Разбитое зеркало

Глава двенадцатая

На границе Драммондвилля стояло старое здание школы, состоявшее из одной комнаты. Пятью годами раньше оно находилось за пределами города — в глуши, а пятью годами позже щупальца города втянут его внутрь.

Драммондвилль располагал собственным университетом, конечно, не имеющим ничего общего с университетом в Калумне. Он отнюдь не был идеальным объектом, не то что обувная мастерская в Калумне. Университет располагался отнюдь не в центре, да и не имел должных размеров. Все это, действительно, подходило только для того, чтобы начать дело.

Роман однажды уже проходил этот этап. Во второй раз он действовал быстрее и не с такими затратами. Теперь уже был некто, работавший вместе с ним, причем также упорно, как и он сам.

По крайней мере, именно это он сказал Портии. Ей Роман объяснил, что выполнение различных мелких заданий и поручений, в чем убедился сам, имеет для дела столь же большое значение, как и тот тяжелый труд, которым занимался он.

Почему же она не верила ему?

Почему у Портии было ощущение, что Роман относится к ней как к прилежному, но несмышленому младшему брату?

Младшему брату? В любом случае это уже была перемена. Она так упорно трудилась в период его «замкнутости», чтобы между ними возникло что-то типа взаимоотношений. Все началось с чувства вины и жалости. Ее чертова сестрица полностью разрушила жизнь этого замечательного человека, и Портия твердо решила возместить хоть часть этого ущерба. Она пыталась залечить ту «трещину», которая из-за Оливии прошла через их семью, разве не так? Роман был тем раненым, которого она могла излечить. Это было то, о чем она думала.

Сестра милосердия Портия была готова прийти на помощь с лекарством человеческого общения и предложением исцеляющей дружбы.

Но теперь что-то изменилось. Она пала жертвой типичного для сиделки греха — позволила возникнуть чувству к пациенту.

В ретроспективе опасности, таившиеся в ее исходном благотворительном плане, становились очевидными. Она сама была чудовищно одинока. Может быть, именно поэтому она оказалась столь чувствительна к его одиночеству. Портия потеряла свою семью и все, что с ней связано, за исключением сестры, которую одну она хотела бы любить. В колледже у нее никого не было. Были подружки, но ее богатство отдалило их. Никаких приятелей. Студенты мужского пола численно превосходили женский в соотношении четыре к одному Даже дурнушки имели возможность выбора, а Портия не была столь глупа, чтобы считать себя некрасивой. Однако и здесь имелась проблема. При столь широком выборе представителей мужского пола и столь сильных желаниях, живших внутри нее, Портия знала, что стоит попробовать всего лишь одно «блюдо», и она не сможет остановиться. У нее могло возникнуть непреодолимое желание отведать их все.

Существовало только две возможности: либо — все, либо — ничего. Она выбрала «ничего».

Итак, одиночество и усиливающееся чувство собственной сексуальности и вины, поскольку это именно ее семья уничтожила Романа. И, возможно, отчасти чувство ненависти.

Возможно? Вздор! Взгляни, Портия. Ты обижалась на свою старшую самовлюбленную сестру с тех пор, как Оливия разлюбила папу, убив его, и тебя — обожающую ее младшую сестру, и всех остальных. Портия ощущала, что в Оливии, где-то в глубине, колышется океан страсти. Однако она хранит его только для себя.

Не ощущала ли Портия некую скрытую, запретную дрожь, когда надменная, самовлюбленная, превосходившая ее красотой Оливия оказалась изуродованной? Не было ли это источником чувства вины? И не ведет ли чувство вины по отношению к кому-либо к возникновению ненависти к этому же человеку? Психоз высшей степени, а может быть, и правда.

И не влекло ли ее к Роману частично из мести? Мести Оливии? Из всех мужчин, с которыми Оливия скверно обошлась, Роман казался единственным, кто ближе всех подошел к тому, чтобы пробудить в ней подлинное чувство. Если женщина стремится отомстить сопернице, похитив у нее мужчину, то из всего, что смогла найти Портия, Роман лучше всего походил на того, кого можно было назвать «мужчиной Оливии».

И по мере того, как лед Романа таял, Портии это удавалось все лучше.

То ужасное воскресенье. Какой идиоткой она была. Как могло прийти в голову, что сдержанность мужчины можно разрушить, предлагая ему бледное подобие былой любви? То, что она прибегла к такой глупости, в какой-то мере показывало, сколь глубоко коренилось в ней ощущение, что она вечно пребывает в тени Оливии.

От пациента к возможному любовнику, а затем к старшему брату — это уже некоторый прогресс. Если бы она могла дать этому развиваться дальше — к любовнику, может быть?

Кто-то же был любовницей Романа? В этом Портия не сомневалась. Она все еще придерживалась своего раннего диагноза, согласно которому только в нежных, но страстных руках некой счастливицы Роман смог бы избавиться от дьявольских чар Оливии, завладевшей им.

Он нашел избавление, следовательно, существовала и женщина. Но ею была не она. Это была не та, которая должна была бы находиться на этом месте. Не Портия являлась той женщиной.

Она была рада за него. Конечно, она радовалась. Но Портия смогла бы лучше другой извлечь те ядовитые стрелы, которые Оливия оставила в сердце Романа. Она могла бы сделать это лучше любой иной женщины. В этом Портия была уверена.

Свой шанс она упустила. Другого, возможно, никогда и не представится. И все же, если он когда-либо появится, она будет рядом, чтобы не упустить его.

Все были заняты тем, что двигали огромный холодильник, когда посыльный шерифа привез судебный приказ.

«Запрещается продолжение противоправной деятельности», — гласил он. В нем также говорилось о предстоящих слушаниях, на которых должны быть представлены доказательства.

— Что это означает? — обратился Роман к Портии.

— Моя дорогая сестрица. Она заставила Дэрнинга заполучить судебный запрет. По ее словам, наш ресторан представляет собой копию принадлежащего ей. Она обвиняет нас в «нарушении ее прав».

— У нее получится?

— Если бы это было так, то у нее могло бы получиться. В конечном итоге мы, возможно, выиграем.

— В конечном итоге?

— Такие вещи иногда тянутся годами. Могут потребоваться заключения специалистов и всякая тому подобная чепуха. Не так уж мы похожи на ее ресторан, чтобы она выиграла. Уверена, Дэрнинг ей об этом говорил.

— Тогда почему же она начинает?

— Расходы и время. Она способна раздеть нас до нитки. Мы можем остаться без денег, а у нее их много. Если бы ей удалось остановить нас на достаточно долгое время, она, возможно, нашла бы собственное место в Драммондвилле. Она может помешать нам открыться первыми. Тогда у нас не будет возможности конкурировать. Для двоих город слишком мал. Словом, она способна причинить нам ущерб и ободрать нас как липку.

— Так мы не можем выиграть? Даже если мы правы, она окажется победительницей? И это справедливость?

— Нет, но это судебное разбирательство. Если бы кто-нибудь собрался создать сеть пиццерий и назвать ее наподобие «Домино», да еще использовать те же цвета и схожие символы, что, ты думаешь, предприняло бы «Домино»? И кто смог бы у них выиграть?

— Мы можем все здесь совершенно изменить. Я могу предложить кое-что новое…

— Нет, мы победим эту сучку ее же оружием.

— Но ты сказала…

— Может быть. Если сумеем продемонстрировать… Она что-то как-то сказала Дэрнингу… Я слышала. Мне довелось быть на открытии — это было еще в то время, когда я думала, что Оливия может остановить свою вендетту в отношении тебя. Дэрнинг чем-то хвастался перед ней, а она не опровергала. Хороший юрист…

— Юрист. Но, Портия, ведь ты же наш юрист?

— Пока еще нет. И еще два года не буду им. Для того, что нам требовалось до сих пор, я подходила, но опровергать «судебный запрет»…

— Я хочу, чтобы это сделала ты, Портия. Я верю в тебя.

— Ты веришь женщине?

— Портия, я верю тебе! Разве ты не этого хочешь?

И все же его вера в нее только в силу того, что этого хотелось ей, была не совсем истинной причиной, но она отшутилась.

— Ну а цена подходящая? Спасибо, Роман. Я сделаю.

Слушания проходили в задней комнате здания суда Ридж-Ривер, Все выглядело не слишком внушительно, но ведь это был не суд, а всего лишь слушания. Никого не собирались штрафовать на двадцать долларов за превышение скорости или припугнуть за избиение старой женщины. На карту оказались поставленными всего лишь все, до последнего пенни, деньги Портии и шанс Романа на нормальную жизнь.

Председательствовала судья Элизабет Мичам. Она была женщиной и черной, а кроме того, славилась своей принципиальностью.

Итак, белая женщина против белой, утешала себя Портия. Судья, который еще верит в подлинную справедливость, может для нее оказаться преимуществом.

Оливия не появилась. Может быть, из-за того, что после несчастного случая она избегала оказываться в центре внимания или из-за того, что она считала эти слушания всего лишь увертюрой к длинной и скучной опере. Вероятно, она намеревалась появиться в финале.

Первым со своими фактами выступил Дэрнинг. Теоретически, если бы судья почувствовала, что Дэрнингу не удалось «сделать» дело с первого раза, она могла бы, по крайней мере, снять «судебный запрет». Такие случаи бывали. Портия могла привести по меньшей мере два примера.

— Недвижимость, о которой идет речь, это переоборудованное старое здание, как и у моего клиента, — заявил Дэрнинг. — Ведущееся сейчас внутреннее оформление представляет собой, как и у моего клиента, многоуровневый зал. Зарегистрированное мисс Портией Бостон название «Стейк сейчас» является явным заимствованием названия «Бифштекс вашего будущего», принадлежащего моему клиенту. Предлагаемое меню в основном совпадает с меню моего клиента, отличаясь лишь на пенни, и придерживается той же политики «одной цены». Сейчас, ваша честь, каждый из этих факторов, взятый в отдельности, не составит посягательства, но взятые вместе — в совокупности с еще одним важнейшим фактором — они с полной очевидностью продемонстрируют дешевую попытку воспользоваться преимуществами имени, которое мой клиент усердно создавал своими ресторанами, годами тяжелого труда и крупными инвестициями. В результате в будущем моему клиенту будет нанесен серьезный финансовый ущерб.

Судья Мичам наклонилась вперед

— Не держите нас в неведении. Что это за важнейший фактор?

— Ваша честь, мой клиент знаменит — на этом фактически построен весь ее бизнес — маринадом, секрет которого держится в тайне. Насколько я понимаю, мисс Портия Бостон намерена использовать в основном упомянутый маринад. Ваша честь несомненно знает, что сохранить рецепт в тайне практически невозможно, и данный случай не является такой попыткой. Однако использование того же самого маринада в сочетании с остальными факторами представляет, с моей точки зрения, очевидное нарушение деловой практики.

Судья повернулась к Портии.

— Вы представляете сами себя? — спросила она.

— Да, ваша честь.

— Вы, даже несмотря на то, что еще не принесли присягу, конечно, знаете о правиле, которого должен придерживаться юрист, представляющий самого себя. Тогда почему же?

— Ваша честь, если я отвечу на этот вопрос, меня могут обвинить в том, что я, ссылаясь на бедность, пытаюсь завоевать симпатии суда.

— Что вы с успехом и сделали, — проворчала в ответ судья Мичам. — И каковы ваши опровержения?

— Если позволите, ваша честь, я буду рассматривать утверждения моего уважаемого оппонента одно за другим. Это правда, что мы переоборудуем старое школьное здание, но оно едва ли напоминает здание заброшенной обувной мастерской. Однако разве половина всех ресторанов в Ридж-Ривер не располагаются в переоборудованных помещениях? Оформление у нас и в «Бифштекс вашего будущего» это то, что часто называют «текс-мекс» и едва ли его можно назвать редко встречающимся. Многоуровневый эффект? Это мода, ваша честь, и не более того. Это просто эффективное использование пространства. Что же касается структуры цен — цены устанавливались, исходя из затрат. Цены на «Шато бриан» везде практически одинаковы, где бы вы его ни заказали. Название? Название «Стейк сейчас» — зарегистрированная торговая марка. Если бы оно представляло собой посягательство, то в регистрации должно было бы быть отказано. Одна цена? Мы будем предлагать только одно блюдо. Как же тогда может меняться цена? Что касается «тайны маринада», на чем мистер Дэрнинг, как кажется, строит все дело, то могу ли я, ваша честь, задать мистеру Дэрнингу вопрос?

— Не вижу причин для отказа.

— Мистер Дэрнинг, могу ли я спросить вас относительно происхождения тайны маринада? Моя сестра никогда не была хорошей хозяйкой. Не взяла ли она рецепт маринада из кулинарной книги?

— Конечно, нет.

— Тогда откуда?

— Я думаю, что на этот вопрос может или должен отвечать только мой клиент.

— Но мистер Дэрнинг, разве не вы как-то хвастались относительно происхождения этого секрета? Я не ищу устных доказательств, я просто прошу вас повторить нам, не заверяя в точности повторяемых слов, то, что вы уже публично однажды сказали.

— Мистер Дэрнинг? — обратилась к нему судья Мичам.

Дэрнинг передернул плечами:

— Ну, его происхождение не представляет собой секрета. Мисс Оливия Бостон сообщила мне, что рецепт маринада был ей передан ее дорогой покойной матушкой.

— В завещании нашей матери не было никакого упоминания о маринаде, мистер Дэрнинг, не так ли? — спросила в свою очередь Портия.

— Разумеется, нет. Если я правильно помню, согласно завещанию все движимое и недвижимое имущество должно было быть разделено поровну… — Дэрнинг смолк.

— …между двумя ее дочерьми — между Оливией и мной, — закончила за него Портия.

— И вы говорите, мистер Дэрнинг, — вступила судья Мичам, — что успех вашего клиента в значительной степени основывается на секрете этого маринада?

— Да, но не только…

— Но, как оказывается, эта молодая леди имеет вполне законные права на него. В этой ситуации, мистер Дэрнинг, как мне кажется, мисс Портия Бостон вполне может возбудить обоснованный иск о том, что имеет законное право на рестораны Оливии Бостон. Она, безусловно, имеет право коммерчески использовать наследство своей матери, причем точно такое же право, каким располагает Оливия Бостон. Я объявляю судебный запрет против «Стейк сейчас» мисс Портии Бостон и других владельцев — аннулированным.

Решение суда Роман Смит мог прочитать на лице Портии, когда она вышла из комнаты, где проходили слушания. Он бросился к ней и заключил ее в объятия. В удивительно крепкие, черт бы их подрал, братские объятия.