Распад Золотой Орды

Глава II. Рост государственного могущества Золотой Орды в XIII —XIV вв

К концу правления Батыя (1256 г.) Золотая Орда все еще оставалась зависимой от коренного юрта монголов, где правил великий хан Менгу, которого царевичи Джучиева дома признавали верховной главой всей монгольской державы. Батый, считавший себя вассалом великого хана, не только чеканил свои монеты с именем Менгу-хана, но и просил великого хана утвердить своего старшего сына Сартака ханом Золотой Орды. Незадолго до смерти Батый отправил Сартака ко двору хана Менгу, чтобы он «по милости Менгу-хана стал на месте отца (своего) Бату». По свидетельству персидских источников, Менгу принял Сартака «с почетом, уважением» и «утвердил за ним власть отца его, как над войсками, так и над странами, ему покоренными, дав ему право называться вторым в царстве и издавать грамоты».

Пока Сартак находился при дворе Менгу, умер Батый. Этим воспользовались брат Батыя и его сторонники. Вместо Сартака на трон был выдвинут Берке, предпринявший меры для устранения Сартака. Он был вызван в ставку Берке. Но осведомленный о планах заговорщиков, Сартак отказался посетить его ставку и тем самым возбудил негодование своего дяди. «Тогда Берка-хан отправил людей к Сартаку (сказать ему): «Я заступаю тебе вместо отца, зачем же ты приходишь точно чужой и ко мне не заходишь?» Когда посланные доставили Сартаку весть Берка — хана, то проклятый Сартак ответил: «Ты — мусульманин, я же держусь веры хрестьянской; видеть лицо мусульманское (для меня) несчастье»[145].

Джузджани, автор «Табикати насери»[146], из которой мы привели этот отрывок, на первый план выдвигает религиозные мотивы. Однако известно, что у монголов первоначально существовала веротерпимость, поэтому было бы неправильным объяснять причины распри, возникшей между Беркой и Сартаком исключительно религиозными мотивами. Берке принял ислам еще при жизни Батыя, Сартак же сочувствовал христианам, а сам Батый всю жизнь оставался язычником. Однако при жизни Батыя это не вызывало раздоров. Причины начавшегося раздора надо искать в притязаниях Берке на престол Батыя, чем нарушалось завещание Батыя и соглашение Батыя с Менгу-ханом.

Сторонникам Берке все же не удалось тогда посадить его еа трон, несмотря на то, что Сартак был убит. Описание этих событий в достаточной мере не отражено в источниках. Джузджани, сообщая об убийстве Сартака, ошибочно приписывает отравление его Менгу-ханом, якобы тайком подославшего своих доверенных людей, которые отравили «проклятого Сартака». Утверждение Джузджани несовместимо с последующей политикой Менгу-хана.

Армянский историк Киракос отравление Сартака приписывает именно сторонникам Берке, и с ним нельзя не согласиться[147]. Когда стало известно о смерти Сартака в коренном юрте, Менгу назначил ханом Золотой Орды не Берка, а сына Сартака Улакчи. Об этом сообщает один из официальных историков монголов Джувейни. «Менгу-хан отправил (в Золотую Орду) эмиров, — пишет Джувейни, — обласкал жен, сыновей и братьев его (Бату) и приказал, чтобы Беракчин-хатун, старшая из жен Бату, отдавала приказы и воспитывала сына Сартака Улакчи до тех пор, пока он вырастет и заступит место отца. Но так как судьбе это было неугодно, Улакчи также умер в этом же самом году»[148].

После смерти Улакчи, Баракчин-хатун, обладавшая, по свидетельству арабских писателей, «обширным умом и умением распоряжаться», решила посадить на престол внука Батыя Туда-мингу и тем самым сохранить за собой прежнее положение регентши. Но она не встретила сочувствия со стороны монгольской аристократии Джучиева улуса, поддерживавшей сторону Берке. Это обстоятельство заставило ее обратиться за. помощью к хану Хулагу, стоявшему во главе Монгольского государства в Иране. Замыслы Беракчины были раскрыты. Она пыталась бежать в Иран, но при попытке к бегству она была схвачена и казнена. На престол вступил Берке, еще со времени смерти Батыя оспаривавший власть над Золотой Ордой[149].

Победа Берке в значительной мере была облегчена благодаря поддержке его кандидатуры со стороны мусульманских купцов, привлеченных еще при Батые золотоордынской администрацией в качестве откупщиков дани. Одновременно он нашел поддержку мусульманского духовенства Хорезма и Булгара, желавшего видеть на троне не язычника, а сторонника магометанской религии. Со вступлением на престол хана Берке мусульманские купцы действительно получили доступ ко всем государственным учреждениям, а перед мусульманским духовенством открылось широкое поле для миссионерской деятельности. Вскоре после восшествия на престол Берке начался массовый переход правящей аристократии от шаманства к мусульманству.

Принятие ислама, бесспорно, имело большое политическое и культурное значение для господствующего класса. С принятием ислама в Золотой Орде получила большое распространение в Дешт-и-Кипчаке сравнительно высокая арабская культура. Однако при переходе к новой религии монгольская аристократия прежде всего интересовалась политическими выгодами, поскольку новая религия помогала монгольским феодалам укреплять свое положение. Ислам, внушавший народным массам основное положение Корана — «повинуйтесь богу и тем, кто имеет власть» оправдывал и защищал эксплуатацию зависимого населения монгольскими феодалами. Мусульманское духовенство своими проповедями о необходимости «повиноваться богу» и всем «власть имущим» способствовало усилению господствующих классов и, в первую очередь, власть самого хана.

Правительство Берке с тех пор, как упрочилась власть нового хана, начало борьбу за усиление военно-политического могущества Джучиева улуса среди остальных монгольских государств. Тем более, что после смерти великого хана Менгу (в 1259 г.) для этого создались весьма благоприятная обстановка: в коренном юрте монголов после смерти Менгу два его брата Арык — Буга и Хублай начали оспаривать друг у друга права на трон Чингис-хана. Арык-Буга был объявлен великим ханом на курултае Каракорума, Хублай был провозглашен великим ханом монголов в Пекине. Между обоими претендентами началась ожесточенная борьба за власть» в которой принял участие и Берке, ставший на сторону Арык-Буга[150]. Несмотря на то, что войска Берке и Арык-Буга в одном из сражений разбили Хублая, Хублай добился на курултае признания себя великим ханом.

Берке оставался единственным царевичем из внуков Чингис-хана, отказавшимся признавать Хублая верховным владыкой Монгольской империи и стал действовать самостоятельно, порвав связи с великим ханом. Стремление Берке к превращению Джучиева улуса в самостоятельное государство отразилось на чеканке монеты. Когда Золотая Орда была зависима от коренного юрта, как это было при Батые, золотоордынская монета чеканилась с именем великого хана Менгу. Сам Берке тоже чеканил монеты с именем Арык-Буга. Но как только Хублай стал великим ханом, Берке отказался чеканить монеты с именем великого хана, что было равнозначно непризнанию верховной власти Хублая. В то же время независимость улуса еще не была признана остальными монгольскими царевичами, поэтому свои монеты Берке стал чеканить с именем последнего халифа Насыр-ад-дина, подчеркивая этим, что он, Берке, признает над собой только духовную власть халифов[151].

Перенесение Хублаем столицы монгольских ханов из Каракорума в Хамбалык (Пекин) еще больше содействовало превращению Джучиева улуса в независимое государство. С перенесением столицы в Пекин улусы Монгольского государства оказались оторванными от коренного юрта, и связь между центральной администрацией и администрацией улусов фактически перестала существовать. Правительство хана Берке воспользовалось этой благоприятной обстановкой для усиления государственного могущества Золотой Орды, и без того же являющейся одним из крупнейших государственных объединений, образованных монголами. Пользуясь слабостью других монгольских государств, правительство Берке начинало вмешиваться в дела улусов Чегатая и Хулагу. Так, например, есть указания в источниках об ограблении христианской части населения Самарканда и Бухары войсками Берке, хотя Джучи не имели никакого отношения к этим городам, принадлежавшим потомкам Чегатая[152]. Особенно агрессивной была политика Берке по отношению к только что образованному улусу Хулагу. Она завершилась в конце концов войной[153].

Об этой войне, продолжавшейся почти 100 лет, сохранилось достаточно сведений в сочинениях арабских, персидских и армянских историков, но причины войны все же раскрыты недостаточно. Арабский писатель Эльмуфадаль считал главной причиной отказ Хулагу от уплаты дани, собираемой в Иране и Азербайджане в пользу дома Джучи по обычаю монголов. «Обычай же этот заключается в том, — пишет он, — что всё, добытое в землях, которыми они (татары) овладели и над которыми они властвовали от реки Джейхуна на запад, собиралось и делилось на пять частей; (из них) две части (отдавались) Великому хану, две части — войску, а одна часть — Дому Батыеву. Когда Бату умер и на престол вступил Берке, то Хулагу удержал долю его»[154]. По свидетельству же другого арабского историка Ибн-Касира, Берке требовал от Хулагу, чтобы он отдал ему «часть тех стран, которые он (Хулагу) завоевал, и тех денег да пленных, что он захватил, как это у них был обычай. Тот убил послов его, тогда усилился гнев Берке»[155].

Персидский историк Вассаф, живший при дворе монгольских ханов в Иране и, следовательно, хорошо осведомленный о событиях того времени, говорит о претензиях Берке на владение Хулагу — на Араран и Азербайджан, что и послужило «причиной раздора и поводом к озлоблению»[156]. По Рашид-ад-дину, «раздоры возникли из-за своевластия Берке, который «постоянно отправлял послов к Хулагу-хану и всячески высказывал своевластие»[157]. По словам Рашид-ад-дина, в Иране Берке удерживал преднамеренно несколько царевичей Джучиева улуса и, опираясь на их войско, хотел отторгнуть у хулагидов Араран и Азербайджан. Один из этих царевичей, Полакай, «задумал обман и коварство против Хулаг-хана и прибегнул к волшебству», за что Хулагу казнил его, вместе с ним были казнены и другие татары[158]. Убийство царевичей Джучиева дома в Иране лишь ускорило войну, начавшуюся в 1262 году.

Война между ханами Золотой Орды и хулагидом привела к сближению хана Берке с мамлюкскими султанами в Египте. Египетские султаны, ожидавшие вторжения хулагидов в Сирию и Египет, заключили военный союз с Берке против Хулагу. Некоторые арабские писатели (Ибн-Абдезаххир и Руккеддин Бейбарс) приписывают инициативу сближения Берке с Египтом султану Эльмелику-эз-Захеру, подстрекавшему хана Берке против Хулагу, с целью вызвать раздоры среди монголов[159]. Другие арабские историки (Ибн-Василь и Эльмуфаддаль и др.) считают организатором этого союза хана Берке. Берке «послал к Эльмелик-эз-Захеру, властителю Египта (послов), сказать ему (следующее): «Мы с востока, а ты с запада, (сообща) захватим в плен войско Хулагуна и из них не оставим ни одного человека». Эльмелик-эз-Захер одобрил это, и дело между обоими царями уладилось…»[160]. Этот союз с Египтом имел для ханов Золотой Орды большое значение: он способствовал установлению культурных и экономических связей между обоими государствами.

Одновременно с агрессией против хулагидов на Кавказе Берке предпринял ряд таких же мер и по отношению к Византии, только что восстановленной Михаилом Палеологом. Начиная с 1262 г., войска Берке периодически опустошали владения Византии, союзницы Хулагу. В 1265 г. Берка снарядил войско для завоевания Константинополя, но эта затея не осуществилась вследствие смерти хана.

Произошли ли какие-либо изменения в Джучиевом улусе при хане Берке? Для решения этого вопроса мы ее имеем достаточных данных. Согласно данным Абулгази, в улусах, где непосредственно правили сыновья Джучи или его внуки, за этот период не произошло особых изменений. «Когда Берке стал ханом, — писал Абулгази, — он утвердил за всеми старшими и младшими братьями те уделы, которые были даны им Бату ханом»[161]. Из этого следует, что в отношении улусов, отданных братьям Батыя, и в их управлении все осталось по-старому. Но в тех улусах, где в качестве вассалов хана правили представители местных династий, по-видимому, произошли некоторые изменения, направленные если не к ликвидации, то, по крайней мере, к ограничению прав местных династий.

Ко времени правления хана Берке относится, во-первых, проведение перепеси (1257–1259 гг.) всего податного населения на Руси и в других улусах, во-вторых, учреждение постоянной военно-политической организации монголов в каждом подчиненном монголам улусе в лице десятников, сотников, тысячников и темников. К этому же периоду А. Н. Насонов относит появление на Руси института баскаков — наместников хана, посаженных в отдельных удельных княжествах для контроля над деятельностью удельных князей. Однако утверждение А. Н. Насонова, будто организация военно-политических органов на Руси принадлежит не хану Берке, а великому хану, правившему в Каракоруме,[162] не имеет под собой почвы. Баскаки на Руси появляются еще до хана Берке — при Батые, как на это указывает Плано Карпини. Десятники, сотники, тысячники и темники появились при хане Берке для поддержания баскаков в качестве внутренней государственной охраны на Руси и в других улусах, С введением внутренней охраны усилился контроль над деятельностью вассальных владетелей на местах, в некоторых же улусах представители местной династии совсем были ликвидированы. Так, например, в Булгарах, где в бытность Батыя сохранялись еще подчиненные ему представители старой царской династии, при хане Берке местная администрация была уничтожена, и булгары управлялись непосредственно самим ханом. Марко Поло ни разу не говорит о булгарских князьях или царях, правивших хотя бы в качестве вассалов хана, в то же время он упоминает о пребывании хана Берке в столице булгар — Великих Булгарах. То же самое можно сказать и о Мордовии, где до Берке имелся представитель местной власти из мордвы.

Берке умер в 1266 году. После его смерти на золотоордынский престол был посажен внук Батыя Менгу-Тимур[163]. К моменту воиарения Менгу Тимура Золотая Орда по существу превратившаяся в самостоятельное государство, формально все еще оставалась зависимой от великого хана Хублая, считавшего себя верховным владыкой всего Монгольского государства. По словам Рашид-ад-дина, хан Хублай «пожаловал улус Джучи Менгу-Тимуру», как своему вассалу, несмотря на то, что Менгу — Тимур, как и его предшественник, не признавал над собой власти великого хана и даже поддерживал Хайду, претендента на престол Чингис-хана.

При правлении хана Менгу-Тимура (1266–1282 гг.) Золотая Орда, еще при хане Берке фактически ставшая независимым государством, свою независимость закрепила и юридически. Одной из таких мер, направленных на юридическое оформление независимости Джучиева улуса, была чеканка монеты с именем Менгу-Тимура. Когда ханы улуса Джучи были зависимы от великих ханов, они чеканили свои монеты с их именем. Батый чеканил монеты с именем Менгу-хана, Берке — с именем Арык-Буга хана. Менгу-Тимур же был первым из ханов Золотой Орды, чеканивший монеты со своим именем. До нас дошли его монеты крымской чеканки 665/1266 года и булгарской чеканки 672/1273 год с эпитетом «верховного» и «правосудного» хана[164].

Превращение Золотой Орды в независимое государство отразилось не только в чеканке монет, но и в других мероприятиях хана. В 1267 г. Менгу-Тимур первый из ханов дает ярлык русскому духовенству, освободивший митрополита от целого ряда повинностей и урегулировавший взаимоотношения русской церкви с ханами Золотой орды[165]. Деятельность хана, действовавшего в качестве самостоятельного государя, не ограничивается этими двумя фактами. Очевидно, от него же получили ярлык генуэзские купцы при основании своей фактории в Крыму (Каффа) в 1266 г.[166]. Сохранился ярлык хана на имя великого князя Ярослава Ярославича об открытии «пути» немецким купцам из Риги на беспрепятственный проезд рижан через Новгородскую землю в Золотую Орду. В этом ярлыке Менгу-Тимур предлагал Ярославу Ярославичу дать «путь немецким гостям на «свою волость и всем рижанам, кто гостит по (его) волости»; спустя четыре года хан разрешил тем же гостям гостити по Суздальской земле без рубежа по Цареве грамоте[167].

Установление нормальной связи с генуэзскими и венецианскими купцами на Черном море, а также немецкими на Балтийском море, бесспорно, способствовало развитию торговых связей, сыгравших большую ролц в обмене культурными ценностями между Западом и Востоком. Вмешательству Менгу-Тимура в дела улуса Чегатая, по-видимому, также было вызвано стремлением обезопасить пути караванной торговли на Востоке, которым угрожала опасность со стороны правителя улуса Чегатая — царевича Барака, вступившего на путь «несправедливости и произвола», опустошившего Среднюю Азию «посредством грабежа». Разорение Бараком крупного торгового центра, каким тогда являлся Самарканд, наносило большой удар по восточной караванной торговле, что, естественно, затрагивало и интересы золотоордынской торговли. По инициативе Менгу — Тимура был заключен союз с внуком Угедея Хайду, который вскоре, после этого послал против Барака своего дядю Берке-чара с пятидесятитысячным войском. Разбитый в сражении, Барак вынужден был явиться на курултай и принял условия, продиктованные Менгу-Тимуром.

На курултае 1269 года, состоявшемся на реке Таласе, был установлен мир между улусами Джучи, Угедея и Чегатая и уточнены границы каждого из этих улусов: две трети Маверанахра были оставлены за Бараком, а одна треть была разделена между Хайду и Менгу-Тимуром. На том же курултае, по предложению Менгу-Тимура, был заключен союз между «домами» Джучи, Угедея и Чегатая против иранских хулагидов. с которыми Золотая Орда еще со времени хана Берке находилась в состоянии войны. При наличии этого союза отпала, таким образом, угроза образования каолиции монгольских правителей против Золотой Орды[168].

Решение курултая 1269 года имело исключительно важное значение для дальнейшего развития улусов Джучи, Чегатая и Угедея. По этому решению курултая они были признаны в качестве самостоятельных государств. Их независимость была юридически оформлена и закреплена общим договором — решением курултая, освободившим дома Джучи, Чегатая и Угедея от посягательств потомков Тули.

Закрепив внешне политический успех Золотой Орды решением курултая 1269 года, правительство Менгу-Тимура также предприняло ряд мер, направленных на укрепление власти хана в самом Джучиевом улусе. Ханы Золотой Орды хотя и установили свою власть во всех завоеванных ими областях, но в некоторых районах эта власть считалась лишь номинальной, так, например, на Кавказе. Несмотря на то, что после завоевания его монголами прошло более 30 лет, многочисленные племена алан (ясы) и черкасы (кабардины) отказывались повиноваться монголам. Как передает Рубрук, аланы, жившие в горах Кавказа, часто «выходили из гор для похищения их (монголов) скота на равнинах», поэтому Сартак вынужден был держать своих воинов в многочисленных горных ущельях[169]. Ясы и черкасы оставались непокоренными, поэтому в 1277 году Менгу-Тимур организовал против них поход. Зимой 1277 года войска хана вместе с войсками русских князей совершили поход против алан (ясов). 8 февраля 1277 г. «пойдоша ко ясьскому городу ко славному Дедякову и взяша его… и многу корысть и полон взяша, а противных избита бесчисленно, град же огнем пожгоша»[170]. Вместо сожженного города Дедяково, расположенного на западном берегу реки Терека, Менгу-Тимуром был построен новый город Дедяково на восточном берегу Терека. Вместе с Дербентом и Мдджаром новый Дедяково стал опорным пунктом монголов на Кавказе, закрепив власть ханов Золотой Орды в «Аланских воротах»[171].

Кроме покорения алан (ясов) и черкесов, Менгу-Тимур организовал ряд других таких же успешных походов. Абулгази сообщает о походе Менгу-Тимура на «царство болгарское»[172], не указывая, однако, о каких болгарах в данном случае идет речь — камских или болгарах дунайских. Историки Поволжья С. М. Шпилевский, а за ним X. Гимади связывают поход с камскими булгарами[173]. По нашему мнению, в данном случае Абулгази имеет в виду поход монголов против дунайских болгар, точнее, о посылке темника Ногая на подавление восставшего против татар Лахана. X. X. Гимади, оспаривая эту точку зрения, никаких веских доводов не приводит[174]. Даже независимо оттого, был ли предпринят поход против камских булгар или дунайских, в обоих случаях речь идет о репрессивных мерах хана прошв одного из своих вассалов.

Для изучения вопроса о взаимоотношениях хана с его вассалами значительный интерес для историка представляет факт, приводимый одним лишь Абулгази, а именно, пожалование Менгу-Тимуром Крымского полуострова царевичу Уран-Тимуру, сыну Тукай-Тимура[175]. Владения Тукай-Тимура и его потомков, как уже было отмечено, лежали на востоке рядом с Синей Ордой. Если действительно Уран-Тимуру был пожалован удел в Крыму[176], то в этом нужно видеть одно из мероприятий хана, направленного на ослабление власти царевичей Джучиева улуса в пределах своего собственного улуса. Каждый царевич, получая в наследство отцовский удел, стремился усилить свою власть на месте и стать, таким образом, конкурентом хана; с перемещением в другой удел он терял связь с местной аристократией и на новом месте не мог быть опасен хану. Насколько эта политика оправдала себя, из-за отсутствия других данных, решить трудно. Во всяком случае, факт перемещения царевичей из одного улуса в другой свидетельствует о некоторых мероприятиях ханской власти в области внутренней политики, имевших своей задачей ослабление власти отдельных царевичей и укрепление власти хана Золотой Орды.

Однако, начавшаяся после смерти Менгу-Тимура феодальная война между царевичами Джучиева дома сильно поколебала власть ханов и остановила намечавшееся развитие монгольской державы к централизованной монархии. На определенном этапе развития феодального общества противоречие между силами притяжения и отталкивания перерастает в феодальную войну, представлявшую неизбежное явление периода феодальной раздробленности. Феодальная война в Золотой Орде разгорелась в третьей четверти XIII столетия.

Начальной ее датой служит смерть Менгу-Тимура (1282 г.). Как передает Марко Поло, после смерти Менгу-Тимура престол должен был перейти к молодому царевичу Туля-Бугу, сыну старшего брата Менгу-Тимура, но ему не пришлось царствовать. По настоянию Ногая на престол был посажен Туда-Менгу, брат умершего хана Менгу-Тимура^[177], чем и было нарушено завещание хана о престолонаследии. Это и послужило одной из причин смуты в Джучиевом улусе. Безвольный хан Туда-Менгу не играл никакой роли в государственном управлении. В отличие от своего предшественника, он больше всего увлекался факирами, «богомолами». Зато несравнимо выросла роль темника Ногая, руководившего всеми делами государства.

Исключительное положение Ногая, самоустранение слабохарактерного хана от решения государственных дел вызвало недовольства со стороны многочисленных царевичей — братьев и сыновей Менгу-Тимура. «Туда-Менгу, — пишет Бейбарс, — обнаружил помешательство и отвращение от занятий государственными делами, привязался к шейхам и факирам, посещал богомолов и благочестивцев, довольствуясь малым после большого. Ему сказали, коли есть царство, то необходимо, чтобы им правил царь. Он указал что, что он уже отрекся от него (царства) в пользу братнина сына своего Туля-Буга, за что его душа обрадовалась этому. И согласились с ним жены, братья, дяди, родственники и приближенные. Царствование его продолжалось около 5 лет»^[178]. Согласно Рашид-ад-дину, сыновья Менгу-Тимура-Алгу и Тогрыл, а также сыновья Тарбу, старшего сына Тагу-Хана-Туля-Бука и Кунчек свергли с престола Туда-Менгу и сообща в течение 5 лет управляли государством[179]. Арабские писатели, сообщающие о низложении Туда-Менгу в 686(1287) году, ни одним словом не обмолвились о подобной организации управления государством. В русских летописях и в польских хрониках также нет никаких сведений о совместном правлении царевичей. Западноевропейские источники Туля-Бугу обычно называют «императором»[180].

Вопреки надеждам Ногая молодой хан с самого начала своего правления обнаружил задатки самостоятельного правителя. Поэтому отношения между ними испортились уже в самом начале царствования Туля-Буга. Уже во время похода на Венгрию и Польшу в 1287 г. между ними произошли серьезные разногласия, поэтому Ногай решил устранить своего ставленника.

Поход этот, подробно описанный в арабских и польских хрониках, а также в русских летописях, закончился удачно. Монголо-татары добрались до Пешта, разорили Польшу и угнали с собой большое количество пленных. На обратном пути в Орду Ногай, обманув хана, ушел через Брашов в свои владения на Дунай, Туля-Буга, оставленный Ногаем, шел по незнакомым дорогам и после двадцатидневного скитания в горах, потеряв от холеры и голода, по данным русских летописей, до 100 тысяч воинов[181], и «заподозрил Ногая в том, что всё это случилось по его козням и интригам, из-за того, чтобы погубить войско его и извести род его. В него закралась вражда и вселилась злоба за то, что ого и войско его постигла сильнейшая беда»[182]. Вражда между ханом и его темником перешла в открытую борьбу. «Утверждалась между тем и другим ненависть, — писал Руккедди Бейбарс, — и ухудшились мысли его (Тула-Буги) к нему (Ногаю) и решился погубить его и согласил на это находившихся при нем (Тула-Буге) друзей своих и сыновей Менгу-Тимура, приставших к его отряду». Но Ногай, более «опытный и искусный в устройстве козней», успел установить тайную связь с царевичем Тохтой, оспаривавшим власть у Туля-Буга. В то же время он обманул мать хана, попросив ее быть посредницей между ним и ее сыном. «Сын твой еще царь молодой, — говорил он,— и я хочу наставить его и научить приемам, полезным для установления порядков и определения внешних и внутренних дел его, но мне нельзя взяться за это иначе, как в уединенном месте, куда не забрался бы никто кроме него; я желаю встретить его с небольшим числом людей, и чтобы около него не было никого из тех войск, которые он собрал вокруг себя». Введенная в заблуждение мать хана уговорила сына отправиться на свидание с Ногаем с небольшой свитой. Прибывший на место свидания Туля-Буга был окружен отрядом Ногая и выдан царевичу Токтаю. Отдавая на расправу царевичу Токтаю хана Туля-Буга, Ногай сказал: «Вот этот завладел царством отца твоего и твоим царством, а вот эти сыновья отца твоего согласились с ним схватить и убить тебя. Я отдаю их в твои руки; умертви их, как хочешь». Им покрыли головы и переломили спины. Это были Туля-Буга, Алгуй, Тагруджа, Малаган, Кадан и Кутугак, сыновья Менгу-Тимура»[183].

Рашид-ад-дин, передавая тот же рассказ, подчеркивает роль Токтая в организации заговора. Арабские писатели об этом умалчивают. По словам Рашид-ад-дина, Токтай обратился к Ногаю, как к старшему в роде: «Дядины сыновья посягают па мою жизнь, ты старший (и потому) я ищу защиты у того, кто старший (ака), чтобы он меня поддержал и укоротил руку, которую родичи протягивают на меня. Пока я буду жив, я буду подвластен старшему (ака) и не стану выходить из пределов, угодных ему». Чтобы устранить с дороги Туля-Бугу и его сторонников, Ногай, пользуясь своим правом старшего1 рода, предложил созвать курултай: «Приходит пора старости; я прекратил споры, несогласия и враждебные действия, ни с одной душой не имею пререканий и помыслов о войне, но у меня есть от Сайшхана повеление, чтобы, если в улусе и уроке его кто станет действовать беспутно и расстроит улус, то разузнав, в чем дело, восстановигь между ними согласие». Когда царевичи собрались на курултай, Ногай сказал им: «О, дети, я служил отцам вашим и, как в старину, так и недавно, оказал разные услуги; поэтому вам не мешает выслушать мои беспристрастные слова, чтобы я мог заменить вашу вражду истинным согласием». В то время как Ногай «своими льстивыми речами, усыпляя бдительность сыновей (Тарбу и Менгу-Тимура), вдруг Токтай подоспел с несколькими тысячами, — захватил этих царевичей и немедленно погубил их»[184]. В какой мере приведенный нами рассказ Рашид-ад-дина соответствовал действительности, судить трудно, но так или иначе ТулягБуга был устранен, заменен царевичем Токтой, которому в 690 (1291) году «Ногай вручил… царство и утвердил его за ним»[185].

Взаимоотношения между ханом Токтаем и Ногаем вначале были вполне дружескими, но когда Токтай, закрепивши за собой престол, «стал царствовать единодержавно на престоле Джучи», взаимоотношения хана с Ногаем обострились. Руккеддин Бейбарс, объясняя причину вражды, указывал: «Ногай долгое время был правителем царства, неограниченно распоряжавшимся Берковичами, смещал тех из царей их, кто ему не нравился, и ставил (тех), кого сам выбирал…да хотел, чтобы это так продолжалось (и впредь), и чтобы он (Ногай) оставался правителем этих стран. Но Тахте не понравилось быть подвластным ему, он старался сразиться с ним и хлопотал о войне с ним»[186].

Деятельность Ногая, занявшего в Орде равное с ханами положение, в достаточной мере изучена архимандритом Леонидом, а также Н. И. Веселовским. Ногай, происходивший от седьмого сына Джучи Мувала Бувала (Бувалай), принадлежал к числу тех потомков Джучи, отцы которых в прошлом никогда не занимали ханского трона. Отец Ногая, Тутар, посланный Батыем к Хулагу в Иран, в качестве представителя Дома Джучи, был заподозрен в организации заговора на жизнь Хулагу и казнен в числе других золотоордынских царевичей[187]. Когда началась война с Хулагу, Ногай был поставлен ханом Берке во главе золотоордынского войска, отправленного в 663 (1264–1265) гг. против Хулагу. Ногай разбил Хулагу «и (с тех пор) усилилось значение его (Ногая) у него (Берка) и возвысилось положение его»[188]. Поставленный «над несколькими тьмами» монгольских войск, расположенных на юго-западных окраинах Джучиева улуса, вскоре Ногай, по словам Пахимера, сделался «могущественнейшим мужем из тохаров (татар), занял в Орде почти равное с ханами положение». О возвышении Ногая на этих окраинах государства византийский историк Пахимер писал: «Будучи послан от берегов Каспийского моря начальниками своего народа, носившими название ханов, с многочисленными войсками из туземных тохарцев, которые назывались монголами, напал на племена, обитавшие к северу от Евксинского (Понта), издавна подчинявшиеся римлянам, но по взятии города латинянами и по причине крайнего расстройства римских дел, отложившиеся от своих владык, управляющиеся самостоятельно. При первом своем появлении Ногай взял те племена и поработил. Видя же, что завоеванная земля хорошая, а жители легко могут быть управляемы, он отложился от… ханов и покоренный народ подчинил собственному своему владычеству»[189]. Пахимер не указывает место нахождения владений Ногая после его отложения от ханов. Сведения о расположении земель Ногаева улуса имеются у Рашид-ад-дина. Чтобы попасть в его владения, надо было переправиться через реку Узи (Днепр), тарку (Днестр), где и «находился старинный юрт Ногая»[190] с центром Исакчи на реке Дунае[191]. Должно быть, при распределении улусов Батыем его брат Мувал (Бувалай), дед Ногая, получил эту часть Джучиева улуса в качестве наследственного владения. При последующих ханах владения Ногая расширились за счет близлежащих земель от Дуная до Днепра. Ему же принадлежали и «земли Крымские», не то захваченные им, не то подаренные ему ханом Токтаем. Подати, србиравшиеся с жителей Крыма, одно время шли в пользу Ногая[192]. Из своих владений без особых затруднений Ногай мог выставить до 30 туманов (т. е. 300000) воинов, состоявших из монголов, половцев, аланов и русских[193].

Пахимер не сообщает ни имени хана, который послал Ногая на завоевание Причерноморья, ни времени его отложения от ханов Золотой Орды. Архимандрит Леонид относил отделение Ногая к 1270 году[194]. Как известно, тогда ханом Золотой Орды был Менгу-Тимур, один из могущественнейших ханов, при котором Золотая Орда стала самостоятельным ханством. Трудно допустить, чтобы Менгу-Тимур, так удачно отстаивавший независимость своего государства, мог позволить Ногаю отделиться от Золотой Орды. На это нет никаких намеков и в сочинениях арабских и персидских писателей, писавших о событиях 70-х гг. XIII в. Даже в начале царствования Туля-Буга, Ногай был зависимым от хама: по приказу последнего он принимал участие в венгерском походе 1287 г. Ссора Ногая с ханом началась во время венгерского похода и особенно обострилась в последующие годы. Наивысшего своего могущества Ногай достиг в первые годы правления хана Токтая вначале 90-х гг., тогда, по-видимому, и произошло отпадение Ногая от ханов Золотой Орды.

У арабских и персидских авторов, равно как и в русских летописях, Ногаю дается титул «царя» («мелек»). Историки, изучавшие деятельность Ногая (архимандрит Леонид и А. К. Марков), считают Ногая царем, т. е., ханом Золотой Орды. А. К. Марков приписывал Ногаю чеканку нескольких анонимных монет, выбитых в Крьшу в 90-х годах XIII столетия[195]. Однако эти утверждения были отвергнуты Д. В. Смирновым и Н. И. Веселовским. Последний в своем исследовании «Хан из темников Золотой Орды, Ногай и его время», хотя и допускал, что Ногам «приблизился к положению хана», но сомневался в его короновании[196]. От Ногая не сохранилось ни одной монеты, выбитой с его именем. Между тем каждый золотоордынский хан, вступавший на престол, считал своим долгом прежде всего чеканить монеты со своим именем, видя в этом один из атрибутов своей власти. Загадочные монеты, приписываемые А. К. Марковым Ногаю, как отметил еще Н. И. Веселовский, появились позже, 100 лет спустя после смерти Ногая[197]. Ногай, происходивший из Джучиева рода, мог пользоваться правами старшего в роде (ака), созывать курултай, давать советы, но так как он не принадлежал к прямым потомкам Батыя, он не имел права на престол. Политика Ногая, направленная на истребление царевичей, очевидно, и преследовала цель способствовать переходу трона от потомков Батыя к новому поколению джучидов и основанию новой династии ханов Золотой Орды. Поэтому потомки Батыя поддерживали хана Токтая в его столкновении с Ногаем, объединившись против своего общего врага. В период борьбы с Ногаем Токтаю удалось привлечь не только самих царевичей, но и найти поддержку в более широких слоях феодального общества. Арабские писатели особо подчеркивают сближение Токтая с ламами и волшебниками, которым он «оказывал… большой почет»[198]. Отдавая им предпочтение, он сделал своим старшим эмиром Салджидай-Гургена, придерживавшегося шаманства[199]. В то же время у нас нет данных, говорящих об отрицательном отношении хана к мусульманам. Ногай же, не находя поддержки со стороны широких слоев феодальной аристократии, вынужден был обратиться за помощью к общему врагу Джучиева дома. — Хулагу, «заявляя о желании сделаться подданным Хулагида — Газана»[200]. Тем самым он оттолкнул от себя даже тех из монгольской феодальной знати, кто поддерживал его. Ряд видных золотоордынских эмиров (князей): Маджи, Сужай, Сангуй. Утраджи, Акбуга и Тайга с 30-тысячным отрядом покинули Ногая и перешли на сторону Токтая. Население Крыма, перед этим ограбленное Ногаем, также обратилось к хану, обещая ему свою помощь: «Мы, слуги и подданные (иль) Ильхана, если государь просит нас, то мы схватим Ногая и приведем»[201].

С переходом большинства монголов на сторону Токтая Ногай мог опереться только на половцев и на алан (асов), оставшихся «верными сподвижниками Ногая». Начавшиеся распри между сыновьями Ногая еще более ухудшили его положение. Воспользовавшись этим, Токтай, собрав 60-тысячное войско и перейдя реку Узу (Днепр) и Тарку (Днестр), на Куканлыке разбил своего сильного противника. Ногай… к этому времени уже дряхлый старик, был убит русским воином из войска Токтая. Сыновья Ногая с оставшимися верными им всадниками (около тысячи) успели бежать, но «из жен и детей их взято было в плен многое множество и несметное скопище. Они были проданы в разные места и увезены в (чужие) страны»[202].

Победа над Ногаем еЩе не означала окончательного торжества хана. С уходом Токтая сыновья Ногая снова вернулись в улусы отца и «утвердились в его владениях», но они — не ужились между собой. Джеке, старший сын Ногая, убил своего брата Теку, захватил его людей, «стал самовластно править государством своего отца и поставил над ним наместником Тунгуза», что вызвало всеобщее недовольство. Даже те, которые остались пока верны наследникам Ногая, покинули его, «поняв, что им нечего более ожидать, после того как он убил брата своего»[203]. Эмиры Дженека, Тунгус и Таз организовали заговор против Джеке, заставили его бежать в Валахию, где он был схвачен и заключен в замок Тырнова, и по приказанию Токтая умерщвлен в 700 (1300–1301) году[204]. Младший сын Ногая, Турай, пытался было вернуть улус своего отца, двинулся в поход, чтобы потребовать от Токтая возмездия за (убийство) отца и брата своего», но войсками Токтая был разбит. Внук Ногая с тремя тысячами всадников удалился из пределов Дешт-и-Кипчака[205]. Улусные люди Ногая признали над собой власть хана Токтая, и бывшие владения потомков Мувала слились с владениями потомков Батыя.

Двадцатилетняя смута, происходившая на западных окраинах государства, не могла не коснуться остальных улусов Золотой Орды. Она прежде всего коснулась Синей Орды, и без того ослабленной после смерти Орды-Ичена. Орда-Ичен, пользовавшийся исключительным положением в Джучиевом улусе, 5 мер в 1251 году, назначив своим наследником сына своего Кунг-Кырана[206]. При нем территория Синей Орды одно время даже расширилась за счет захвата областей Бамьяна и Газны, расположенных на границе с Индией. О приобретении этих областей рассказывает Рашид-ад-дин: к началу войны между Хулагу и Берке (в 1262 г.) Кули, сын Орда-Ичена, находившийся со своим войском в Иране, покидая Иран, на пути в свой улус овладел областями Бамьяна и Газны, ранее принадлежавшими потомкам Чегатая[207]. Захваченная территория была закреплена за наследниками Орда-Ичена, сумевшими отразить неоднократные попытки преемников Чеготая вернуть ее себе[208].

В 1288 году, после смерти бездетного Кенг-Кырана, во главе Синей Орды стал внук Орда-Ичена — Кончи. Арабские писатели называют его также государем Бамьяна и Газны, хотя Койчи постоянно находился в Синей Орде, а в Бамьяне и Газне сидели его родственники. Марко Поло оставил подробное описание владений гор по «большим равнинам» Сибирской низменности и тянувшихся на север в область, «которая называется Тьмою». Несмотря на то, что во владениях Кончи не было, «ни городов, ни замков», там было «много народу», а «у них много верблюдов, коней, быков и овец»; он сообщает, что «ловят они много дорогих животных высоких цен и большая им от этого прибыль и выгода. Ловят они горностаев, соболей, белок, черных лисиц и много других животный». Марко Поло, описывая подданных Кончи, самого Кончи называет «никому неподвластным» королем, который один правит «своим народом»[209]. Кончи умер в 1301 году, назначив своим преемником старшего своего сына Баяна. Однако против него восстал Куплю — внук Орда-Ичена. Арабские писатели ошибочно называют его братом Баяна[210].

Историю борьбы, происходившей между Баяном и Куплюком, обстоятельно излагает Рашид-ад-дин. Из описания Рашид-ад-дина видно, что Баян обратился тогда за помощью к Токтаю, но хан, в то время, занятый войной с Ногаем, на просьбу о помощи «рассыпался (перед Баяном) в извинениях и не дал (ему) войска, но отправил послов к Кайду и Дуве (с требованием; выслать к нему Куплюка и выдал ярлык на то, чтобы улусом ведал по-прежнему Баян»[211]. Просьба Токтая не могла быть удовлетворена по той причине, что Хайду, стоявший во главе улуса Угедея и Дува, сам поддерживал Куплюка. «Сколько Тахта ни отправлял послов к Чапару, сыну Кайду, и к Дуве, — пишет Рашид-ад-дин, — (требуя) высылки Куплюка, они не исполняют (этого требования) и прибегают к (разным) уверткам[212]. Только после разгрома Ногая и его сыновей в 1303 г. Токтай отправил на помощь Баяну два тумана войска, но Куплюк в союзе с потомками Угедея и Чегатая отразил натиск войск Токтая. В 709 (1309–1310) г. Токтай послал против Куплюка своего брата Бурлюка с большим войском. На этот раз Куплюк был разбит, умер в изгнании. «Тогда этими землями стал править Баян, пребывая в Газне».

Вскоре, однако, против Баяна восстал его родной брат Мангатай, при помощи Хайду отнявший у своего брата Газну[213]. Баян и Мангатай «стали… оспаривать царство друг у друга, и к каждому из них пристала партия. Мангатай одержал верх над братом благодаря многочисленности своей партии, и Баян обратился в бегство. Тогда Мангатай утвердился в царстве, а Баян поселился в землях (Якмуш)[214] и пограничных владениях»[215]. Баян, снова обратившийся за поддержкой к Токтаю, при его помощи овладел своим улусом, расположенном в районе Улутау, Каратала; но Газна и другие области остались в руках Мангатая.

Раздоры среди преемников Орда-Ичена, происходившие в начале XIV в., закончились ослаблением Синей Орды. Ее ханы лишились не только Газны и Бамьяны, но и части собственных владений, расположенных по соседству с владениями потомков Чегатая и Угедея. Ставка Орда-Ичена, ранее находившаяся в районе Балхаша, теперь была перенесена к берегам Сыр-Дарьи, в Сынгак. По-видимому, это и была последняя ставка Баяна.

За период двадцатилетней смуты ханы и окружавшая их феодальная аристократия не могли заниматься вопросами, внутренней политики, результатом чего явилось ослабление их власти в отдельных районах государства. Это подтверждается уступками, которые сделали ханы в Крыму и в Русском улусе.

В Каффе с 1289 г. появляется генуэзский консул, по уставу 1299 г. являвшийся главой всей черноморской колонии генуэзцев. Каким образом генуэзцы добились таких больших прав на Крымском полуострове, мы не знаем. Возможно, Ногай, захвативший перед этим Крым, во время войны с ханом Токтай заключил союз с генуэзцами и за оказанную ими поддержку сделал большие уступки генуэзским купцам. После разгрома Ногая генуэзцы не признали власти Токтая, за что последний отправил войско против города Каффы, «отомстил генуэзским франкам за дела, как-то: за овладение татарскими детьми, за отсылку их в эти края и за разные другие вещи»[216]. Несмотря на конфискацию имущества генуэзских купцов в Крыму, Сарае и других городах Золотой Орды, уступки, сделанные генуэзцам в Крыму, сохранились и в дальнейшем даже расширились. Вскоре генуэзские колонии превратились чуть ли не в государства в государстве.

Какие-то движения, должно быть, происходили и в Русском улусе. Видимо, они заставили ханов пойти на уступки местным великим и удельным князьям. При хане Менгу-Тимуре, как видно из его ярлыка, татарская дань в пользу ханов собиралась «данщиками». «Данщики» — откупщики, посылаемые ханами, беспощадно обирали Русский улус. После Менгу-Тимура «данщики» исчезают и право сбора дани перешло в руки великих князей. Собранную дань они сами отвозили в Орду[217]. Население было избавлено от произвола «данщиков» и, быть может, именно в связи с этим были сокращены размеры самой дани.

В последние годы правления Токтая правящим классом Орды путем каких-то уступок удалось некоторым образом восстановить порядок в государстве. В состав Орды вновь вошли бывшие удельные владения Мувала, было покончено со смутой в Синей Орде. Однако внутренние раздоры среди самих монголов не были прекращены. После смерти Токтая (1312 г.) она вновь разгорелась. Согласно завещанию умершего хана на престол должен был вступить его сын Ильбаесар (Ильбасмыш). Он поддерживался степной аристократией, исповедующей шаманство1. Другая же часть феодальной аристократии, придерживающаяся ислама, и преимущественно связанная с торговыми элементами города и мусульманским духовенством, выдвинула кандидатуру царевича Узбека (сына Тагрула), внука Менгу-Тимура. Эмир Кутлук-Тимур и глава хорезмского духовенства Имам-ад-дин Зльмискари (возвели на престол Узбека, предварительно уничтожив сторонников царевича Ильбасара[218]. Утвердившись на престоле, Узбек повел борьбу с шаманистами, требуя от подданных обращения в ислам.

Анонимный продолжатель «Сборника летописей», характеризуя настроения противника Узбека, приводит следующие слова противников ислама с узбеком: «Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и нашего исповедания и каким образом мы покинем закон (тура) и устав (ясак) Чингис-хана и перейдем в веру арабов?» «Он (Узбек), — пишет далее автор, — настаивал на своем, они же вследствие этого чувствовали к нему вражду и отвращение и старались устранить его. С этой целью они устроили пирушку, чтобы (на ней) покончить с ним. Когда Узбек прибыл на пир, то Култук-Тимур, сообщив ему секретно о замысле эмиров, сделал ему знак глазом». Узбек «немедленно сел на коня, ускакал и, собрав войско, одержал верх (над ними). Сына Токтая с 120 царевичами из рода Чингисханова он убил, а тому эмиру, который предупредил его, оказал полное внимание и заботливость»[219].

Арабские источники сообщают, что при подавлении заговора «Узбек умертвил несколько эмиров и знатных лиц и убил множество бохшей (лам) и волшебников». В числе казненных источники называют эмира Тунгуса, сына Мунджи, оказавшего большую услугу Токтаю во время войны с Ногаем и многих других[220].

Подавив восстание феодальной знати, Узбек в течение всего 30-летнего царствования (1312–1342 гг.) твердо удерживал власть в своих руках, жестоко пресекая всякие выступления на окраинах. Царевичи многочисленных улусов из потомков Джучи признавали над собой его власть, безоговорочно выполняли все требования хана. Ибн-Батута, посетивший в 1333 г. Крым, Среднее и Нижнее Поволжье, а также Хорезм, говорит об Узбеке, как едином правителе всего Джучиева улуса. На китайской карте монгольских владений 1331 г. указаны границы Монгольских государств, в том числе Золотой Орды при Узбеке. На этой карте Золотая Орда представлена единым государством; на этой карте не указаны ни Синяя Орда, ни улус шабанидов, ни какие-либо другие владения в составе Золотой Орды. Все земли от берегов Иртыша и устьев Сыр-Дарьи рассматривались как владения одного хана Узбека[221].

Правитель Синей Орды Сасы-Бука, сын и преемник Баяна, «соблюдал правила подчинения и повиновения… не сходил с большой дороги службы… Узбек-хану и не уклонялся ни от одного вызова и курултая». Сасы-Бука умер в 1321 г., а его сын Эрзен «по указу Узбек-хана» стал править Синей Ордой, и как и отец, «проявил повиновение и подчинение Узбеку»[222].

Со времени правления Узбека в источниках больше не упоминается о преемниках Шайбана, правивших до этого большим улусом в Сибири, хотя они, как и наследники Орды-Ичена, в начальный период существования Золотой Орды сыграли большую роль в ее истории. Сам Шайбан «царствовал долгое время» в своем улусе, но при его сыновьях, как об этом сообщает летопись Хафиза Мухамеда Элташкенди, «не уладилось дело их, пока не одержали верх над ними сыновья Саин-хана (т. е. Батыя), которые вырвали царство из рук их»[223]. Внук Шайбана Тима-Токай упоминаемся еще в числе союзников хана Токтая во время войны последнего с Ногаем, но при Узбеке историки больше не упоминают ни о царевиче Тима-Токае, ни о других царевичах шайбанидова дома. По всей вероятности, слова Хафиза Эльташкенди, что потомки Батыя «вырвали царство из рук шайбанидов», относятся непосредственно к Узбеку.

При Узбеке монголы восстановили свою традиционную политику, несколько ослабленную после смерти Берке. В период феодальной смуты ханам было не до Русского улуса, те уступки, которые были сделаны ханами (удаление темников, тысячников, сотников, передача русским князьям права собирать дань, льготы русскому духовенству и пр.) несколько облегчили положение Русского улуса. К тому же, хотя и медленно, восстанавливались разрушенные при монголах производительные силы страны, что создавало условия для консолидации сил русского народа и организации Русского государства вокруг одного из политических центров. Тверской князь Михаил Ярославич (1305–1318 гг.), впервые из русских князей назвавшийся «великим князем всея Руси», сделал попытку сбросить татарское иго на Руси. Несмотря на то, что эта попытка потерпела неудачу, она свидетельствует о появлении мысли о единстве русских земель, необходимых для борьбы с татарами[224].

Чтобы ослабить Тверское княжество, являющееся тогда одним из сильных политических центров на Руси, правительство Узбека поддерживает Московское княжество, противопоставляя его Тверскому княжеству. Юрий Московский, получив ярлык на великое княжение, как удачно выразился А. Н. Насонов, действительно стал играть роль орудия ордынской политики в качестве верного слуги хана, блюстителя ордынских интересов[225].

Не ограничиваясь убийством самого Михаила Тверского за сопротивление ханским властям, в самую Тверь посылается карательный отряд во главе с царевичем Шевкалом, сыном Тудана, внуком Менгу-Тимура. Судьба этого отряда известна он был поголовно истреблен восставшим народом в 1327 г., что послужило предлогом для разгрома Твери Узбеком. Поддерживая Московского князя и используя его силу в борьбе с Тверским княжеством, правительство Узбека в то же время приняло меры предосторожности в отношении своего союзника. В 1328 г. Иван Данилович, хотя и получил ярлык на великое княжество Владимирское, однако ему было отдано не все Владимирское княжество, а лишь половина его с Новгородом и Костромой, остальная часть Владимирского великого княжества перешла Суздальскому князю Александру Васильевичу. Разделом Владимирского княжества на две части явно хотели противопоставить Нижегородско-Суздальское княжество Московскому[226], восстановив традиционную политику натравливания русских князей друг на друга, с тем, чтобы «поддерживать несогласие между ними, уравновешивать их силы, никому из них не давать усиливаться»[227].

Установив равновесие сил на северо-востоке, правительство Узбека приняло ряд мер и против Литвы, которая превращалась в могущественный фактор силы на северо-западе.

Образованию этого государства татары препятствовать не могли, но ослаблять его путем систематических набегов было делом вполне возможным. Рядом таких набегов на Литву, организованных татарами в 20-х гг. XIV века и закончившихся опустошением литовских земель, продвижение литовцев на восток временно было приостановлено; власть татар над ранее занятыми литовцами землями вновь была восстановлена: вместо наместников Гедимина был введен институт баскаков. Это видно на примере Киева[228].

Ту же политику ханы проводили и в отношении Польши. Татарские набеги на Польшу, особенно усилившиеся в 20-х годах XIV в., вызывали большой переполох на западе. Не случайно римский папа, обеспокоенный набегами татар, в 1329 г. обратился со специальным посланием ко всем западноевропейским правительствам организовать крестовый поход против татар, обещая отпущение грехов воем участникам похода. Но этот «Крестовый поход» не состоялся. Татары же в ответ на обращение папы в 1337 г. опустошили Люблинскую землю[229]. В 1340 году после смерти Галицко-Владимирского князя Юрия II., отравленного католиками, Казимир Великий временно занял было Владимиро-Волынское княжество, но «император татар Узбек послал огромную татарскую армию» и вытеснил польско-венгерское войско из пределов княжества. В следующем (1342) году «бесчисленное множество татар Узбека» проникло на территорию самой Польши и Венгрии и подвергло ее небывалому сильному опустошению»[230]. Эти обстоятельства вынудили Казимира временно отказаться от попыток захватить Галицкую Русь.

Если к этому прибавить успешное продолжение войны на Кавказе с хулагидами и отправку большого количества татарского войска во главе с наследником престола для завоевания владений потомков Чегатая в Среднюю Азию, то станет очевидным факт усиления агрессивной внешней политики Золотой Орды. Успешные войны правительства Узбека со своими соседями и не менее удачная политика правящих кругов внутри страны на время восстановили былое могущество Золотой Орды, превратив ее в одно из сильных государств Европы и Азии.

Ибн-Батута, путешествовавший по многим странам и, следовательно, видевший многих правителей, называет Узбека «одним из тех семи царевичей, которые (суть) величайшие и могущественнейшие цари мира»[231]. Современники Узбека наделяют его всевозможными титулами, когда-либо существовавшими на востоке, называя его «государем, султаном, великим шахиншахом, ильханом, столпом дома Чингис-хана», а западноевропейский путешественник Марионолла величает его «императором». К сожалению, имеющийся в нашем распоряжении исторический материал освещает вопросы внешней политики Монгольского государства очень мало и почти не затрагивает вопросов, связанных с внутренней структурой Джучиева улуса того времени. Несомненно «лишь одно — источники, независимо от того, откуда они исходят, все свидетельствует об усилении власти хана в государстве.

Царевичи, стоявшие во главе отдельных улусов — орд, при нем сделались послушным орудием хана и ханской администрации. Источники больше не сообщают о созыве курултаев. Вместо них теперь уже созывались совещания при хане, в которых участвовали его ближайшие родственники, жены и влиятельные темники.

Наиболее раннее известие о созыве такого рода совещаний относится еще к 1287 году, когда оно было созвано в связи с отречением от престола хана Туда-Менгу[232]. При Узбеке же такие совещания созывались часто, где решались дела различного характера. Показательным в этом отношении является совещание 1316 г., созванное по поводу помолвки сестры Узбека с египетским султаном. На нем присутствовали все члены семьи хана. 70 темников и эмиров, которые и выработали условия брачного контракта[233]. На примерах этих двух совещаний можно сделать вывод, что они являлись по преимуществу семейным советом. В других случаях вопросы касались управления государством, их передавал совет (диван), состоявший из четырех улусных эмиров, назначенных самим ханом.

Упоминание о совете (дивана) впервые появляется в сочинениях арабского писателя Эль-Омари (умер в 1343 г.), оставившего довольно подробные описания ханского совета (дивана) при хане Узбека и Джанибека. О существовании чего-либо подобного этому учреждению до Узбека в источниках не указывается. При Менгу-Тимуре, как видно из его ярлыков, такого совета еще не существовало; при его преемниках вряд ли могли возникать такие органы, так как государство переживало внутренние неурядицы. Скорее всего происхождение совета (дивана) было связано именно с деятельностью хана Узбека, при котором в известной мере произошла централизация госудрства. Эль-Омари, характеризуя государственный строй Золотой Орды при Узбеке, писал: «Правители этого султана — четыре улусных эмира, из которых старший (называется) беклерибек, т. е. старшим эмиром… Всякое важное дело решается не иначе, как этими четырьмя эмирами; коли кого из них не было, то имя его (все — таки) вписывали в ярлыки, т. е. указы, как бы оно было вписано, если он был налицо или наместник его заступал его место»[234].

«Решают же дело не иначе, — продолжает Эль-Омари дальше, — как через визиря, а визирь решает дело без них, отдает приказания наместникам их и выписывает имена их (в ярлык). Визирь, настоящий султан, единовластно распоряжается денежною частью, управлением и смещением, даже в самых важных делах, (точно так), как беклерибек распоряжается единолично в делах войсковых»[235]. Из этих четырех эмиров, входивших в совет, более или менее ясно определена функция двух его членов — беклерибека и визиря, из них первый, т. е. беклерибек (князь князей,», распоряжался военными делами, руководил темниками, тысячниками, сотниками, и десятниками, второй — визирь, — гражданскими делами государства. Поскольку Золотая Орда, как и все феодальные государства, прежде всего была военно-феодальным государством, поэтому руководителю военного ведомства, беклерибеку, давалось предпочтение перед гражданским. Поэтому Эль-Омари называет беклерибека старшим князем в совете четырех.

В связи с централизацией государственного управления при хане Узбеке, должно быть, произошло и упорядочение органов власти на местах. Вначале, в период образования Золотой Орды, произошла децентрализация власти, государство было разделено между братьями Батыя, каждый из которых, получивши тот или иной улус, сам управлял своим улусом в качестве полусамостоятельного государя. Теперь же, когда произошла централизация государства, прежние улусы были преобразованы в области во главе с областными начальниками-эмирами. В сочинениях арабского писателя Эль-Калкашанди есть указания о «правителях областей в этом государстве», в числе которых он называет «правителя Крыма» и «правителя Азака»[236]. У Ибн-Батута упоминается о правители, области Хорезма, названным им «начальником Хорезма»[237]. О других областях Золотой Орды в источниках не сообщается. Надо полагать, что были созданы такие же областные управления в районах Сибири и Поволжья.

Эль-Омари, характеризуя взаимоотношения центральной и местной власти, писал: «Что же касается совокупности (действий) всех их в имущественных делах народа, то эмирам большею частью они (дела) знакомы лишь настолько, насколько их знают наместники на местах»[238]. Из ярлыка Тимур-Кутлука видно, что в Крыму, являвшемся одной из областей государства, имелся большой штат чиновников, стоявших во главе областной администрации: судьи (казн), глава местного духовенства (муфти), секретари дивана, таможенники, сборщики налогов, дозоры, начальники заставы (туткаул), сокольники, барсники и др.[239]

Правители области, или, как их называли арабские писатели, «наместники хана», пользовались обширной властью в своих областях, почему египетские султаны при обращении к ханам, обычно адресовали свои грамоты одновременно представителям центральной власти и правителям области. Ибн-Батута сообщает, что путешественник, прежде чем попасть к хану, должен был побывать у областного правителя и только по получении на это (разрешения мог побывать в Сарае у хана. На должности областных начальников назначались обычно представители знатнейших родов феодальной аристократии, преимущественно из одной и той же фамилии, по наследству занимавшие должность правителей областей. Так, например, правителем Крыма при Ибн-Батуте был Тулук-Тимур, а в 1364 году эту должность занимал внук Тулук-Тимура — Ходжа Алибек[240]. Сын Тулук-Тимура, Кутлук-Тимур, по-видимому, тоже был правителем Крыма и занимал эту должность после смерти своего отца, Тулук-Тимура. Об этом свидетельствует надпись на каменной плите в Отузах (в Крыму): «этот благословенный колодец построен… указанием великого эмира Кутлук-Тимура-бека… 767 год (1358 г.)». Эта надпись, несомненно, относится к сыну Тулук-Тимура, ставшему правителем Крыма после смерти отца, а не к Хорезмскому наместнику Узбека Кутлук-Тимуру, как когда-то предполагал А. Я. Якубовский в своей работе «Развалины Ургенча»[241]. Наместник Узбека в Хорезме, эмир Кутлук-Тимур, женатый на родственнице хана, был заметной фигурой в Золотой Орде и, в случае его назначения правителем Крыма, арабские писатели, естественно, не могли отметить подобного факта. Правитель Хорезма Кутлук-Тимур, по сведениям персидского историка Мирхонда, умер в Хорезме в 736 (1335–36) году. Нет основания не верить этому.

Подводя итог политического развития Золотоордынского государства за первые сто лет его существования, можно сделать заключение, что это довольно примитивное государственное объединение, каким оно было при основании его Батыем, ко временам правления хана Узбека превратилось в одно из крупнейших государств средневековья. Борьба преемников Джучи за отделение Джучиева улуса от коренного юрта монголов и превращение его в независимое государство увенчалось успехом, за счет ослабления или полного подчинения бывших когда — то полусамостоятельных улусов, принадлежавших тому или другому брату Батыя, усилилась власть хана.

Была достигнута относительная централизация государства, был создан сложный бюрократический аппарат управления как в центре, так и на местах. Руководство страной было сосредоточено в руках дивана — совета, местное управление сосредоточивалось в руках областных правителей, тесно связанных с центральной администрацией, подчиненной центральному аппарату — дивану-совету при хане, состоящему из четырех улусных эмиров. Руководство делами военно-полицейского характера осуществлялось через беклярибека, а по гражданским делам, вернее финансово-налоговым — через визеря. Здесь из указанных Ф. Энгельсом трех ведомств: «финансовое, (грабление собственного населения), военное (грабеж внутри и в чужих странах), и ведомство общественных работ (забота о воспроизведении)» в первую очередь развивались главным образом ведомства «финансовое (ограбление собственного населения) и военное (грабеж внутри и в чужих странах)».

Сохранение господства феодальной аристократии как над покоренным, так и собственным народом зависело от гибкости военного ведомства, поэтому правительство Узбека особо обращало внимание на усиление военной силы, насчитывающей при Узбеке до 300 тыс. воинов.

Дальнейшая судьба Золотой Орды зависела от решения коренного вопроса: сумеют ли монгольские завоеватели закрепить этот политический успех путем создания более высокого способа производства, чем тот, который они застали в завоеванных странах.

_________________________________________

К. Маркс и Ф. Энгельс, соч. т. XXI, стр. 494.