так уж и сложно.

Для Веслава бой начался неудачно: он пропустил на излете один из колющих, рана могла бы быть серьезной, но алхимик сместился вовремя: меч Ксахара только вспорол ему кожу на левом запястье. Плевая царапинка, если припомнить Книгу Миров, вот только в бою, где Веслав уже был измотан, мешала и она.

Она мешала думать.

Такое ощущение, что в бою с Нуглеазом Веслав где-то потерял частичку себя и теперь ему ее отчаянно не хватало. Тогда он двигался хоть устало, но грамотно: предугадывая, где можно, противника, пресекая особенно наглые атаки, нащупывая в обороне бреши — теперь его движения стали нервными и порывистыми, логика и расчет куда-то испарились, он отражал удары Ксахара неумело и вяло. Нет, видно было, что Веслав пытался подключить свой алхимический расчет, но от этих попыток было мало толку: за расчетом не поспевали уставшие руки, которым нужно было держать меч.

— Такое ощущение, что рассчитывать ему придется только на себя и на Глэрион, — подвела итог Виола. Теперь она убедилась воочию, что ни эликсиров, ни способностей алхимика у Веслава больше нет, по крайней мере, нет сейчас. Видимо, в более цивилизованной форме она не могла предсказать Веславу скорую кончину.

А Веслав словно услышал ее: после одного из выпадов Ксахара он не удержался на ногах, упал, к счастью, удачно, на одно колено, но первая попытка подняться ничего не дала, рядом со мной не удержалась и глухо вскрикнула Виола — все…

Ксахар не сразу оправился от такого щедрого подарка судьбы. Неторопливо взвесил меч на ладони — это была неторопливость палача, и я почувствовала, что действительно ненавижу этого человека. Внутри, в груди, завился спиралью кипяток, а ограждение начал замерзать под моими пальцами, когда я увидела, как небрежно жених Даллары заносит меч для удара.

Он делал все слишком напоказ и медленно — может, наслаждался триумфом. Может, не особенно хотел убивать рекрута и давал Веславу возможность попросить пощады или хоть сказать что-нибудь этакое на прощание, или посмотреть еще секунду на этот мир. И Веслав действительно посмотрел — как и раньше, мимолетно, на нашу трибуну, потом скользнул глазами туда, к Далларе…

И клинок Ксахара встретился с бывшим Глэрионом. Веслав поднялся, отразил еще два удара, упал опять, опять вскочил. И бой начался снова — только уже другой. Это был бой отчаянный и смертный: один дрался во имя своей Дамы, а второй — непонятно, за что, но я могу поклясться: только что он решил, что за это стоит умереть. И биться до последнего дыхания за это стоит тоже.

Сколько-то времени они были равны. Ксахар просто растерялся, он, как и все, не подозревал, что у алхимика оставался какой-то резерв сил, еще больше он бы удивился, если бы ему сказали, что никакого резерва не было вовсе, так что он позволил даже ненадолго загнать себя в оборону. Отступил на несколько шагов с озадаченным видом на лице, получил два удара в грудь по кольчужной рубахе — один вскользь, второй серьезный, но дорогая кольчуга выдержала, — и только потом как будто вспомнил. Мол, минуточку… подождите, это ведь я тут хозяин! Это не по сценарию! Мы же не рассматривали вариант, что вот эта дохлятина будет меня убивать!

Он парировал и атаковал сверху, потом сделал обманный финт, но как-то неуверенно.

Эти два лица — побледневшее и едва ли не испуганное — Ксахара и смуглое, упрямое — Веслава — снились мне по ночам и месяц спустя. Наверное, не одной мне, потому что только теперь я поняла, что до этого на трибунах вовсе не было даже тихо, нет! Тихо стало только теперь, когда Веслав короткими, отчаянными взмахами принялся отражать самые мудреные финты жениха доминессы, когда стало очевидно, что нет у алхимика никакого мастерства вовсе, и непонятно, как он еще жив. Когда он в очередной раз за миллисекунду до того, как Ксахар наносил удар, уходил от удара и успевал парировать — непонятно как, а скорее — через «не могу» — вот тогда даже домин побледнел и застыл, и Зелхес утратил свой невозмутимый вид. Потому что все вдруг сообразили, что за жизнь так не сражаются, и всех посетил один и тот же вопрос.

А за что тогда?!

Мы с Йехаром встретились глазами и одновременно поняли, что на ум нам пришло одно и то же. Одно и то же имя.

Вместе мы метнулись глазами туда, где сидела с закушенными губами Даллара.

На моей памяти это был первый раз, когда я видела ее такой взволнованной. С того места, на котором мы сидели, доминесса была видна очень хорошо: она подалась вперед, у нее даже выбились из-под вуали тонкие прядки волос, а на лице было смешанное, какое-то отчаянное, но удовлетворенное выражение.

Наверное, ей доставляло удовольствие думать, что эти двое сражаются вовсе не за рубин вампиров.

Когда я перевела глаза на арену — Веслав уже лежал. На этот раз он не успел подстраховаться и растянулся во весь рост, ударившись о покрытие арены затылком. Правая рука с мечом — так и не выпустил оружие — бессильно упала; по трибунам пронесся крик: «Вставай!!» — но алхимик даже не сделал попытки подняться.

Ксахар на этот раз не стал медлить. С него хватило одного урока: он занес меч и с силой опустил его острием вниз.

Мы не увидели момента, когда Веслав собрался. Казалось, меч в его руках рванулся вбок, выдёргивая нового хозяина из-под лезвия, вздернул алхимика на ноги, так, что они в очередной раз оказались с Ксахаром лицом к лицу. Бедный вельможа только глаза закатил — мол, опять! — и едва успел отразить красивейшую, изящно выполненную атаку.

Трибуны искренне удивились. Веслав тоже. Ему некогда было особенно раздумывать, и он дрался так, как дрался, но выражение удивления не сходило с его лица между всеми обманными маневрами и финтами, и…

— Мой прием! — прошептал Йехар после очередной атаки.

Клинок действительно действовал сам, направляя руку нового хозяина. То ли в нем пробудилась часть души Йехара, то ли он, наконец, убедился, что на самого Веслава надежда маленькая, но меч проснулся. Это был еще не Глэрион, но уже нечто близкое к нему.

После очередной серии ударов, которую Ксахар отбил с величайшим трудом, стало ясно, что Веслав и клинок вполне понимают друг друга. Клинок лежал в ладони алхимика легко, как лабораторный нож — даже, кажется, водил этой самой ладонью. Алхимический расчет и мастерство Йехара сплелись воедино, так что теперь те, кто делал ставки на Ксахара, сидели хмуро и фыркали носами, а кое-кто обмолвился, что «хоть бы уж скорее».

Лезвие клинка Веслава на секунду мелькнуло черным отблеском (Йехар охнул и схватился за сердце) — и меч Ксараха горсткой праха упал на арену. Сам Ксахар попятился, но Веслав не собирался его убивать.

— Бой окончен, — сказал он негромко и опустил свой черный клинок — клинок Повелителя Теней, и на арене вдруг посветлело. Словно по мере того, как лезвие меча там, на арене, опять начинало казаться просто стальным, неуместные в послеполуденные часы сумерки понимали свою ошибку и отступали.

Ксахар не стал отрицать. На аренах по-прежнему удивленно молчали. До последнего все были уверены, что меч в руках Веслава… ну, просто Глэрион, словом.

Так-то оно так, но Йехар сам говорил, что по мере битв оружие и его хозяин словно сливаются воедино. Вот они и срослись, неизвестно только, почему меч проявил себя только сейчас. Может, сработало то, что Веслав был на пределе, и ему грозила смерть? Или Тень пришла на помощь своему Повелителю, пусть и бывшему? Или клинок все же не желал смерти Йехару? А может, дало себя знать отчаяние, когда Веслав решил, что драться до последнего вздоха все же следует? Я знаю теперь, за кого…

Между тем алхимик недоуменно огляделся по сторонам, будто сам не мог поверить в свои недавние слова. Потом он неуверенно шагнул вперед — а волею случая он оказался лицом к трибуне домина.

Даллара сдержанно улыбнулась, когда увидела этот его шаг.

Она выглядела куда более оживленной и красивой, чем обычно.

— Не вижу скорби по Йехару, — процедила я мрачно.

— А кто, по-твоему, победил? — тихо поинтересовалась Виола.

Не знаю я, кто победил. И вообще, у меня стойкое ощущение того, что улыбается эта доминесса не клинку Йехара, а самому Веславу.

И он, посмотрите-ка, тоже расцвел в ответ! Да как — и куда только подевался вечный тик и фоновая агрессия на лице! Ну, откуда, скажите, у нашего алхимика на физиономии вот эта растерянная, недоумевающая, но все равно счастливая улыбка, я же его таким ни разу не видела…

Улыбались только Веслав и Даллара. С наших мест мы отлично видели, как схватился за голову Ксахар, обронив свой меч, как вытянулась физиономия у самого домина, как побледнел дворцовый алхимик, как нахмурился Стэхар, да и зрители тоже ликовать не торопились. Победа чужака, да еще при том, что в руках он держал бывший клинок Йехара, не вызывала большого энтузиазма.

Про самого Йехара говорить нечего. Краем глаза я нечаянно увидела его лицо — цвета застывшей шпаклевки — схватила общее выражение и дала себе слово больше в эту сторону не смотреть.

Домин Олл поскреб макушку и кивнул дочери — мол, хочешь — давай, разбирайся с победителем. Даллара сделала плавный жест рукой, и трибуны примолкли.

— Какую награду выберет победитель?

Воздушные маги, стоявшие перед трибуной домина, взялись за свои амулеты, и теперь голос Даллары отчётливо разносился по всем трибунам.

Веслав с некоторым трудом поднял клинок в приветственном салюте. На нас он не взглянул ни разу с тех пор, как кончился бой.

— Наград не нужно, — звонко сказал он, и его голос разительно отличался от привычного резкого тона. — Высшей наградой для меня было бы присягнуть вам на верность.

Не видать нам вампирского рубина.

Трибуны всколыхнул удивленный, но, в общем, одобрительный шум. Я повернулась к Виоле и смерила ее взглядом, который говорил: «Ты и теперь уверена, что она на него нормально влияет?» Виола смущенно почесала нос арбалетным болтом.

— Благородное решение, — сказала Даллара с все той же сдержанной улыбкой. — И для меня честью было бы принять присягу у такого бойца. Подойдите!

Со своих зрительских трибун мы наблюдали, как Веслав, весь светясь, подошел и приклонил колени почти у самых ног доминессы. Лицо ее отца при этом перекосилось еще явственнее. И если я не ошиблась — Стэхар сейчас все же посмотрел в сторону стражи…

— Я присягаю… — начал Веслав.

Текст ничем не отличался от тысяч текстов других клятв и присяг, хоть воинскую стандартную возьмите. Вялая попытка смешать искренность с пафосом. Торжественная формула того, что не должно высказываться словами.

— …обязуюсь служить…

Интересно, когда он успел выучить здешнюю формулу — или из Книги Миров знает? Ах да, он же читал здешние турнирные кодексы. Может, даже загодя готовился к этой торжественной минуте, он же обязательный у нас… Да знаю я, что до последней капли, вздоха, удара сердца и так далее, заканчивайте вы там эту тягомотину! Ну, вот, подошла к концу. Теперь торжественное целование руки Дамы (которая, я гляжу, совсем цветет, нет, не рука, Дама, но рука, в общем, тоже) — и… нет, что вы, я его душить не собираюсь. Потому что не за что мне его душить, он, в конце концов, имеет право выбирать себе каких угодно возлюбленных. Просто мне не хочется его видеть и говорить с ним… да поцелует он эту руку, в конце-то концов?!

Но там, у главной трибуны случилась какая-то непонятная заминка. И причиной ее был, опять-таки, наш алхимик: нагнувшись над рукой Дамы, чтобы закончить присягу, он вдруг повел себя очень странно: к примеру, ничего целовать не стал. Вместо этого его рука промелькнула в воздухе, едва не коснувшись шеи доминессы, и он тут же, поднимаясь с колен, отскочил назад. В поднятой руке сверкнула какая-то цепочка. Медальон.

Мы с Виолой невольно вскочили — да что мы, все трибуны подорвались на ноги, услышав пронзительный вопль Даллары:

— Стража! Стража!

Но кричать было поздно: алхимик уже открыл медальон, что-то достал из него и торопливо прижал это «что-то» к рукоятке клинка.

И тут же вскрикнул, когда меч — да что просто меч, теперь уже Глэрион! — запылал в его руках. Но не выронил клинок, а, наоборот, с усилием подбросил вверх, насколько мог — и меч тут же был подхвачен в воздухе невесть откуда взявшимся спиритом

Но манипуляций с клинком почти никто и не заметил. У всех было зрелище посерьезнее — например, ложа доминессы, где происходили чудовищные метаморфозы.

Даллара менялась. Одежда на ней трещала и рвалась, вокруг бушевали вихревые магические потоки, а тело доминессы переплавлялось прямо на наших глазах: стремительно набухало, руки и ноги становились короче, она упала, не в силах стоять, напрочь исчезла шея, волосы, и только рот все расширялся, расширялся…

Я разрывалась между потребностью закричать от ужаса или вывернуться наизнанку от омерзения — конечный результат превосходил любые ожидания. На арене извивалась теперь огромная, с дюжину метров длиной, тварь, напоминающая банальную черную пиявку. Большую чернобыльскую пиявку, мутации которой сработали прежде всего на увеличение пасти. Это была даже не пасть — огромная воронка, бездонная черная глотка, которой не нужны никакие зубы. Как раз тот случай, когда «она глотает целиком».

— Вашу мать!! — долетел до нас вопль Веслава, которого сшибло вихревым потоком магии с ног так, что он оказался критично близко к упомянутой воронке, и, видно, не совсем этого ожидал. Тварь сделала пару волнообразных движений и распахнула пасть пошире.

Мамочки! Так то было еще практически закрытое состояние!

Вот и все, алхимик… Ты умен, но не бессмертен.

Веслав дернулся, закрываясь обожженными руками. Мы с Виолой одновременно выскочили на арену, еще раньше на ней появился Йехар, уже воссоединившийся с клинком (спирит валялся чуть в отдалении, кляня всех и вся и баюкая обожженные руки, но главное он сделал — дотащил меч до заветной позиции в двадцать шагов), но ясно было, что ни ему, ни нам не успеть…

Вспышка белого света рассекла воздух. Перед Чумой Миров материализовалась Милия с жезлом в боевой готовности и в очень воинственном настроении. Хвост твари, когда она шарахнулась назад от неожиданности, протаранил трибуны и сшиб с ног нескольких стражников (из тех, что не разметало потоками и из тех, которые не успели сбежать достаточно далеко, а большинство все же успели).

Сомнение Иссушителя длилось недолго: уже через несколько секунд воронкообразная пасть пододвинулась вплотную к Милии, но рядом с ней, плечом к плечу уже стоял Йехар. Сияние Глэриона обжигало глаза почти как магический жезл странницы.

Мы к тому времени тоже были в двух шагах. Чуть дальше с земли поднимался Эдмус, и хотя я не видела его, но чувствовала спиной его железную решимость, если нужно, разобраться со своим медиумом вторично. Все вместе, наверное, представляло собой отнюдь не идиллическую картину даже для Чумы Миров — тварь раздраженно рявкнула, в мозгу у каждого из нас вспыхнуло что-то явственно нецензурное на прощание, и — поминай как звали. Если бы мне кто сказал, что двенадцатиметровая пиявка сможет слевитировать с поля боя быстрее спирита — ни за что бы не поверила. На вид неподъемная туша оказалась, однако, чуть ли не невесомой, и упорхнула в небеса с легкостью колибри под нашими изумленными взглядами.

Ну, впрочем, Милия все же успела послать ей вдогонку световой удар приличной мощности и не промахнулась: Чума Миров дрыгнулась в воздухе, но не упала, а только скорости прибавила, летя по воздуху огромным бесформенным бескрылым НЛО. В пару секунд она скрылась из виду.

— Нужно снарядить погоню! — тут же крикнула Милия.

— Ага, снаряди, — отозвался наш алхимик, которому уже помогала подняться Виола. — И в какой стихии ты ее будешь искать? Иссушитель может перемещаться в любой, хотя ни одной не пользуется как медиумом…

Милия гневно свела брови, но сам вид Веслава не располагал к спорам: руки обожжены, одежда в пыли, а тик на лицо вернулся.

— Так ведь она может и дойти… до нормы, — заметила Виола, отряхивая с его фуфайки пыль. — Если уже не дошла.

— Не дошла.

Это сказал уже Йехар — он стоял тут же, бледный, с потухшим взглядом, клинок уже вложен в ножны, но соображать странник не разучился.

— Откуда знаешь?

— Мы еще живы.

Такой аргумент перешибить было трудно. Едва ли Чума Миров, вошедшая в фазу зрелости, оставила бы от нас, да и от всей страны, хотя бы косточки.

— Найдем, — ободрил нас Эдмус, бочком огибая странницу и пытаясь ухмыляться. — Ничего, постараемся — найдем… А отличное было зрелище, Веслав! Ты только переигрывал с благоговением на лице, и у тебя все время было такое выражение в глазах, будто ты выпил по ошибке все свои эликсиры и с минуты на минуту отбудешь за блаженством на тот свет.

— Спасибо, — огрызнулся Веслав, рассматривая ожоги. — Где мой плащ, Хаос вас забери, я не вам его разве оставлял?

Я только что вспомнила, что плащ так и остался лежать на трибуне, и торопливо направилась за ним. На душе у меня, несмотря на то, что в своей неприязни к доминессе я как будто была права, было прескверно. Так что же это — выходит, они все знали? То есть, Эдмус все знал как минимум, а Веслав не просто знал — наверняка ведь еще и план продумал, и не обмолвился ни словом. Ах, нет. Словом обмолвился. Говорил же, что очень рискует, когда идет на этот бой, а другого выхода нет. Я-то еще удивлялась пафосу, с которым все это сказано, а он, оказывается, преуменьшал…

Плащ был цел, хотя по нему могли бы пробежаться сотни зрителей, ломанувшихся в разные стороны при виде Чумы Миров. Излишне как-то говорить, что теперь трибуны были пусты. Правда, из-под одной доносился подозрительный цокот…

Я заглянула под трибуну и с мрачным торжеством удостоверилась, что цокот издает наследный домин Стэхан, посредством головы, которая колотилась богато украшенной шапочкой о днище трибуны. Голова, стало быть, тряслась. Всё прочее, кстати, старалось от нее не отставать.

— Здрасьте, — сказала я самым естественным тоном. — А там уже все кончилось, так что можете вылезать.

Судя по глазам — он не поверил. Судя по ним же — преображение кроткой сестрички в здоровущую, явно маньячной направленности тварь, не прошло бесследно для неокрепшей юношеской психики.

— Да вылезайте, вам бояться нечего, — как могла, постаралась я его успокоить. Правда, в голосе прорывались недостойно злорадные нотки, но я старалась давить их в зародыше. — Власть у вас теперь точно никто не оспорит.

Украшенная шапочка выдала недоверчивую дробь по днищу трибуны.

— Ей же не нужна власть, — пояснила я. — Она всего-навсего хочет «выпить» девяносто процентов вашего мира…

Из-под трибуны долетело истинно девичье «ах!», и цокот прекратился, заменившись печальным звуком, какой издает лоб при соприкосновении с твердыми поверхностями. Я оценила ситуацию и решила, что приводить в чувство наследника престола не стоит. На крайний случай — мы все равно знаем, где он.

Я возвращалась, бережно неся через руку плащ Веслава и стараясь не думать, что он сделает со мной, если пострадал хоть один из его эликсиров.

Но все-таки — как я могла поверить, что он…

Подходя к нашей группке на арене, я услышала кое-что, что заставило меня забыть о самоистязании. По крайней мере, на время.

— …но в небе я бы с ней соревноваться не стал, — паясничал Эдмус, не замечая подавленных настроений вокруг себя. С готовностью протянул руки мне для целения и добавил по отношению к Милии: — Ах, да, ваше светлейшество… Ну, похоже, Дружина так и не выкопается из долгов к вам.

— Мне не нужна твоя благодарность, демон, — скривилась светлая воительница, но Эдмуса так просто пронять было трудно.

— Не будем говорить о девичьей памяти, которая не может сохранить в себе слово «спирит», — ухмыльнулся шут. — Но вы же не будете теперь отрицать, что вы к нему равнодушны? Вы его так красиво спасли!

— Кого? — честно удивилась Милия, которая в запарке, видно, этого и не заметила.

— Его! — так же честно ответил Эдмус, широким жестом указывая на алхимика. Побледневшая воительница развернулась к Веславу, который как раз закончил обрабатывать ожоги заживляющим. Веслав поймал ее взгляд и совершил нечто вроде издевательского реверанса — мол, спасибочки…

Нет сомнений, падающая в обморок адептка Светлого Ордена — не самый худший способ отвлечься от внутренних терзаний.