Разрушенная любовь

Глава 20

Джеймерсон

Моя ухмылка расползлась шире, заставляя болеть скулы.

— Ты уверена? — он приподнял бровь. — Это навсегда.

— Ну и что? — я подпрыгнула на носочках. — У тебя же есть.

— На самом деле, несколько, — он потер подбородок. — Но я вряд ли о них пожалею.

— Что? — я разразилась смехом. — Что это за сексистская логика?

— Это не сексизм. Это о том, какой ты человек

— И какой же я человек? — я уперлась руками в бока.

— Ух ты, вот это каверзный вопрос, — фыркнул он. — Есть хоть какой-то ответ, который не доставит мне проблем?

Я усмехнулась.

— Скорее всего, нет.

Он опустил взгляд. Его верхняя губа дернулась, словно он сдерживал улыбку. Наши глаза встретились, и между нами будто проскочила искра. Воздух вокруг нас словно потрескивал, предвкушая неизбежное столкновение. Мой взгляд невольно скользнул к его губам. Дерзкая ухмылка исчезла с его лица, сменившись серьезностью, которая только усиливала напряжение между нами. Мы замерли, но пространство между нами будто само по себе сокращалось. Он медленно поднял руку и нежно провел пальцами по моему уху, убрав за него выбившуюся прядь волос. Его рука плавно скользнула вниз, очерчивая линию моей шеи. Мы неотрывно следили друг за другом. Его пальцы коснулись линии подбородка, затем мягко скользнули назад, и его ладонь легла мне на щеку.

— Кто следующий? — из-за занавески вышел мужчина с грубым голосом.

Мы оба подпрыгнули, отстранившись друг от друга. Я резко обернулась и увидела перед собой здоровенного мужчину ростом под два метра в шортах и белой футболке. Неужели он не в курсе, что сейчас зима?

— Привет, парень, ты снова здесь, — кивнул он Хантеру. Мужчина был лысым, а его руки, ноги, шею и половину головы покрывали татуировки.

— Привет, Бенджи, — кивнул в ответ Хантер. — Я пришел ради нее.

— Правда? — мужчина внимательно осмотрел меня с ног до головы своими карими глазами.

— Да, а что? — мои плечи напряглись в оборонительной стойке. — Дай угадаю: ты думаешь, что я не подхожу для татуировок?

— Честно говоря, да. Но я видел таких, как ты, здесь и раньше. Навеселе и ищущих острых ощущений, — пожал он плечами. — Обычно все заканчивается милой бабочкой или сердечком. Но если у тебя есть деньги, то мне плевать, хоть Дональда Дака набью тебе на лбу.

— О, пожалуйста, скажи, что это твоя следующая татуировка, — я повернулась к Хантеру.

Он издал низкий смешок, который я редко слышала.

— Ты кажешься слишком милой, чтобы быть с этим парнем, — ухмыльнулся Бенджи, кивнув в сторону Хантера.

— Почему все это говорят? — я всплеснула руками. — Я не милая!

— Она действительно не милая, — Хантер покачал головой.

Я ткнула его локтем в ребра.

— Уффф, — он потер бок. — Видишь?

Бенджи переводил взгляд с меня на Хантера, нахмурив лоб, словно пытался что-то понять.

— Я знал, что, чтобы я ни сказал, получу, — Хантер подтолкнул меня локтем. — Иди.

Я последовала за Бенджи в заднюю комнату. Там стояли два черных кожаных кресла рядом друг с другом, а также стол с мягким подлокотником и откидное кресло. Стены комнаты были отделаны красным кирпичом, а на них красовались рисунки в стиле комиксов: жуткая Алиса в Стране чудес, Смерть, Битлджус и собаки из преисподней. С одной стороны, они были мрачноваты, а с другой — по-своему привлекательны.

Я протянула ему эскиз.

— Никаких бабочек и сердечек.

Его губы поджались, но в глазах промелькнуло веселье.

— Отличный выбор.

— Знаю, — сказала я. — И я не пожалею об этом. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на то, чтобы больше не быть собой.

Бенджи внимательно посмотрел на нас, переводя взгляд с меня на Хантера. Он кивнул, словно что-то внезапно встало на свои места.

Он перевел рисунок на трафарет и приложил его к моему запястью. Было много классных мест, куда можно было бы набить татуировку, но я хотела видеть ее каждый день, чтобы помнить, через что прошла и куда двигаюсь дальше.

— Готова? — Бенджи держал в руке машинку с иглой, которая неприятно жужжала, словно бормашина у стоматолога.

Я кивнула.

— Абсолютно.

— Я в восторге! — я смотрела на свое запястье, широко раскрыв глаза. Всего через час на моем предплечье появилась вечная метка.

— Я могу посмотреть? — Хантер нежно обхватил мое предплечье, разглядывая татуировку. — Тебе идет.

И правда. Черный ворон, расправивший крылья в полете, был мастерски набит на кожу. Тонкие перья, становясь все более детальными, поднимались вверх по руке. Это символизировало освобождение, отказ от прошлого, от старой меня. Дать возможность настоящей Джеймсон взлететь.

Бенджи дал мне инструкции по уходу за татуировкой, обернул ее пленкой, забрал деньги и отпустил нас.

— Рад был тебя видеть, парень, — сказал Бенджи Хантеру. — Когда будешь готов, я закончу с тем, что у тебя на плече.

— Спасибо, — Хантер вывел меня на улицу, в прохладный ночной воздух. Его рука легла мне на поясницу.

— Что у тебя на плече?

Рука Хантера соскользнула с моей спины и нырнула в карманы куртки. Мы шли по улице, направляясь обратно к дому.

— Надеюсь, я когда-нибудь закончу ее, — многозначительно произнес он.

— Почему ты уклоняешься?

— Я не уклоняюсь, — он продолжал смотреть на улицу, на проезжающие машины.

— Тогда скажи мне.

— У меня на плече кое-что… — я наблюдала за его профилем, его голова оставалась опущенной. — Чтобы помнить о Колтоне.

Это имя прозвучало как ледяной душ на настроение и разговор. Огромный слон в комнате вернулся, грохоча и круша всю хрупкую посуду.

Я засунула замерзшие руки в карманы. Мы оба молча продолжили идти по улице. Становилось все более и более неловко. Мы приблизились к дому, где на веранде сидели люди. До нас доносились всплески смеха и приглушенные голоса.

Я чувствовала, как ускользает возможность. Если мы не поговорим сейчас, то не сделаем этого никогда.

— Ладно, с меня хватит, — я резко остановилась, чуть не заставив его споткнуться. — Мы собираемся поговорить о случившемся?

Он поджал губы, глядя на свои ноги.

В это мгновение мое сердце резко заколотилось сильнее. Я даже не знала, что хочу от него услышать. Я не была уверена, чего хочу сама, но уже чувствовала на его губах прощание. Отказ. Шипы страха и печали вонзились мне в сердце.

— Не беспокойся об этом, — мой голос сдавил ком в горле. — Это была ошибка. Мы оба можем забыть об этом.

— Джеймерсон… мы…

— Серьезно, Хантер, — бесстрастным тоном сказала я. — Это понятно. Мой терапевт называет это переносом чувств или как-то так. Мы много пережили вместе. Эмоции накалили, и мы поддались моменту. Это ничего не значило.

Его взгляд метнулся к моему, ноздри раздулись, однако он ничего не ответил. Его молчание ранило сильнее всего. Он молчаливо соглашался, позволяя нам — всему этому — уйти без борьбы.

— Для меня это уж точно ничего не значило, — злость воздвигла баррикаду против него, защищая меня. — Я использовала тебя, потому что мне было грустно, и я скучала по Колтону. В ту ночь я увидела в тебе его. Это было неправильно, и я прошу прощения.

Ложь.

Его лицо было лишено эмоций. Ямочка на щеке дернулась, напрягая челюсть. Он смотрел на дорогу, вокруг нас раздавался звук шин, скользящих по влажному асфальту. Скрежет и хруст.

— Знаешь, чего я боюсь? — сказал он. — Я боюсь, что никогда не вырвусь из тени Колтона. Я брат, который должен был умереть.

Я возненавидела это, когда он сказал мне той ночью, когда мы поцеловались, что даже его родители желали, чтобы это был он. Как можно жить под таким грузом? Это калечит.

— Я не согласна, — я повернулась к нему.

— Ты не хочешь, чтобы Колтон был жив?

— Конечно, хочу! — я схватилась за его куртку. — Больше всего на свете я хочу, чтобы Колтон был жив. Но это не значит, что я не благодарна за то, что ты выжил. Это не нам решать. Его нет. Это ужасно и мерзко. Но ты не можешь чувствовать себя виноватым за то, что выжил. Как ты думаешь, он бы хотел этого? Нет, черт возьми. Это было не в стиле Колтона.

Он стиснул челюсти.

— Я рада, что ты здесь, — тихо произнесла я, опуская руки. — Со мной.

Хантер втянул воздух.

— Забавно, наверное, ты и подумать не могла, что когда-нибудь произнесешь эти слова, да? — пробормотал он.

— Да, — согласилась я. — Но многое изменилось. Я изменилась.

— И в этом вся проблема.

— Что ты имеешь в виду?

— Все хотят, чтобы мы двигались дальше, но никто не хочет, чтобы мы менялись, — он отошел от меня, явно завершая разговор. — Думаю, нам нужно вернуться… прежде чем ты решишь набить себе на лбу Дональда Дака.

— Это не был бы Дональд Дак, — я прекрасно видела, что он уклонился от разговора о нашем поцелуе, но намек поняла. Только друзья.

— А что это было бы? — мы направились обратно к дому, его тело излучало напряжение.

— Это был бы Даффи Дак.

— Вот это было бы круто, — мы прошли еще немного. У него в кармане зажужжал телефон. Он вытащил его, слегка нахмурившись — Мне нужно идти.

— Куда?

Парень попятился назад к своему пикапу. Когда мы со Стиви подъехали, то я не заметила, что он стоит на улице несколькими машинами ниже.

— Если Даг или Джонс спросят, скажи им, что мне пришлось уйти. Они поймут.

— О. Хорошо, — разочарование прокралось в мой голос.

— Ты в порядке? — он переводил взгляд с меня на дом.

— Да, — фыркнула я. — Там всего каких-то двадцать метров. Думаю, я дойду.

Он все еще немного колебался, но телефон снова запищал, и он побежал к своему пикапу.

«Кто ему звонит? Куда ему так срочно нужно ехать?» — крутилось у меня в голове.

Мне нестерпимо хотелось узнать ответы на эти вопросы, но в тоже время я понимала, что лучше этого не делать. Чем меньше я буду вмешиваться в личные дела Хантера, тем лучше.

Мое сердце уже было разбито одним Харрисом.

Когда я вошла в дом, мама сидела за столом с бокалом вина, раскладывая пасьянс на своем ноутбуке. В гостиной работал телевизор, папа спал в кресле. Рис была наверху. Это было драгоценное время для моих родителей, чтобы расслабиться.

— Привет. Ты вернулась раньше, чем я думала, — мама взглянула на меня.

— Ага. Мне захотелось вернуться домой, — я сняла куртку, но не стала задирать рукава свитера. Я знала, что нет смысла вечно скрывать от них свою татуировку, но сегодня вечером мне не хотелось им ее показывать.

Мама, похоже, обладала какой-то экстрасенсорной интуицией. Ее взгляд стал более пристальным.

— Что случилось?

— Ничего?

— Джейм, ты дергаешь себя за рукава и вертишься, как нервная курица.

Ох. У меня плохо получалось скрывать от них что-то. Да и опыта у меня-то не было. Никогда не приходилось этого делать.

Я вздохнула и подошла к ней.

— Обещаешь, что не будешь пугаться?

Она тут же насторожилась, склонив голову набок.

— Теперь мне действительно любопытно. Выкладывай, — она откинулась на спинку стула, взяв свой бокал, как будто знала, что скоро ей понадобится вино.

Я закусила губу, потом выдохнула и задрала рукав свитера. Мне пришлось повернуть руку так, чтобы мама увидела.

— Что это? — глаза мамы расширились, когда она уставилась на мое запястье.

— Татуировка.

— Лучше бы это была хна или временная, — ее плечи резко напряглись.

— Нет. Она настоящая.

Мама резко поставила бокал на стол, вино выплеснулось через край.

— Ты шутишь? — мама встала.

— Нет, — я крепче уперлась ногами в пол.

— Ты же пошла на домашнюю вечеринку, — она несколько раз моргнула. — Расскажи мне, как все обернулось татуировкой?

— Их раздавали в качестве сувениров, — мама бросила на меня сердитый взгляд из-за моей дерзости. — Что? Дом был недалеко от Мейн-стрит. Я просто пошла туда и сделала себе.

— Не дерзи мне, — ее голос повысился, когда она осознала, что это не шутка. — Ты сделала татуировку? Зачем? Они же навсегда, Джеймерсон.

— Я знаю, — мои глаза сузились. — И мне она нравится.

Я повернулась и пошла по коридору в свою комнату.

— Разговор еще не окончен, — мама шла позади меня, ее голос напрягал голосовые связки. — Черт возьми, о чем ты только думала?

— В кои-то веки я не думала, — я вошла в свою спальню. — Мне надоело все обдумывать.

— Сделать татуировку — отличный вариант, чтобы ничего не обдумывать, — воскликнула она, стоя в дверном проеме. — Это навсегда, Джеймерсон. Ты понимаешь? Их очень больно и дорого сводить.

— Ты ведешь себя так, будто я захочу ее свести.

— Захочешь, — крикнула она. — Тебе семнадцать. Эта штука будет у тебя на руке, когда ты сморщишься и состаришься. Как ты думаешь, она тогда будет такой же крутой?

— Да, — я резко развернулась. — Потому что, когда я буду старой и седой, я буду помнить, что это был тот единственный случай, когда я позволила себе жить.

— Сделать татуировку — это жить?

Я молча уставилась на свою маму. Я любила ее. Мы всегда были близки, но она словно перестала видеть меня настоящую. Это была не совсем ее вина. Я сама себя такой сделала. Никаких проблем, никаких сюрпризов. Спокойная и послушная. Надежная и хорошая. Та девочка ускользала все дальше и дальше.

— Что это за крики? — отец подошел к маме сзади, протирая глаза.

— Твоя дочь… — мама стиснула зубы. Я всегда становилась папиной дочкой, когда делала что-то несвойственное себе. — Сделала татуировку.

— Что? — глаза отца расширились. — Ты серьезно? Скажи мне, что она шутит, Джеймерсон.

Мама ткнула пальцем в сторону моей татуировки, а потом обиженно сложила руки на груди.

— О чем ты только думала?

— Понятно. И ты туда же. Извини, пап, но мама опередила тебя с речью о том, что я пожалею об этом.

Он протиснулся мимо нее и прошел вглубь моей комнаты.

— Не огрызайся, юная леди. Я хочу знать, что сподвигло тебя на то, чтобы отметить и изуродовать свое тело.

— Изуродовать? — из моего горла вырвался смех.

— Это Стиви тебя уговорила? — спросила мама.

— Нет. Конечно, нет. Ее там даже не было.

— Что ты имеешь в виду? С кем ты была? — она раскинула руки.

Я сделала слишком длинную паузу.

— Ты была с ним, не так ли? С Хантером, — процедил отец сквозь зубы. Он начал ходить по комнате взад-вперед. — Это он тебя уговорил? Потому что я знаю, что сама ты бы этого никогда не сделала.

— Не смей винить его! Хантер тут ни при чем. На самом деле, он даже пытался отговорить меня, — злость обжигала язык, оставляя неприятный привкус. — Я самостоятельный человек. Я могу принимать собственные решения. Даже если вы с ними не согласны.

— Не под моей крышей! — рявкнул отец. — И еще целый месяц до твоего совершеннолетия.

Я удивленно и растерянно смотрела на него, когда мама подошла к моей кровати.

— Мы беспокоимся о тебе. В последнее время ты ведешь себя совсем нехарактерно.

Я зарычала от досады. Они могли мне посочувствовать, но они не пережили того, что пережила я, не чувствовали того момента, когда жизнь покинула мое тело, или того отчаянного желания по-настоящему позволить себе жить. Никто не понимал, кроме Хантера.

— Боже, разве вы ничего не делали из ряда вон выходящего? Не курили травку? Не прогуливали школу?

— Нет, — отец потер подбородок, его предупреждающий жест говорил о том, что он зол. — И мы… — он махнул рукой между собой и мамой, — никогда не имели такого удовольствия. Мы были слишком заняты тем, чтобы растить ребенка и зарабатывать достаточно денег, чтобы положить еду на стол и купить тебе подгузники. Нам самим не удалось побыть детьми, потому что у нас появилась ты.

Вина острым ножом вонзилась мне в грудь, и я сделала шаг назад, резко вдохнув. Вот оно… то, о чем никогда не говорили напрямую. Почему я всегда следовала правилам.

— Ной, — резко позвала мама.

По его лицу мгновенно пробежала тень стыда.

— Я-я не это имел в виду, — промямлил он.

— Нет, именно это, — моя грудь вздымалась и опускалась от частых вдохов. — Разве вы не думали об этом всю мою жизнь? О том, чего могли бы достичь и кем стать, если бы меня не было?

— Нет, — мама замотала головой, лихорадочно отрицая. — Мы ни на секунду не пожалели о том, что у нас есть ты. Ты — самое лучшее, что случилось с нами.

— Я появилась у вас раньше, чем вы того хотели, — я отступила от них. — Я все понимаю, поверьте. Я и представить себе не могу рождение ребенка в моем возрасте, но не лгите мне. Я не была лучшим, что с вами случилось. Не тогда.

Мама и папа молчали.

— Я знаю, что вы меня любите. У меня никогда не было сомнений в этом. Но я также знаю, что если бы вы могли все переиграть, то я бы не родилась тогда.

— Это неправда, — ответил папа.

Я склонила голову набок, и мы с папой смотрели друг на друга в неком подобии противостояния.

— Джеймерсон, мы ни на секунду не жалеем о твоем рождении. Мы любим тебя больше всего на свете. Но если тебе нужна горькая правда, то ты права, мы бы подождали. Мы были слишком молоды. Именно поэтому мы хотим лучшего для тебя. Чтобы ты поступила в колледж и получила все те возможности, которых у нас тогда не было.

— Вы ведете себя так, будто колледж — это решение всех проблем. Как будто если я поступлю, то жизнь станет идеальной. Иногда мне кажется, что вы так сильно хотите, чтобы я туда пошла, чтобы прожить через меня свою студенческую жизнь, которой у вас никогда не было, — я уперлась руками в бока, готовясь к ответной реакции на свое следующее заявление: — Я даже не знаю, хочу ли я поступать в колледж.

Папа резко выпрямился.

— Что?

— Я не знаю, хочу я этого или нет. Я никогда об этом не задумывалась. Просто делала то, чего вы от меня ждали.

— Ты. Идешь. В. Колледж, — сказал отец, выделив каждое слово сквозь стиснутые зубы.

— Джеймерсон, что происходит? — мама снова начала нервно размахивать руками. — Теперь ты не хочешь поступать?

— Я хочу решить это сама. Может быть, пойти на курсы рисования. Или путешествовать. Я понятия не имею, чего вообще хочу.

— Курсы рисования? С каких пор ты увлекаешься искусством? — отец всплеснул руками. — А что насчет медицины?

— Ничего, — раздражение заставило меня сжать губы. — Мне всегда нравилось рисовать. Вы просто никогда не позволяли мне думать о том, что есть выбор помимо медицины и науки.

— Искусство — это хобби. Какая карьера может быть в этом?

— Не знаю. Но я хочу разобраться. Найти то, чем я действительно хочу заниматься.

— Именно этим и занимаются в университете. Если хочешь, возьми факультатив по искусству, но ты должна получить диплом, — отец сложил руки на груди. На его шее пульсировала вена.

— Тратить тысячи долларов, которые вы тяжело заработали, чтобы я могла разобраться в себе? По сути, платить за то, чтобы я пила, тусовалась и… занималась сексом со случайными парнями?

Отец резко втянул воздух.

— Прости, пап. Это неизбежно. Мне почти восемнадцать. И то, что вы пропустили этот этап и сразу обзавелись семьей и работой, не значит, что большинство подростков так не делают.

— Не знаю, что на тебя нашло, — отец чуть ли не задыхался от ярости. — Но этой твоей новой манере поведения пора положить конец.

— Потому что я наконец-то отстаиваю себя? Разбираюсь в себе? Мне жаль, если я не соответствую вашим ожиданиям. Ели все, что я делаю, вам не по душе, но мне надоело быть идеальной дочерью, чтобы вы были счастливы.

— Мы просто хотим, чтобы ты была собой, — воскликнула мама.

— Нет, не хотите! — огрызнулась я. — Вы хотите, чтобы я была той, кем вы меня видите. Той девочкой из прошлого. Той, которая поступит в колледж, не сделает татуировку и не будет задаваться вопросами о своих желаниях. Ну так вот, я больше не она, и простите, если это не то, чего вы ожидали. Я не собираюсь чувствовать себя виноватой из-за того, что вы не предохранялись.

Я понимала, что зашла слишком далеко, но я больше не могла держать в себе боль от осознания того, что мое рождение — ошибка.

Мои слова словно дали им обоим пощечину. На их лицах отразились боль, растерянность и гнев.

— С тобой сейчас бесполезно разговаривать, — голос отца был пугающе спокоен. Он пытался сдерживать свой гнев. — И ты наказана. До неопределенного срока. Тебе запрещено видеться с этим парнем. Вообще, — крикнул он и выскочил из комнаты. Он прошел мимо мамы, которая стояла со скрещенными на груди руками. Она молчала, тишина становилась все более напряженной.

— Это не вина Хантера. Жаль, что вы его во всем обвиняете.

Она тяжело вздохнула.

— Джейм, мы не хотим, чтобы тебе было больно. Ты даже не оплакала Колтона. Ты просто переключилась с него на Хантера. Это нездорово и неправильно. Нельзя винить нас за беспокойство. С тех пор, как ты начала с ним общаться, ты побывала в тюрьме и сделала татуировку. Это совсем не ты.

Я бросила взгляд на деревянный пол.

— Может быть, это и есть я, — пробормотала я.

Мама снова вздохнула и обреченно кивнула.

— Я поговорю с твоим отцом, постараюсь его успокоить. Но ты наказана, как минимум, на две недели. В течение этого времени ты не должна видеться с ним. Я хочу, чтобы ты сосредоточилась на себе, снова пришла в норму, — она повернулась, закрывая мою дверь, грусть легла тяжким грузом на ее плечи.

В тот момент, когда мама вышла из комнаты, слезы обожгли мне глаза, предупреждая о надвигающемся потоке. Спорить с родителями и причинять им боль было ужасно, но я больше не могла молчать. Необузданные эмоции захлестнули тело.

Я схватилась за комод, чтобы удержаться на ногах. Все безделушки и милые вещицы, которыми он был заставлен — фотографии с соревнований по черлидингу, Колтон, нежные розовые шкатулки, полные украшений — казались мне очередным ударом, напоминая о том, кем я должна быть: «Вернись в эту роль, Джеймерсон. Так будет проще, и все будут счастливы».

Кроме меня.

Рыдание вырвалось из моего горла, когда я смахнула все с комода. Раздался грохот, вещи полетели на пол. Фарфор, стекло и керамика разлетелись на мелкие осколки по деревянному полу.

Я рухнула на кровать, свернувшись клубочком. Несколько слезинок скатились по щекам, но остальные я сдержала. Я чувствовала бушующее внутри меня горе. Как я уже говорила Хантеру, если я дам волю эмоциям, действительно позволю себе скорбеть, они захлестнут меня, утащив на самое дно.

А что, если я не вернусь?