Камилла купила дом в одном из северо-западных предместий Ридж-Ривера. Основная магистраль в направлении Драммондвилля проложена так, что изгиб реки и крутой размытый обрыв остаются в стороне.
В нескольких милях от города начинается 16-я дорога, называвшаяся раньше Ривер-роуд. Она идет по высокому берегу реки, так что с нее открывается прекрасный вид. В тех местах в годы сухого закона некий контрабандист выстроил себе шале, наподобие швейцарского. Дом стоял на скалах, одной стеной упираясь в каменистый склон. Вдоль трех других стен шла деревянная застекленная галерея. В доме было двадцать семь комнат, из окон и, конечно, с галереи вся местность внизу великолепно просматривалась, виден был каждый грузовик, въезжавший в город и покидающий его. А в бинокль хозяин следил за крутым склоном и серпантином дороги, так что всегда был готов к встрече гостей, как званых, так и незваных.
Дом был куплен через фирму Портии Бостон, правда, дела велись ее партнерами. Бывая в их конторе, Камилла намеренно старалась не встречаться с Портией.
Камилла наняла художника по ландшафту и дизайнера, мастера по интерьеру, а штат прислуги составили горничная, экономка и садовник, выполнявший также мелкие поручения.
Заплатив энную сумму, Камилла вступила в местный клуб, где обычно не бывало вакансий, принимала участие в благотворительных мероприятиях в поддержку культурной программы города. Никто из служащих контор и магазинов, где ей приходилось часто бывать, не замечал никакого сходства между Оливией и Камиллой.
Ей понадобился почти год, чтобы стать своим человеком в местном обществе. Но спешить было некуда. Жажда мести — холодной мести — хорошо сохраняется.
Камилла наняла частных детективов, которые еженедельно присылали ей по почте свои донесения.
Роман не курил, не употреблял наркотиков, а спиртное — очень умеренно. Два раза в неделю, по понедельникам и пятницам, он отрабатывал в местной закусочной. Он бессовестно заигрывал со своей хорошенькой хозяйкой или с видными посетительницами, но до постели вроде бы не доходило.
За полгода Роман трижды обедал с Холли Колдер, женщиной, занимавшейся его рекламными делами, но всегда они расходились в разные стороны или уезжали на разных машинах.
Портия работала. Она использовала оборудование, установленное на четвертом этаже своего дома, — не только своего, но и Оливии, черт побери! Там, в уединении, она жила скрытно, незаметно. Наверное, она голая занималась упражнениями перед зеркалом Оливии! А вдруг у нее тоже появилась «зеркальная подружка»?
Портия входила в три разных благотворительных общества. Спортом не занималась. Каждую субботу по утрам ее видели в Центральной городской библиотеке, откуда она редко выходила меньше, чем с шестью книгами.
На всех светских раутах ее бессменно сопровождал Рикки Трюс, ее младший партнер, получивший «повышение» после предательства Оливии. Но заподозрить роман между ними было трудно.
Похоже, в жизни Портии мужчин вообще не было. Клод Рамурж, помощник местного прокурора, несколько месяцев ходил по пятам за Портией, но она загоняла его настолько, что он сдался.
Портия никогда не появлялась в Драммондвилле, Роман никогда не приезжал в Ридж-Ривер.
Некоторые животные трусливы и осторожны. Особенно опасные хищники!
Камилла позвонила своему детективу. Прежним голосом Оливии она сказала:
— Есть мнение, что Роман Смит имеет доход около тысячи долларов в неделю. Соответствует ли этому его образ жизни?
— Э-э-э…
— Я хочу, чтобы вы это выяснили. Пусть ваши люди проверят. Что он покупает, на что тратит каждый пенни? Мне нужен еженедельный итог. Ясно?
Если бы даже она смогла доказать, что его доходы выше заявленных, и если бы с него в судебном порядке взыскали несколько тысяч, все это были бы лишь цветочки. Но все же лучше, чем ничего. Никогда не помешает раздразнить немного себе аппетит перед основным блюдом.
На своем восьмицилиндровом «Бристол Брайгэнд» Камилла прибыла в Ридж-Ривер, остановив машину у офиса Портии.
Секретарша Стефани сообщила Камилле:
— Мисс Бостон задерживается в городском суде. Мне очень жаль. Вашего имени нет в ее книге предварительной записи. Может, вам стоит обратиться к мистеру Трюсу?
Удобно расположившись в мягком кресле, Камилла положила ногу на ногу, расправила юбку и сказала:
— Все в порядке, спасибо. У нас не было никакой договоренности. Я случайно здесь в городе. Знаете ли, магазины… Вот и зашла. Если это удобно, я подожду ее возвращения.
— Кофе? — предложила Стефани и, определив акцент, с которым говорила Камилла, добавила: — Или чай?
— Чай? — Камилла подняла глаза. — У вас китайский или английский?
— Боюсь, что только растворимый.
— Растворимый чай? О небо! Нет, благодарю вас.
Камилла взяла журналы. «Куин» из Англии, другие журналы… «Ройалти тудей», «Харперс», «Кантри лайф», «Стейтли хоумс»… Портия не очень-то изменилась. Все те же монархические причуды. Все та же страсть к «вывескам» и названиям. Если уж есть у девушки слабость…
Камилла встала. Дело было сделано. Это было как внезапно пришедшее вдохновение. Она покончит с ними одним ударом.
— Знаете ли, я, пожалуй, не буду больше ждать. Я вспомнила об одном деле — надо еще кое-что купить.
— Может быть, вы оставите записку?
— Записку? Для мисс Бостон? — улыбнулась Камилла. — Скажите ей просто, что заходила Камилла Янус, хорошо? Скажите ей, что мы с ней обязательно еще встретимся — и скоро.
Камилла Янус прибыла в международный аэропорт Лос-Анджелеса, арендовала там розовый сверкающий «Рэндж-Ровер». Вообще она не любила скоростные магистрали. Очень трудно оценить высоту местности, находясь на многополосной автостраде. А жизнь на Западном побережье совершенно другая, чем на Восточном, несмотря на внешнее сходство.
Она ехала через Беверли-Хиллз, среди французских магазинов и салонов, среди безумных дворцов и памятников безумцам на Сансет-бульваре. Здесь и дальше, в Пасифик-Пэлисэйдс, обитали белоснежные «роллс-ройсы» и бежевые «мерседесы». Малибу можно назвать американскими Каннами, совсем как на картине Сальвадора Дали в раме, сделанной Гуччи.
Камилла заказала кофе по-турецки и шоколадный кекс. Место было так похоже на Тару из романа Митчелл! «Унесенные ветром» встречаются здесь с «Волшебником из страны Оз». Она поселилась в гостинице. Утопая в мягком ковре, она медленно подошла к зеркалу и поговорила с другой Камиллой — там, в комнате с пятью хрустальными подсвечниками и с ванной под мрамор. Затем она отправилась спать.
На завтрак Камилла заказала только фрукты, а еще попросила принести ей номер газеты «Адвокат». Днем она совершила набег на порнографический кинотеатр для гомосексуалистов. Сидя среди них, она наблюдала и делала кое-какие записи. Потом она составила себе расписание на следующие три дня, распределив встречи с шестью агентами. Все они специализировались на создании особого рода фильмов, которые за один день снимают в частных домах. Полуторачасовой такой фильм обходится дешевле, чем тридцатисекундный рекламный ролик на телевидении. После первой встречи, не имея в тот день больше никаких дел, Камилла отправилась пообедать в «Ма-Мэзон» в местечке Мелроуз. И была дважды разочарована. «Ма-Мэзон» даже близко не выглядел так, как она ожидала, более того, ее не пустили туда без предварительного заказа даже за пятидесятидолларовую бумажку.
Подавленная и разозленная, Камилла позволила себе стать снова «немножко Оливией» и отправилась к «Фредерику» на Голливуд-бульвар. Позднее у нее остались смутные впечатления о бело-розово-пурпурном строении с сотней зеркал внутри.
Зеркала придали ей силы. Девушки, притаившиеся в них, оборачивающиеся, разбегающиеся десятками тысяч в разные стороны и наконец уходившие в Зазеркалье, заставляли Оливию и Камиллу постоянно приезжать сюда. Здесь была страна зеркал. Самое удивительное, что все эти надменные и дерзкие зеркальные обманщицы были совершенно не похожи на Камиллу. Одинаковыми были лишь волосы и смеющиеся голубые глаза.
Счет составил более двух с половиной тысяч долларов. Камилла не могла с уверенностью сказать, что же было приобретено. Она никогда не интересовалась личными делами своих неразборчивых «приятельниц» из Зазеркалья.
Нужного человека Камилла нашла только через два дня.
Сай Мэрэк держал «контору» в одном из бездействующих магазинов. Это заведение было из числа тех, что открываются в десять вечера и до четырех утра торгуют кокаином по пятьдесят долларов за дозу. Сай Мэрэк рассказывал:
— Конечно, он может говорить как настоящий англичанин. Хорошо говорить, как вы. Трент Гэллоуглас мог бы стать настоящим артистом, если бы захотел. В нем был шик. На него обращали внимание. Сейчас все иначе. Все это видно на фотографии. И ведь ни капли честолюбия. Если бы он так не опустился, я бы мог что-то из него сделать… Впрочем, вряд ли он подойдет вам.
— Почему же?
— Он больше никуда не годится.
— Почему?
— Да кто же будет с ним иметь дело? Теперь такие времена настали, что без отрицательного анализа крови с тобой не разговаривают. Особенно с гомосексуалистами.
— А этот Трент Гэллоуглас…
— Да, у него большой жирный «плюс». Жаль. Издержки профессии. Мы лишились одного из лучших. Грустно, очень грустно.
— Насколько тяжело болен Гэллоуглас?
Сай раздавил только что начатую сигарету в пепельнице.
— Пока особенно не заметно, почти не заметно. Во всяком случае, когда я в последний раз видел его. Но он точно попался. Работать больше не сможет.
Камилла положила на стол две сотенные бумажки.
— Где я могу разыскать его?
Это была первая за несколько последних недель женщина, перешагнувшая порог кафе «Криско» на бульваре Санта-Моника. За стойкой хозяйничал розовощекий блондин в ковбойском костюме, в блестящих белых штанах с черным кожаным ремнем. Он показал в сторону темноватого незаметного закутка.
— Гэллоуглас? Трент Гэллоуглас?
Трент даже не поднял глаз от своей чашки с остывшим кофе. Не выпустил он и руку потасканного, обкуренного и одурманенного мальчика.
— Гэллоуглас умер, — сказал он.
Камилла устроилась напротив.
— Может, организуем спиритический сеанс? — предложила она.
— Он не разговаривает с живыми.
Камилла положила перед собой сотенную бумажку, до поры прикрыв ее рукой.
— Леди желает что-то приобрести?
— Сначала поговорить. Вопрос-ответ.
— Ладно, только не ждите обходительности.
— Почему же так? — Камилла выпустила банкноту из-под руки.
— Ему не нравятся почтенные граждане. Ему никто не нравится, но эти — особенно.
— Ненавидите все и вся, а, Трент?
— Пожалуй, так.
— Значит, вы сейчас не у дел, верно?
— Да это всяк знает.
— А как, на что вы живете? У вас есть сбережения? Карьера позволяла откладывать?
— Карьера? — фыркнул Трент. — Карьера! Выделываться перед камерой? На этом много не наживешь.
— Тогда чем же вы живете?
— Любовью и ненавистью.
— Вы кого-нибудь любите?
Трент поглядел по сторонам, положил руку на плечи своего спутника.
— Что, плохи дела? — спросила Камилла без малейшего намека на сочувствие.
— Некоторые его привычки дорого обходятся, — кивнул Трент. — Он долго не протянет. Меня тоже на сто лет не хватит, но ему осталось совсем мало. Я хочу хоть как-то скрасить его дни.
— Кто же из вас осчастливил другого такой наградой? — поинтересовалась Камилла.
— Какая разница? Может, ему попался «не тот» шприц, а я его потом взял. А может, мне попался «не тот» дружок или я кому-то попался. Меня все это уже не интересует. Умираем потихоньку.
— Это любовь. А где же ненависть?
— Мне хочется только одного — влепить бейсбольной битой по морде всему человечеству.
— Ну и ну! Какие мы страшные! Какой задор! И как же вы думаете осуществить свою мечту?
Трент пожал плечами:
— Осуществить?
— А ведь я могла бы помочь
— Вы уже потратили свою сотню, мадам. Хватит.
Камилла открыла кошелек и вытащила пачку денег.
— Три, четыре, пять. Будете теперь слушать?
Трент взглянул на своего друга, потом снова на Камиллу и кивнул.
— Твой друг не очень-то любит поболтать, — заметила она.
— Ему не по себе. Говорите со мной.
Глубоко вздохнув, Камилла начала:
— Вы ведь ненавидите всех «чистых»? Безоговорочно?
Уголок его рта дрогнул:
— Мать Терезу, Папу Римского, мисс Америка, вас, вашу семью, мою семью и так далее.
— И без колебаний могли бы напакостить любому из них?
— Я не наемник и не убийца. Мне для таких дел наглости не хватает.
Глаза Камиллы сузились
— Какая досада. А ведь вы могли бы совершить великолепное убийство. Вы ведь живое оружие, которому стоит только выстрелить.
Трент откинулся на спинку стула.
— Мне кажется, это не совсем так, — сказал он. — А вы ведь что-то задумали, милая леди. Вы застали своего муженька за «играми для мальчиков», он выставил вас, обобрав до нитки, и теперь — возмездие?
Камилла пропустила его речи мимо ушей.
— У меня есть еще три вопроса к вам, — продолжала она. — Первый: вы всегда говорите на этом безобразном наречии или вы все же владеете нормальным человеческим языком? Скажем, таким, как у меня?
Трент расправил плечи.
— Дорогая моя, — продекламировал он с оксфордским выговором, — позвольте довести до вашего сведения, что сладкозвучный мой голос украшал лучшие гостиные на всем пути от Содома на востоке до Гоморры на западе.
— Значит, неотесанным чурбаном вас не назовешь?
— Мне удалось избежать образования в лучших учебных заведениях, но все же в периоды между исключениями оттуда… Если бы моя склонность к «факультативным занятиям» с младшими товарищами не вышла наружу, кто знает, может, у меня вместо «ничего» было бы «что-нибудь».
— Над акцентом мы поработаем, но пока годится и так. Вопрос второй. Предположим, вы заражаете кого-то еще, кто в общем-то вам зла не причинял. Как насчет угрызений совести?
— Никак. Малодушие иногда путают с высоконравственностью, но ко мне все это отношения не имеет, уверяю вас.
— Третий вопрос. Хотите ли вы материально поддерживать вашего друга и его дорогостоящие «склонности»? Поддерживать настолько долго, насколько его хватит?
— Это стоит денег, немалых денег.
— Речь идет о пятистах тысячах долларов.
Трент прикусил губу.
— Полмиллиона? Мадам, с такими деньгами мы оба можем умереть счастливыми.