Разбитые. Как закалялась сталь

Глава 22. Месть сладка

Я вернулась из ада, из боли, из горечи, нелюбви. Собирать себя по кусочкам, заживлять всё то, что кровит. Возвращать, что утеряно, что раздарено, что отдано просто так. Я вернулась оттуда, где царствуют грязь и мрак.

Я вернулась поломанной, раненой, вывернутой, пустой. Здесь июнь розовеет закатомнад буйной моей головой. Здесь цветы опьяняют, вечернее солнце листву золотит. Я вернулась к ним из кошмара, истерик, вранья и обид. Половины меня не осталось, половина теперь мертва: перемолота, искалечена, пропущена сквозь жернова. Бледнолицая рыжая девочкас костром в молодой груди — я дарю ей новую плоть, и имя, и оно, будто лес, гудит. Полина Шибеева

Каждую чёртову ночь она просыпалась от холода и не могла пошевелиться. Как будто её что-то держало, но прикосновений всё так же не было. Ощущение беспомощности каждую ночь знатно калечило Николь. Хотя, возможно, это и недосып. А возможно и всё вместе.

Однако этой ночью Рейнер резко осознала, что может двигаться. Но холод до сих пор оставался в комнате. Это что-то оставалось в комнате.

Послышались голоса за дверью. Такое чувство, будто они специально топтались около двери, чтобы разбудить всех в комнате. Но раздражало это, видимо, только Николь.

Затем послышался стук, и девушка пошла прямиком к двери, чтобы обругать тех, кто потревожил её и без того паршивый сон, ведь принимать зелье этой ночью она не стала — боялась увидеть галлюцинацию, в которой её снова будут называть убийцей. Вот только в этот раз это будет делать её отец.

За дверью стоял профессор Снейп. Бледный и мрачный, как обычно, но его голос не был таким, как на парах: как будто он наконец-то начал проявлять чувства. И сейчас это было сожаление. Мужчина предложил когтевранке спуститься в гостиную, чтобы спокойно поговорить, не опасаясь лишних ушей. Когда Николь вышла за ним и села на диван, директор остался стоять.

— Я думаю, ты уже слышала. Твой отец мёртв, — безо всякой подготовки сказал профессор, взглядом подмечая любое изменение в поведении ученицы.

— Слышала, — сухо отмахнулась Николь.

— Мне жаль, — глухо произнёс он такую привычную, но глупую фразу. Будто ей должно стать легче от этих слов.

— Спасибо, — апатично отозвалась девушка.

— Завтра состоятся похороны. Там будет твоя мать и знакомые твоего отца. Никто из пожирателей не объявится, можешь не беспокоиться по этому поводу. Ты можешь взять с собой кого-нибудь, но только одного человека. Не нужно вызывать суматоху, — объяснил Северус, заметив вопрос в глазах когтевранки.

— Хорошо, я попрошу Драко, — её голос снова был безжизненным. — После похорон я могу забрать мать?

— Нет.

— Почему?

— Это опасно. Её могут найти в любое время, а ты не сможешь о ней позаботиться должным образом.

— Это моя мать! — ледяным голосом сказала Николь.

— Ты вернёшься в Хогвартс, а кто позаботится о ней?

В словах профессора была логика, и Николь не могла этого отрицать, но сдаваться так просто она не была намерена.

— Почему Вы помогаете нам? Разве это не в Ваших интересах — убить всю мою семью?

— В моих интересах защитить учеников школы, а если твоя безопасность будет зависеть от безопасности твоей семьи, то защитить и их, — спокойно отозвался Снейп. — Николь, тебе нечего бояться. Ты сможешь навещать мать.

— Ладно, — буркнула Рейнер, однако не согласилась со словами профессора до конца. Просто не стала спорить. Не в том состоянии.

— Отлично. Тогда завтра жду тебя и Драко в своём кабинете в 9. Да, и, Николь, — Северус обратил внимание ученицы на себя, — не наделай глупостей.

Когтевранка бросила на профессора тяжёлый взгляд и, попрощавшись, пошла в свою комнату, так ничего и не пообещав.

Говорят, что настоящее осознание потери приходит уже после. Вот, видишь бездыханное тело родного человека, понимаешь что он умер, льешь слёзы, бьешься в истерике так, словно это поможет, вот-вот он встанет, он обязательно поднимется. Но тело всё лежит, спокойное и не реагирующее.

Плакать у Николь не получалось, и на похоронах она боялась вызвать осуждение, если глаза останутся сухими. Мама, которая рыдала с самой первой минуты, проклинала пожирателей смерти самыми дикими словами, принимала соболезнования друзей и знакомых, заполняла собой всё звуковое пространство, а Николь даже моргала втрое медленнее обычного — кажется, именно это и называют ступором.

Девушка смотрела, как закрывали гроб, как плакала мама, как качал головой Драко, которого Никки умоляла пойти вместе с ней. Хотелось просунуть руки под тёмную крышку и не дать ей захлопнуться, но Рейнер всё стояла и смотрела. Смотрела на то, как гроб опускают в землю.

И лишь потом пришло осознание, что он не просто умер. Смерть — это что-то абстрактное, мёртвым внутри можно быть и оставаясь живым.

Его больше нет.

Сначала казалось, что он просто вышел за дверь. Вот она откроется и Николь кинется отцу на шею, обнимая и спрашивая: отчего так долго?

Но его всё не было и больше никогда и не будет. И вот когда она осознала это, в груди появилась тягучая тоска. Тупая боль словно разрывала сердце на куски, и от неё никак не избавиться. Ни один отвар целебных трав не способен её усмирить. Боль тянула ко дну тяжёлым камнем, боль убивала, боль душила. И никто не мог ей помочь…

На плечо опустилась мужская рука, некрепко сжимая его, и Николь подняла свою ладонь и коснулась пальцев Драко, испуская тихий вздох. Именно так умирает надежда. Надежда на лучшее будущее. Надежда на то, что там, впереди, ждёт что-то хорошее и светлое. Но Рейнер знала, что для неё ничего светлого не уготовано.

— Ты хорошо держишься, — услышала она голос Малфоя и невесело улыбнулась. В её глазах плескалось отчаяние, но Драко этого не видел, стоя за спиной девушки. Николь лишь крепче сжала его ладонь на своём плече.

Сабрина Рейнер готова была лечь в могилу вслед за мужем. В один день она лишилась почти всего — любимого и улыбки дочери. Женщина не помнила, когда последний раз видела девочку счастливой, а глядя на неё сейчас вообще сложно было поверить, что Николь умела улыбаться. Миссис Рейнер не знала, что ей делать дальше. Она была растеряна и убита горем, а на лице Николь не проскользнуло ни единой эмоции.

— Миссис Рейнер, — окликнул её юноша, который несколько минут назад стоял рядом с её дочерью, — примите мои соболезнования. Я думаю, Вы понимаете, что возвращаться домой опасно. Профессор Снейп говорил Вам остаться на том месте, где Вы скрываетесь сейчас, но я не согласен. Я предлагаю Вам другой вариант.

— Ч-что? — Сабрина видела блондина смутно, перед глазами всё плыло.

— Я обеспечу Вам безопасность, если Вы согласитесь пойти со мной. И в целях этой же безопасности, Вашей дочери лучше не знать, где именно Вы будете скрываться.

— Почему? Никки должна знать… — растерянно произнесла женщина, вытирая слёзы.

— Если Николь будет знать Ваше местоположение, случившееся может повториться.

— Она в опасности? — Сабрина широко распахнула глаза.

Да. Зная, что она задумала, не уверен, что смогу защитить её.

— Нет, конечно же нет, — мастерски соврал Драко, выдавив улыбку. — Но в опасности Вы. Именно поэтому позвольте мне помочь Вам. Мне можно доверять. Николь мне доверяет, — добавил он, зная, что мать доверится только человеку, которому доверяет её дочь.

— Х-хорошо, — заикаясь согласилась Сабрина и взглянула на свою девочку. Никки обнимала себя за плечи, а холодный ветер развевал её русые волосы. Было в этой позе что-то неуловимое. Какое-то ощущение беспомощности. Обречённости.

Малфой удовлетворённо выдохнул, благодаря Всевышнего за то, что мать не такая упрямая, как её дочь. Будь у Сабрины характер Николь, ему битый час пришлось бы доказывать ей свою правоту. И не факт, что доказал бы.

Драко поймал взгляд когтевранки и захлебнулся от той боли, которая исходила от неё. Казалось, что совсем скоро Никки устанет сражаться и проиграет в схватке со своими чувствами, позволяя боли растоптать её полностью. Малфой опасался, что Николь уйдёт вслед за отцом.

А она, признаться честно, подумывала об этом.

Он просчитал всё. Каждую деталь, каждую секунду, каждый взмах палочки, всё, что он будет делать и говорить. Драко планировал это несколько недель и сейчас был готов, как никогда. Необходимость этого пришла к нему в ту же минуту, когда он увидел тёмные круги под глазами подруги, рассказавшие ему о её бессонных ночах, разбитые костяшки рук, которые означали, что она нещадно лупила стену, выплёскивая все эмоции, нездоровую бледность её кожи и пропавший напрочь аппетит. Именно в ту самую минуту Драко понял, что не может оставаться в стороне. Он обязан был что-то предпринять. Ему понадобился целый день, чтобы решиться на то, что он собирался сделать. Ещё день Малфой потратил на то, чтобы переубедить себя. В конце концов, обозвав себя трусом, слизеринец решил, что не имеет права повернуть назад.

Она бы сделала для него то же самое.

Он точно знал, что в этот день они будут сражаться с очередным отрядом авроров на юге Солсбери. Проникнуть на поле боя, спрятав лицо под маской пожирателей, оказалось не сложно. Отражать все удары противника — тоже. Он ждал развязки этой битвы и собирался быть в первом ряду зрителей. Точнее, быть единственным зрителем и участником одновременно.

Драко подмечал всё. Он следил за фигурой женщины, облачённой в такую же мантию, как у него, видел блеск в её глазах и безумную улыбку, поскольку Беллатриса никогда не носила маску. Она получала удовольствие. Его тётка, Мерлин её подери, получала дикое удовольствие, убивая противников!

Малфой сильнее сжал зубы — сейчас не время обсуждать её маниакальные наклонности. Он отбил ещё одну Аваду и спрятался за бетонный выступ — нечто, что раньше было стеной. Его глаза всматривались в силуэты остальных пожирателей, пока не нашли человека, которого искали. Стив Роджерс вытер кровь с щеки и его лицо озарилось такой яростью, какой Драко ещё ни разу не видел у парня. Он был его ровесником, но слизеринец заметил, что уже давно выглядит старше своего возраста. В свои семнадцать Малфой ощущал себя на все тридцать, а его жизненный опыт, как он ни старался, пропить не удалось.

Драко нахмурился и перевёл взгляд на третью фигуру пожирателя. Белые волосы, собранные в хвост, сразу дали понять, что под маской скрывался его отец. Малфой-младший тихо выругался и сменил укрытие, резко отпрыгнув в сторону. В бетонную стену, где ещё несколько секунд назад сидел парень, врезался зелёный луч. Слизеринец тяжело дышал, осматривая своё новое укрытие. Из земли торчали металлические балки: одно неправильное движение — и ты проткнут ими насквозь. Блондин сглотнул образовавшийся ком в горле и отвёл взгляд, снова выискивая фигуру отца.

Люциус отбивался от убивающих заклинаний, отправляя в противников свои. Некоторые из них достигли цели, а некоторые были отражены. Драко убедился, что отец не видит его, и поднялся с места. Его никто не должен узнать.

Волшебник послал Аваду в сторону одного из авроров и осмотрел своих «союзников». Победа была не за горами. Лёгкий туман придавал заброшенному месту атмосферу дешёвого ужастика. Все участники боевых действий двигались в непонятных стороннему наблюдателю танцах. Постепенно бой сходил на нет. Всё замедлялось, приходило в норму. Победа снова была на стороне Тёмного Лорда. Сейчас этот факт не волновал Драко от слова совсем. Главное, что битва окончена, а те, кто ему нужен, живы и стоят недалеко от него, не зная, что их ждёт.

Драко ждал этого момента несколько недель и не собирался отступать. Он поправил маску на своём лице и незаметно вышел к остальным.

— Хорошая работа. Можете расходиться, я доложу Лорду о нашей победе сам, — сказал Люциус, снимая чёрные кожаные перчатки с рук.

— Хочешь всю славу забрать себе? Так не пойдёт! — взвизгнула Беллатриса, стягивая с головы капюшон.

— Ничего подобного я не имел в виду, — спокойно ответил Малфой-старший. — Можешь пойти со мной.

Драко снова чертыхнулся. Такой расклад его не устраивал. Совершенно.

— Почему только вы двое? — подал голос Долохов и приблизился к Люциусу, снимая маску. — Я тоже пойду.

Отец Драко последовал его примеру и снял маску, упираясь в Антонина напряжённым взглядом.

— Что за детская недоверчивость? Для чего идти всем табуном?

— Для того, что участвовали все, а почести себе отцапать хотите только вы. Это несправедливо, не находишь? — грубый голос Долохову был пропитан ядом.

Люциус закатил глаза и махнул рукой:

— Делайте, что хотите.

После этого чистокровный волшебник аппарировал, оставляя характерный хлопок. За ним раздался ещё один — ушёл Долохов. Драко увидел, что Беллатриса тоже собирается трансгрессировать, поэтому наслал на неё невербальный Конфундус. То же самое он проделал и с остальными людьми, которым не мог позволить уйти. Малфой мгновенно наложил антиаппарационное поле и немного изменил магией свой голос, чтобы не быть раскрытым.

— Что происходит? — Лестрейндж сразу поняла, что её неспособность к трансгрессии была вызвана специально.

— Справедливость, — выдал Драко неестественно низким для него голосом и поднял палочку, недвусмысленно давая понять, что настроен он крайне серьёзно.

— Какого хрена ты творишь, парень?! — подал, наконец, голос Роджерс. Неприязнь к нему возникла у Драко ещё тогда, когда новоявленный на то время пожиратель пытался проявить своё подобие справедливости, избивая Рейнер.

— Убивать своих нехорошо, — показательно цокнул и покачал головой Драко. — И родственников своих тоже.

— Кто ты? Сейчас же сними маску! — крикнула Беллатриса, надвигаясь на слизеринца и намереваясь снять её с его лица сама. Драко ловко увернулся от женских рук и направил палочку на тётю. Убивать самую преданную сторонницу и левую руку Волан-де-Морта было нельзя, но немного покалечить… Однако Беллатриса мгновенно вытащила свою волшебную палочку и послала в парня фиолетовый луч, от которого Драко, впрочем, с лёгкостью увернулся.

— Круцио! — зло крикнул он, но луч не достиг цели. Роджерс влез в битву, отпихивая руку Драко. Малфой сразу же переключил внимание на Стива.

— Авада…

— Ах ты ж мразь! — Драко отпрыгнул в последний момент.

Третий пожиратель, Энтони, до этого стоявший в стороне, тоже решил принять участие в битве и двинулся на Драко. Трое на одного.

Все последующие события Малфой помнил смутно. Он отбивался от троих пожирателей, пятясь назад, пока не ударился спиной о стену. Боль от удара послужила ему толчком к смене ролей, и теперь уже Драко наступал на своих противников. Его грудь тяжело вздымалась, дышать было трудно, но он не останавливался, помня о своей цели.

О том, ради чего всё затеял.

О той, ради кого всё затеял.

Заклинание Беллатрисы пришлось по плечу. Драко буквально услышал, как порвалась кожа и выступили капли крови. Он бросил беглый взгляд на плечо. Мантия и рубашка были прорваны, глубокий порез саднил, но могло быть и хуже. Малфой вскинул голову и понял, что пора прекращать этот цирк. Он резко поднял голову и невербально произнёс убивающее заклинание.

Стив Роджерс, человек, который утверждал, что Николь заслуживает смерти, человек, принимающий непосредственное участие в убийстве её отца, упал на спину. В его стеклянных глазах стояло непонимание. Он был мёртв.

Драко бросил взгляд на тётю. Её волосы напоминали воронье гнездо, а выражение лица стало ещё безумнее. На щеке был неглубокий порез.

Энтони Корнер смотрел на тело своего друга, не мигая. Злость кипела внутри, желая вырваться наружу, но Драко уже снимал антиаппарационное поле, достигнув желаемого.

Око за око.

Прости, Николь, я не могу убить их всех. Не сейчас.

— Хорошего вечера, — явно издеваясь вымолвил парень и скрылся с глаз своих противников.

Всё прошло идеально.

Урок Трагсфигурации тянулся бесконечно. Большая часть учеников скучающе зевала, не скрывая этого. Минерва что-то вещала, но её мало кто слушал. Объединённый урок слизеринцев с когтевранцами, впрочем, в этом году почти все уроки у них были сдвоены.

Николь сидела за своей партой вместе с Араксией. Всё, как до того, когда она приняла метку. Девушка записывала лекцию, которую профессор вещала монотонным голосом. После смерти её отца прошёл почти месяц. Было больно до сих пор. По ночам она плакала в подушку, не раз заставляя подругу проснуться от всхлипов, поэтому Николь предпочитала ночевать в комнате на восьмом этаже, иногда разделяя её с Драко.

Малфой за весь урок не написал ни единого слова. Его вчерашняя выходка оказалась незамеченной друзьями, поэтому слизеринец не стал рассказывать, что убил Стива Роджерса. Он не сказал никому, даже той, ради кого всё устроил.

Драко повернул голову в сторону девушки и выдохнул. Он не помнил, когда она улыбалась в последний раз, не слышал её задористый смех и их словесные перепалки сошли на нет. Они вообще почти не разговаривали. В те дни, когда Николь оставалась ночевать в выручай-комнате, а Драко тоже был там, они сидели в тишине. Когда Николь ложилась спать, Малфой укрывал её одеялом и сидел рядом, пока она не уснёт. Делал ли он это потому, что действительно хотел или только из-за того, что был всерьёз обеспокоен состоянием девушки, Драко не знал.

«— Ты больше не улыбаешься»

Малфой сказал это после месяца наблюдения за ней.

Его маленькая девочка с вечной улыбкой до ушей больше не излучала тепло, которым он постоянно согревался.

Его маленькая девочка с огромными карими глазами и искренней верой в чудо больше не вселяла в него надежду, в которой он так нуждался.

Малфою казалось, что в её глазах рождалась пустота, а это означало, что мир умирал. Медленно, но уверенно.

«— Я просто привыкла к боли»

И это было самое грустное и болезненное известие за всю его жизнь.

Драко так не хотел, чтобы Никки привыкала к предательству и лжи.

Потому что она была маленьким жизнерадостным ангелом, который вносил краски в его жизнь.

Потому что она единственный человек из его окружения, который искренне верил в чудеса и говорил, что добро всегда побеждает.

«— Не теряй веру, потому что тогда я потеряю смысл жить»

Николь всегда давала ему повод остаться. Она всегда изощрялась и придумывала позитивные выходы и входы. Она мотала головой, когда он перечислял отрицательные стороны. Она часто поджимала губы, будто сейчас расплачется, когда Малфой рассказывал ей о реальности.

Каким же глупым он был, что убил в ней тот самый свет, который мог бы спасти всё человечество.

«— Пора окунуться в реальность»

Драко смотрел на Николь и не узнавал её голос. Он стал грубее и, кажется, серьёзнее?

Хотя, он перепутал. Он стал равнодушным.

Рейнер смотрела на сладкую вату и не бежала к ней, как раньше. Она больше не брызгала на него водой из фонтана.

Вместо этого она поднесла к губам стакан огневиски и опорожнила его. Драко видел, что это причиняет ей боль.

«— Зачем ты это делаешь?»

Он снова увидел её глаза. Раньше он любил смотреть в них, потому что видел в них маленькое чудо. Благодаря им он улыбался, и это была, наверное, единственная вещь, которая не поддавалась никаким объяснениям. Именно с появлением её глаз Малфой стал думать, что они смогут сломать систему.

Николь не ответила.

Да и не надо было.

Он знал ответ.

Они хотели подчинить мир себе, а вместо этого система сломала их.

Драко перевёл взгляд на парту перед ним. За ней сидели Тео и Пэнс, и слизеринец видел, что они держались за руки под партой. Хоть у кого-то всё было хорошо. Счастливее пары, чем эти двое, Драко не видел, наверное, никогда. Они любили друг друга и их родители тоже не были против избранника своего ребёнка. Их жизнь должна была быть идеальной. После выпуска из школы и окончания войны Тео планировал сделать Пэнси предложение и уже предвкушал, как она обрадуется. Нотт улыбнулся своим мыслям и сжал руку девушки посильнее.

Если бы он только знал, что случится через два месяца, никогда бы не отпустил её руку.

Забини сидел рядом с Драко и чертил в своей тетради по Трансфигурации схему позиций для своей команды по квиддичу. Его не волновала война. Блейз в ней не участвовал, но переживать за друзей уже порядком поднадоело. Он боялся, что в один «прекрасный» день получит известие, что Драко, Тео, Пэнс или Николь не вернулись с битвы. Наверное, это могло стать его боггартом.

У каждого в этом кабинете были свои страхи, свои проблемы и свои ошибки. И вот, последствие одной из ошибок дало о себе знать. Одновременно четверо подростков сжали зубы и переглянулись. В глазах стояли страх, боль и неуверенность. Метки на предплечьях начали гореть. Урок был в самом разгаре. Ждать до конца было нельзя.

Драко поймал взгляд Николь и кивнул, отвечая на её незаданный вопрос. Быстро закинув учебник и тетрадь в сумку, он поднялся с места, замечая, что Николь последовала его примеру. Они двинулись в сторону двери, не обращая внимания на вопросительные взгляды однокурсников и недовольный взгляд МакГонагалл. Позади послышалось движение, и Пэнси вместе с Теодором тоже поднялись со своих мест.

— Куда вы все собрались? — немного растерянно спросила Минерва, не успев вернуть голосу грозный тон. Её вопрос все четверо проигнорировали, что разозлило профессора, но она, помня о том, что идёт урок, решила разобраться с этим позже.

Слизеринцы и когтевранка двигались в сторону кабинета Снейпа. Из кабинета ЗОТИ, который они только что прошли, послышался шум, и следом вышел Амикус Кэрроу, потирая левую руку. Он направился в свою комнату. Его сестра сделала то же самое. Тёмный Лорд собирал всех.

— Почему нельзя было сделать этого после урока? — недовольно пробормотала Пэнси, но не получила ответа на свой вопрос.

— Думаете, это что-то серьёзное? — спросил Теодор, поспевая за своими друзьями.

— Не было бы серьёзным, нас бы не дёрнули так срочно, — с видом знатока ответил Драко.

— Ещё одна битва? Я только от прошлой отошёл.

Николь молчала всю дорогу. Она была тверда в своём намерении быть самой по себе, понемногу начиная выводить пожирателей из строя изнутри. Теперь врагами она считала всех. И пожирателей смерти, и авроров. Доверять когтевранка могла только себе. И, наверное, парню с серыми глазами и зелёным галстуком.

Николь шла позади всех, не желая ни с кем разговаривать. Тихая боль — она самая жестокая. Никаких истерик, никаких слёз. Просто молчание. Снаружи и внутри. Она уже просто ничего не хотела говорить, ничего не хотела чувствовать. Рейнер смирилась с этим. Но ей по-прежнему было больно. И самое ужасное здесь, наверное, отчаяние, понимание того, что она не способна была что-либо изменить. Тебе приходится принять это, смириться и жить дальше.

Тихая боль — она самая жестокая. Николь молчала о ней. И никому ничего не хотела говорить.

Снейп уже привычным жестом запустил их в свой кабинет и провёл к камину. Проконтролировал, чтобы ученики вошли внутрь и переместились в Мэнор, а затем отправился туда и сам.

Тёмный Лорд стоял в окружении всех пожирателей и рассказывал о новой битве, когда четверо друзей присоединились к ним. Впервые Том говорил без своих обыденных пафосных речей — он был слишком взволнован. Авроры, напавшие на небольшой отряд пожирателей, скрывающихся в лесу, превосходили численностью. Понять, что битва будет не из лёгких ни для кого не составило труда. Все ощущали запах безысходности.

— Никки, — окликнул её Драко, когда все приказы были обговорены, а пожиратели двинулись к концу антиаппарационного поля, чтобы трансгрессировать сразу в нужное место.

Девушка обернулась, а сердце Драко уже, наверное, в сотый раз сжалось от боли. Глубокие тени залегли под глазами когтевранки, но она даже не считала нужным их маскировать.

— Будь осторожна, — с плохо скрываемой заботой в голосе сказал Малфой. — Не иди против пожирателей в открытую. И, хотя бы ради вида, убей парочку авроров.

Убить ради вида…

Николь хмыкнула на такое выражение и подняла глаза на парня.

Когда же мы стали такими, Драко? Почему мы распоряжаемся жизнями других людей и решаем, кому жить, а кому нет?

— Будто я без тебя этого не знала, — фыркнула девушка, но Драко знал — она благодарна. А говорит так только из вредности или по привычке. Он понимал — ей так легче. Нужно просто позволить ей делать вид, что всё хорошо. Что она не умирает каждую ночь, задыхаясь от слёз. Что она сильная.

— Просто хотел убедиться, что ты не натворишь ничего дурного.

— Драко, можно тебя попросить кое о чём? — мягко спросила Николь, улыбаясь краешком губ.

— Конечно. Я всё сделаю, — мгновенно ответил Малфой и приготовился слушать.

— Не веди себя со мной, как с маленькой глупышкой, которая может развалиться от малейшего дуновения ветра. Со мной ничего не случилось. Мне не нужна жалость.

Драко прикрыл глаза.

А кто же ты, если не глупышка? Ты же знаешь, что подписываешь себе смертный приговор?

— Я всего лишь хочу помочь, — упрямо заявил парень, но Никки покачала головой.

— Мне не нужна помощь. И вообще… Там битва, а мы с тобой болтаем ни о чём. Думаю, эту тему можно считать закрытой. Встретимся в лесу, — после этих слов Рейнер вышла за линию антиаппарационного поля и исчезла с характерным хлопком.

Драко вздохнул. Предчувствие того, что их проблемы только начинались, не хотело покидать его уже несколько дней. Решив не забивать себе голову ненужными мыслями, слизеринец пересёк черту и уже через несколько секунд оказался на поле боя. Схватка сразу захватила его с головой. Он отбивался сразу от троих, глазами выискивая фигуру девушки. Николь видно не было, и Малфою оставалось лишь надеяться, что она будет крайне осторожна.

С момента своего рождения все мы — свободные. Не имеет значения, насколько силён тот, кто выступает против свободы. Пожиратели, авроры — какая разница? Все хороши.

Прыгнуть, пригнуться, крикнуть заклинание, увернуться от зелёного луча, снова пригнуться…

Николь бежала, не понимая, в кого ей нужно целиться. В пожирателей? Но их слишком много, она не сможет сделать этого незаметно. В авроров?

«— Не иди против пожирателей в открытую. И, хотя бы ради вида, убей парочку авроров»

Хорошо, Драко, я последую твоему совету.

— Авада Кедавра! — луч попал прямо в цель, повалив пожилого волшебника на землю. Рядом с телом возник Энтони Корнер, и Николь сочла это знаком. — Авада Кедавра! — повторила она, на этот раз целясь в пожирателя. Не ожидавший такого подвоха юноша, как тряпичная кукла, повалился на спину. — Это тебе за отца! — зло воскликнула девушка и сорвалась с места, скрываясь за стволами деревьев.

В глубине её глаз пряталась беззащитная девочка, изнутри её раздирали монстры. С каждым днём они становились больше и больше, ей пришлось научиться жить с ними.

Она научилась.

И пожалела об этом.

Сзади раздался отборный мат и послышались шаги погони. Николь повернула голову, не прекращая бежать, и увидела Сэвиджа. Аврор бежал за девушкой по пятам, то и дело посылая в неё лучи заклинаний. Красные, фиолетовые, один раз сорвался зелёный, но врезался в дерево справа от Николь.

Лёгкие горели, но Рейнер не могла позволить себе остановиться. Немного обернувшись, но не замедляя бег, она пульнула в аврора фиолетовый луч, но промазала. Палки под ногами препятствовали быстрому движению. Николь постоянно спотыкалась, её ноги давно уже были покрыты россыпью царапин, но когтевранка продолжала бежать.

Борись!

Ради этого не жалко и жизни! Сколь страшен и ужасен может быть этот мир — не важно! Сколь жесток и суров может быть этот мир — не важно!

Борись! Борись! Борись!

— Конфундус! — заклинание Сэвиджа попало Николь между лопаток. Девушка зацепилась ногой за небольшой пенёк и полетела на землю, счесав подбородок в кровь. Мужчина остановился рядом с телом пожирательницы, ударяя её ногой по рёбрам. Николь жалобно заскулила, но рукой не оставляла попыток дотянуться до волшебной палочки. Аврор понял это и отбуцнул деревко в кусты. Ещё один луч сорвался с его палочки, прошибая когтевранку насквозь. Она закричала — не смогла сдержать эмоции. Разряд неизвестного ей доселе заклинания прошёл по всему телу, действуя подобно Круциатусу.

Вокруг не было видно никого. Ждать помощи неоткуда. Эта мысль заставила волшебницу дико ухмыльнуться.

Вот и всё.

У неё капала кровь с подбородка и ломило кости, но это ничего — бывало и хуже. Стоило только подумать о том, что ждёт впереди, и становилось невыносимо больно, так как никогда не было, но это тоже ничего. Главное сейчас совсем другое.

— Подними голову, хочу увидеть твоё лицо.

Николь не двигалась, только бросила взгляд в сторону размашистых кустов. Там, освещённая солнечным светом, лежала её родная палочка из бука. Его же собственная, она была уверена, направлена ей в голову.

— И что ты хочешь этим доказать? — Сэвидж усмехнулся. — Твоя битва проиграна, сдавайся.

Николь молчала. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Камни и палки на земле царапали ладони. Его слова звучали глухо, как будто из-под толщи воды.

— Ты знала, что у тебя нет и шанса в одиночку выстоять против меня. Ты глупа или просто до безумия самонадеянна?

Зашуршал подол мантии. Она чуть приподняла лицо, чтоб увидеть, что происходит, и в этот момент сильные пальцы стиснули её подбородок. В глазах аврора интерес мешался с презрением. Он разглядывал её как редкое, но от этого не более опасное насекомое. Его холодное, как лёд, прикосновение застало её врасплох.

— Да.

— Что «да»?

— Всё сразу, — выплюнула она.

Волшебник расплылся в насмешливой улыбке, но ей было всё равно. Нужно было нести какую угодно чушь, только чтобы выиграть ещё немного времени. Перед глазами всплыли лица друзей: Драко, Тео, Пэнс…

Всех, кто сейчас был на задании и кому отчаянно требовалось лишь одно — время.

Он убьет её. Безо всяких сомнений, он сделает это.

— Как и ожидалось от пожирательницы. Но не от, — Сэвидж фыркнул, — маглорождённой когтевранки, надежды и любимицы всех учителей. Даже обидно.

Его рука отстранилась. Ленивым движением аврор снова поднял палочку. Вот оно. Сейчас всё закончится. Николь не закрывала глаза и больше не опускала голову: пусть он видит, что ей не страшно. Пусть думает, что победил, что она глупа и наивна. У неё есть свои резоны жертвовать собой.

— Девчонка, — сказал он сухо. — В следующий раз постарайся хотя бы палочку не выронить.

И трансгрессировал.

Николь вздохнула. Это… Что это вообще значит?! Времени думать не было. Она терпела изнурительные тренировки внутренней боли, заставляя себя, наконец, встать с земли, а после бессильно передвигалась по лесу, придерживаясь за деревья, что попадались под руку — её тело всё ещё не хотело подчиняться. Упав на колени перед кустами, Рейнер начала судорожно раздвигать их в стороны, пытаясь отыскать свою волшебную палочку. Схватив её в руку и оттолкнувшись от земли, когтевранка вновь поднялась на ноги и, кусая губы в кровь, побежала на звук битвы.

Передвигаться было больно, но мысль о том, что там сражаются её друзья и, возможно, кому-то из них нужна помощь, заставляла её бежать, невзирая на ломоту в теле.

Выбежав на поляну, Никки увидела Паркинсон, отбивающуюся от нескольких авроров, явно сильнее её. Пэнси, заметив, что подмога прибыла, облегчённо выдохнула. Зря. Её глаза расширились от ужаса, стоило слизеринке увидеть, что на поляне стало больше людей.

— Ещё авроры! — взволнованно воскликнула она.

— Я возьму этого! Прочь с дороги! — живо отозвалась Николь. Адреналин в крови позволял ненадолго забыть о боли.

Схватка была ожесточённой. Синяк под глазом, рассечённая бровь и множественные ушибы были лишь малой частью того, что пришлось получить когтевранке. Её силы были на исходе, но вскоре подоспел второй отряд.

На зачистку врагов ушёл целый день. Большинство противников были повержены Бомбардой. Оставшимся довелось поближе познакомиться с отчаявшимися подростками и верными сторонниками Волан-де-Морта. Четверых удалось взять в плен. Однако 27 пожирателей погибло (двоих убила Николь) или пропало без вести. 34 было тяжело ранено. Они отвоевали территорию, но за это пришлось заплатить слишком большую цену.

Сама Николь попала под обстрел Бомбардой. Взрыв раздался совсем рядом, ломая стволы деревьев, которые придавливали своим весом. Сломанная сосна приземлилась на тело когтевранки, но она уже не чувствовала боли. Весь мир перед её глазами померк, а сама девушка провалилась в темноту.

Драко сжал руки в кулаки, стараясь дышать ровно. Рана в боку всё ещё кровоточила, но он не обращал на это внимания. Слова Тёмного Лорда тоже не достигали сознания. Сейчас все его мысли занимала она. Воображение снова подбрасывало воспоминания её придавленного тела и криков Пэнси. Битва была окончена, а когтевранка так и лежала неподвижно. Никто даже не попытался помочь ей, сразу списав в погибшие. Паркинсон не могла поднять дерево, чтобы вытащить подругу, поэтому всё, что ей оставалось — молить о помощи. Но всем было плевать. Пожирателям было плевать.

«— Придавило? Так радуйся! На одну грязнокровку в мире стало меньше! Разве не этого мы добиваемся? — грубый мужской голос неприятно коснулся слуха Пэнси.

— Но она одна из нас! — воскликнула Паркинсон, с трудом сдерживая слёзы. Каждая секунда была на кону. Малейшее промедление могло стоить Николь жизни. Если она ещё жива, конечно, ведь Пэнси не нашла в себе сил проверить пульс волшебницы»

В горле Драко застрял пепельный ком, когда он подошёл ближе к когтевранке. Тело передёрнуло в неверии. В этот момент безжалостное сознание твердило, что никаким чудом она не смогла бы выжить под этим завалом. На земле уже была видна разливающаяся лужа крови. Её крови.

— Наши товарищи отдали свои жизни не зря! Сегодня мы одержали победу! — бодро сказал Волан-де-Морт, а его слова, наконец, дошли до Драко и отпечатались в сознании.

Не зря? Да он издевается?! Николь балансирует между жизнью и смертью, а его волнует лишь эта сраная победа?!

— Вы все хорошо поработали! Но… — взгляд Лорда упал на Беллатрису, и та вышла в центр. Взоры всех присутствующих тоже обратились к женщине. — Вчера произошло одно событие, которое я не могу оставить без внимания, — продолжил маг, внимательно наблюдая за реакцией своих подданных. — На Беллатрису, Энтони и Стива вчера напали. Напал кто-то из вас, — он обвёл взглядом пожирателей. — Стив мёртв. Энтони был убит сегодня. Я хочу, чтобы человек, совершивший это, признался сам. Тогда невиновные не пострадают.

Все молчали. Драко нацепил на лицо непроницаемую маску, скрывающую все эмоции. Это не он.

Его. Там. Не было.

— Почему Вы решили, что это кто-то из нас, мой Лорд? — подал голос Люциус.

— На напавшем была маска. Такая маска могла быть только у кого-то из вас! — ответила Беллатриса. — Ты ведь тоже там был! На нас напали после того, как ты трансгрессировал.

— В таком случае, полагаю, с меня обвинения сняты? — надменно поинтересовался Малфой-старший.

Белла промолчала, а затем резко вскинула голову и решила перейти в наступление.

— Возможно, это твой сын, Люциус? Он вполне мог отомстить за отца, увидев нашу ссору.

— Драко вообще не было на той миссии! — воскликнул мужчина, опережая слова Драко.

— Я был в Хогвартсе, — спокойно выдал слизеринец и словил на себе напряжённый взгляд Тео, который знал, что в тот день Драко, буквально, испарился, а Нотт пытался его найти. Быстро смекнув, что к чему, Теодор поспешил подтвердить алиби друга.

— Драко действительно был в Хогвартсе. Мы вместе выпивали вчера.

— Человек, напавший на нас, говорил о том, что не хорошо убивать своих. Это он на отца Рейнер намекал? — предложила новую теорию Лестрейндж. — Так может это малышка Никки решила отомстить?

— Вот только её сюда приплетать не нужно, — не сдержался Драко. — Ей явно было не до того, чтобы мстить.

— К тому же, я видела Николь вчера в школе, — подтвердила его слова Пэнси.

— Прекратите гомон! — послышался ледяной голос Волан-де-Морта. — Так что? Никто не признается? — в ответ тишина. — Тогда, наказаны все. Круцио!

Драко уже привычным движением открыл дверь комнаты для гостей, которая принадлежала Николь, и прошёл внутрь, кивнув пожилому мужчине, сидящему возле кровати девушки. Колдомедик похлопал парня по плечу, ободряя, и поспешил уйти, оставляя слизеринца наедине с волшебницей. Малфой погладил её по голове и мягко поцеловал в макушку.

Болезненный цвет лица так не шёл ей, что у Драко появилось непреодолимое желание вызвать на её щеках румянец. Но Николь всё ещё не приходила в себя.

Парень сел на край кровати и взял девушку за руку. Её маленькая ладонь была холодной, как у трупа, но Драко отогнал эту мысль подальше. Она жива. Грудь когтевранки едва вздымалась, но всё же она дышала.

— Не смей бросать меня здесь одного, слышишь? — тихо сказал Драко, не сводя глаз с лица спящей девушки. — Я не справлюсь без тебя. Ты никогда от меня этого не услышишь, но ты мне очень дорога, Николь… Как бы я хотел, чтобы наша история была другой… Без меток, заданий и убийств, без моей помолвки и твоих косых взглядов в сторону Астории. Думаешь, я не замечаю? Я знаю, что тебе больно, Никки. Всё должно было сложиться иначе, но… Уже поздно. Ты мне нужна, Рейнер. Не смей уходить так просто! Не смей… — шептал Малфой, зная, что Николь не услышит его. Наверное, только этот факт и заставил его сказать о своих чувствах.

Любовь — непостижимая тайна, прихоть безрассудного сердца. Для них она была неким благом свыше, гимном того счастья, что когда-то было утрачено. Тягучая, неистощимая и необъятная. Сердца стремительно колотились в дуэте, а в душах, подобно огненному цветку, распускалось чистое счастье.

Драко шёл к Николь, когда был доволен собой и знал, что она не меньше довольна им. Когда заслужил чьего-то поощрения — не общественного, а личного, ласкового, тихого, где-то в шёпоте. Когда ему хотелось поддержки и знания, что выстоять для него и на этот раз не будет проблемой, но даже если и не выстоит — кому он ещё будет нужен, как не ей? Когда хотелось долго-долго и откровенно разговаривать и потом гордо носить в себе эти разговоры. Когда погода была слишком хорошей, чтобы сидеть в стенах замка.

Драко шёл к Николь, когда был зол на весь мир и хотел, чтобы никто не осудил его за то, в каких выражениях он о нём выскажется. Когда казалось, что больше ничьего общества он и не достоин, кроме как волшебницы дерзкой — под стать ему. Когда поддержка не была нужна, а нужна жёсткая встряска, такая, будто на голову вылили ушат воды, а ты по-драконьи разозлился, и именно эта злость придала тебе сил. Когда душа требовала огневиски, многозначительно молчать и проживать что-то вместе, но на следующий день делать вид, будто ничего и не было. Когда на улице было пасмурно, и если куда-то спрятаться от замка, то только в Визжащую хижину.

Драко всегда шёл к Николь, поэтому, если она умрёт, идти ему будет не к кому. Без неё он не знал ровным счётом ничего. Это только в детстве ему казалось, что в жизни он уже знает всё. Разве ещё чему-то надо учить парня, закалённого Круциатусами и убийствами, нежданно нагрянувшим хаосом и необходимостью перестройки своего незрелого мира? Да, Малфой считал, что слишком рано стал тем, кого уже нечему научить. Вспомнить смешно — считал искренне. Очевидно, поторапливаемый обидами на свою судьбу, в голове он гонял мысли, превышающие скорости, которые положены в его возрасте.

ㅤㅤ ㅤ

А теперь ему, по всем законам взрослому человеку, думалось, что продолжать учиться он будет и дальше каждый день своей жизни. Если вопросы о том, как поступать правильно, всё ещё зарождались в его голове, вывод очевиден: для него в этой вселенной ещё хватит открытий надолго. Да, он знал многое, конечно, больше, чем тот самый подросток с программой реновации внутреннего мира. Но ещё больше не знал.

ㅤㅤ ㅤ

И он находил для себя одну добрую панацею. Всегда, стоило ему только прийти к очередному такому вопросу, он менял его на другой — «как поступила бы Николь?». Это обращение не к мудрости и далеко не к примеру для подражания. Это привычная, протоптанная доверием дорога. Прислушаться к Рейнер было просто потому, что ей не всё равно, а не из-за того, что она во многом смыслит. И это ни разу не оборачивалось для Драко чем-то плохим. Даже на недолгом (его и вспомнить-то теперь трудно) этапе отрицания всех её слов.

Когда он стал так зависим от девочки с карими глазами?

— Ты обязана жить, — настойчиво повторил Драко. — Знаешь, я понял, что даже пылинка способна выжить. А мы с тобой грязнее грязи. Встреча с тобой в тот день в моём доме была настоящей катастрофой. Но я каждый день благодарю за эту катастрофу. Мне нужен был катаклизм, чтобы встряхнуться от жизни, которую я знал. Ты была землетрясением, обвалом в горах. Ты не цветочек, ты каждое расцветие в лесу, распускающееся одновременно. Ты — цунами. Ты — панический приступ. Ты потрясаешь. И ты нужна мне.

Николь не реагировала. В комнате пахло лечебными настойками, а на прикроватной тумбочке стояли различные склянки. Малфой протянул руку к пузырьку с целебным отваром, когда дверь открылась. Сначала показалась голова Нотта, а потом он открыл дверь шире и прошёл внутрь вместе с Пэнси.

— Как она? — спросил Тео, подтягивая стул к кровати.

— Всё ещё без сознания. Колдомедик говорил, что всё должно решиться в первые сутки. Если она очнётся, то быстро пойдёт на поправку, а если нет…

— Она очнётся, — без колебаний заявила Пэнси. — Это же Рейнер! Она так просто не сдастся!

— Очень на это надеюсь, — тихо сказал Драко и снова перевёл взгляд на безмятежное лицо девушки.

На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое лишь тиканьем часов. За окном темнело, а комнату окутал мрак.

Рана в боку напомнила о себе пронзительной болью, но Драко даже не пошевелился, продолжая поглаживать ладонь Рейнер. Её состояние волновало его гораздо больше, чем его собственное. Он хотя бы был в сознании.

— Роджерса убил ты? — неожиданно спросил Нотт, разрушая атмосферу. Драко перевёл на него удивлённый взгляд, но промолчал. — Скажи, мы имеем право знать. Особенно после того, как корчились от Круциатуса ни за что.

Драко молчал с минуту, играясь со своим фамильным перстнем, прежде чем ответить.

— Я, — коротко бросил он и вернул всё своё внимание когтевранке. — Он участвовал в убийстве отца Николь.

— А Корнера тоже ты? — подала голос Пэнси.

— Нет. У меня с Роджерсом давние счёты. А Корнер погиб сегодня в бою. Я не при чём. Спасибо, что прикрыли меня, — поблагодарил друзей Драко и прикрыл глаза от усталости.

— Нам нужно отдохнуть после битвы. Пойдём в школу, — сказала Пэнс, а Тео энергично закивал головой, поддерживая её идею.

— Идите, я останусь здесь. Хочу быть рядом, когда она проснётся.

— Драко, ты ведь понимаешь, что есть вероятность того, что она уже не придёт в себя, — аккуратно начал Теодор, но Малфой не стал слушать. От слов друга стало противно. Они должны верить. Должны!

— Она очнётся! Я сделаю всё для этого!

— Но это не зависит от тебя…

— Она. Жива. И придёт. В себя, — медленно сказал Драко. — Идите уже!

— Прости, — извинилась за своего парня Пэнси и, схватив того за руку, потянула к выходу.

Когда дверь закрылась, слизеринец выдохнул и поднёс руку Николь к своим губам, оставляя на тыльной стороне ладони лёгкий поцелуй.

— Не смей бросать меня…

Свет луны проникал в окно, отбрасывая блик на комнату. Вторая половина осени была, на удивление, тёплой, но в Мэноре всегда царил холод. По стенам комнаты скакали тени. Ночная тишина приводила мысли в порядок. Все чувства обострилась, а надежда начинала медленно тлеть, как и сигарета в его руке. Сделав последнюю затяжку и выбросив окурок, Драко закрыл окно и вернулся к кровати. На его уставшем лице залегли тени. Тоска въелась глубоко в душу, отражаясь и в глазах парня.

Он не боялся смерти. Драко видел её воочию на войне. Видел, как погибают его знакомые. Видел, как умирают совершенно чужие для него люди. Видел, но не боялся. И тем не менее, Малфой не хотел умирать. У него было несколько дерьмовых дней и даже месяцев, но Драко всегда хотел жить. Он хотел быть живым. Николь, он знал, тоже. Однако прямо сейчас она лежала на белых простынях, насквозь пропахших целебными зельями, и умирала. Вот так вот глупо, не от ран, полученных в битве, а от падения дерева. Её дыхание было медленным. Ресницы слегка трепетали, но в сознание девушка всё ещё не пришла.

Драко молча смотрел на неё, задумчиво вертя в руках пачку сигарет. Он скурил уже половину, успокаивая нервы. Помогало хреново, если честно. Он ничего не мог сделать. И это бесило больше всего. Драко мог лишь наблюдать, как жизнь медленно покидала тело девушки, но не в его силах было изменить что-либо.

Он не хотел её терять. За эти месяцы Никки стала слишком нужна ему. Эгоистично, но правда. Малфой не готов был отказываться от когтевранки.

Драко был уверен, что вкусы после шестнадцати не меняются, но сначала ему понравилась русоволосая грязнокровка, а потом и разговоры, которыми она исправно доставала его по вечерам.

Николь была уверена, лицо Малфоя — последнее, что она могла бы захотеть видеть по утрам, но эта белая голова рядом всё время заставляла кровь приливать к её щекам — не от стыда, а от сокровенной радости, в которой она сама себе не способна была признаться. И ей очень хотелось, чтобы он хоть однажды сказал ей, какая она красивая без дневного макияжа и залитая краской от своего счастья, с которым она не справляется. А ему очень хотелось, чтобы хотя бы Рейнер стала той первой женщиной, которая ничего от него не ждёт. Почему нельзя просто быть внимательной, считывать его взгляд, пытливо следящий за тем, как она надевает и поправляет свою любимую юбку? Почему нельзя всё понять по тому, как он всегда пропускает её вперёд и открывает перед ней дверь, чуть ли не как чёртов домовик? Почему нельзя вовремя вспоминать хотя бы о том, что одеяло преимущественно на её половине дивана? Зачем им всем так нужны эти слова? Внутри Малфоя их всегда слишком мало, чтобы отлавливать и насильно тащить наружу.

Сейчас Драко готов был наплевать на все свои принципы и запреты и целые сутки напролёт признаваться Никки в любви, только бы она пришла в себя. Он никогда не думал, что может так переживать за другого человека.

«— Волнуешься за меня? — усмехнулась девушка, глядя парню в глаза.

— Не хочу приходить на твои похороны, — ответил Малфой и ни один мускул на его лице не дрогнул»

Они часто говорили о смерти — как о ней можно не говорить, когда смерть, казалось, ходит за ними по пятам? Они шутили на тему смерти, смеялись над ней и говорили, что им всё нипочём. Досмеялись.

Смерть — это искусство. У них его было в избытке. Смерть следовала за ними по подошвам лакированных до чёрного блеска туфель, словно отсчитывающих секунды до вспышки зелёного света. Смерть была у них на кончике языка, язвительная и саркастичная.

«— Ты не умрёшь. Я обещаю. Я сделаю всё, что в моих силах»

Малфои всегда держат свои обещания. Почему же в этот раз Драко не может этого сделать?

— Не смей умирать, Рейнер! Не вздумай! Мы ещё слишком многого не успели! Я не могу потерять тебя! Только не тебя. Очнись! Давай же, очнись! — кричал Драко, дрожа от злости и страха, и тряс Никки за плечи. — Не смей! Я люблю тебя, идиотка! Рано ещё умирать! Очнись! — его глаза горели сумасшедшим блеском. Эмоции били через край, и Драко не знал, что с этим делать. — Прошу, очнись… — его голос перешёл на хриплый шёпот. — За последнее время произошло столько дерьма, и я не справлюсь без тебя, Никки. Борись, ты же не умеешь сдаваться, борись…

Мерлин, да помогите кто-нибудь! Он же без неё загнётся! Он же…

Я уйду следом, если ты бросишь меня. Какой смысл жить, если без тебя я не справлюсь? И когда ты стала так важна для меня?.. Ты убиваешь меня, Рейнер.

Пожалуйста, вернись ко мне…

Пустота.

Она стояла посреди чего-то огромного. Яркий белый свет заливал всё вокруг. Она умерла? Это рай? Если да, то здесь довольно-таки спокойно. Только очень одиноко.

Николь осмотрелась по сторонам. Везде только этот белый свет. Из-за него не видно ничего вокруг. Это свет в конце тоннеля?

В голове было пусто. Никаких мыслей. Совсем. В теле появились необъяснимая лёгкость. Она всё-таки мертва?

— Никки.

До боли знакомый голос проник сквозь звенящую тишину. Девушка обернулась на звук и замерла.

— Папа? — её голос прозвучал очень жалко, но Николь не волновало это. Перед ней стоял мистер Рейнер. Точно такой, каким она его запомнила. Мужчина улыбался, смотря на дочь, и крепко обнимал свою девочку, вытирая слёзы с её лица. — Где мы? Я умерла?

— Нет, — покачал головой мужчина. — Пока нет. Твоё сердце ещё бьётся, но совсем скоро оно может остановиться. Всё зависит только от тебя, Никки. Если ты решишь, что хочешь жить — очнешься, а всё, что происходит сейчас покажется тебе сном. Это место — развилка между жизнью и смертью. Только тебе решать, куда идти.

— Но почему ты здесь? Ты можешь вернуться? — с плохо скрываемой надеждой спросила Николь.

— Нет, — засмеялся Филипп. — У меня такого выбора не было. Я умер, — слова сорвались с языка мужчины очень легко, а когтевранка с трудом подавила всхлип.

— Я скучаю по тебе, пап. Ты мне очень нужен! Ты нужен маме! Я люблю тебя! — Николь прижалась к отцу, утыкаясь ему в грудь. Рубашка в том месте сразу же намокла от её слёз.

— Я тоже люблю тебя, доченька, и очень скучаю по вам с мамой. Но мой путь окончен. Ты должна принять это и идти дальше.

— Но я не хочу! Я не хочу возвращаться без тебя!

— Никки… — Филипп ласково провёл рукой по голове дочери. — Так нужно. Я сделал всё, что хотел, а у тебя ещё вся жизнь впереди. Тебе нужно вернуться в реальность.

— Я не хочу! Я так устала, пап… Я не могу больше сражаться и делать вид, что я сильная. Я поставила перед собой непреодолимую цель. Я не смогу победить в этой войне. Так зачем мне тогда возвращаться?.. — слёзы не прекращались. Николь больше не видела смысла в своей жизни. Всё равно убьют. Днём раньше, днём позже — какая разница?

— Ты сможешь, Никки. Сейчас ты не веришь в это, но ты справишься. Подумай, кому станет лучше, если ты решишь уйти? Маме? Как думаешь, ей будет хорошо? Она недавно потеряла меня. Не взваливай на неё ещё одну потерю. Или, может быть, тому мальчику, который приходил к нам домой летом, ему будет легче без тебя? А твоим друзьям? Никки, не лишай себя радостей жизни из-за нескольких неудач.

— Но я всё равно умру… Тёмный Лорд убьёт меня, когда поймёт, что я играю не по его правилам, — возразила девушка. — Маме придётся это пережить в любом случае.

— Почему ты не рассматриваешь вариант, где ты не умираешь? Война не может длиться вечно. Ты прирождённый лидер, Николь. За тобой пойдут люди, если ты покажешь им, что не боишься. Тебе нужно вернуться к жизни. Пожалуйста, Никки… Сделай это ради меня, — сглотнул мужчина, ни на секунду не отпуская девушку от себя. — Вернись, пока ещё не стало поздно. Твоё сердце может остановиться в любой момент. Время на исходе.

— Но, пап… Я устала. Я уже ничего не хочу. Мне не нужна эта победа, если тебя не будет рядом. Я не смогла спасти тебя, как же смогу справиться с остальными?

— Никки, ты должна поверить в себя. Я в тебя верю. Мама в тебя верит. Твои друзья в тебя верят. Ты справишься. Очнись. Открой глаза.

— Если я открою их, ты исчезнешь?

— Да. Но я всегда буду рядом, даже если ты не увидишь меня. Открывай, — мягко сказал мистер Рейнер. — Тебя там уже заждались.

— Мы ещё увидимся? — спросила Николь, отстраняясь от залитой слезами рубашки отца.

— Конечно. Но я жду тебя не раньше, чем через семьдесят лет. Иди.

— Я люблю тебя, пап…

— И я тебя, Никки. Покажи всему миру, на что способны Рейнеры!

Николь улыбнулась и кивнула. Бросила последний взгляд на отца, запечатляя его образ в памяти, крепко зажмурилась, фокусируясь на биении своего сердца, и резко открыла глаза.

Розовый рассвет за окном, полнейшая тишина в доме, комната, которая давно стала её, и блондин, смотрящий куда-то себе под ноги, но ни на минуту не отпускающий ладонь Николь из своей.

Драко не спал всю ночь, не прекращая молиться. Пришлось поверить в Бога, надеясь, что Он поможет. Судя по всему, Всевышний услышал его молитвы, но Малфой слишком глубоко ушёл в себя и свою скорбь, чтобы заметить это. Когда рука девушки немного дрогнула в его руке, Драко не обратил на это внимания, списав всё на свою усталость. Ему показалось. Когда кровать чуть скрипнула, слизеринец решил, что это он сам дёрнулся и не заметил этого. И даже когда послышался хриплый шёпот, Драко убедил себя, что это слуховая галлюцинация. Просто его мозг начал выдавать желаемое за действительное.

Малфой заметил, что сердцебиение Николь наладилось, только когда она несильно ударила его свободной рукой по плечу. Драко смотрел в карие глаза и не мог поверить в увиденное. Он же уже решил, что она умерла!

— Никки?.. — тихий шёпот, чтобы убедиться, что ему не кажется. Кивок девушки, и Драко не сдержался, бросившись обнимать её и целовать лицо, шею, пальцы — всё, что попадало под его губы.

— Задушишь, — улыбнулась Николь, прикрывая глаза и изгибаясь вслед ласкам парня. Настроение после встречи с отцом было никудышным, ведь она, по сути, только что потеряла его во второй раз, но искренние чувства Драко помогли пережить эту боль.

— Прости, — Малфой нашёл в себе силы отстраниться от девушки, хотя больше всего на свете он хотел сейчас никогда не отпускать её. — Как ты себя чувствуешь?

— Ноги немеют, а в целом, нормально.

— Колдомедик говорил, что первое время ноги могут отказывать, но это пройдёт. Самое страшное позади.

— Кто-то ещё пострадал? — спросила девушка, осматривая комнату. Только сейчас она заметила, что на прикроватной тумбочке полно разных пузырьков и мазей.

— Из наших никого. Несколько пожирателей погибло, но я не думаю, что ты станешь переживать из-за их смерти, — Драко взял со стола склянку с зельем и протянул Николь. — Это немного обезболит.

— Спасибо, — девушка поморщилась, сделав глоток. На вкус редкостная дрянь, но помогает лучше любых других снадобий. — Пэнс и Тео тоже здесь?

— Днём были, они заходили к тебе. Сейчас не знаю — возможно, уже вернулись в Хогвартс.

— Нам тоже нужно вернуться, — встрепенулась Николь, ёрзая на кровати.

— Куда?! Ты спятила? Ты почти сутки провалялась в отключке! Чуть не умерла! Идиотка, ты вообще думаешь о себе? Тебе лечиться нужно!

Рейнер смотрела на Драко во время его пылкой речи и улыбалась. Для кого-то, возможно, его слова могли показаться обидными, но не для Николь. Она знала, что таким образом он проявляет свою заботу, и эта мысль очень грела душу.

— Ты волнуешься за меня? — с игривой улыбкой спросила Никки, не сводя глаз с парня.

— Ты сейчас смеёшься, да? — крайне серьёзно сказал Драко. — Ты вообще не слушала, что я говорю? Ты. Чуть. Не. Умерла, — делая акцент на каждом слове, продолжил слизеринец. — По-твоему, мне должно быть всё равно? Да за кого ты меня принимаешь, Рейнер?!

— Ты волнуешься, — довольно заявила Николь. Малфой лишь вздохнул и закатил глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не стукнуть себя по лбу.

Она верила в истории, которые не имеют конца, но эта сказка была настолько тёмной, болезненной и мучительной, что её веру разъедала тьма.

Он никогда не верил в светлое будущее, но она пришла, разожгла в нём огонь, осветила всю душу, заставив поверить в сказки со счастливым концом.

Они стали частью друг друга.

Но за кем будет победа — за светом или тьмой?

Комментарий к Глава 22. Месть сладка

Драко впервые признался Николь в любви. Жаль, что она этого не узнает(

Мы уже пересекли половину фанфика. Впереди не так много. Жмякай на «Жду продолжения» и новая глава не заставит себя долго ждать)