Распад Золотой Орды

Глава VII. Образование новых государственных объединений в восточных районах Золотой Орды

Единство Джучиева улуса, державшееся не столько на экономических связях, сколько на деспотической власти ханов Золотой Орды, было нарушено во время двадцатилетней феодальной междоусобицы, начавшейся во второй половине XIV в. Восстановление единства государства в правление хана Тохтамыша было временным явлением, связанным с осуществлением политических замыслов Тимура, оно было нарушено им же самим. Те слабые экономические связи, которые покоились на караванной торговле, до поры до времени могли служить связующим звеном между отдельными улусами. Как только, изменились пути караванной торговли, слабые экономические связи оказались недостаточными для сохранения единства улусов. Государство начало распадаться на отдельные части, со своими отдельными, местными центрами.

Западные улусы стали тяготеть к России, Литве, сохраняя в то же время связи, хотя слабые, со средиземноморской торговлей через Крьш, другие, как Астрахань, — тяготели к Кавказскому миру и к Востоку. На Средней Волге шел процесс обособления бывших камских булгар; Сибирский же юрт ханов Золотой Орды, как и другие районы золотоордынского востока, все больше укреплял экономические связи со среднеазиатским миром. Между отдельными районами, тяготевшими к отдельным местным центрам, с ослаблением и прекращением караванной торговли, утратились общеэкономические связи, это в свою очередь привело к росту сепаратистских движений среди местных феодалов. Местная феодальная аристократия, более не. надеясь на ханов, власть которых на местах потеряла всякий авторитет, начинает искать себе опоры на местах, поддерживая того или иного представителя рода Джучидов.

Татарская феодальная аристократия западных улусов, как мы уже видели в предыдущей главе, объединилась вокруг Улук — Мухаммеда, провозгласив его своим ханом.

Ту же картину мы видим в восточных улусах, еще со времен возвышения Едигея, порвавших связи с западными улусами. Большинство ханов, выдвинутых Едигеем, которых он противопоставлял сыновьям Тохтамыша, фактически являлись ханами восточных улусов, а не всей Золотой Орды. Правда, власть этих ханов была номинальна. Вершил делами сам временщик, бесконтрольно управляя всеми делами восточных улусов и сохраняя единство этих улусов. После смерти Едигея в восточных улусах начинаются те же явления, какие переживали и западные улусы. Здесь, как и на западе, одновременно появляется несколько ханов, претендовавших на восточные улусы Золотой Орды.

Дервиш, выдвинутый ханом восточных улусов в последний год жизни Едигея, по-видимому, погиб вместе с самим времен — щиком в 1420 г. Его имя больше не упоминается в источниках. Вместо него в качестве хана фигурировал Хаджи-Мухаммед, принадлежащий к потомкам Шайбана. О нем говорится в летописи Хафиза Мухаммеда Эль-Ташкенди и в татарской версии «Сборник летописи», составленный Кадыр Али-беем в 1601 г. Кадыр Али-бей, сам выходец из Сибири, пользовавшийся при составлении летописи не дошедшим до нас источником «Чингис-намэ», рассказывает, что Хаджи-Мухаммед-оглан накануне сражения Едигея с войсками хана Кадыр-Берди вошел в сношения с Едигеем и заключил с ним союз. «Ты оставайся с нами, — сказал ему Едигей, — если бог поможет осуществить дело мое, я тебя сделаю ханом». Во время борьбы на Яике в 1420 г. Хаджи-Мухаммед со своим войском принял участие в сражениях на стороне Едигея, при которых, как мы уже видели, Едигей и его противник Кадыр-Берди оба были убиты. Сын Едигея, Мансур помог Хаджи-Мухаммед-оглану стать ханом. «Князь Едигея умер, — пишет автор «Сборника летописи», — после него его сын — Мансур стал князем; Хаджи-Муххамед — оглана князь Мансур провозгласил ханом. Один — ханом, другой — князем сделались»[751].

Хафиз Мухаммед аль-Ташкенди именует его не Хаджи-Муххамедом, а Махмуд-Хаджи-ханом и относит его к потомкам Шайбана. Рассказывая об истреблении большей части потомков Шайбана Тимуром, Хафиз Мухаммед-эль-Ташкенди пишет: «Затем утвердилось ханство за одним из потомков Чингис-хана, по имени Махмуд-Хаджа-хан»[752]. Прав ли был автор «Сборника летописи», называя того хана Хаджи-Мухаммедом, или он в действительности назывался Махмуд-Хаджи, как его называет и Хафиз Мухаммед-аль-Ташкенди, в обоих случаях, несомненно, имеется в виду одно и, то же лицо из потомков Шайбана, провозглашенное ханом в 1421 г. в восточных улусах Золотой Орды. У нового хана Хаджи-Мухаммеда вскоре, однако, появились противники в лице потомков Орда-Ичена, претендовавших на восточные улусы Золотой Орды.

Нами уже было отмечено появление царевича Барака в 1422 году в западных улусах Золотой Орды. Уход его на запад, где уже без него оспаривали власть несколько ханов, быть может, и был вызван борьбой Барака с Хаджи-Мухаммедом-ханом за земли, расположенные на востоке, закончившейся удалением Барака из восточных улусов. Через год, изгнанный из западных улусов Улук-Мухаммедом, Барак снова вернулся на восток и занял земли, «граничащие с землями Тимурленка»[753].

Когда Абдуразак Самаркамди рассказывает о событиях, происходивших в восточных улусах Золотой Орды в 1424–1426 гг., он о Хаджи-Мухаммеде-хане почти те говорит, в то же время о Бараке сообщает неоднократно, рассматривая его как единственного хана, действовавшего на востоке. «В 828 г. (23. XI — 1424 — 12. XI — 1425) Барак оглан захватил орду Мухаммсд-ха — на, царя Узбекского, — пишет Абдуразак Самарканда — и, овладев улусом, в 829 (13. XI — 1425 — 1. XI — 1426) году пришел в область Сыгнакскую и к пределам владений мирзы Улугбека»[754]. Из этих слов Абдуразака Самаркаиди можно сделать заключение, что Барак «овладел улусом», ранее принадлежавшим Хаджи-Мухаммед-хану, заставил его уйти в Сибирь.

Закрепив за собой остальные земли на востоке, Барак вступил в войну с Улугбеком, потребовав от последнего вернуть ему владения бывшей Синей Орды, захваченные Тимуром. Получив неудовлетворительный ответ от Улугбека, он заявил: «Пастбища Сыгнака по закону и (по) обычному праву принадлежат мне, так как дед мой Урус-хан в Сыгнаке воздвиг постройку». Область Сыгнака и соседние с ней земли стали подвергаться опустошению со стороны войск Барака. Барак и его сторонники считали себя «неограниченными правителями и нагло притязали на верховную власть», — замечает Абдуразак Самарканд[755]. В феврале 1427 г. тимуриды с большим войском двинулись к Сыгнаку против Барак-оглана. Несмотря на численный перевес армии мирзы Улугбека, она была разбита войсками Барака. «Правое и левое крыло мирзы Улугбека смешались, и неприятели стали напирать на центр, который так же расстроился. Наконец на войске мавераннахрском стали видны знаки бегства и признаки поражения». «Войско Барака, преследуя Улугбека, вошло в коренные владения Тимуридов к «в разных краях владений Мавераннахра и Туркестана занялось грабежом страны и мучением людей, и не делали ни малейшего упущения по части опустошения и разорения»[756].

Разорив Мавераннахр, войска Барака ушли к Дешт-и-Кипчаку, точнее, к бассейнам Сыр-Дарьи, только что отвоеванным от Тимуридов. Эти районы, ранее принадлежавшие ханам Синей Орды, были возвращены потомкам Джучи, а город Сыгнак снова сделался резиденцией наследников Орда-Ичена и затем Шайбана. Однако Барак, борясь за подчинение остальных владений Джучидов на востоке, столкнулся с Шайбанидами и, прежде всего, с Хаджи-Мухаммедом-ханом, воцарившемся в Сибири в 1421 году. Кадыр Алибей в своей летописи сообщает о войне между Хаджи-Мухаммед-ханом и Бараком, причем в изданном экземпляре «Сборника летописи» говорится об убийстве Бараком Хаджи-Мухаммед-хана и его старшего эмира Мансура[757], согласно же другого, рукописного экземпляра, «Сборника летописи», оставшегося неизвестным Н. И. Березину; и ныне находящегося в отделе рукописей Казанского университета, говорится только об убийстве Бараком старшего эмира хана князя Мансура[758], что более соответствует действительности. Как видно из других источников, в этой борьбе пал не Хаджи-Мухаммед-хан, а Барак.

Шильтбергер в своем рассказе о Бараке определенно говорит, что «Барак погиб в борьбе с Магоммедом», т. е. с Хаджи — Мухаммедом[759]. Об этом же пишет и Абдуразак Самарканда По словам последнего, в 832 (11. X — 1428 — 29. IX — 1429) г. посланник Улугбека «доложил (Шахруху), что между Султан — Махмудом и Барак-огланом в Могулистане произошло большое сражение, и что султан Махмуд убил Барака»[760]. Этот «Ма — юммед» Шидьтбергера или «Махмуд» Абдуразака Самарка. нди не мог быть Улук-Мухаммедом, так как его власть не распространялась на восточные улусы; им был Хаджи-Мухаммед, которого и Хафиз Мухаммед эль-Ташкенди называет Махмуд — Хаджи-огланом.

Столкновение Барака с Хаджи-Мухаммедом произошло непосредственно после захвата Бараком Сыгнакской области, когда Барак, успешно завершив войну с тимуридами за возвращение бывшего владения Орда-Ичена, стал претендовать на владения Шайбанидов на севере, считая себя верховной главой владений Джучидов на востоке. Были и другие глубокие причины для столкновения потомков Орда-Ичена и Шайбана: Низовья Сыр-Дарьи и берега Аральского моря, один из богатейших районов восточного Дешт-и-Кипчака, давно уже являлся яблоком раздора между домами Орда-Ичена и Шайбана. Это и понятно. Окраина Золотой Орды, близко соприкасавшаяся с древнейшими среднеазиатскими культурными очагами, всегда играла исключительно важную роль в жизни кочевников; между кочевниками и оседлым населением Средней Азии с давних пор существовал обмен культурными ценностями. Природные условия края во многих отношениях благоприятствовали развитию скотоводческого хозяйства во все времена года, особенно зимой. Здесь кочевники находили богатейшие пастбища для зимовки скота. Кроме того, этот район являлся выгодным стратегическим плацдармом при нападении на владения Тимуридов.

С устранением Барака в 1428 г. господство над восточным улусом перешло из рук потомков Орда-Ичена к потомкам Шайбана, объединившихся на время вокруг Хаджи Мухаммеда. Однако и среди царевичей Шайбанидова дома, так усердно действовавших против наследников Орда-Ичена, не было единства, когда дело касалось управления улусом. Еще до разгрома Барака кочевая знать провозгласила своим царем царевича Джумадыка, тем самым оспаривая права Хаджи Мухаммед-хана на трон Шайбана. Вскоре же против обоих ханов восстал третий претендент — царевич Абулхаир, происходивший также из дома Шайбана.

Ниже приводится генеалогическая таблица этих трех ханов, являющихся потомками Бахадура, второго сына Шайбана — брата Бату. Праправнук Бахадура царевич Менгу-Тимур, как видно из таблицы, был родоначальником указанных царевичей[761].

Три эти царевича, оспаривавшие право на царство, опирались на определенные феодальные круги как в самом Шайбанеевом улусе, так и у ногайцев, которые, вследствие своей близости и многочисленности, оказывали большое влияние на шайбанидов. Хаджи-Мухаммеда поддерживал сын Едигея Мансур, Абулхаира — внук Едигея-Ваккасе. Об этой борьбе имеются весьма ограниченные и крайне тенденциозные сведения в «Тарихи Абулхаир-хани», в «Истории килчатских ханов», составленных позднее описанных самих событий и слишком идеализирующие Абдулхаира.

Об условиях возвышения Хаджи-Мухаммед-хана говорилось выше. О нем, как и о его конкуренте Абулхаир-хане сохранилось больше данных, чем о хане Джумадыке, провозглашенном ханом в 829 (13.X — 1425 — 1.IX — 1425) г. У «Муиззи» о нем говорится так: «В настоящее время (т, е. 829 г.), несмотря на то, что отец его (Джамадыка — М. С.) еще жив, группа (джамагат) посадили его на царство»[762].

Как видно из сочинения Масуда бен Осмаи Кухистани «Тарихи Абулхаир хани», усилению орды Джумадыка способствовало временное ослабление Мангытскош юрта, после убийства Гази — бея сына и преемника Едигея «Эмиры и вожди Дешт-и-Кипчака вышли из терпения от зла Гази-бея, — пишет он, — и возопили от его насилия и угнетения… отвернули от него лицо, сговорившись, умертвили его. (После чего) радостные (они) направились к трону Джумадук хана. Достигнув орды Джумадук хана (они) удостоились чести находиться (у него) на службе и утвердились в ряду эмиров великих и слуг хана высокоместного»[763].

По-видимому хан мало считался с мнениями тех, кто прибыл к нему после убийства Гази-бея. По словам автора «Тарихи Абулхаир-хани», он «от крайней степени падишахского высокомерия и гордости верховной власти не обратил внимания на положение тех людей». Они же, будучи недовольными такой политикой, «пришли в отчаяние, они единодушно, бежали из орды хана и прибыли в местность Джантар-Джалкин»[764].

В то время во главе восточного улуса был Хаджи-Мухаммед, провозглашенный ханом еще в 1420 г, или в 1421 г. Только к нему могли бежать все недовольные элементы. «Когда Джумадук узнал об уходе эмиров и войска, — пишет Кухистани, — издал приказ о сборе войска (своего). Левое крыло армии украсилось блеском внушительности и стремительности Абулхаир — ханом, а правое крыло украсилось храбростью Хаджи-огланом и другими багадурами. Джамадук-хан отправился позади войска в Джатар-Джалкин. Когда эмиры и предводители войск противника узнали о прибытии хана владетеля семьюдесятью тысячами снаряженных людей, со всей решимостью и не думая о последствиях устроив средства сражения привели в порядок дело битвы и средства битвы»[765].

Сражение, происходившее в 832(1428) г. при Джантар-Джалкине, кончилось разгромом войска Джамудык-хана. Сам хан был убит, а царевич Абулхаир, «по закону родства и родственному согласию» подчинившийся Джамадук-хану, был взят в плен Хаджи-Мухаммед-ханом[766]. Учитывая молодость Абулхаира, (ему тогда шел шестнадцатый год), его простили. В том же году в сентябре 1428 г. он был отпущен в свой улус, где он через некоторое время стал собирать вокруг себя бывших сторонников Джумадык-хана. Тем более Хаджи-Мухаммед был занят тогда борьбой с Бараком и не мог что-либо предпринять против Абулхаира.

В 833 году (29.IX — 1429 — 18.IX — 1430) Абулхаир был объявлен ханом, «утвердился на троне государства и на престоле владения государства»[767]. На сторону Абулхаира перешли вожди племен: кият, мангит, дурмен, кушчи, напман, Китай, цисун, кунграт и др.[768]. Как уверяют авторы «Шайбани-намэ» и «Сборника летописи», в возвышении Абулхаира исключительно важную роль сыграл внук Едигея — Ваккас, «рубивши мечом за Абулхаира», за что хан сделал его своим старшим эмиром: «Говорят, что они пили мед из одной чаши, хаживали один — ханом, другой — его эмиром»[769]. Кажется, только в последние годы правления Абулхаира произошла неприятность между ханом и его любимцем — Ваккасом, закончившаяся убийством, последнего, за что впоследствии разгорелась борьба между потомками Абулхаира и Ваккаса.

Провозглашенный ханом в 833 г. Абулхаир в том же году совершил поход в город Тару, взяв его, сделал «местопребыванием трона государства и столицей»[770]. Об этом городе в ранних источниках не сообщалось. Скорее всего историк Абулхаир хана говорит о городе Тюмене («чимги тура»), единственном крупном городе в Западной Сибири, где Хаджи-Мухаммед был объявлен ханом.

К тому времени Хаджи-Мухаммед, одержав победу над Бараком, вернулся в Сибирь, где только что установилась власть Абулхаира.

Автор «Тарихи Абулхаир-хани» сообщает о войне между представителями Шайбанидова дома и о победе Абулхаира над самим Хаджи-Мухаммед ханом. «Вышеупомянутый хан (т. е.

Хаджи-Мухаммед (он как и Хафиз-аль-Ташкенди, называет Махмуд Хаджи ханом), который некоторое время находился в силе и могуществе, а также на троне владычествования, — пишет историк Абулхаир хана, — когда узнал о прибытии войска, «приюта победы, занялся сбором войска своего и пошел со всеми войсками и славными бойцами и огланами потомства Джучи на битву». Далее сообщается о разгроме войска Хаджи-Мухаммед хана и бегстве разбитого хана с места сражения, находившегося где-то на берегу реки Тобола.

Казнив плененного хана, Абулхаир «по мусульманскому обычаю взял жен Хаджи-Мухаммеда. Хафиз-эль-Ташкенди сообщает о предательском убийстве Хаджи-Мухаммеда. «Абулхаир оглан, — пишет он, — один из потомков Узбека (?) из рода Чингисханова изменил ему, на охоте пустил в него стрелу, убил его, (сам) воцарился после него в Дешт-и-Кипчаке и щенился на жене Махмуд-хаджа (читай Хаджиу Мухаммед хана)»[771].

Оба автора, писавшие об Абулхаире, не сообщают дату сражения на реке Тоболе. Мы знаем из сообщения Кухистани, что Абулхаир вскоре после победы над своим врагом в том же году ушел из Сибири в Хорезм. Следовательно, разгром Хаджи-Мухаммеда мог случиться только в 1430 г. Почему победитель вынужден был уходить из Сибири на юг, оставив город Тару (Тюмень), только что ставший столицей государства Абулхаира и сделать своим местом пребывания г. Орда-Базар? Историк Абулхаира об этом умалчивает, он лишь сообщает о столкновениях Абулхаир-хана с Махмуд-ханом и Ахмед-ханом.

«Махмуд-хан и Ахмед-хан, — пишет он, — которые были из падышахов потомства Джучи, не пошли ногою совершающей повиновение и послушание (Абулхаир-хану) и, подняв знамя мятежа и бунта, встали на путь непокорности и непослушания»[772]. Надо думать, что вскоре после победы над Хаджи-Мухаммедом В Сибири, против Абулхаира произошло восстание, организованное Мухаммедом и Ахмедом, что и заставило Абулхаира удалиться в Хорезм.

В истории Золотой Орды нам известны Махмуд и Ахмед, сыновья золотордельского хана Кичи-Мухаммеда, один за другим объявленные ханами после 1459 г. Но в данном случае речь идет не о них, их отцу Кичи-Мухаммеду в 1437 г. едва ли было 20 лет, поэтому его сыновья в 1430 г. не могли быть объявлены ханами. Махмуд и Ахмед могли быть только сыновьями Хаджи-Мухам мед-хана провозглашенными ханами в Сибири, на троне своего отца[773].

У автора «Сборника летописи» имеются сведения о хане Махмуде, сыне Хаджи-Мухаммеда, провозглашенном ханом Сибирским на отцовском месте, от которого идет генеалогия сибирских ханов[774]. Неизвестный автор одной турецкой рукописи о ханах Дешт-и-Кипчака пишет «о сыновьях Хаджи-Мухаммед-хана, утвердившихся в Сибири на ханство»[775]. Если это действительно так, а у нас нет основания ему не верить, тогда раскрывается причина, почему Абулхаир после своей победы вынужден был удалиться из Сибири.

История похода Абулхаира и его орды в Хорезм в 834 г. (19.XI — 1930 — 8.IX — 1431) довольно подробно описана как в сочинении Масуда бен Османи Кухистани, панегириста Абулхаира, так и у Абдулразака Самарканди, уже давно ставшая объектом исследователей[776]. Абдулразак Самарканди, при описании похода Абулхаира в Хорезм в 834 г., по отношению воинов Абулхаира употребляет термины «узбеки», в смысле «войско узбеков», «народ и улус узбекский», самого же Абулхаира он неоднократно называет «царем узбекским»[777]. В данном случае термин «узбеки», как указал В. В. Бартольд, дается кочевникам Золотой Орды, обитавшим восточнее Дешт-и-Кипчака и противоставляется улусным людям Чеготая и Тимуридов»[778]. В самой Средней Азии под узбеками подразумевали кочевое население восточного Дешт-и-Кипчаков, вернее кочевников Улуса Шайбана, сына Джучи, то и дело занимавшегося набегами в соседние районы Средней Азии.

Узбеки, напавшие на Хорезм в 834 году, произвели сильное опустошение и в этом же году ушли обратно в Дешт-и-Кипчак. Уход узбеков из Хорезма в степь, по словам Кухистани, был связан с распространением болезни чумы в Хорезме. Чтобы себя «избавить от ужасов чумы и бедствий», они ушли обратно в степь[779], точнее, Абулхаир «направился в страну Орды августейшей и Орда-базар, который был столицей Дешт-и-Кипчака и славой Султана (всего) света, вошёл в обладание наместников двора хана, убежище мира. Здесь (прочли) хутбу (с именем Абулхаир хана) и украсили чекан (монеты) именем славным и титулом благородным Его Величества (Абулхаир хана)»[780].

Как бы ни преувеличивал значение успехов Абулхаира его панегирист Кухистаны, положение Абулхаира было не так уж блестящим. Сам автор «Тарихи Абулхаир хани» сообщает далее о выступлениях против Абулхаира хана Мустафы, «со многочисленными и огромными войсками»[781]. Хотя он и упоминает о победе Абулхаира, одержанной над войсками Мустафы, но из его слов видно, что после победы над Мустафой, Абулхаир вынужден был оставить Орда-базар, только что превращенный в столицу Абулхаира. Историк Абулхаира не сообщает, ни места, ни даты сражения, нет у него данных и о происхождении Мустафы. В русских летописях отмечено о приходе Мустафы царевича на Рязань со множеством татар в 1444 году, убитого затем при преследовании русскими войсками[782]. Не был ли этот царевич Мустафа тем ханом, которого разбил Абулхаир? Если это догадка верна, то тогда можно сделать предположение, что описанное сражение произошло перед его появлением? на Рязань в 1444 году где-то вблизи Орда-базара. Должно быть тогда город был сильно разорен, почему войска и люди Абулхаира «для лучшей зимовки решили отправиться на завоевание города Сыгнака. Когда войска достигли крепости города, правитель (Хаким) города увидел многочисленность и величественность войска (Абулхаир хана), выйдя к нему с повиновением и послушанием, вручил город эмирам и слугам (Абулхаира) хана, и Аккурган-Аркун и Сузак и Узгенд также вошли в обладании власти Абулхаира»[783].

С подчинением Сыгнака и прилегающих к ним городов (Ак кургана. Узгента, Сузака и др.) владение узбеков значительно расширилось. Теперь им принадлежали не только берега Аральского моря с устьем Сыр-Дарьи, но и земли, расположенные на Востоке, вплоть до восточных склонов Алатау с городом Сузака, ныне районным центром Казахской ССР. Абулхаиру «подчинились противники, изъявили покорность различные народы в этих краях»[784]. Однако занятие этих обл астей были уже последним успехом Абулхаира. Последующие набеги узбеков в Средней Азии не имели более успехов. Сам Абулхаир стал искать пути сближения с тимуридами. В начале 1451 г. было получено сообщение», что царь узбекский Абулхаир хан уже некоторое время идет исключительно по пути чистосердечия, считает себя включенным в ряд друзей и ожидает, что как только его величество (султан Абу-Саид) соизволит»[785].

К тому периоду узбекский союз Абулхаира являющийся временным военно-политическим объединением, состоящий, по словам Хафиза-эль-Ташкенди, из «различных народов и племей», вступил в полосу кризиса. После убийства Ваккаса, старшего эмира Абулхаира, от узбеков отделились мангиты, караколпаки, а значительная же часть кочевников начала группироваться вокруг царевича Джанибека и Гирея, сыновей Барака, ждавших удобного момента, чтобы отделиться от узбеков. В такой критический момент Абулхаиру пришлось вступить в конфликт с калмыками. Калмыки, летом 1451 г. во главе с Уз Тимуром тайши, захватившем до этого бассейн реки Чу, напали на узбеков.

В битве при Кук-Кушаны, расположенном в 8 — 10 километрах победы со стороны противника подул на узбеков», Абулхаир от Сыгнака, столицы Абулхаира, узбеки были разбиты. «Ветер хан, потеряв двух своих виднейших полководцев — Бахтияр султана и Ахмет султана, вернулся в Сыгнак, вынужден был заключить мир с калмыками. Об условиях мира биограф Абулхаира не сообщает, мир для узбеков был, должно быть, унизительный. «Абулхаир хан после ухода в Уз-Тимур тайши (к себе) оставил город Сыгнак (и), собрав народ и улус, занялся делами государства и подданных и приведением в порядок войск»[786].

Оставление бассейна Сыр-Дарьи и поспешный уход Абулхаира к берегам Аральского моря — вызвали переполох и чуть не привели к распаду узбекского союза. Тогда от узбеков отделилась, вместе с сыновьями Барака, большая часть кочевников, издавна обитавших в этих краях. С уходом казахов с Абул — хаиром осталась лишь небольшая часть кочевников-узбеков, более не представляющих прежнюю силу. Со смертью основателя Абулхаира в 1468 г. узбекский союз фактически перестал существовать[787]. Остатки узбеков, теснимые, с одной стороны, казахами, с другой — ногайцами, ушли в Среднюю Азию, слились с местными тюркскими племенами Средней Азии и участвовали в образовании узбекского народа[788].

В узбекском союзе еще при жизни самого Абулхаира стало складываться ядро будущих казахов. Абдур. азак Сармарканди под 844/2У11 440–21 У1 — 144 г. пишет: «Временами некоторые из войска узбекского, сделавшись казахами, приходили в Мазиндаран и, устроив везде грабежи, опять уходили (назад)»[789]. Под 851 г. Абдуразак вновь говорит о «войске Дешт-и-Кипчакском и казаках узбекских».

Более определенно, о казахах, узбеках писал Мухаммед Хайдар, создавший свою книгу «Тарихи Рашиди» в 40 г. XV в. В разделе «О казахах их владельцах, причинах, почему им дано имя казах», Мухаммед Хайдар писал: «Властвовал во всем Дешт-и-Кипчаке Абулхаир хан. Некоторые султаны из рода Джучиева, опасаясь с его стороны беды для себя, решились заранее предотвратить ее. С этой целью несколько султанов Герей хан, Джанибек султан[790] и другие с небольшой толпою людей бежали от Абулхаир хана в Могулистан. Страною этою правил тогда Иса-Буга-хан. Иса-Буга-хан принял беглецов хорошо, они нашли себе верные убежища, зажили спокойно (в другом месте говорится: «отвел им край Чу и Козы-баши»). По смерти Абулхаир-хана в улусе узбекском начались междоусобия, всякий, кто только мог, уходили, ища безопасности, к Гирей хану и Джанибек хану. Впоследствии этого они значительно усилились. Так как сперва они сами, а потом большая часть собравшихся около них людей, одно время были беглецы, ушедшие от своих и скитавшиеся без приюта, то их назвали казахами. Имя это за ними и осталось»[791].

Мухаммед Хайдар, хотя и не сообщает точную дату ухода сыновей Барака и их сторонников из Орды Абулхаира в Могулистан, однако дает понять, что отделение казахов произошло вскоре после поражения в Абулхаире от калмыков в 1451 году, когда Абулхаир поспешно оставил г. Сыгнак и его окрестности. Кочевники же этих районов, ранее входивших к улусу Орда — Ичена и принадлежавшие его потомкам (каковыми являлись сыновьями Барака), пристали к ним. Особенное усиление казахов произошло, по словам автора «Тарихи-Рашиды», уже после смерти Абулхаира-хана, «когда множество народов откочевало к Гирею хану и Джанибек хану, так что число собравшихся около них людей возросло. скоро до двухсот тысяч. Звать их стали узбеками-казахами». Эпохой, с которой началась, собственно, власть султанов казахских, говорит далее автор, надо считать год 870 (1465)[792]. Следовательно, еще при жизни Абулхаира установилась «власть султанов казахских» над казахами.

Приведенный нами стройный рассказ Мухаммеда Хайдара о начальном этапе образования казахского ханства в основном принят, исследователями, в последнее время и вызвал возражение со стороны А. А. Семенова[793]. Отделение от общей массы кочевников и уход казахов на долину Чу, по словам А. А. Семенова, являлось «лишь одним эпизодом в истории узбеков — казахов», «поскольку они от Чу опять перекочевали в свою степь, событие же это вовсе не охватывало весь народ, а лишь его небольшую часть. Поэтому упрочившееся значение слова — казак как вольный человек (как и «скитались») в приложении к целому народу, как заключает А. А. Семенов, — должно быть пересмотрено как сомнительное». Как же тогда образовались казахи как народность, отделившаяся от узбеков, когда-то составлявших «один народ», автор избегал дать положительный ответ и ограничивается лишь попыткой несколько произвольной расшифровки названия самого термина казак[794].

В другом месте А. А. Семенов ставит вопрос: не означает ли термин казах приложение к народу, составлявшему из многочисленных племен кочевников: «просто кочевников», не имеющих никаких городов в отличие от узбеков Шайбановд улуса, у которых были какие-то не есть города вроде Тары или Тура и некоторых других симбирских укреплений»[795]. Нам кажется, не в этом надо искать отличие казаков от узбеков. Казахи, образовавшиеся как народ на бывших владениях Орда-Ичена, имели города: Сыгнак, Сауран, Сузак и др. Узбекш при Абул — хаире были такими же кочевниками, как и казахи. В Хорезме, как передает Абулгази, когда речь шла об узбеках говорили: «У узбеков нет ни домов, ни городов; они не живут постоянно на одном месте, пройдет дней десять, они ограбят и… уйдут назад»[796]. Сам Шайбан, по словам его историка Рузбахани, подразумевал под узбеками кочевые племена улуса Шайбана, сына Джучи, а под казахами кочевников улуса Орда-Ичена, которые в этническом отношении мало отличались друг от друга.

Из каких племен составился первоначальный улус Шайбана и Орда-Ичена, данных не сохранилось. Позднее при Абулхаире, владевшим кочевниками улуса Шайбана, его поддерживали представители 20 племен[797], из которых 15 остались верными его внуку Шайбану, вместе с ним перекочевав в Среднюю Азию и участвовали при образовании узбекского народа[798].

Какие же из племен входили в улус Орда-Ичена и его потомков, трудно установить. Среди казахов позже находились племена: к англы, дулаты, аргины, алчины, керей, кипчаки, джанай, уйсуны, найманы, джалаки, табини и др.[799]. Были ли они в составе его улуса при Орда-Ичена, или же находились в составе улуса Чеготая, впоследствии примкнувшие к казакам — из источников не видно. Только некоторые из них (кереи, найманы, аргины, алчины, каиглы, уйсуны входили в состав Золотой Орды и участвовали в формировании казахского народа[800].

Казахское ханство, сложившееся в 60 годах XV в. на территории бывшего улуса Орда-Ичена и частично улуса Чеготая, в отличие от государства узбеков осталось кочевым государством. Казахи, в отличие от родственных им узбекских племен, осевших вскоре после вторжения в Среднюю Азию, остались кочевниками. Историк начала XV в. Рузбахани, оставивший нам подробное описание кочевого образа жизни казахов, вскоре после образования казахского улуса писал: «В летнее время казахский улус кочует по всем местам этих степей, которые необходимы для сохранения их чрезвычайно многочисленного скота. Этой дорогой в продолжение лета они обходят всю степь и возвращаются. Каждый султан стоит в какой-нибудь части степи на принадлежавшем ему месте, живут они в юртах, разводят животных: лошадей, овец и крупный рогатый окот, зимовать возвращаются на зимние стоянки» к берегам реки Сыр-Дарьи»[801].

С образованием узбекского казахского ханства большая часть кочевников Золотой Орды, обитавшая в восточной половине государства, отпала от Джучиева улуса. В оставшейся части улуса также шел процесс образования новых государственных объединений Сибирского ханства и Ногайской орды.

История Узбекского и Казахского ханств более или менее изучена в нашей литературе и еще изучается историками Узбекской и Казахской ССР, чего нельзя сказать об Ногайской Орде и особенно истории Сибирского ханства. Несмотря на то, что историей Сибири начали интересоваться еще со времени Г. Ф. Миллера, тем не менее о ранней истории Сибирского ханства в настоящее время мы знаем вряд ли больше, чем при Г. Ф. Миллере.

Одна из основных причин малой изученности ранней истории Сибирского ханства, безусловно, кроется в скудности исторических источников. Ни арабские писатели, которых в первую очередь интересовали события, происходившие в западных улусах Золотой Орды, ни персидские авторы, обнаруживавшие интерес, главным образом к событиям, происходившим в среднеазиатских владениях Золотой Орды, не оставили сведений о, ранней истории Сибири, если не считать упоминания в этих источниках названия «Ибирь-Сибирь», не то в значении страны, не то города, впоследствии давшего название всему краю. Баварец Шильтбергер, посетивший Сибирь в 1405–1406 гг., дает очень мало данных о месте Сибирского юрта в системе Золотой Орды. Районы, входившие в состав Сибирского ханства, также мало подвергались археологическому изучению. Сибирские летописи, единственный источник для изучениия истории Сибирского ханства вследствие сравнительно позднего их написания, имеют большие недостатки, особенно в вопросе об образовании Сибирского ханства.

Но даже из имеющихся скудных данных ясно представляется, насколько заметную роль Сибирь играла в системе Джучиева улуса. При выделении улусов Батыем два его брата — Шайбан и Орда-Ичен, заметные фигуры среди сыновей Джучи, получили улусы в Сибири и закрепили их за своими потомками. И это не случайно. Стоит только прочитать описание Сибири у Марко Поло, как сразу перед нами встает картина края огромных богатств, привлекавших внимание монголо-татарских завоевателей. Южные части Сибири, соприкасавшиеся с среднеазиатской степью, были благоприятны для развития скотоводства. При посещении Марко Поло южной Сибири и Барабинской степи население успешно занималось скотоводством, разводя верблюдов, коней, крупный и мелкий рогатый скот. «Скотины у них много: верблюдов, коней, быков, овец и других животных, — пишет Марко Поло и отмечает, что тамошние жители «питаются говядиной и молоком»[802]. Северные части Сибири, богатые пушниной, рыбой и всевозможной дичью, стали районом развитого охотничьего промысла. «Те, кто живут здесь в горах и в долине, большие охотники, — замечает Марко Поло, — ловят они много дорогих животных высокой цены, и большая им от этого прибыль и выгода; ловят они горностаев, соболей, белок, черных лисиц и много других дорогих животных; из них они выделывают дорогие шубы высокой цены»[803]. Сибирский юрт уже при Марко Поло был давно довольно многолюдным. «У короля, — пишет Марко Поло, имея в виду Кончи, — много народу, но он ни с кем не воюет и мирно правит своим народом»[804].

Между скотоводческим югом и лесным севером уже в XIII в., существовала оживленная связь. Описывая крайний север, «область, которая называется «соединенная тьмою», Марко Поло сообщает: «Татары приходят сюда… на жеребых кобылах, и грабят тут все, что находят, а когда награбят, возвращаются». В данном случае речь идет не просто о набегах, а о татарских чиновниках, приезжавших на север за данью. В другом месте он говорит о купцах, приезжавших торговать с народностями севера. «Соседние народы оттуда, где свет, — говорит Марко Поло, — покупают здешние меха; им носят меха туда, где свет, там продают, а тем купцам, что покупают эти меха, большая, выгода и прибыль»[805].

Марко Поло, в частности, отмечает посещение Сибири русскими купцами; у арабского писателя XIV в. Эль-Омари также есть указание на посещение Сибири купцами из Руси, Булгар и Чулман. Согласно описаниям Эль-Омари, Сибирь лежала на пути караванной торговли, на западе с русским рынком, на востоке — с рынками Китая. Один из путешественников, побывавший в стране сибирской, — Хасан Эрруми рассказывал о «землях сибирских и чулыманских», где обычно бывает «сильная стужа, снег не покидает… в продолжение 6 месяцев». Эль — Омари из его рассказа составил свое описание этого края. «За Акикулом (?), — писал он, — (следует) Сибирь и Ибирь, потом за ними земля Чуламан. Когда путешественник идет от Чулама — на на Восток, то он приезжает в город Каракорум, а далее в землю Хатайскую, в которой (находится) великий Кан… Когда же путешественник… идет на Запад от него (Чуламана), то приезжает в землю русских»[806].

Основным объектам торговли в Сибири, как это отмечал Марко Поло, была пушнина, из которой «выделывали дорогие шубы высокой цены», стоящие «тысячу бизантов»[807]. Кроме пушнины, из товаров, вывозимых из Сибири, упоминается моржовая кость, рабы ценились на невольничьих рынках очень высоко. О качестве рабов, привезенных из Сибири, Хасан Эрруми говорил: «Нет между (разными) родами рабов красивее их телом и лучше их по белизне и удивительной прелести, глаза у них голубые»[808].

При Марко Поло экономика Сибири была довольно примитивной. Она базировалась главным образом на охоте, патриархальном скотоводстве и торговле. С земледелием население Сибири не было еще знакомо. Говоря о состоянии улуса Орды-Ичена, Марко Поло писал: «У него нет ни городов (?), ни замков… хлеба у них нет никакого, живут они как звери»[809]. При посещении «страны Сибири» Шильтбергером в 1405 г. последний отмечает элементы земледелия в примитивной форме: «в этой стране сеют только просо», — подчеркивает Шильтбергер[810]. То, что в Сибири к началу XV в. занимались земледелием, доказывается найденными при раскопке Кучумовой столицы города Искер (Сибирь) железными сошниками, серпами-горбушами и каменными ручными жерновами. При взятии столицы Кучума казаками Ермака ими было захвачено «множество богатств и хлеба», хотя земледелие в Сибири, как указывал С. В. Бахрушин, было еще примитивное, полукочевой формы. В Сибирском ханстве главным образом сеяли быстро зреющие злаки: просо, ячмень, полбу и овес, не требовавшие большой обработки[811].

Археологические раскопки, проведенные С. К. Кузнецовым в окрестностях гор. Томска (в Тояновом городке и Тохтамышевом юрте) в 1889 г., раскопки В. Н. Пигнатти в Искере в 1915 г.,

В. Н. Левашовой в Тонтурском городке на р. Оми в 1926 г. дали ряд дополнительных данных, весьма важных для изучения истории Сибирского ханства. Добытый археологический материал, позволяет говорить о некоторых экономических сдвигах, которые произошли в XV–XVI вв. Железные сбшники, серпы, жернова, найденные В. Н. Пигнатти. в Искере, подтвердили указания Шильтбергера о земледелии в Сибири в начале XV в.

Значение археологического материала, однако, этим не ограничивается. В сохранившихся письменных источниках совершенно отсутствовали данные о ремесленном производстве в Сибири; археологические же материалы свидетельствуют о значительном развитии ремесла в сибирских городах. В. П. Левашова в интересной работе «О городищах Сибирского юрта» насчитала до 50 названий ремесленных изделий, найденных при раскопках городищ западной Сибири. «Здесь имеются орудия земледелия, — пишет она, — скотоводства, рыболовства, металлургии, ткацкого и швейного дела, скорняжества… Украшения и некоторые предметы домашнего обихода». Датируемые V–XV вв.,

В. П. Левашова различает два периода в археологическом материале — более древний, домонгольский, близко стоящий к поздним финским памятникам X–XII вв., и монгольский, точнее, золотоордынский, датируемый XIII–XV вв. Инвентарь домонгольского периода главным образом состоит из костяных изделий, при незначительном проценте железных вещей; инвентарь же золотоордынского периода более богатый, он, преимущественно, представлен изделиями из железа, меди, серебра и стекла. В этих же слоях (XIII–XV вв.) находятся: китайский фарфор, арабские монеты и хорошо обработанная керамика золотоордынского типа[812]. Предметы вооружения, железные стрелки от весов, железные ключи и части замков, найденные на Искере, в большом количестве находимый железный шлак — все это ясный признак развития ремесленного производства в XV в. в городах Сибири, особенно в столице Сибирского ханства — Искере.

На основании датировки инвентаря, извлеченногоиз раскопок сибирских городищ и относимых археологами к XII–XV вв., можно установить, хотя и приблизительно, время возникновения некоторых из сибирских городов, в частности столицы Сибирского ханства — города Сибирь-Искера. В. Н. Питнатти, тщательно изучивший археологический инвентарь города Искера, различает в нем два слоя: более древний, или т. н. остяцкий, и более поздний — татарский. Той же точки зрения придерживается и В. Н. Левашова, относящая древний инвентарь и самое возникновение городища Сибирь-Искер к XII в.[813], ставшего к началу XIII в. значительным городом на Иртыше. Город Сибирь упоминается в «Сокровенном сказании», составленном в 1240 году при хане Удегее, и в «Сборнике летописи» Рашид-ад-дина начала XIV в. под именем «Ибирь-Сибирь», в числе владений., пожалованных Чингис-ханом своему сыну Джучи в 1206–07 гг.[814] Правда, из контекста «Сокровенного сказания» и «Сборника летописи» не ясно, относилось ли это название к городу или же к стране. Судя по позднейшим документам, Сибирь, как страна, получила наименование от города «Сибирь». На картах братьев Пицигани 1367 г. слово Сибирь (Sibir) употребляется, как и Сарай, Астрахань в значении наименования города. Баварец Шильтбергер, посетивший «страну Сибирь» в 1405–1406 гг., указывает на «город Сибирь», где он был лично[815].

При посещении П. Ф. Миллером развалин города Сибири в XVIII в. город носил двойное название — Сибирь-Искер, причем сами татары, как правило, вместо Сибирь употребляли название Искер[816]; чем была вызвана смена названия «Сибирь» на «Искер». Миллер ответа не нашел. Происхождение слова «Искер» надо искать в области татарского языкознания. В основе «Искер» лежит татарское слово «иски» — древний, старый и «ер» — место, юрт, означал «старое место», «старый город», «старый юрт» сибирских ханов[817]. Город Сибирь стал «старым» по отношению к другому городу в связи с появлением «нового» города, или же в связи с перенесением административного центра из Сибири в другой город. Такие случаи в истории Золотой Орды — обычное явление. Мы видели это на примере двух Сараев на Волге: Сарай-Бату, столица ханов Золотой Орды, с перенесением столицы в Сарай Берке стал старым по отношению к новой столице, начал именоваться «иски юртом» — старым юртом; такова же была судьба административного центра ханов в Крыму города Крьгм-Солхата, с перенесением административного центра в Бахчисарай, он превратился в «Иски — Крым» — «Старый Крым».

Таким образом, смена наименований «Сибирь-Искер», т. е. старый юрт или старый город — вполне объяснима. Но какому же городу «Сибирь» уступила свое место? В числе старых городов Сибири, помимо Сибирь (Искера), был Тюмень (Чимга — Тура) на р. Туре, неоднократно упоминаемый источниками. Первое упоминание о Тюмени имеется у «Анонима Искендера» (1414 г.) в искаженном виде «Тулин», как место бегства Тохтамыша после разгрома его Тимуром[818]., В русских летописях г. Тюмень встречается под 1406 г., где якобы был убит Тохтамыш и куда ушел Ибак в 1481 г. после разгрома большой орды Ахмата[819]. На карте Антона Вида, составленной в 1537–1544 г., из городов Сибирского ханства упоминается только два города — Тюмень (Tumen) и Сибирь (Sibir)[820]. Следовательно, г. Сибирь мог стать «старым» по отношению к г. Тюмени, являющемуся новым городом, поскольку возникновение Тюмени относится только к монгольскому периоду Сибири.

Г. Тюмень на р. Туре, г. Темников в пределах современной Мордовской АССР, г. Тюмень на р. Тереке — бесспорно возникли одновременно в середине XIII в. на месте резиденции монгольских темников — начальников десятитысячного монгольского отряда, посаженных для поддержания ханской власти в завоеванных монголами странах. Г. Ф. Миллер, собирая материалы по истории г. Тюмени, со слов татар записал следующее предание о возникновении города: «О происхождении названия Тюмени рассказывают двояким образом, — это слово на их языке обозначает десять тысяч. Одни из них уверяют, что в древние времена там был могущественный татарский князь, имевший до 10 000 подданных или имевших возможность собрать войско такой численности»[821]. Если учесть указания русских летописей о появлении темников на Руси в 1259 г., то возникновение Тюмени надо отнести к этому времени, но во всяком случае не позже третьей четверти XIII в. В связи с ростом города сюда, в Тюмень, был перенесен административный центр из города Сибири, в связи с чем Сибирь превратился в «старый юрт» — «Искер» по отношению к Тюмени.

В Источниках кроме городов Сибирь-Искер и Тюмени, хотя не упоминаются названия других сибирских городов, но, судя по археологическим данным, в период политического подъема в связи с образованием Сибирского ханства в Сибири возникли и другие менее значительные города, развалины которых, носившие название «тура», были заметны еще в XIX в. К ним относятся такие, как Касым-тура, Явлу-тура, Кзыл-тура, городище Самарово, Царево городище и др., еще ожидающие археологического изучения. Археологические материалы Искера, Тонтура, Чиняевского городища и др. более богаты и разнообразны в слоях XV в., что свидетельствует о значительном росте ремесленного производства и торговли в этот период. Появление земледелия, рост городов и ремесленного производства в городах создали условия для обособления Сибирского юрта и привели к образованию Сибирского ханства в XV в.

Выше мы говорили о скудности источников по истории Сибирского ханства. В силу этого, несомненно, тем больший интерес представляют сибирские летописи, отражающие ряд туземных легенд, записанных в XVII в. Эти летописи и должны служить нитью при изучении ранней истории Сибирского ханства. Первым царем Сибири, согласно сибирским летописям, «был. царь магометова закона именем Он (так его называет Есиповская летопись), Иван (по Строгановской летописи), или же «Он-Сом-хан» (по Ремезовской летописи). Против него «воста… его же державы от простых людей именем Чинги и шед на него яко разбойник… и уби царя Она, и (вступи на) царство сам Чинги»[822].

Приведенный отрывок из сибирских летописей давно обратил на себя внимание историков. Г. Ф. Миллер один из ранних историков Сибири отождествлял легендарного хана Она (Он-Сом-хана или Ивана) с известным историческим лицом Ван ханом, Чингея же — с Чингис-ханом[823]. С. В. Бахрушин в своих примечаниях к труду Г. Миллера присоединился к взглядам Г. Ф. Миллера. Если принять эту точку зрения, то надо отбросить указание тех же Сибирских летописей о том, что убийцей Он-Сом-хана был «простой татарин» «магометова закона». Нам неизвестно, был ли мусульманином глава племени кераитов Ван-хан, павший от руки Чингис-хана, но сам Чингис-хан отнюдь не был «магометова закона», как и кераиты, оставшиеся язычниками-шаманами. Проникновение ислама в Сибирь началось только со времени Шайбана, который был «соблазнен» каким-то проповедником ислама, прибывшим из Бухары[824].

В. В. Вельяминов-Зернов, отказавшись от предположения Г. Ф. Миллера, видел в царе «магометова закона» Шайбана, убитого якобы каким-то подвластным ему князем[825]. Если бы это было так, то такое крупное событие, как убийство Шайбана, несомненно, нашло бы свое отражение в источниках. Ни Рашид-ад — дин, ни его продолжатель в «Муиззи» ничего не пишут об этом. Хафиз эль-Ташкенди сообщает, что Шайбан умер естественной смертью. Скорее всего в рассказах Сибирских летописей нашло отражение отголосков, связанных с убийством Тохтамыша, как это предполагал еще А. Лерберг[826]. Тохтамыш, как известно, убитый Едигеем вблизи Тюмени, был царем «магометова закона», а его убийца Едигей, хотя и не был из «простых татар», но не принадлежал к царской крови. Составитель Сибирской летописи мог перепутать имена Тохтамыша и Едигея, назвав Тохтамыша Он-Сом-ханом, а Едигея — Чинги. Тем более что и сами составители Сибирской летописи не были уверены в точности передачи имен ханов: в одном случае они называли хана Иваном, в другом случае — Оном, а в третьей редакции — Он-Сом-ханом. Несомненно, большие трудности для исследователя связаны с именем Тайбуга, якобы являющегося сыном убитого Он-Сом-хана. За то, что он «соблюде от Чиния», тот призвал его к себе, обласкал и дал ему княжение; отпущенный Чинием «Тайбуга пришед на реку Иртыш покори себе многих людей, живущих по Иртышу и по великой Обе, поставиша град Тюмен и по нем же княжил в этом граде сын его Ходжа»[827].

Сибирские летописи рассматривают Тайбуку как основателя новой династии ханов Сибири. Сопоставление имен сибирских ханов, известных нам по другим источникам, с именами ханов в Сибирских летописях показывает, что если они не всегда точно передают имена так называемых потомков Тайбугу, то в ряде случаев имена эти совпадают с именами сибирских ханов. Например, Хаджа соответствует Хаджи-Мухаммед-хану, Мар — Махмутек-хану, Еблак — Ибаку, но, как увидим дальше, все эти ханы по своему происхождению не имели никакого отношения к династии Тайбугов. В Сибирских летописях Тайбугу ошибочно назван основателем города Тюмени, существовавшего задолго до него. В то же время в основе Сибирских летописей лежали какие-то предания, имевшие под собой некоторую историческую основу. В грамоте Федора Ивановича к Сибирскому хану Кучуму от 1597 г. говорится: «Из давных лет сибирское государство было вотчина прародителей наших… как еще на сибирском государстве был дед твои Ибак царь… а после деда твоего Ибака царя были на сибирском государь… князи Тайбугина роду Магметук… (после его). Касый князь, а после Касия — Едигер князь»[828].

Следовательно, Тайбуга — историческое лицо, от него пошла династия сибирских князей: Махмет, Касым, Едигер, но Еблак, Мар, Ходж, перечисленные в летописи в качестве потомков Тай-бугу, не принадлежали к династии Тайбуга. Составители Сибирской летописи механически соединили две разные династии: династию сибирских ханов и династию сибирских князей «Тайбугина рода». Сибирские летописи и грамота царя Федора Ивановича представляют род Тайбугу, как весьма влиятельный род в Сибири, успешно конкурировавший с сибирскими ханами. Один из князей «Тайбугина рода» в 1555 г. признал себя вассалом Ивана IV и обязался платить дань от своих 30 700 «черных людей»[829]. Не принадлежал ли «Тайбугин род» к одному из отпрысков Орда-Ичена, получивших в свое время бассейн Иртыша, где при Марко-Поло так крепко сидел Кончи?

Как мы уже видели раньше, Хаджи-Мухаммед, провозглашенный ханом в Сибири был убит в 1428 г. Абулхаиром. Последний провозглашенный ханом в Тюмени[830] ушел из Сибири в Дешт-и-Кипчак, уступив Сибирь сыну Хаджи-Мухаммеда Махмутеку. «Сборник летописи» сообщает, что «после (Хаджи-Мухаммеда) ханом стал сын Хаджи-Мухаммеда Махмутек»[831]. Сыновья Хаджи-Мухаммеда утвердились в Сибири ханами, — говорит и составитель Турецкой рукописи и рассматривая их. как сибирских ханов[832]. Татарский историк XIX в. Шихабутдин Марджани, располагавший другими неизвестными нам источниками (его генеалогия сибирских ханов несколько отличается от генеалогии сибирских ханов «Сборника летописи»), также считает ХаДжи-Мухаммеда и его преемников сибирскими ханами[833], закрепившими ханство за собой. Последним представителем их был Кучум.

Ниже мы приводим генеалогию Хаджи-Мухаммеда, составленную по татарской редакции «Сборник летописи» и параллельно генеалогию — Сибирской летописи[834]:

При сопоставлении обеих генеалогических таблиц легко можно убедиться, что в обоих случаях дается правильная передача имен трех сибирских ханов: Хаджа-Хаджи-Мухаммед, Мар-Махмутек, Еблак-Ибак, и все они действительно являлись ханами сибирскими. Обдер, Махмет, Касым (Казы), Бекбулат, Елигер, внесенные Сибирскими летописями в список сибирских царей, как и сам Тайбуга, никогда не были царями Сибири. В «Сборнике летописи» имена ханов более правильны, чем в Сибирских летописях, хотя и в «Сборнике летописи» допускаются некоторые неточности, когда идет речь о последовательности правления некоторых сибирских ханов. Согласно «Сборнику летописи» после Махмутека Сибирским ханством правил хан Кутлук, якобы являющийся отцом Ибака. По Абулгази, наоборот, после Махмутека правил его сын Ибак, являющийся отцом Кутлука[835]. Указания Абулгази заслуживают внимания, они подкрепляются и данными русских летописей. В Архангелоградской летописи под 1505 г. говорится: «Понедельнику на страстной неделе, рать пришла без власти из Тюмени, Кулук (Кутлук) салтан, Иванов царев сын з братию и з детьми на Великой Перми»[836]. Из приведенных фактов видно, что после Махмутека правил Сибирским ханством Ибак (Ибрагим), являвшийся не то сыном, не то родным братом Махмутека.

Из анализа «Сборника летописи» и Сибирской летописи вытекает, что основателем Сибирского ханства был потомок Шайбана Хаджи-Мухаммед, провозглашенный ханом Сибири в 1420 или 1421 году при поддержке сына Едигея Мансура. Татарский историк XIX в. Шихабутдин Марджани, располагавший не дошедшими до нашего времени другими материалами, немного отличавшимися от тех материалов, которыми располагал составитель «Сборник летописи», пишет: «Сибирское государство есть государство Хаджи-Мухаммеда, сына Али. Резиденция его государства находилась от крепости Тобол 12 верст выше, в городе Искер, иначе называемая Сибирью»[837]. Махмутек, провозглашенный ханом после убийства отца, закрепил эту крепость и прилегавшие к ней территории за своим преемником и превратил в Сибирское ханство, ставшее значительным татарским государством при хане Ибаке.

Каковы были границы Сибирского ханства при Хаджи-Мухаммеде и его ближайших преемниках, мы незнаем. Ко времени похода Ермака Сибирское ханство занимало довольно обширную территорию в Западной Сибири. Границы ханства простирались от восточных склонов Уральского хребта, захватывая бассейны Оби и Иртыша, включали в себя почти весь улус Шайбана и значительную часть улуса Орда-Ичена. На западе оно граничило с Ногайской ордою в районе реки Уфы, на Урале — с Казанским ханством, на северо-западе по рекам Чусовой и Утке оно граничило с Пермью. К Северу его граница тянулась до самого Обского залива; на севере от Обского залива восточная граница Сибирского ханства шла по рекам Надим и Пим к городу Сургут, а затем поворачивала к югу по реке Иртышу; в районе реки Омь несколько уходила к Востоку от Иртыша, охватывая Барабинскую степь. В XVI веке, в период падения Сибирского ханства, в городе Тантур на реке Оми находился наместник Кучума Барабе-Буян бек, в городище Чиняевском на озере Чаны тоже сидел ставленник Кучума. На юге Сибирское ханство в верховьях рек Ишима и Тобола граничило с Ногайской Ордой[838].

Эти суммарные границы Сибирского ханства в XVI в. должно быть остались в таком же виде на протяжении всей его истории. Огромная территория Сибирского ханства отличалась от других татарских государств, образовавшихся после распада Золотой Орды. Она была слабо населена, даже в XVI в., при правлении Едигера Сибирское ханство насчитывало 30 700 человек улусных «черных людей». Само татарское население, составлявшее господствующую прослойку, выделялось в виде отдельных островков среди массы местного населения — манси и вогулов, враждебно настроенных против татарской аристократии и их ханов. Сибирское ханство, как отмечал С. В. Бахрушин, было типичным полукочевым царством, разделенным на ряд плохо спаянных между собою племенных улусов, объединенных татарами чисто внешним образом[839]. Сибирские татары, будучи кочевниками-скотоводами, охотниками и звероловами, всегда нуждались в продуктах земледелия, в предметах городского ремесла. Обычно, получая их из Средней Азии, Сибирские татары экономически зависели от соседних узбекских ханств, внутренняя слабость Сибирского ханства делала его зависимым от соседних ногайских князей и мурз, оказывающих на них политическое влияние.

В более благоприятных условиях, в смысле изучения его истории, оказалось другое татарское государство — Ногайская Орда, образовавшаяся также в результате распада Золотой Орды. Если источники по истории Сибирского ханства до нас дошли весьма в ограниченном виде и представляют собой отдельные, не связанные между собой, отрывочные сведения, то по истории Ногайской Орды сохранилось довольно значительное количество данных. В фондах ЦГАДА в полном виде сохранились так называемые «Ногайские дела», так или иначе отражающие историю Ногайской Орды, начиная со второй половины XVI в. Значительная часть материалов из «Ногайских дел» была опубликована в Приложениях к «Истории России» князя ?. М. Щербатова, остальные материалы до 1577 г. включительно были изданы Н. И. Новиковым в «Продолжениях Древней Российской вивлиофики» (ч. VII–XI), другая часть материалов была опубликована в разных других изданиях, что в значительной мере облегчило изучение истории Ногайской Орды.

Отдельные стороны истории Ногайской Орды были затронуты — в работах В. В. Вельяминова-Зернова, Н. И. Веселовского, Г. Перетятковича, В. В. Бартольда, ?. П. Иванова, Г. Ховарса. Однако исследователи занимались преимущественно историей Ногайской Орды XVI–XVII вв. История же образования Ногайской Орды, или Мангытского юрта, до сих пор остается неизученной. Те отдельные замечания, которые были сделаны по ранней истории Ногайской Орды, ныне явно устарели и требуют исправления. Так, например, английский историк Ховарс отождествляет позднейших ногайцев с прежними печенегами[840], хотя к XIII веку печенги, как народ, перестали существовать как этнографическая группа, слившись с половцами еще в XII в.[841] Н. И. Веселовский в своей работе «Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время» видел в позднейших ногайцах поданных темника Ногая, называвшихся так по имени Ногая[842]. На этой же точке зрения стояли составители «Истории Узбекской ССР»[843]. Мы уже видели раньше, что улус темника Ногая был расположен у Дуная, а его поданные никогда не называли себя ногайцами. После разгрома Ногая и его сыновей в 1301 г. улусные люди Ногая были распределены между царевичами и рассеяны по другим улусам. До XVI века термин «ногайцы» был неизвестен.

Термин «ногайцы» и «Ногайская Орда» впервые появляется в западно-европейской литературе только с 1517 года в «Трактате о двух Сарматиях» Матвея Меховского, а в восточной литературе — у турецкого историка Джаннаби, умершего в 1590 г., называвшего Едигея «главой поколения ногайцев»[844]. Сами же ногайцы в своих грамотах обычно называли себя мангитами[845], считая название «ногайцы» оскорбительным, поскольку монгольское слово «нокай» означало «собака». Название «Ногай», «ногайцы», очевидно, было дано им другими народами или, быть может, окруженцами хана Тохтамыша, давшего эту кличку самому Едигею. Позднее название «Ногай» закрепилось и за его улусными людьми. Поэтому составитель «Сборника летописи» Кадыр Алибей называет Едигея не иначе как собака («Идике кычек — Едигей собака»)[846]. Как уже было отмечено, сами ногайцы называли себя мангытами, а свое государство «Мангытским юртом». Это объясняется тем обстоятельством, что основатель Мангытского юрта Едигей происходил из отюрчаненного монгольского племени мангытов[847], был главой, а позднее и князем этого племени. Нами указывалось выше, Едигей перед нашествием Тимура на Золотую Орду, изменив своему хану, перешел на сторону Тимура, был одним из подстрекателей войны 1391 г. Когда же Тимур после разгрома Золотой Орды начал переселять жителей Дешт-и-Кипчака в Среднюю Азию, Едигей изменил Тимуру и бежал к мангытам вместе с дружиной, состоявшей из. его соплеменников.

Вскоре, как сообщает Клавихо, он был провозглашен князем только что откочевавшихся мангытских племен. «Один рыцарь, служивший Тимурбеку, — пишет Клавихо, — по имени Едигу, заметил, что между татарами было несогласие, сговорившись с ними, (он) обещал, что пойдет против Тимурбека и против всех, кто будет их врагом, они взяли его себе царем (?), и он возмутился против Тимурбека»[848] Клавихо, правильно передавая события, связанные с княжением Едигея, допускает ошибку, сказав о провозглашении Едигея царем (ханом), которым он никогда не был; ни он сам, ни его преемники не носили титула хана, назывались только князьями. Не принадлежа к потомкам Джучи, Едигей не мог претендовать на титул хана-царя. Ибн-Арабшах, более осведомленный о Едигее, чем Клавихо, говорит: «Он не мог присвоить себе название султана (т. е. хана — М. С.), потому что таким, будь это возможно (непременно), провозгласил бы себя Тимур, завладевший (всеми) царствами»[849]. Последний, несмотря на все свое могущество, остался только гургеном; так же поступил и Едигей, довольствуясь титулом князя Мангытского юрта. «Мангытский юрт» Едигея, отделявшийся от Золотой Орды в 1391 г., уже тогда был одним из значительных феодальных объединений; по словам Клавихо, «Елисей имел постоянно в своей орде более двухсот тысяч всадников»[850]. После 1391 г. Едигей временно сходил с политической арены и до 1395 г. его имя не встречается в источниках; оно снова появляется лишь перед вторым походом Тимура против Тохтамыша. Так, например, Клавихо сообщает об обращении Тимура к Едигею с просьбой о союзе перед походом на Золотую Орду в 1395 г. Но судя по ответу Едигея, можно сделать вывод, что союз против Тохтамыша не был заключен и Едигей во время похода 1995–96 гг. оставался в стороне.

На политической арене Едигей появляется после вторичного разгрома Тохтамыша. За оказанную помощь при воцарении Тимура-Кутлука он был назначен его старшим эмиром-беклярибеком[851]. Едигей сохранил эту должность до своей смерти (1420 г.) в течение более 20 лет управления Золотой Ордой почти на правах хана. Поэтому арабские писатели и называют его царем (альмалек), хотя он никогда не был им, назывался как обычно только беком (князем) Золотой Орды.

Управляя государством через поставленных им подручных ханов, он сумел между тем сделать Монгитский юрт одним из крупнейших государственных объединений в составе Золотой Орды, способного поставить до двух сот тысяч воинов от своего улуса. «Было у него около 20 сыновей, — писал Ибн-Арабшак, — из которых каждый был царь (?) владычный, имевший (свой) особый удел, войско и сторонников»[852].

О падении Идегея в 1420 г. на реке Яике говорилось раньше. Приемником на княжение в Мангитском юрте после Едигея стал сын его Газий, объявленный князем (беком) по завещанию отца. «В дни правления и во время султанства Джумадух хана (1425–1428 г.) Газти бей Мангит, — пишет Масуд бен Османи Кухистани, — который был из сыновей Идаку-бея, по завещанию отца своего сделался предводителем народа и племени, овладел и подчинил силой оймак и племя. Когда он утвердился на троне могущества и престола верховенства… сошел с широкой дороги милосердия», тогда против его восстали эмиры и вожди племени. «Когда эмиры и вожди Дешт-и-Кипчака вышли из терпения от зла Гозий-бея, — читаем далее у того же автора, — и возопили от его насилия и угнетения и когда счастье и благо — датствие отвернули от него лицо, они умертвили его. И отвратили зло его от голов обитателей эти страны «(После чего) радостные (они) направились к трупу Джумадук хана»[853].

С уходом большинства эмиров и вождей племени в Сибирь Монгитский юрт на время пришел в упадок. Сыновья и внуки Едигея разбрелись в разные стороны. Один из сыновей его Мансур ушел к хану Хаджи-Мухаммеду, другой сын Едигея Навруз находился у Улук-Мухаммеда, внук Едигея-Воккас помогал Абулхаиру. Кочевое население, ранее подчиненное Едигею и его приемнику Газию, перекочевав к узбекам, ушло в Среднюю Азию, в связи с этим оскудел и юрт. В Монгитском юрте вместе с младшим сыном Едигея, с Нуратдином, по монгольскому обычаю унаследовавшего удел-юрт отца, находившийся на Яике, осталась лишь небольшая часть кочевников. Судя по источникам, Нуратдин предпринял ряд мер, чтобы собрать остатки прежнего улуса. Каким-то образом ему удалось подчинить себе районы близлежащие к Волге. Ногайские мурзы в своих грамотах писали: «А Волга и Яик оба то отца моего юрт, потому мой отец князь (Едигей) великий на Яике, а другой же отец мне Нурадин мурза на Волге»[854]. Из другой грамоты тех же ногайских мурз мы узнаем, что земли, расположенные вблизи, Волги «Нурадину Мурзу пожаловал Тимур Кутлуев царя сын»[855]. Вряд ли это произошло при Тимуре, сыне Тимур-Кутлука, царствовавшего в 1411–1412 г. Районы Поволжья, скорее всего, были пожалованы Нуратдину при внуке Тимур Кутлука Кичи-Мухам — меда, впервые появившемся на политической арене в 1432 г.

О деятельности Нуратдина по восстановлению Монгытского. юрта много говорится в Караногайской редакции «Сказания о Едигеи и Тохтамыше», как памятнике появившемся вскоре после смерти Нуратдина. В «Сказании» в основании Ногайской орды главную роль приписывается не столько самому Едигею, сколько его сыну Нуратдину. Из сказаний видно, что претензия его на главенство над Монгытским юртом вызвало резкое недовольство со стороны представителей других знатных родов. Вспомнили о незнатном происхождении Едигея и его потомков, не принадлежавших к потомкам Чингис-хана. В связи с этим сторонникам Нуратдина пришлось «обосновать» права Нуратдина на главенство ордой, наскоро составить генеалогию Едигея. Отвечая недовольным элементам, Нуратдин тогда говорил: «Я от рождения видел и признал одного единого бога, сам бог меня всюду покровительствовал, а что я не из рода Чингис-хана, то это меня ничуть не угнетает, ибо я из племени славного Хочах — мата-Бобы Тулика»[856]. По указанию Нуратдина тогда же была составлена генеалогия Едигея и его приемников якобы являющихся потомками то ли Средне-азиатского мистика Ходжа Ахмета Ясави, умершего в 1166 г., то ли потомкомсамого Магомета.

Несмотря на то, что Нуратдину удалось несколько восстановить Монгытский юрт, тем не менее он не был объявлен князем Ногайской Орды. В официальной генеалогической таблице ногайских князей и мурз о нем говорится только как о мурзе, а не о князе ногайском. В родословной книге татарских ханов в разделе «Начало орды Ногайской и родословная князьям и мурзам ногайским» читаем: «Мангыт сильный Едигей князь, а у Едигея князя дети Мурадин (Нурадин) мурза да Мансырь князь, а у Нурадин мурзы дети Оказ князь»[857].

Матвей Меховский приписывает окончательное оформление Ногайской орды сыну Нуратдина-Оккасу (Воккасу). «После того, как Оккас (Воккас), выдающийся слуга и воин великого хана, имевший 30 сыновей, был убит, — пишет Матвей Меховский, — сыновья его (Воккаса) отделились от главной Заволжской орды и поселились около замка Сарай (т. е. Сарайчук — МС), лет за 70 или немного меньше до нынешнего (1517) г. Вскоре они до чрезвычайности разрастались так, что в наше время стали уже наиболее многочисленными и самой крупной ордой»[858]. Воккас, как уже было сказано выше при рассмотрении истории образования узбекского союза, был одним из главных лиц, рубивших мечом за Абулхаира, стал его старшим эмиром; однако он, предчувствуя ослабление узбеков, в 1447 г. отделился от Абулхаира и вернулся в Монгытский юрт, где был объявлен ногайским князем. В родословной ногайских князей и мурз он назван князем ногайским. Правда, он вскоре был убит агентами Абулхаира. После убийства Воккаса его брат Аббас был провозглашен ногайским князем.

Ногайская орда, окончательно оформившаяся в самостоятельное государство в 40-х гг. XVI в., особенно стала усиливаться в связи с ослаблением и разгромом узбекского, союза. Тогда многие из племени, ранее входившие в состав узбекского союза, присоединились к ногайцам[859]. При развале орды Абулхаира Аббас вместе с сыновьями Хаджи-Мухаммеда играли активную роль в захвате восточных владений Абулхаира в устьях р. Сыр-Дарьи, Аму-Дарьи и верховьях Иртыша[860]. В XVI в. владения мангытских князей граничили на северо-западе с Казанским ханством по рекам Самарке, Кинели и Кинельчеку. Здесь находились их летние пастбища («летовище»)[861]. Башкиры и остяки, жившие у р. Уфы, платили ногайцам дань[862]. На северо-востоке Ногайская Орда граничила с Сибирским ханством. По словам Г. Ф. Миллера, район, лежавший юго-восточнее Тюмени, назывался Ногайской степью[863]. Известный казахский ученый первой половины XIX века Чокан Валиханов рассматривал Алтайские горы, как пограничную линию, отделяющую Казахское ханство от Ногайской орды[864]. В первой половине XVI в. ногайцы кочевали у низовья Сыр-Дарьи, у берегов Аральского моря, у Каракума, Барсункума и у северо-восточных берегов Каспийского моря[865].

От других татарских государств Ногайская Орда отличалась не столько размерами территории, сколько многочисленностью улусных людей. Матвей Меховский называет ее «наиболее многочисленной и самой крупною ордою». Сообщения Матвея Меховского подтверждаются актовым материалом середины XVI в. Ногайский князь в 30-х годах XVI в. мог располагать до 200 000 воинами, даже без участия воинских людей некоторых ногайских мурз. Обычно же у татар воинские люди составляли 60 % всего населения, следовательно, князь, располагавший 200 тысяч воинов, мог иметь 300–350 тысяч населения[866]. Правда, цифра 200 тысяч относится к XVI в., но если учесть, что в период образования Ногайской Орды Едигей тоже располагал двухсоттысячным войском, то можно допустить, что численность улусных людей ногайских князей была значительна и в более ранний период.

Несмотря на населенность, Ногайская Орда была аморфным государственным образованием. Она делилась на многочисленные полусамостоятельные улусы, подчиненные ногайским мурзам. Улусы очень слабо были связаны между собой. Ногаевские мурзы, стоявшие во главе больших или малых улусов, лишь условно признавали ногайских князей своими «старшими братьями», каждый мурза называл себя «государем в своем государстве»[867].

Будучи одним из самых крупных государственных образований, возникшим на развалинах Золотой Орды, Ногайская Орда отличалась от других вновь образованных татарских государств своей внутренней слабостью, раздробленностью. Слабость внутреннего строя и государственная раздробленность Ногайской Орды объясняется натуральным характером кочевого хозяйства ногайцев, малозатронутых товаро-денежными отношениями. Современники, писавшие о ногайцах, даже в XVI веке рисуют их исключительно кочевниками, не знающих ни земледелия, ни оседлого образа городской жизни. «У ногайцев нет ни городов, ни домов, — писал Джинкинсон в 1557 году, — живут они в открытых степях, когда скот съест всю траву, они перекочевывают в другие места, этот народ пастушеский, владеющий множеством скота, составляющим все его богатство»[868].

Город Сарайчук, единственный город на территории орды, за 100 лет существования Ногайской Орды не был восстановлен, оставался в полуразрушенном состоянии. Единственным примечательным местом города были тюрьма, кладбище, где ногайцы хоронили своих мертвецов.

С образованием Ногайской Орды, Сибирского ханства и самостоятельных ханств казахов и узбеков Золотая Орда, как государственное объединение, перестала существовать. Под властью хана Улук Мухаммеда осталась лишь небольшая часть земель и улусов, расположенных к западу от Волги. Впрочем и здесь в это время также шел процесс образования новых феодальных объединений.