Расколотый меч

Глава 21. Проблемы с заменой

С некоторых пор у меня начало появляться чувство дежа вю. Оно больно ударило, когда я увидела разрубленный клинок и вспомнила свои видения; оно не отставало, пока мы сидели у себя и мучительно пытались придумать, как добыть чернокорень, и вот теперь это самое чувство грозило задавить нас всех окончательно.

— Безнадежно, — вполголоса сказала Виола, выходя из комнаты, где лежал Йехар. — Нгур его обрабатывает, только это… безнадежно.

Веслав ограничился сухим кивком. Он в сотый раз за сутки пересматривал здешний кодекс рыцарских турниров и находил в нем столько же утешительного, сколько в кодексе алхимиков. Мы не слышали его голоса с того момента, как Йехар озвучил свое решение.

Легко представить, каким это решение было.

Наш рыцарь не мог ходить, он с трудом приподнимался на кровати, и тем не менее он твердо решил, что в турнире участвовать будет. Ах, нет, поправочка. То, что он должен там участвовать, было уже решено за него. Он же дал предварительное согласие, а это значило, что или он выйдет на арену в указанный день, или его лишат клинка и покроют вечным позором.

Самым простым выходом в создавшемся положении действительно было бы бегство, но Йехар этот вариант отверг сразу и по понятной причине.

— Я его понимаю, — заявил Эдмус, яростно раскачивая свой стул. — Я и сам как-то свалял такого же дурака, но с меня-то что взять, я же шут! И вообще, я тут вспомнил, чем все со мной кончилось…а «Белоснежка»-то еще есть? Можно было бы закатить такие шикарные похороны! Я готов быть главным причитальщиком — составим текст, Нгур подыщет место для усыпальницы, и…

Это было комментарием к пояснению Йехара насчет этого турнира.

— Единственная причина, по которой боец не выходит на арену — смерть, — отрезал рыцарь. — Болен ли ты, при смерти или в дурном настроении — это никого не волнует.

Вот Эдмус и предлагал симулировать эту единственную причину.

— Мертвых здесь сжигают, — мрачно заметила Виола.

Шут озадаченно закряхтел. У него еще оставались предложения по поводу того, чтобы найти где-нибудь труп, наложить мороки… но за очевидной неэтичностью Эдмус решил их пока придержать при себе. Веслав с особенным ожесточением зашуршал свитками. Судя по его лицу, алхимику было до лампочки, что случится с Йехаром до турнира или во время его.

— Есть моменты, когда кричат камни, — вполголоса припомнила я его давнюю фразу.

— Есть моменты, когда водопады немеют, — холодно отозвался алхимик. — В частности, от дурости некоторых… рыцарей.

— Что-то нашел?

— Что-то? Нашел. Что-то обнадеживающее? Дурной вопрос.

Он с таким раздражением брякнул о столешницу своими очками для чтения тайнописи, что пластмасса треснула.

— Нашел способ убить Иссушителя.

Я почти готова была увидеть насторожившуюся Милию, но странницы с нами не было. Ее в самый ненужный момент какая-то миссия выдернула в иной мир. И вернуться она не обещала. Обронила пару слов на прощание в том духе, что кто там знает, какая миссия и позволят ли ей Высшие Силы вернуться оттуда живой. Правда, пообещала, если что, направить сюда кого-нибудь из Ордена и даже справиться в этом самом Ордене — есть ли всё-таки способ истребить Чуму Миров.

— Ха, — сказала Виола несколько свысока. — Даже Эдмус уже сообразил, что это огонь. Иначе с чего, ты думаешь, ему истреблять огненных магов?

— По твоим словам выходит, что его еще и отравить можно: алхимики же ему тоже чем-то не угодили? — резонно заметил спирит.

— Огонь и металл, — поправил Веслав. — Собранные воедино… не знаю, верить ли этому, но кто-то же сделал тайную запись в одном из экземпляров старого кодекса турниров. И почерк скорее женский…

Странно. Выходит, уже раньше кто-то знал, что по замку разгуливает Чума Миров в человеческом облике? Какая-то женщина?

Значит, Иссушитель ударил по Йехару из-за того, что тот огненный маг?

— Поэтому и не только. Вещий камень, думаю, тоже оказался причиной. «Скроет то, что можно скрыть»…

— Маскировка?

— Если преображение уже близко — Иссушителю может быть трудновато удержать свой человеческий облик. Истинная его натура будет прорываться… ну, как моя… А Вещий камень может надежно привязать Чуму Миров к человеческому облику.

Ох, ребятушки, опять мы по кругу ходим. Чтобы убить Чуму Миров — нужен Глэрион. Чтобы оживить Глэрион — нужен сапфир, а чтобы его получить — нужно убить Чуму Миров, потому что добыть этот камень у нее будет потруднее, чем с Зелхесом и чернокорнем.

Просто потому, что мы все еще не подозреваем, кто Иссушитель. А до турнира остается шесть дней.

— Да, — признался Эдмус, — да! Твои слова звучат, как музыка, и когда я их слышу, мне хочется напиться до полусмерти, вот только я проверил на кухне: ряженки здесь нет.

Веслав тряхнул головой и опять полез в кодекс, бормоча, что турниры тут проводятся черт-те как, и «какого веха всё в один день и только на мечах», и «что за тупость — делить арену на сектора сражений, это поединки или дзюдо какое-то?», да и вообще «всё не как у людей, чёртовы традиции». Виола пожала плечами и предложила алхимику меньше читать и больше готовить снотворного. Было очевидно, что придется рыцаря увозить хитростью, а потом еще и следить, чтобы наш болезный с собой что-нибудь не сотворил от отчаяния, что его покрыли позором.

А еще нас ожидал переезд, и сообщить это Далларе выпало мне.

Без Милии в замке снова стало опаснее, чем вне замка. И, несмотря на то, что на открытом воздухе на нас снова могли навалиться наемники, мы решили опять перебраться в лагерь. Только на этот раз поближе к лачуге Нгур. Места там чуть хватало для нее самой, но защиту она обещала какую-никакую обеспечить. Перебираться из замка нужно было как можно скорее, но где-то по этим коридорам болтался Иссушитель, и нам как минимум нужно было предупредить Даллару, чтобы она была поосторожнее с друзьями и родственниками. Особенно с домином — надо полагать, насчет братца ее предупреждать не требуется.

Не скажу, чтобы поручение вызвало во мне особенный восторг — тем более что повидать доминессу так и не удалось, а удалось почему-то Зелхеса.

Дворцовый алхимик неслышно вырос за моей спиной, когда я в четвертый раз постучала в дверь Даллары и бесстрастно произнес:

— Вам не откроют.

Поручение начало казаться мне еще гаже, чем вначале. Бесцветные глазки профессора сверлили пристально-леденистым взглядом.

— Домин гневается на доминессу.

Я машинально еще раз постучалась дверь. На сей раз — с тайной надеждой, что меня впустят, и я окажусь подальше от этого малоприятного типа.

Но мне действительно не открыли.

— А вас, значит, поставили здесь на страже?

— Нет, я ждал. Но не вас.

Хотя на лице у него нет ярко выраженного разочарования в том, что встреча не состоялась.

Я только теперь заметила у него в руках фиалку, небольшую, и по всей видимости, ядовитую.

— Хотите подарить цветочек Веславу — преподнесите ему лично. С какой вообще стати вы ждали, что придет он?

Зелхес какое-то время смотрел на меня так, будто не понимал вопроса.

— Иниквус, — наконец собрался он с мыслями. — Да. Я рассчитывал, что он придет говорить с доминессой сам. Но он прислал вас. Для того, кто отверг наши законы, он хорошо умеет просчитывать.

— Веслав врожденный алхимик. Кодекс ему не…

— Алхимиками не рождаются, — отрубил профессор все с тем же каменным выражением лица. — Он солгал вам.

А я и рада бы ответить, что нет, да едва ли это получится. Помнится, Веслав уже успел умолчать кое о чем из своего прошлого.

А это прошлое точно скрыто тенью.

Ну, что ж это слово от меня никак не отвяжется?

Зелхес неторопливо спрятал свою отравленную фиалку в карман. Скупое, четко выверенное движение. И разговаривает он так же — ничего лишнего, все сверхпрактично, и это вызывает не очень уместное такое чувство…

Жалость. Веслав, конечно, псих, то есть холерик, но я как минимум пару раз видела его смеющимся. Теперь я понимаю, почему он отрекся от Кодекса. Если предполагалось, что он станет таким…

Чурбаном или нет был Зелхес с виду, но у него хватило мозгов верно истолковать мое выражение лица.

— Вам следовало бы обратить свою жалость на себя и своих друзей, — сказал он холодно. — Йехар и Глэрион будут сражаться на турнире?

— Может быть. А что, Ксахар просил вас передать, как он ждет этой встречи?

— Ксахар не самый сильный противник на этом турнире. Достойные из достойных прибудут на него, чтобы драться за такой приз.

— Поцелуй прекрасной дамы? — я кивнула в сторону покоев.

— Камень Крови.

— То есть, наградой будет рубин? Всего лишь какой-то рубин?

— Камень Крови, — он немного подумал и прибавил неторопливо: — Подумайте лучше. В алхимии цвет крови — всегда цвет перемен. Или измены.

Тут алхимик издал обезличенное «хм» и оставил меня у двери в полном одиночестве. Я подняла руку, чтобы постучать в дверь еще раз — и вместо стука игриво побарабанила по ней пальцами.

Камень. Камень Крови — то есть, рубин вампиров. Ценный приз… «величайшее сокровище нации». С чего бы вокруг него такой ажиотаж?

Вампиров, говорил Йехар, очень трудно найти. Они кочевники и скрываются так тщательно… А мы их обнаружили мгновенно.

Я постучала, только не в дверь (та давно покрылась инеем от моей предыдущей попытки), а по своему собственному лбу. Потом развернулась и пошла назад, к нашим комнатам, сначала медленно, потом быстрее и быстрее.

И едва не сбила с ног Тилкиду, которая притаилась за ближайшим поворотом. Вот уж о ком я успела забыть совершенно, правда, долетали и до нас слухи о том, что Стэхар вдруг с чего-то к ней воспылал, а она все еще надеется его прикончить без всяких видимых поводов. Наверное, Веслав что-то намудрил с «Антиамуром».

— Вы с ним так долго говорили, может, кокетничали? — подружка доминессы не стала здороваться или делать вид, что не заметила моего разговора с Зелхесом.

— Это вряд ли, — пробормотала я, порываясь пойти дальше. Но Тилкида уже надежно вцепилась в мой рукав.

— Зелхес сейчас все время какой-то странный, — сообщила она и доверительно захихикала. — Вот я и подумала… если увидишь Стэхара — скажи, что я его ненавижу и что это не вызвано действием того зелья правды от вашего друга.

— А… ну, он вряд ли… — начала я, потихоньку выпутывая свой рукав, но Тилкида повисла на нем как голодная пиранья. И по виду она примерно подходила под описание — во всяком случае, сегодня она смотрелась не такой круглолицей и жизнерадостной, а зубы в улыбке оскаливала чересчур усердно.

— Он меня подстерегает, — прошептала она, наклоняясь ко мне поближе. — И говорит, что я неотразима. Ах, как весело было, когда все друг другу начали говорить правду! Мне четырнадцать раз признались в любви. И теперь я точно знаю, кто хотел отравить воду в моём умывальнике.

Она вдруг стиснула мне руку, затрясла ее, и я почувствовала под пальцами маленькую полоску бумаги. Тилкида прыснула чуть ли не мне в ухо — видно, это показалось ей особенно смешным — и убежала по направлению к покоям доминессы.

Определенно, странные мне типажи попадаются…

Но даже эта встреча и увязавшийся за мной на полпути Ксахар (он, конечно, интересовался здоровьем Йехара и, конечно, не в хорошем смысле) не могли затмить понимание, которое не то на меня снизошло, не то свалилось, так что как только я ворвалась в комнату, это заметил для начала Эдмус:

— Оля! Это вдохновленное лицо! Здесь где-то пролетел пегас или пробежала тень кузнеца, который, может быть, уже скончался после моего пения…

Я молча закрыла дверь и запечатала «Засовом Января». При этом меня не смутило, что нам не успели объяснить обратное заклинание.

— Видела Даллару? — спросила Виола. Веслав поднял глаза.

— Видела Зелхеса. Знаете, что будет наградой на турнире?

— Камень Крови. Это написано в том свитке, который принес Стэхар.

— Вообще-то, это один из вариантов наград, — со знанием дела влез Эдмус. — Там еще есть благосклонность доминессы, благосклонность домина, благосклонность домиция, доспехи из рук домина, доспехи из рук домиция, сапоги с ног…

— Этот рубин — «вещий».

Приятно было видеть, что долгое общение с доминессой сохранило мозг Веслава в целости и сохранности: он понял с полуслова.

— Скроет то, что можно скрыть… поэтому, значит, вампиров было так трудно найти. Ч-чёрт!

— Не очки! — предупредил Эдмус, выхватывая их из-под носа у алхимика, поскольку тот явно искал что-нибудь, что можно было бы разбить. — На, грохни кружку!

Кружку у Веслава отобрала Виола. Она как раз подкреплялась бульоном. Алхимик же за неимением лучшего стукнул по столешнице ладонью.

— Необразованный болван!

— Да-да, — с умным видом подтвердил спирит. — Есть такие… хоть всю Книгу Миров прочитают, а знаний…

— Я не о себе, я о нем! — кивок в сторону двери, за которой лежал Йехар. — Глэрион, значит, волнуется! То вспыхнет, то погаснет! Что-то происходит! Ну, он хоть сам знал, что у него там в рукояти и каковы его свойства? Честное слово, он меня в гроб вгонит!

— И это будет первый случай, когда силы света одержат победу над Повелителем Тени таким оригинальным способом. Ура необразованности! Бегите от школы, и вы спасете мир!

Словоизвержение спирита на некоторое время остановила брошенная рукой Виолы кружка. Бульон триаморфиня дальновидно выпила и теперь посуды не жалела.

— Значит, эти вспышки Глэриона обозначали, что в замке есть другой Вещий камень? Камень Крови?

Веслав кивнул.

— Вещие камни не выносят друг друга. Они несовместимы.

— Почему?

Эдмус счистил в себя черепки и вернулся в беседу:

— Ну, их создали алхимики.

Веслав не прибавил ни слова, стало быть, выкладка шута была верна. Как и то, почему домин так легко решил избавиться от рубина. Потому что для маскировки у Иссушителя теперь есть сапфир Йехара, может быть, более сильный, если эти камни различаются по силе. А просто выбросить или отослать рубин нельзя: на нем же заклятье, его невозможно отдать добровольно. Но если победитель турнира среди многих призов выберет рубин — домин освободится от него и уймет беспокойство сапфира, который наверняка пока работает не в полную силу.

Но тогда домин — либо сам Иссушитель, либо под его контролем? Дело дрянь.

— Хорошее дело! — не разделил моих мыслей шут. — Так нам теперь надо подождать, пока пройдет турнир, вежливо попросить рубин у победителя — позовем Бо, она это умеет — и вернуть Йехару Глэрион, каким он был? Я что-нибудь упустил, э?

— В принципе… только основное, — заметила я, рассеянно глядя на дверь. Только теперь до меня дошло, что я не имею ни малейшего понятия, как ее открыть. — Веслав… разрыв-трава? Нет? Топор?

* * *

Упущения Эдмуса в основном касались реакции Йехара. Вернуть клинок рыцарю после турнира — все равно, что с вежливой улыбкой всучить петлю человеку, который хочет повеситься. А потом еще ногой трепетно толкнуть табуретку.

Раздался тревожащий грудной звук, похожий на уханье совы. Но источника не было видно, сколько я ни вертела головой.

Я сидела на краешке кровати Йехара. Нгур намазывала на своего воспитанника какую-то укрепляющую мазь (пахло розами, и я старалась дышать пореже), а я сидела, крутила головой в поисках странных звуков и попутно еще тупо ненавидела Даллару.

Алхимик только что прочитал ее послание, которое мне передала Тилкида. К несчастью, он сделал это вслух и при рыцаре, поэтому моя ненависть распространялась и на алхимика тоже.

— Домин гневается, — читал алхимик, щурясь сквозь треснутые фиолетовые очки. Его глаза казались плавающими. — Он запретил мне приближаться к вам, Йехар… Угрожает… изгнанием…

— Что, почерк не очень? — не сдержалась я.

— Прекрасный почерк, то есть был бы, если бы не скрывался за такой массой отпечатков пальцев, — я получила гневный фиолетовый взгляд. — Угрожает изгнанием вам и вашим друзьям, если вы и ваш меч не явитесь на турнир… Я не могу поговорить с ним и смягчить его: он посылает лишь письменные указания и не появляется сам. Заклинаю вас — бегите.

Последняя фраза — вообще шедевр. Ясно же, после нее Йехар ползком, но явится на этот турнир.

Звук, похожий на уханье совы, повторился.

— Ну, и подпись, — добавил алхимик, пробегая глазами последние строчки.

— Длинная подпись, — присовокупил шут. Йехар протянул руку за письмом, но алхимик уже поджег его от ближайшей свечи. Видимо, в части подписи почерк Даллары его чем-то не устроил.

— Ай, — плаксиво сказала Бо. — Все запуталось! Ведь все запуталось?

Она сменила Виолу только что и теперь не совсем ориентировалась в ситуации.

— Наоборот. Все прояснилось, — Йехар выглядел уже поспокойнее, чем давеча. — И камень вампиров… и это… всё ведет нас к самому простому: я пойду…

— Давайте Милию позовем лучше, вдруг тогда нам домин сам отдаст рубин? — предложила Бо.

Или сожрет нас всех поголовно, если Олл по чистой случайности окажется Иссушителем. А в свете того, что он сейчас редко выходит из своих комнат — мы начинаем склоняться к этой версии. А мы не готовы к этому бою. Нет Глэриона.

— Или замаскируем ее под Йехара и выпустим на арену, — тут же предложил Эдмус. — А вдруг она и с мечом умеет? Хотя ой! Что это мы забыли? Что позвать Милию мы можем только если сунем голову в Междумирье и как следует покричим? А-а, нет, вспомнил! Мы забыли ее выражение лица, если мы каким-то чудом ее дозовемся и попросим не спасти этот мир, а добыть один махонький камешек…

Эдмус болтал по инерции. На деле он прекрасно знал, что под личиной Йехара никого выпустить на арену не удастся: бойцов будет проверять Зелхес. А мороки еще и дополнительно дворцовыми магами отслеживаются.

Опять тот же звук. На этот раз мы отследили источник: это смеялась Нгур.

При виде ее зубов содрогнулся Эдмус (страшно подумать, что стало бы с тем нервным вампиром). Они были аккуратно заточены на людоедский манер, а на них старательно были нанесены непонятные символы. Разными цветами. Дизайн впечатлял.

— Для могучей Дружины Турнир нипочем, — пожимая плечами, сымпровизировала Нгур. — Кто умом лишь разил — в бой пусть выйдет с мечом.

— Ай! — подскочила Бо. — Она — опять!

Как о заразной болезни. Бо серьезно опасалась стихов. Они пугали ее своей сложностью, даже если это были вирши типа «Жили у бабуси два веселых гуся…»

— Нгур… — выдохнул Йехар. — Зачем ты… о ком ты?

— Обо мне, разумеется, — отозвался Эдмус. — Уж я-то своим умом точно убиваю. Причем, заметьте, эта смерть — из особо мучительных.

— Тогда уж это о Бо, — заметила я себе под нос.

А может, предложить это как выход? На нашу блондинку на арене никто не осмелится даже замахнуться! Даже Зелхес — и тот бросает на нее подозрительно воодушевленные взгляды… или показалось?

— А-а… аконит и горецвет!

Худой кулак Веслава с треском отскочил от полированной столешницы. Сам алхимик вскочил и принялся носиться по комнате как шутиха. Рикошет от стен ему особенно удавался.

— Эдмус, ты, конечно, если рот откроешь — это по эффекту страшнее «Горгоны», но тебя на арену не выпустят. Ты же не человек. И женщину они на арену не допустят тоже, так или нет? А это значит… это значит… черт, ведь с самого начала знал, что придется туда идти!

— Тебе? — изумился Йехар. Он недоверчиво улыбался. — Очень… самоотверженно, но ведь там нельзя никого отравить, там нужно действовать клинком, а ты…

— Будь спокоен — разбираюсь не только в ядах! — Веслав резко затормозил в центре комнаты и поднял стиснутые кулаки. — Я же Повелитель Тени, меня учили убивать! Это вообще было моей основной наукой… Так что меч я держать умею. Хотя пулеметы мне всегда нравились больше.

Он потер переносицу и махнул рукой, как бы подводя общую черту.

— И поскольку других кандидатов нет — я займу твое место на турнире.

— Круто, — тут же отозвалась Бо. — Будет прикольненько! Веслав, а ты совсем-совсем не забыл, чему тебя учили, это же давно было?

— Восемнадцать лет назад, — отозвался алхимик хмуро. — Но Книга Миров… можно будет проявителя памяти попить… и, в общем, какие-то навыки должны были остаться.

Это точно. Будет прикольненько.

Йехар устало откинул голову назад. Нгур же, напротив, вся лучилась ободрением. Намазав своего воспитанника остатками мази, она подошла к Веславу и любовно опустила ему руку на плечо.

Алхимик, понятное дело, пошатнулся.

— Не за камень дерись, но и камень — добудь, а себя после боя сберечь не забудь, — проговорила кормилица, снимая с плеча Веслава свою лапищу и грузно топая к дверям. По пути она быстро бормотала под нос: — Пусть бы что-то пришло, чтобы холод отвлечь, пусть в бою пламенеет душа, а не меч… Но надежда, алхимик, мала и смешна, что клинок твой направит не Тень, а она…

Стихотворство продолжилось и за дверью, но мы уже мало что слышали.

— Танец? — переспросил Эдмус, прислушиваясь. — Парус на песке? Что-что? Какая рукоятка?

Веслав озадаченно потер плечо.

— Она у тебя зрящая, что ли? — пробормотал он. — И в будущее смотрит?

— Смотрит, — угрюмо ответил Йехар. — Вопрос в другом — что видит она там… Однако покончим с этим нелепым представлением, — он не без труда сел и свесил ноги. — Ты можешь записаться в ряды участников турнира под своим именем, но выступить вместо меня тебе не суждено. Чему я рад, признаться…

Веслав длинно хмыкнул, в задумчивости расхаживая по комнате.

— Замаскируешься мороками и обрызгаешься своим адским одеколоном? — предположила я.

Веслав и Йехар разом передернулись при одной мысли о том, что придется выступать в шкуре друг друга. Уголок губ алхимика, успокоившийся было на какое-то время, снова принялся подергиваться.

— Это незачем. Я выйду под своим именем, но… — он выразительно взглянул на меч, стоявший неподалеку от изголовья рыцаря. — Как я понял из кодекса турниров, если с Глэрионом выйдет кто-то другой, считается, что дерешься ты?

Это простое объяснение до рыцаря доходило целую минуту.

— Ни за что! — он отчаянно дернулся к клинку, как будто надеясь убрать его подальше или защитить своим телом, но тут же отдернул руку. — Никогда! Отдать его в руки тебе? Тебе? Оплоту мрака? Сосуду тьмы?

— Сундуку ночи и трехлитровой банке зла! — громким шепотом подсказал Эдмус из угла. — Веслав, а почему ты молчишь? Ты должен повествовать сейчас с обилием жестов, какой опасности подвергал себя этот сосуд, мчась по холмам и долинам на верной кляче Холере, какие страдания ты пережил, когда пришлось петь и какие муки тебе доставила грязь, которая перепачкала твое пальто, не говоря о том, что мы почти утонули.

Наступила тоскливая тишина. Йехар с болью прикрыл глаза. Веслав, который дернулся было к двери, застыл на полпути и наградил Эдмуса не самым приятным взглядом.

— Я не могу, — наконец слабо сказал рыцарь. — Увидеть его в твоих руках… никто, кроме меня, не касался его с тех самых пор, как… с тех самых пор.

Его рука невольно легла на сердце.

Веслав же как всегда всех удивил. Он не стал орать или что-то доказывать. Он вдруг расслабился, почти упал в кресло и заговорил тихо:

— И если бы это был Глэрион — я не смог бы к нему прикоснуться. И как только рубин окажется у нас — если окажется — и меч опять станет самим собой, я опять не смогу до него дотронуться. Никто не сможет.

Йехар крепко зажмурился, опять потянулся к клинку, но дотронуться до него не смог. Тогда в дополнение ко всему рыцарь отвернулся. Его пальцы судорожно скомкали одеяло.

— Возьми, — процедил он. — Возьми, но помни: берешь последнее, что осталось у меня.

Алхимик поднялся, взял клинок, выдвинул из ножен и повертел в руках, присматриваясь. Из груди рыцаря вырвался чуть слышный стон, хотя больно ему не могло быть, он сам признался, что не чувствует меча.

— И уйди, — добавил Йехар сдавленным голосом. — Помни, хотя он и не пылает, его нрав остался при нем. Не каждого будет слушаться этот меч, и не с каждым сольется воедино в бою. Тебе придется тренироваться… жаль, что я не смогу показать тебе хотя бы два-три приема.

Голос его стал спокойнее, хотя он все еще не смотрел на алхимика. Тот недоверчиво покосился на него. Он сомневался в сохранности своей жизни в том случае, если бы Йехар мог показать «два-три приема».

— Обойдусь, — заверил Веслав. — Оставляю вас страдать.

Голос рыцаря нагнал алхимика у двери.

— Тебе правда пришлось петь?

Прежде, чем скрыться, Веслав погрозил Эдмусу, но не бутылочкой с ядом, а острием теперь уже своего клинка.