Распорядок агонии

Эпилог

– Бу!!

Стоит ли описывать, какого вселенского удовольствия ожидала я от своей хулиганской выходки? Не стоит – слов нет. А эта дрянь подняла голову и медленно обернулась. Посмотрела на меня поверх довольно примитивных очков местного производства и зависла на десяток секунд.

– Привет, Шарли! – провыла я на манер приведения.

– Ольга? – неуверенно уточнила она, стянула очки и выдохнула: – Ну, конечно, это ты.

– Я не Ольга! – вновь провыло приведение, но уже не так уверенно.

– Джен довольно неплохо рисует, – напомнила мне эта зараза. – Твой портрет висит в её комнате. Только, почему ты явилась ко мне старухой с Земли? Да ещё такой… запущенной. Фу! Почему не предстала Ксейей? Та хоть и уродка, но помоложе, – с высокомерной ухмылкой полюбопытствовала эта злыдня.

И вот тут я дала маху. Растерялась, оттого, что до меня дошло: на внешности, конечно же, забыла сконцентрироваться. И явилась в том, к чему привыкла за многие десятилетия. А поскольку лучше всего запомнила себя последнюю, то прямо старухой и припёрлась. Да ещё с игривым буканьем, как идиотка!

– Чаю будешь? – с непередаваемой издёвкой поинтересовался этот британский недобиток. – Ты присаживайся…, если есть на что. Кстати, а как называется это твоё… агрегатное состояние?

– Богиня!

Из вредности уселась прямиком перед ней на всю её писанину и приняла облик первого, кто пришёл в голову.

– А почему не королева Виктория? – искренно удивилась Шарли портрету Шекспира.

– Лица её не помню, – проворчала я, напряглась и…

– Ох, как я поправилась! – слегка удивилась Шарли, разглядывая себя.

Я глянула на жирную гусеницу, обвившую её талию под тесной майкой. Поднатужилась и раздула гусеницу до размеров спасательного круга.

– Померла уже, а всё такая же сучка, – вздохнула Шарли и потянулась к халату.

– А ты чего не испугалась-то? – запоздало поинтересовалась я, вернувшись к облику пожилой Ольги.

На него не нужно было тратить усилий – он вырисовывался сам собой.

– Я всё знаю о Тармени, – не стала врать она. – Джен с Саргом убеждены, что этот ваш божественный приятель тебя спас. Прошло восемь лет, но они не растеряли своей уверенности. Я, кстати, тоже. Так, кто ты у нас теперь?

– Поклянись, что не заржёшь, тогда покажу. Тебе понравится.

– Показывай или убирайся, – фыркнула Шарли.

И я выдала ей свой подлинный нынешний портрет.

– Вот теперь ты, наконец-то, обрела самый подходящий облик, – грустно улыбнулась Шарли, и губы её дрогнули. – Тебе поразительно везёт на издёвки судьбы. У всех она как-то разнообразит: то прижмёт, то приголубит. А в тебя она прямо фонтанирует измывательством над личностью. Твоё невезение глобально и незыблемо. Кстати, где сей примат обретает в своём физическом воплощении? Он что, где-то рядом?

– Неа. Мой вид бабуинов не обитает на этой планете. И даже в нашей вселенной. Мне тут дышать невозможно. Так что я в очень и очень защищённом месте.

– Это твоё место на нашей планете? – требовательным голосом осведомилась врачиха.

– Об этом не спрашивай, – сурово указала я ей на недопустимость отдачи приказов приведениям. – И ни с кем меня не обсуждай. Тебе я доверилась, чтобы у меня был хотя бы один адекватный конфидент. Хотела, было, Далтон порадовать… Жаль, что она умерла. А я даже не попрощалась. Вы, чего ж её так запустили, врачихи липовые?

– Опомнись, – нахмурилась Шарли. – Ей было почти сто тридцать лет. Слушай, Ольга, скажи хотя бы: твой примат сильно отличается от наших?

– Не знаю, – честно призналась я. – Моя персона только снаружи примат. А в башке, как не парадоксально, снова слизняк. Им я и думаю. Он, в определённом смысле, дальний родич уа-туа-ке-тау.

– Мозг и тело эволюционировали отдельно, – до обидного быстро догадалась эта всезнайка. – Значит, западные стиломматофоры являются…

– Неа, не являются. Слизняки, которые становятся мозгами сородичей Тармени, и зараза на западе всего лишь дальняя родня. Как арбузы и помидоры, что у ботаников числятся ягодами, – не преминула блеснуть я научными познаниями, дабы утереть нос этой ходячей энциклопедии.

– Просветишь меня? – с лёгкостью утёрлась Шарли, сияя алчными глазками.

– Что, сейчас?

– А тебе что, нужно отдохнуть с дороги? Ты не собираешься просветить единственную в этом мире научную общественность? – наехал этот синий чулок.

– Ещё как собираюсь. И уж тебе-то выложу всё, чего нахваталась в божьих пенатах. У нас с тобой теперь свой симбиоз соорганизуется: я буду ушами, а ты…

– Мозгами. Хватит финтить. Давай, рассказывай, как свалилась на нижнюю ступень эволюции.

– Ты ещё поинтересуйся, не притащила ли я вам блох.

– Хватит, сказала! – долбанула кулаком по столу представительница земной интеллигенции.

Тоже вон, как приспичило, вмиг скатилась на нижние ступени социальной лестницы, где обитает всякое хамьё.

– Да хоть из шкуры выпрыгни, – отважно выпятила я грудь, но отчего-то отлетела подальше…, как дура. – Сегодня никакой лекции не будет. У меня столько времени нет, сколько новостей в башке.

– Пироги в духовке?

– Возвращаться надо. Тармени и лишней минутки не даст. Просто выдернет из саркофага, и тут я сразу исчезну.

– Почему?

– Знаешь, кто я у нас?

– Примат.

– Я у нас только-только выросла. И не доросла до длительных командировок в мир людей. Это мой первый дальний заплыв. До сих пор только к Эби с её хахалем и бегала.

– Как Эби? – оторопело проблеяла Шарли. – Она же… погибла.

Прикусывать разгулявшийся язык было поздно, и я сдалась без боя:

– Эби жива. И Арнэр тоже. Только я тебя умоляю! Это пока тайна.

Бедняжка Шарли не сразу взяла себя в дрожащие руки:

– Точно?

– Куда точней, если эта мерзавка мне всю кровь выпила, пока не…, – тут я успела поймать язык зубами и выкрутилась: – Пока не пришла в форму. Как бы в форму.

– А, если тебя святой водой окропить? – взялась за угрозы эта инквизиторша.

– Да хоть крест у меня на макушке выстругай. Сказала же: тайна.

– А я у нас без сплетен и часа не проживу, – обиделась Шарли.

– Я не о том. Просто, в двух словах не расскажешь. Ты же сразу во все подробности полезешь копаться. Кротиха неугомонная! А я к тебе на минуточку. Пробный визит. Вот натренируюсь не подыхать после таких путешествий, и стану тебе надоедать.

– Надоедай, – приняла она извинения. – У меня к твоей славянской разнузданности уже иммунитет. Но побудь человеком хоть секунду. Скажи: Эби всё еще сапиенс, или?

– Или, – выдала я крохотную часть глобальной тайны. – И даже не гоминид. Но, знаешь, она не в претензии. Хотя поначалу жутко скандалила. А теперь вполне радуется жизни.

– Она тоже не способна наносить визиты друзьям? – загрустила наша милая добрая Шарли.

– Пока да. Ты будешь смеяться, но и эта старая перечница ещё толком не выросла. Её опекунша не отпустит. А если Эби сбежит, тут такое начнётся! Содом и Гоморра.

– Её опекунша, случайно, не богиня земли и землетрясений? – грустно усмехнулась Шарли.

– Сама не финти! – возмутилась я. – И грустью своей фальшивой мне в морду не суйся. Забыла, что я вас всех насквозь вижу?!

– Ты чего орёшь, блаженная? – издевательски усмехнулась эта старая профурсетка.

– Не смей меня раскручивать на проболтаться! – взмыла я к потолку.

И тотчас вспомнила, как соскучилась по этой стерве. Просто нечеловечески соскучилась. А эта мерзавка, естественно, сразу унюхала мою мимолётную слабину: залыбилась сладенько. И включила в глазах такое понимание всех моих собственных печалей, будто лично меняла у мартышки подгузники.

– С Кэм встретиться не желаешь? – куснули меня в отместку.

Но я уже приободрилась и душевно подбоченилась. Глянула на неё издевательски и придумала себе вместо головы змеиную башку. Шарли заржала. Да так, что слёзы из глаз. Мне и самой смешно. На меня сейчас любой глянет и вмиг опознает: дух небесный. На преисподнюю ничто не указывает: ни рогов, ни копыт, ни дыма из ноздрей. Кстати, Эби в этом смысле больше напоминает силы зла с её-то экстерьером и рожей.

– По Гра-аре соскучилась? – сочувственно заметила Шарли.

Я мигом сообразила: расслабилась и приняла облик объекта размышлений. Благо, эта ходячая лаборатория ни за что не отличит одну нартиевидную туманность от другой.

– Соскучилась, – буркнула я, приводя себя в божеский вид. – Я вообще, по всем соскучилась. А, ты как хотела?

– Преодолевай и окрепнешь.

– Это лозунг британских феминисток?

– Нет, китайского философа. Так, что с Кэм? Не считаешь, что она заслужила правды? Убивалась по тебе, между прочим. Все глаза выплакала. Месяц из запоя не вылезала. Раутмар трижды сюда прибегал вешаться.

– Не пытайся меня разжалобить. Объяснила же: пока не могу. Вот ещё немножко подрасту…

– И долго тебе ещё расти? – моментально включился в Шарли потрошитель-натуралист.

Эти её переключения из «человекообразного» в «научно звероподобное» срабатывают быстро и беспощадно. Вот только-только чирикали по душам, как глядь: она уже лезет в печёнку холодной железкой. Мрак, а не женщина.

– Вроде бы, я уже почти выросла

– Вроде бы? – на лице Шарли отобразилось презрение гордой кометы к жёваной бумажке, вылетающей из трубки двоечника.

– Я, вообще-то, менеджер. Помнишь?

– Ты дура, – холодно отрезала она на полном серьёзе. – Не знать о себе элементарных вещей. Да ещё под боком с учёным из другой галактики.

– Другой вселенной, – для чего-то уточнила я.

– Ты хоть что-то путное узнала о своём новом виде? Самое элементарное: в чём его сильные стороны, какие опасности для существования…

– Да хоть из шкуры выпрыгни, – отважно выпятила я грудь, но отчего-то отлетела подальше…, как дура. – Сегодня никакой лекции не будет. У меня столько времени нет, сколько новостей в башке.

– Пироги в духовке?

– Возвращаться надо. Тармени и лишней минутки не даст. Просто выдернет из саркофага, и тут я сразу исчезну.

– Почему?

– Знаешь, кто я у нас?

– Примат.

– Я у нас только-только выросла. И не доросла до длительных командировок в мир людей. Это мой первый дальний заплыв. До сих пор только к Эби с её хахалем и бегала.

– Как Эби? – оторопело проблеяла Шарли. – Она же… погибла.

Прикусывать разгулявшийся язык было поздно, и я сдалась без боя:

– Эби жива. И Арнэр тоже. Только я тебя умоляю! Это пока тайна.

Бедняжка Шарли не сразу взяла себя в дрожащие руки:

– Точно?

– Куда точней, если эта мерзавка мне всю кровь выпила, пока не…, – тут я успела поймать язык зубами и выкрутилась: – Пока не пришла в форму. Как бы в форму.

– А, если тебя святой водой окропить? – взялась за угрозы эта инквизиторша.

– Да хоть крест у меня на макушке выстругай. Сказала же: тайна.

– А я у нас без сплетен и часа не проживу, – обиделась Шарли.

– Я не о том. Просто, в двух словах не расскажешь. Ты же сразу во все подробности полезешь копаться. Кротиха неугомонная! А я к тебе на минуточку. Пробный визит. Вот натренируюсь не подыхать после таких путешествий, и стану тебе надоедать.

– Надоедай, – приняла она извинения. – У меня к твоей славянской разнузданности уже иммунитет. Но побудь человеком хоть секунду. Скажи: Эби всё еще сапиенс, или?

– Или, – выдала я крохотную часть глобальной тайны. – И даже не гоминид. Но, знаешь, она не в претензии. Хотя поначалу жутко скандалила. А теперь вполне радуется жизни.

– Она тоже не способна наносить визиты друзьям? – загрустила наша милая добрая Шарли.

– Пока да. Ты будешь смеяться, но и эта старая перечница ещё толком не выросла. Её опекунша не отпустит. А если Эби сбежит, тут такое начнётся! Содом и Гоморра.

– Её опекунша, случайно, не богиня земли и землетрясений? – грустно усмехнулась Шарли.

– Сама не финти! – возмутилась я. – И грустью своей фальшивой мне в морду не суйся. Забыла, что я вас всех насквозь вижу?!

– Ты чего орёшь, блаженная? – издевательски усмехнулась эта старая профурсетка.

– Не смей меня раскручивать на проболтаться! – взмыла я к потолку.

И тотчас вспомнила, как соскучилась по этой стерве. Просто нечеловечески соскучилась. А эта мерзавка, естественно, сразу унюхала мою мимолётную слабину: залыбилась сладенько. И включила в глазах такое понимание всех моих собственных печалей, будто лично меняла у мартышки подгузники.

– С Кэм встретиться не желаешь? – куснули меня в отместку.

Но я уже приободрилась и душевно подбоченилась. Глянула на неё издевательски и придумала себе вместо головы змеиную башку. Шарли заржала. Да так, что слёзы из глаз. Мне и самой смешно. На меня сейчас любой глянет и вмиг опознает: дух небесный. На преисподнюю ничто не указывает: ни рогов, ни копыт, ни дыма из ноздрей. Кстати, Эби в этом смысле больше напоминает силы зла с её-то экстерьером и рожей.

– По Гра-аре соскучилась? – сочувственно заметила Шарли.

Я мигом сообразила: расслабилась и приняла облик объекта размышлений. Благо, эта ходячая лаборатория ни за что не отличит одну нартиевидную туманность от другой.

– Соскучилась, – буркнула я, приводя себя в божеский вид. – Я вообще, по всем соскучилась. А, ты как хотела?

– Преодолевай и окрепнешь.

– Это лозунг британских феминисток?

– Нет, китайского философа. Так, что с Кэм? Не считаешь, что она заслужила правды? Убивалась по тебе, между прочим. Все глаза выплакала. Месяц из запоя не вылезала. Раутмар трижды сюда прибегал вешаться.

– Не пытайся меня разжалобить. Объяснила же: пока не могу. Вот ещё немножко подрасту…

– И долго тебе ещё расти? – моментально включился в Шарли потрошитель-натуралист.

Эти её переключения из «человекообразного» в «научно звероподобное» срабатывают быстро и беспощадно. Вот только-только чирикали по душам, как глядь: она уже лезет в печёнку холодной железкой. Мрак, а не женщина.

– Вроде бы, я уже почти выросла

– Вроде бы? – на лице Шарли отобразилось презрение гордой кометы к жёваной бумажке, вылетающей из трубки двоечника.

– Я, вообще-то, менеджер. Помнишь?

– Ты дура, – холодно отрезала она на полном серьёзе. – Не знать о себе элементарных вещей. Да ещё под боком с учёным из другой галактики.

– Другой вселенной, – для чего-то уточнила я.

– Ты хоть что-то путное узнала о своём новом виде? Самое элементарное: в чём его сильные стороны, какие опасности для существования…

– Отчаливаешь? – поняла Шарли, таращась на мои исчезающие формы.

– Не вставай. Провожать не надо. Сама понимаешь, – развела я руками в дырьях и потёках.

– Не пропадай надолго…

А дальше тишина. И уже почти родная морда в конце тоннеля.

– Прости, что прервал вас так грубо, – вежливо указали мне на безответственность женщины, не умеющей следить за временем.

– Это ты прости, что увлеклась, – выдала я аванс вперёд на всякий случай. – Всё время помнила. Потом Шарли втянула в разговор, ну, и… пошло-поехало. Ты был прав: здорово устала, – проворчала я заплетающимся языком. – Креветок хочу. И тутовых ягод. Только чёрных, а не розовых. Розовые жрите сами. Бедненький мой Вейтел. Мой Лисёнок никогда не попробует тутовых ягод.

– Следующее дальнее зондирование через пятьдесят четыре часа? – не купился Тармени на моё жалобное лживое блеяние.

Его махровый конструктивизм удивительно быстро проглатывал все мои каверзы и откладывал в жировые запасы иновселенской памяти. Какая всё-таки паршивая в ихней вселенной природа: начисто лишила бесправных гамадрилок способности запирать мозги на ключ. Каждая собака может шпионить за ними круглые сутки. Вот вырасту…

– И тогда, насколько я понял из вашей иносказательной беседы, развяжешь войну с уа-туа-ке-тау, – уточнил Тармени, осторожно вынимая меня из саркофага.

– С чего она иносказательная? – забрюзжала я, расшевеливая затёкшие мышцы.

Тармени потащил меня в спаленку на руках, задействовав прямохождение. Классная всё-таки у меня физиология: четыре руки, четыре ноги и хвост. Кому бы я в прошлой жизни не завидовала, делала это совершенно бездарно: не ведала, кому надо было. Представляю, какая незавидная у землян репутация в глазах всех прочих приматов. Просто стыд.

– Чего молчишь? Откуда это наша беседа иносказательная? – докапывалась я до няньки, зевая во всю пасть, что доказывало относительное родство между двумя такими разными вселенными.

– Я давно заметил: чем больше вы друг друга оскорбляете, тем внимательней нужно к вам прислушиваться, – слегка торжествовал Тармени, объявляя об очередном открытии. – Вот сегодня вы с Шарли очень старались. Но я не пропустил мимо ушей ваше намерение уничтожить уа-туа-ке-тау.

– Штирлиц, тебе конспирация не жмёт? – вяло пошутила я.

– Штирлиц это «кто» или «что»? – тотчас уцепился он за новое знание.

– Обещай, что завтра отпустишь к Шарли, скажу, – невозмутимо предложила я сделку.

Тармени добрался до моих покоев, открыл дверь, прикрыл внутренние веки, покопался в своём словаре иностранных слов и выдал:

– Перетопчешься.

Затем стряхнул меня на руки двух бобиков и ускакал по своим делам, клацая когтями об пол. Бобики дружно водрузили подшефное тело на лежанку и без обиняков воткнули ему в пасть клизму. Жизнь продолжалась.

Я включила стенки и вызвала изображение той дыры, где паслись мои друзья. Давным-давно окрепший Арнэр что-то выковыривал лапой из земли. Эби носилась кругами, пытаясь сунуть нос под его копалки. Червяков они там роют, что ли? Или, может, огородик решили развести? Какие же они тупые… курицы – завистливо любовалась я счастливой парочкой. У них были они. А я тут сижу одинокая, как собака на цепи. Да ещё макака.

Я тяжко вздохнула. Дотянулась хвостом до кучи фруктов и цапнула баклажан. Один из бобиков ловко прижал хвост к полу и принялся выкручивать добычу. Потом я дососала свою кашу, и мы немного побегали, хотя набитое брюхо понижало мои шансы. Потом я всё-таки сожрала отвоёванный баклажан. Потом чуток повисела на хвосте в благостном покое, переваривая обед, и отправилась спать.

Потом ненадолго чуть-чуть проснулась. Тармени дрых, свернувшись в клубок вокруг меня. В его клубке было тепло, уютно и нисколько не жёстко от прилизанных игл. Я почесала шею, попу и правую пятку. Сунула в рот ногу и обратно заснула. Мне было хорошо.

Моё невезение работало, как часы. Но и психика не думала сбоить, отстаивая хозяйские интересы. В моей жизни царила стабильность. Не было нужды утруждать себя этой дурацкой акробатикой: с белой полосы на чёрную, с чёрной на белую. Мой бронепоезд не стоял на запасном пути, и не мчался, как бешеный навстречу битвам. Он болтался в эмпиреях судьбы, которая, видать, не знала, куда приткнуть это чудовище. Оставалась надежда, что судьба просто забудет об этой проблеме и оставит меня, наконец-то, в покое.