Распорядок агонии

Глава 3

В которой войну мы начинаем в спецназе. С героизмом…

И геморроем

Джорж Элиот абсолютно права на мой счёт: я реально верю, что дважды два даёт в результате пять, если как следует поплакать и устроить скандал. А как не верить? Стоило нашему бабскому ансамблю нервотрёпки и пляски учинить хоровой скандал, как совершенно незнакомый мужик разбежался творить подвиги. Без него мы долго бы плутали в этих каменных дебрях. А с ним поспели в самый разгар битвы.

Сама не участвовала, но рассказ Сарга о том, как они с Алесаром спасали гнездо Хакар-гара, помнила в мельчайших деталях. В частности, как охотники за яйцами используют особенности нартиевых гнезд. Устраивают их, на мой взгляд, неразумно, однако моё мнение нартиям не интересней мешка удобрений. Но, ведь и вправду фигню какую-то лепят! Для гнезда выбирают крохотную пещерку. Только-только проползти на пузе одной самке, чтобы на месте свернуться в клубок. К пещерке обязательно прилагаются два-три лаза для проветривания. А их первым в жизни врагам для высасывания содержимого яиц, которое ещё не приняло форму чего-то бронированного и шипастого. Чем поуже лазы, тем лучше: яйца не простынут, враги не пролезут.

Можно себе представить, какой редкостью является подходящая родильная камера: там нартии размножаются сотни поколений. Дно пещерки выравнивается и засыпается песком, чтобы не травмировать яйца. Кстати, при их появлении свободная площадь роддома сокращается, так что согревать яйца приходится самым молодым членам рода. Потому-то у них и процветает дивное чувство единения: они же с детства высиживают друг дружку.

Люди яиц не высасывают, а вот пролезть в подходящую по размеру дыру и выкатить из неё яйцо могут. Времени на это – пока идёт смена караула – много не нужно. Тем более что хозяевам ворваться в родильную камеру невозможно. И огнём в неё не полыхнуть: не огнедышащие наши нартии – к великому их сожалению. А вора не всегда поймаешь на выходе с добычей. Лаз может привести в другую пещеру, а из неё в третью и так далее. Может вывести в такую каменную задницу, куда взрослая нартия не пролезет даже намыленной. А худосочный молодняк не пошлют, дабы злодеи не покалечили.

Наконец, похитителей можно перехватить, когда яйцо вывозят по более доступной местности, но и тут не всё слава богу. Нартии панически страшатся повредить яйцо! И стоит какому-нибудь мерзавцу занести над ним топор… С технической точки зрения такой шантаж бессмысленен. Яйцо всё равно не довезут живым: ещё никому не удавалось обеспечить ему в пути подходящий тепловой режим с его особыми перепадами. А вылупившийся по дороге нартёны, просто замерзал – даже в тройном кольце костров.

Достоверно известны два случая, когда охотникам всё-таки удалось доставить малыша покупателю и слупить с того баснословную сумму. Оба закончились одинаково: набитые деньгами охотники смылись, малыш быстро зачах, а покупатель остался с прорехой в кармане и злобным разочарованием. Все про всё знают! Но, очередные охотники за удачей лезут и лезут в горы сиротить несчастных животных, которым и так несладко. Только за последние полгода летучие патрули Мейхалта изничтожили семь шаек яйцеловов. На рудники или плаху поганцы не попали – гвардейцы-истребители перерезали всех. Головы мерзавцев мстительный Сарг приказал рассадить на колья, вбитые по дороге в Юди. На танаграта аэт Берейса посыпались кляузы, посвящённые произволу опекунов Ордена Отражения. Но Юди принадлежало мне: иди, жалуйся на Внимающую в Орден. Там без дураков скучно.

– Вот они! – ткнулся мне в ухо приглушённый крик.

Гра-ара заложила крутой вираж. Я проследила за рукой Арнэра, но ничего не разглядела в быстро отъезжающей на сторону панораме.

– Уверен?! – проорала я в башлык, терзаемый ветром.

– Это их обры! И оба возка! При них двое! Остальных не видать!

Ишь, какой глазастый! Удачное приобретение и, как всегда, кстати. Одной мне не справиться с бешеной решимостью Эби рвануть в бой без проволочек. Она и Рух стоили друг дружку: за обеими глаз да глаз с плёткой в руке. Подходящая плеть болталась над задницей Гра-ары, чем она и воспользовалась, едва не раскокав валун перед носом осатаневшей Рух. Такой хвост способен сделать яичницу из слона. Звезда тоже лезла на рожон – инстинкт, ничего не поделать – но умнице хватило и намёка на порку.

Гра-ара стряхнула нас с Арнэром, присела и уставилась на меня, ожидая план боевых действий. Рах пристроилась на её макушке, куда подтянулись Цах и Чах. Подошли девчонки, бочком присоседилась Звезда. А Рух-ара, задрав хвост и вытянув шею, кинулась истерить. В панике даже величественный павлин бегает, как обычная курица – я чуть не заржала. Назад истеричка принеслась с более осмысленной мордой и плюхнулась чуть ли не на голову Арнэру.

– Ну! – нетерпеливо притопнула на меня Эби. – Все готовы тебя слушать.

– Сначала нужно посмотреть, что там и как, – урезонила её Джен. – Кто пойдёт? Сиди! – прикрикнула она на приподнявшую зад Рух. – Там, судя по воплям, и без тебя истерика.

Там и вправду стоял дикий ор: охотники уже заполучили яйцо. Оставалось неясным, на какой стадии отступления они застряли.

– Я пойду, – решительно зыркнул на Гра-ару Харлат.

– Хорошо, – размотала я бездонный меховой плащ. – Пойдём вдвоём. Остальные ждут здесь. Дорогая, – попросила я Гра-ару, – подстрахуешь? Мне бы не хотелось влипнуть под раздачу твоей родни.

Она бросила взгляд в небо, пожевала губами, кивнула, стряхнув лохматую троицу с макушки, и поднялась. Охранять Эби и Джен оставили менее психованную Звёздочку. Впрочем, поднявшаяся в небо Рух была спокойна и сосредоточена. Ещё бы! Им предстояло вклиниться в ряды заполошных озлобленных сородичей, сотрясающих неподалёку небеса. Не попасть под горячую руку, а потом ещё и нас с красавчиком вытащить из когтей смерти.

Нас десантировали в каменный завал, на который неприязненно реагировали лайсачьи носы. Арнэр вытащил из-за спины два меча, презентованные Эби. Крутанул, поиграл и сунул назад – он был готов. Я очень надеялась, что мужик умеет с ними управляться. Рах и Цах сделали последний круг на пятачке промеж громадных валунов и юркнули в щель. Я пролезла следом. А мой однополчанин исчез, чтобы спрыгнуть на землю передо мной, когда я вылезала из этой природной гробницы.

Слева мелькнула Рах и умчалась сквозь дыру в скале, за которой бушевал рёв нартий. Мы бесконечно долго карабкались, перепрыгивали и протискивались вслед за ней.

– Ловцы прошли не здесь, – заметил Арнэр, стаскивая меня с очередного каменного забора. – Здесь бы они яйцо не протащили.

– Неважно, – пыхтела я. – Мы достанем их, где угодно.

– В лагере остались только двое, – намекнул он. – Где-то здесь их не менее дюжины. Тебе лучше держаться позади меня, Сиятельная.

– Посмотрим, – вздохнула я перед очередным восхождением.

Мы и посмотрели. Столкнулись с этими ублюдками нос к носу. Правда, не со всеми. Их осталось шестеро. Без яйца. А на хвосте у гадёнышей висела гроздь разнокалиберных нартий. Однако ни одна из них не смогла бы спуститься в этот каменный хламник, не изувечив крыльев. Два острых, как бритва, козырька нависали над дырой в скале, мешая им приземлиться, так что на душе у мстителей было погано. У беглецов, впрочем, не лучше. А при виде нас они и вовсе заскучали: моя маска их здорово напугала.

У человека три базовых чувства: жадность, страх и жадность. На всё вокруг он смотрит сквозь эту трёхгранную призму, которая врёт на каждом шагу. Вот и эти млекопитающие желудки поверили своим глазам, которым сейчас очень сильно хотелось верить. Как же иначе, если габариты и вооружённость нартий здорово превосходили возможности двух людей, один из которых тощая девка. Я бы на их месте тоже выбрала нас.

Оценив моё брезгливое спокойствие, Арнэр слегка расслабился. Отказался от намерения закрыть меня грудью и достал флягу. Я отхлебнула первой, пока нас брали в кольцо. А неподалёку ниже по склону рассаживались нартии, которые больно уж подозрительно угомонились. За их спинами пронеслась Рух. Гра-ара прочертила пузом пространство и взмыла вверх перед самыми хвостами зрителей, успев им что-то проорать. Стало понятно, что моим девочкам удалось достучаться до этих пылающих гневом сердец.

А я восстановила, наконец-то, изнасилованное дыхание и поймала в мысленный прицел первую жертву. Но, счёт открыл не мутант. Хвостатая мелочь соскользнула с громадного валуна на шею рябому ухарю с нечёсаной гривой. Остальных его крик отвлёк лишь на мгновение: не до него. А вот моя жертва упала молча и покатилась вниз, утащив за собой небольшой камнепад. Четверо живых проводили труп мимолётными взглядами и продолжили наступление, осторожно карабкаясь к нам по склону.

Я сосредоточилась, и моя вторая жертва перестала дышать – мужик врезался башкой в камень, словно не крался к нам, а нёсся на всех парах. Четвёртый покойник коротко взвыл и рухнул, как подкошенный: такое чувство, что Рах вкатила ему лошадиную дозу яда. Цах «озаглавила» юркого правофлангового, располосовав ему лысину и смачно куснув ухо.

Оставался один амбал, что буквально врос в камни в нескольких шагах от Арнэра. Этот фрукт наблюдал за расправой с отстранённостью философа, узревшего, как хлопотливая мышь рухнула в элеватор, а через секунду в счастливый обморок. Он слегка отпрянул, когда Цах попрощалась со спиной лысого и сиганула ему под ноги. Амбал явно опознал легендарного лайсака и прыгнул в сторону.

Ринулся, было, вниз по склону и наткнулся на взгляд серебристых заинтересованных глаз. Негодяй затормозил и оскользнулся, отправив вниз водопад растревоженных камней. Обернувшись, он одарил меня люто ненавидящим взглядом. Я пожала плечами и отправила его катиться вниз по склону. Там в нетерпении переминалась парочка осмелевших нартов. Они проползли немного вперёд, плотней прижав крылья к бокам,. Острые козырьки нависали приговором уже в метре от спин.

– Осторожней! – невольно рявкнула я и получила в ответ отчётливый кивок.

Этот понятливый нарт и подцепил лапой обалдевшего от падения амбала. Потащил за собой, пятясь задом и пытаясь приподняться.

– Крылья! – взвизгнула я, потрясая кулаками.

Нарт прижал задницу к земле и досадливо скривился. Затем обречённо вздохнул, снял лапу с вопящего от боли амбала и отступил. Но брезгливо подцепил добычу зубами и скользнул назад…

А дальше я не смотрела. Потащилась обратно в дыру. Рах путалась в ногах, страшно ругаясь. Она извивалась змеёй, на хвост которой упал рояль, и продолжала скандалить. Белый, как снег, Арнэр топал позади. Впечатлений у мужика – полные штаны. У него в ногах путалась Цах, которая остыла так же быстро, как и воспламенилась. За нашими спинами злорадно трубили нартии – даже спасибо не сказали заразы.

Так мы и возвращались: усталые и молчаливые. Арнэр скользил рядом, аккуратно придерживая Сиятельную под локоток. И на него я не производила впечатления человека с двумя полноценными ногами.

– Что дальше? – с непередаваемым спокойствием уточнил охотник, перетащив меня через последнюю баррикаду.

Перед нами величественно опустилась Гра-ара, одарив нас царственным взглядом. Мой спутник пропустил вперёд донельзя довольных хвостатых бабёнок. Потом забрался на подставленное гигантское плечо сам и протянул руку мне. За спиной Гра-ары уходила в небо последняя нартия.

Подруга обеспечила нам трёхминутный комфортный перелёт к месту новых боевых действий. Но от посадочной площадки мы потащились обычным порядком: карабкаясь, перепрыгивая и протискиваясь. Причём, большинству в экипаже нашей боевой машины это не доставляло хлопот. Арнэр преодолевал препятствия, как дышал, а две лохматые вертихвостки разлеглись на его плечах, экономя силы. Этот волосатый охотник в своём дурацком азарте нисколечко не заботился о моей проходимости и скакал впереди с грацией горного козла, как натуральный баран. Я пупок надорвала, переваливаясь через барьеры, взятые им в один скок. Авангардом он был стоящим, а вот тылы прикрывал хреново. Я уже приготовилась улечься на землю и учинить бунт, когда на вершине последнего рубежа нарисовалась Рах.

Она материализовалась на камне перед самым моим носом: на полусогнутых, с прижатыми ушами и презрительным шипением. В башке вспыхнуло знойное желание прихлопнуть её подобранной неподалёку палкой. Но тут я споткнулась, колыхнулась и рухнула назад, ударившись попой о булыжник. Когда рядом приземлилась Рах, шипела уже я. А эта поганка сиганула в сторону и юркнула в щель между двумя глыбами ростом с меня. Я баба тренированная: перчатки в походе снимаю только перед сном. А потому непринуждённо проследовала за ней на карачках и протиснулась туда, куда она вошла, как обр в замковые ворота. Потом была следующая щель, и следующая, и ещё одна…

Удача редко приходит к умным осмотрительным людям – ей с ними неинтересно. Она предпочитает таких насекомых, как я: ей нравится гонять нас соломинкой и не заботиться о том, что для насекомых соломинка целое бревно. Я очень доверяла Рах, но откуда я взяла, что она справляется?

Первым впечатлением ушибленной в кувырках головы была мысль: в темноте нет ничего такого, чего нет при свете. Пережив вспышку в глазах, голова выдала следующий перл: оптимизм классная штука, когда он кстати. А когда в тебя вгрызаются темнота и боль, он как-то не вовремя. И радует не больше, чем таракана факт кончины под хрустальной туфелькой вместо вульгарного ободранного тапка. Третья мысль меня добила: странно, что падение в пропасть вызывает у меня какие-то насекомые ассоциации.

Сесть удалось с третьей попытки. Да и то бочком на правое бедро – задница выла от боли и сопротивлялась. Руки нисколько не помогали: левая висела без чувств, а правая вцепилась в неё, чтобы не потерять бесчувственную двойняшку. Единственным целым местом оставалась макушка. Но я исправила этот недочёт: попыталась встать и зажгла новое солнышко в глазах. Пережив его закат и тупую боль в черепушке, осторожно вытащила шею из плеч и запоздало ощупала пространство над головой: каменный свод висел прямо над ней. Прекрасно!

Немного оклемавшись и привыкнув к потёмкам, обнаружила, что угодила не в пещеру, а в какую-то подземную трубу. Труба протянулась под неприятным углом между светлой дыркой над головой и мраком позади. А взобраться по стене к свету и не мечтай! Мало того, что не допрыгну до дырки, так ещё и стенка с уклоном. Причём, не в ту сторону, куда бы мне хотелось, а вовнутрь. Натуральный канализационный люк с натуральной дурой внутри.

Никакая Серая шейка, оставшаяся зимовать в одиночестве, не способна так затосковать, как затосковала я. Завязалась в клубок и осторожно прилегла на чудом уцелевший правый бок. Чувствовала себя, как гордая Кармен, получившая сапогом по кастаньетам. Ей богу, не столько страшно, сколько обидно: ну, почему опять?! Если я продолжу так жить, то непременно откину копыта – надо же как-то поаккуратней с этим делом. Всю жизнь слушать прогнозы, что загнёшься от курения, а в результате окочуриться в каменном кишечнике незнакомой горы в чужом мире. А вокруг никого, кроме бактерий в твоём собственном кишечнике – сплошное засранство, а не судьба.

Недоумённое состояние. Зарезаться что ли с тоски? И как не стыдно так мучить живого человека? Интересно, а как это, когда душа отделяется от тела? На зеркале ничегошеньки прочувствовать не успела. Будто и не переносилась в пространстве, а перепрыгнула с табурета на табурет. И башка болит…

Рядом с отвагой покорившейся судьбе женщины мужские подвиги, как плешивые щенки рядом со львом в период расцвета его шевелюры. Тело ломит, и замёрзло до сосулек в брюхе. Перспективы покинуть это каменное дупло исчисляются отрицательными величинами. А я ползу внутрь горы с факелом веры в зубах: никто не исключит меня из этих тараканьих бегов, пока я не финиширую! Шанс доораться до помощи – которая непременно меня где-то ищет – использовала на полную катушку. Глотку сорвала, но эта канализация проглатывала звуки куда-то внутрь себя. Плевать! А плюю я так профессионально, что даже странно, как до сих пор не изобрели такой работы?

Рах, бесстыдно подслушав мои мысли, весело фыркнула, лизнула меня в подбородок и унеслась прочь. Обруганный оптимизм напомнил о том, какая замечательная штука ночное зрение. Я с ним легко согласилась. Даже воткнула свои пять копеек: Сарг всё-таки большая умница, если придумал шить куртки из сброшенных шкур нартиевой малышни. Отличная куртка получилась: в спине и локтях гнётся туговато, зато от переломов при падении в пещеры спасает.

Оптимизм приободрился и ткнул пальцем в закинутую на спину сумку. Дескать, фляга с водой, зелья и огниво при тебе. Я щёлкнула его по носу вопросом: а дрова? Где-то впереди зашлась смешливым стрёкотом Рах, а я сдула с губы едучую горстку слёз и продолжила борьбу за выживание.

Тоннель то сужался до пресмыканий на брюхе, то возвращал меня в млекопитающее состояние на четыре конечности. То радовал чем-то вроде песочка под ладонями и коленками, то огорчал колкими камушками. То пугал, то провоцировал новый виток пофигизма, но продолжал неуклонно спускаться всё ниже и ниже. Хоть сыростью не мучил, и то хлеб. Но, больше всего вдохновляло присутствие Рах, разбудившей меня и насильно заставившей двигаться. Там, где нет надежды на прочих живых, лайсак непременно тебя отыщет и выведет.

Лайсаки могли спорить с тобой, пренебрегать твоими интересами и насмешничать над твоими намерениями, но никогда не лгали – что да, то да. И если Рах так легкомысленно щебетала, носясь туда-сюда, значит, она уверена в наличии выхода в той стороне, куда мы не входили. Нужно только потерпеть и доползти до него, хотя бы ради того, чтобы убедиться в её правоте. Жаль, конечно, что воды больше нет, еды нет, и мозги почти кончились, но Рах непоколебима: ползите и обрящете. Я очень старалась, если не ради обещанного ею результата, так хотя бы для того, чтобы не околеть окончательно.

Правая рука достигла болезненного состояния левой и вскоре заняла лидирующие позиции. Обезболивающее зелье Мероны из деревянной баклажки здорово выручало, но и его не получится растянуть, как оптимизм, от которого уже подташнивало. Нудное путешествие изредка разнообразили спуски в ямы, перед которыми семафорила Рах. Или заковыристые изгибы стенок с острыми краями. Пару раз я прилегла подремать, но мой цербер не позволял расслабляться.

Состояние отупения приходило раз пять или двенадцать. Истеричное веселье только разок, страх ни разу, а злость дважды, когда я особенно чувствительно не вписалась в поворот. Благополучно избежала только отчаянье. Когда мы выкатились в громадную пещеру с красивым озером посередине, о ней я догадалась лишь по внезапной слепоте, подаренной тускловатым, но всё же настоящим светом.