Разрушитель

Интерлюдия Жак

Погибших хоронили рано утром, перед тем, как выдвинуться в путь. Большая часть жителей деревни тоже уходили — видно, решили, что оставаться здесь небезопасно, и в успех затеи чужаков во главе со странной шаманкой тоже не очень-то верили.

Могил пришлось рыть гораздо больше двух — в других домах тоже оказались пострадавшие. Зов сводил с ума. Даже неодарённые бросались друг на друга, как бешеные животные. Одного из жителей деревни искромсала ножом собственная жена. Сама она выжила, и утром её едва успели вытащить из петли.

Самусь и сразу-то не показалась Жаку уютным и жизнерадостным местом. Но сейчас деревня и вовсе погрузилась во мглу и уныние. Ещё и погода была под стать — с утра снова слякоть и морось, слизавшие остатки снега и превратившие пейзаж в чёрно-белую выцветшую фотографию.

На самом деле, именно так в Европе обычно и рисовали Сибирь, да и всю Россию — мрачной, серой, грязной, холодной, погружённой в сплошную безнадёгу. Жак уже достаточно пробыл здесь, чтобы понять, что это лишь глупый стереотип. Не считая разве что холода. Он с тоской вспоминал погоду в родном Монпелье в этом время года. Сейчас там можно прогуливаться по морскому побережью в одной рубашке, наслаждаясь солнцем и свежим бризом с залива, а деревья только-только подёрнулись осенней желтизной…

Он угрюмо шмыгнул носом, поднял было руку, чтобы вытереться тыльной стороной ладони, но одёрнул себя и полез за платком. Насморк, напавший на него ещё на баркасе, всё не проходил, и кожа под носом уже болела от постоянного натирания. Варвара вчера пыталась лечить его с помощью чеснока, который нужно было разрезать и активно вдыхать носом. На какое-то время и правда стало полегче, но повторять эту адскую процедуру он был пока не готов. Да и смысла в этом не было — на холоде нос всё равно заложит.

Ямы для могил рыли все вместе, прямо на окраине деревни. Жак тоже помогал старшему брату Вари, оттаскивая землю в сторону в тяжелых железных вёдрах. Но когда дело дошло до прощания с умершими, отряд, возглавляемый Богданом и его матерью, не сговариваясь, отошёл чуть в сторону. Кто-то отлучился, завершая последние приготовления к походу, но в основном все были уже готовы — ждали только сигнала выдвигаться.

Жак вместе с остальными молча стоял под моросящим ледяным дождём, наблюдая, как деревенские засыпают могилы. Женский плач не стихал всё утро, и хотелось уже побыстрее уйти в лес, чтобы не слышать его.

— А ведь такого раньше не было… — проговорил кто-то из осокорцев.

— Угу, — мрачно кивнул другой. — Он будто чует, что мы снова идём к нему. Остановить пытается.

Богдан, стоявший в паре шагов впереди Жака, рядом с матерью, взглянул на неё, и та неопределённо пожала плечами.

— Может, и так. Говорю же — Осокорь стал совсем не тем, чем задумывался. И… в прошлый раз он будто и правда был готов к нашему приходу. Скорее всего, и в этот раз застать его врасплох не получится.

— Хорошенькое дело, — саркастически отозвался Богдан. — Ну что ж, тогда у нас один путь — напролом? На эффект внезапности можно не рассчитывать?

— Выходит, так. Зато он может приготовить нам какую-нибудь пакость. Плохое у меня предчувствие…

— А вот этого не надо… — он ободряюще приобнял Дарину за плечи. — Справимся. Теперь я с тобой. И теперь мы знаем, как бороться с этой заразой.

Подслушанный разговор немного приободрил Полиньяка, но ненадолго. Мрачные мысли и сомнения одолевали его всё сильнее, хотя он и старался гнать их прочь.

Он никогда не считал себя трусом. Даже, пожалуй, наоборот, храбрость была его недостатком, заставляющим порой действовать опрометчиво. Как, например, в тот раз, когда он заступился за незнакомую девушку перед местными хулиганами в парке университета. Он тогда видел Варвару первый раз в жизни. Да и серьёзной опасности ей не угрожало — те недоумки лишь подшучивали над ней. Но Жак попросту не смог пройти мимо, и плевать, что в итоге наверняка оказался бы бит.

Впрочем, именно так он и познакомился с Богданом. И сдружились они именно потому, что очень похожи, хотя с виду и не скажешь. У Богдана тоже есть эта безрассудная жилка. Если он чувствует свою правоту, то бесстрашно бросается даже на самого опасного врага. И готов защищать людей, даже незнакомых.

Однако, в отличие от Жака, у Богдана есть для этого и серьёзное оружие. Он нефилим, и храбрость его подкреплена чугунными кулаками. В прямом смысле этого слова. Жак не раз наблюдал, как Богдан тренируется в гараже, и даже пару раз присоединялся к нему. Но потом перестал и предпочитал заниматься в одиночку, когда Богдана не было дома.

Сам Жак, хоть со стороны и выглядел худым и немного нескладным, слабаком тоже не был. Но по сравнению с нефилимом чувствовал себя жалким и беспомощным. Богдан, войдя в раж, мог дробить кирпичи голыми кулаками. А когда они устраивали спарринги с Путилиным, то так махали деревянными мечами, что Жак со стороны не успевал проследить за их движениями. Да что уж говорить — обычный человек не может тягаться с нефом.

А Жак был именно что самым обычным человеком в окружении очень незаурядных личностей. И даже влюбиться умудрился в девушку с Даром Зверя.

То, что Варя тоже оказалась Одарённой, поначалу здорово озадачило и даже испугало его. Но не настолько, чтобы он отказался от девушки, тем более сейчас, когда она начала отвечать ему взаимностью.

Собственно, это и удерживало его в этой жутковатой компании — желание быть рядом с Варварой и, как там говорят русские, не бить перед ней лицом в грязь. Получалось, впрочем, не всегда — ту историю с освобождением Беллы он не мог простить себе до сих пор, хотя умом вроде и понимал, что никак не смог бы противостоять гипнотическому Дару. Он и в этот поход тоже вызвался во многом, чтобы загладить свою вину. И был полон решимости сделать это.

Путь к Осокорю вышел извилистым и запутанным. Отряд выдвинулся через южные ворота, но уже метров через пятьсот на развилке дорог повернул на северо-восток, почти в обратном направлении. Шли около получаса через лес и снова выбрались к берегу реки, поворачивающей к востоку. Там Жак увидел развалины старой заброшенной мельницы — чёрной, покосившейся, мрачной, как иллюстрация в книге со страшными сказками.

Сам отряд был не такой уж многочисленный — человек пятнадцать, включая осокорцев. Многие из тех, кто вернулись вчера с Дариной, так и остались в Самуси из-за ранений или просто не найдя в себе сил и мужества на вторую попытку. Но те, кто всё же отправился в путь, были настроены решительно.

Вооружены были все. Даже самому Полиньяку и Варе в деревне отыскали по ножу и охотничьей двустволке с запасом патронов. Остальные же оружием и вовсе были увешаны до зубов — ножи, топоры, остроги, ружья. При этом некоторые из осокорцев ещё и тащили на спине здоровенные чугунные котелки, перевязанные верёвками так, чтобы из них получилось что-то вроде ранца. Чугунки поменьше несли просто в руках, тоже обвязав верёвками так, что они походили на этакие кадила. Жак видел, как в деревне в эти котлы закладывали светящиеся, как раскалённые угли, кристаллы огненного эмберита. Все горшки здорово грелись, от них даже шёл пар.

Зачем в походе столько жар-камня, Жак знал — Богдан и Дарина объяснили свой план ещё до похорон. Предполагалось использовать огненный эмберит в качестве бомб — забросать Осокорь кристаллами, а потом взорвать их и сжечь проклятое дерево на корню. Затея выглядела простой и эффективной, однако прежде нужно было подобраться к дереву на расстояние броска.

Нож Жак засунул за пояс, а с ружьём всю дорогу пришлось возиться. Нести его на лямке через плечо оказалось неудобно — как ни поверни, оно постоянно билось прикладом о заднюю часть бёдер. Но и постоянно держать его в руках было довольно утомительно. Впрочем, оружие придавало хоть какой-то уверенности. А она сейчас была очень нужна.

Несмотря на то, что передвигался их отряд среди бела дня, обстановка была жутковатая. Стоило отойти от деревни на несколько сотен шагов, как стало казаться, что они очутились в совершенно дикой тайге, где лишь чудом сохранилась хоть какая-то дорога. По обе стороны от извилистой колеи стеной вставали густые заросли, в которых Жаку постоянно мерещились какие-то мелькающие тени. Впрочем, судя по тому, как порой останавливались и принюхивались старшие Колывановы, и как насторожённо рычали псы Ильи — вовсе не чудилось.

Однако путь до заброшенной мельницы они преодолели относительно спокойно. Самое страшное началось, когда отряд, пройдя немного вдоль берега, снова углубился в чащу.

На опушке леса там, где они ступили на узкую, едва заметную тропу, их встретило что-то вроде чучела, сооружённого из сухих веток и больших оленьих рогов. Тотем было видно издалека, а вблизи ещё и слышно — нанизанные на бечёвки костяные и деревянные таблички, изрезанные рунами, перестукивались на ветру, как кастаньеты. При этом сам вид его вызывал необъяснимый ужас. Жак понятия не имел, что означают все эти символы, но казалось, они кричат на весь лес «Остановитесь!», «Прочь!», «Запретное место!».

Скорее всего, так и было. Потому что, стоило им пересечь невидимую границу, как всё начало быстро меняться.

Заросли тут были такими густыми, что казалось, будто раньше срока на землю спустились сумерки. Тропа, по которой двигался отряд, была узкой, извилистой и то и дело распадалась на несколько. Но за пределами этих узких проходов чаща была просто непролазной. Густые кусты и огромные кучи бурелома обступали их со всех сторон, заставляя двигаться в нужном направлении. Иногда между стволами деревьев брезжили большие просветы, но оказывалось, что дальше там глубокий овраг или выстроившиеся цепочкой тотемы, предупреждающие, что нужно свернуть.

И с самого первого шага, как они ступили на эту тропу, Жака не отпускало ощущение, что кто-то пристально наблюдает за ними из чащи. Несколько раз он едва не пальнул с перепугу из ружья, когда ловил боковым зрением движение в кустах буквально в нескольких шагах от себя. И он был не одинок в таких метаниях — то там, то сям раздавались резкие возгласы и возня. Один раз даже дошло до выстрелов, в ответ на которые в небо с громким граем сорвалась целая стая воронья.

Отряд передвигался гуськом, по одному, максимум вдвоём рядом — иначе не позволяли узкие тропы. Богдан, шаманка и Демьян шли впереди, Колывановы — замыкали цепочку. В середине шли осокорцы. Сам Полиньяк держался ближе к хвосту цепочки, рядом с Варей, хоть и пришлось ради этого мириться с мрачными взглядами её братьев.

В целом, оказалось даже к лучшему, что отряд их был довольно немногочисленным — они не сильно растягивались по тропе, и тех, кто двигался впереди, было видно даже замыкающим. К тому же Богдан время от времени останавливался, внимательно приглядываясь к каждому человеку в отряде. Иногда делал какие-то странные пассы руками в воздухе, будто фокусник. Смысла всех манипуляций Жак не улавливал, как, впрочем, и остальные члены отряда. Скорее всего, это было как-то связано с воздействием Осокоря. Богдан предупреждал, что при первых же признаках влияния Зова нужно было тут же подавать сигнал ему.

Честно сказать, Жак пока так и не понял, что же это за Зов такой. Ночью, когда началась неразбериха, он как раз задремал, и был разбужен громкими криками и потасовкой. Его тогда отшвырнули в сторону, и он даже сам толком не помнил спросонья, как умудрился спрятаться под печкой. За дальнейшими прискорбными событиями он наблюдал со стороны, и не мог понять, что происходит со всеми этими людьми. В них будто вселились бесы. Даже в Богдана, но тот в итоге сумел перебороть их и очнулся.

Самого Жака эта участь, к счастью, миновала, но теперь он насторожённо прислушивался сам к себе, ловя малейшие признаки внешнего влияния. И это постоянное напряжение уже само по себе начинало сводить с ума.

Поэтому, когда он вдруг увидел справа от тропы грязное сморщенное лицо с горящими глазами, смотрящее прямо на него из-под пелены спутанных волос, он решил, что это какое-то наваждение. Запоздало вскрикнул, вскинул ружьё…

Страхолюдина исчезла, но мгновением спустя вдруг вскрикнул один из осокорцев, шедший в нескольких шагах впереди Жака. Что-то, пронесшееся мимо и скрывшееся в кустах, резануло его походя по ноге — он схватился за бедро, кривясь от боли.

Почти сразу же донеслись возгласы откуда-то из передней части цепочки, рычание и лай псов, выстрел, потоки брани. Люди были на взводе, так что вспыхнули мгновенно. Относительно стройная колонна мгновенно рассыпалась — каждый крутился из стороны в сторону, пытаясь разглядеть противника и вообще понять, что происходит. Но кроме хруста веток и непонятных размытых силуэтов, мелькающих мимо неуловимо быстро, ничего разглядеть не удавалось.

При этом почти каждый такой хруст, каждое мельтешение сопровождалось вскриками. Когда мимо самого Жака промелькнуло нечто угловатое, тощее, окутанное маревом дрожащего воздуха, он и сам заорал в голос — но не от боли, а скорее просто чтобы отпугнуть тварь. Саданул с обоих стволов, и крупная дробь ухнула в ствол ближайшего дерева, вырывая ошмётки из коры.

Тварь избежала выстрела, в последний момент рванув куда-то в сторону и скрывшись в кустах. Однако что-то здоровенное и сильное дёрнуло Жака сзади за шкирку, едва не подняв над землёй. Он снова заорал бы, если бы собственный воротник не впился ему в шею, превратив крик в сдавленный хрип.

Впрочем, давление тут же ослабло, и над плечом раздался приглушённый голос Нестора:

— Тихо, тихо, кучерявый! Держись ближе!

Старший Колыванов подтащил Жака за шкирку к себе. Они с Ильёй выстроились спиной к спине, пряча за собой Варвару и француза. Оружие не доставали, но скалились по-звериному, показывая клыки, а на пальцах их медленно вырастали длиннющие чёрные когти.

— Ружьё убери! — рыкнул на Жака Нестор, раздражённо пихая его локтем. — Их свинец всё равно не берёт! Но, неровен час, в кого-нибудь из своих попадёшь.

— А что тогда берёт? — в ужасе отозвался Жак.

Колыванов не ответил — что-то, промелькнув мимо, едва не проскочило у него между ногами, но оборотень резко выпростал вперёд когтистую лапу и выхватил прямо из воздуха нечто патлатое, угловатое и верещащее, как кошка, угодившая в водосточную трубу. Жак едва успел разглядеть тощие, как палки, конечности, покрытые бугристыми наростами, похожими на наплывы на древесной коре, и спутанную, как комок водорослей, шевелюру.

Тварь молотила лапами, как пойманная курица, да и сами лапы были похожи на птичьи — с когтистыми тощими пальцами и острыми загнутыми шпорами. Изогнувшись, она полоснула-таки Нестора по руке и вырвалась, оставив у него в пальцах лишь клок шерсти. Не успела добежать до кустов, как снова почти растворилась в воздухе — странная рябь вокруг неё размывала её очертания так, что они быстро сливались с зарослями.

Жаку вообще мало что было видно из-за перегораживающих обзор широченных спин Колывановых. А то, что он слышал, не прибавляло понимания происходящего — вокруг творилась полнейшая, как говорят французы, pêle-mêle. Визгливые, похожие на кошачьи, вопли неизвестных существ перемежались треском ломающихся веток, топотом, ругательствами, возгласами членов отряда.

— Шолмосы! — орал кто-то. — Да сколько их тут⁈

— Так далеко от воды?

— Кучнее! Кучнее становитесь!

— Ноги берегите! У них шпоры острые, как ножи!

— Не стрелять! Ну куда ты шмаляешь, дурень?

— Да вроде попал…

— А-а-а-р-р-р-р, моя нога!

— Быстрее! Перетяни потуже!

Но поверх всего этого, медленно, по нарастающей, будто рокот накатывающей волны, доносился ещё какой-то звук, на который, кажется, пока мало кто обращал внимания. Какой-то гул и утробное ворчание. А ещё по земле, постепенно поднимаясь всё выше, стелилась плотная белёсая дымка. Она доходила уже до колен.

Дрожащими пальцами Жак перезарядил ружьё, используя патроны с красными метками — в них была самая крупная дробь, размером с сушеный горох. В руках у Вари тоже было ружьё, но держала она его, будто обычную палку — вцепилась обеими руками в цевьё, и лишь лихорадочно зыркала по сторонам. Радужка в её глазах окрасилась янтарными и зеленоватыми искрами, ноздри раздувались, шумно втягивая воздух. Жак почти физически ощущал исходящее от неё напряжение. Девушка боролась с собственным Даром, рвущимся наружу, и это пугало его сейчас куда больше, чем происходящее вокруг.

Он схватил её за руку, развернул к себе, зашептал что-то успокаивающее, от волнения сбиваясь на французский. Варя встрепенулась, будто очнувшись от наваждения, и во взгляде её, который она обратила на Жака, наконец-то проступило осознанное выражение. Даже звериные искорки немного остыли, и глаза стали почти человеческими.

— Держись! Держись, слышишь?

Она, дрожа всем телом, кивнула, стискивая его ладонь в ответ.

И почти в тот же момент что-то обрушилось на них прямо сверху. Одна из юрких костлявых тварей, снующих до этого под ногами — тощая, угловатая, вся будто слепленная из корявых древесных веток и комков мха. Вопя, как рассерженная кошка, она запрыгнула на спину Нестору и яростно молотила его лапами — длиннющие, в палец, тонкие когти так и мелькали в воздухе, подбитая мехом куртка на спине быстро превратилась в лохмотья. Сам Колыванов, вжимая голову в плечи, пытался сдёрнуть её с себя, но не мог ухватить.

— Тихо! Не крутись ты!

Илья изловчился и схватил шолмоса за заднюю лапу, рывком содрал его со спины брата, но сам тут же отпрянул, рыча и прикрывая лицо свободной рукой. Тварь была хоть и не особо крупной — примерно с десятилетнего ребёнка — но дралась с ужасающей яростью. Жак едва успел оттолкнуть Варю в сторону, подальше от мелькающих в воздухе когтей, как вдруг ему в лицо брызнуло чем-то горячим. Он не сразу и сообразил, что это кровь — уродливый бесёнок, пытаясь вырваться из рук Ильи, разодрал тому когтями руку.

Нестор схватил тварь за другую лапу, а потом и за третью. Вдвоём Колывановы растянули шолмоса в стороны, как на дыбе, но тот продолжал верещать и отчаянно брыкаться. И, похоже, силищи в нём было непропорционально много — два здоровых оборотня едва удерживали его, рыча от напряжения.

— Скорее! Огня! — рявкнул Нестор. — Спалить нужно эту тварь!

Жак подскочил к дерущимся, направляя ружьё на лесное чудище.

— Да бесполезно, кучерявый! — с натужным кряхтением выламывая лапу твари, огрызнулся Нестор. — Пули их не берут! Только огонь! Не лезь!

Шолмос, будто вторя ему, выгнулся дугой и завизжал, вперив в Жака взгляд своих светящихся бесноватых глазёнок. Рванул вперёд, пытаясь достать его. Пасть с растущими вкривь и вкось серыми клыками клацнула, как крышка сундука и распахнулась снова, обдав гнилостным дыханием.

Жак в ответ ткнул стволом ружья ему прямо в морду, да так, что тварь вцепилась в него зубами, будто собиралась откусить одним махом.

В тот же миг грянул чуть приглушённый выстрел, и уродливая башка шолмоса словно взорвалась изнутри. Обломки разлетелись конусом, на шее остался лишь небольшой огрызок нижней челюсти с торчащими зубами. Само тело мгновенно обмякло, а потом как-то странно заскрипело, скукоживаясь и превращаясь в нечто похожее на скрюченный высохший корень.

Братья от неожиданности так и замерли на несколько мгновений, стискивая в руках уже дохлую тварь.

— Ну, или… можно и так, — растерянно пробормотал Нестор.

— Ага, — хохотнул Илья. — Мы так просто раньше не пробовали.

Ободряюще хлопнув Жака по плечу, Илья тут же ринулся в сторону — помогать другим членам отряда. Шолмосов вокруг сновало, похоже, около дюжины, и часть из них до сих пор была жива. Жак, держа наготове ружьё, отступил, прижимаясь к стволу дерева, рядом с которым укрывалась Варя. Та, переборов, наконец, прорывающийся Дар, тоже стояла, вскинув оружие к плечу. И, судя по стойке, стрелять она умела. Впрочем, с такой-то семейкой…

Слева от Жака что-то громыхнуло, и в клубах тумана он разглядел тонкую фигурку Рады — девушка шмальнула от живота сдвоенным залпом из своего «Тигрёнка», и выстрелы отшвырнули в сторону ещё одну тварь. Та попыталась было подняться, но из тумана вдруг вынырнул Богдан — неестественно быстро, размазываясь в движении. Пара мощных ударов, от которых в стороны расходились волны, будто от взрывов — и несчастный шолмос буквально разлетелся на ошмётки.

Почти одновременно с этим ещё одного бесёнка поймали осокорцы, обсыпав каким-то серым порошком, похожим на муку. Порошок этот вдруг начал шипеть и пузыриться, увеличиваясь в объёме во много раз и обволакивая тварь плотной и быстро застывающей пеной, состоящей из множества продолговатых непрозрачных кристаллов, плотно прилегающих друг к другу. Шолмос какое-то время ещё двигался и даже отползал от преследователей, превозмогая навалившуюся на него вязкую преграду. Но вскоре кристаллы окончательно затвердели, вмуровав его в здоровенную глыбу, ещё и приклеившуюся к земле. Снаружи оставалась только башка монстра и кисти передних конечностей.

Жак ни разу до этого не видел применения экспансивного эмберита или, как его часто называют в России, клей-камня, но сразу узнал его по лекциям Кабанова. И у него тут же вспыхнуло жгучее любопытство. Если что-то и может отвлечь Жака Полиньяка от смертельной опасности — так это тяга к знаниям.

Да тут и случай был весьма занятный. Обычно клей-камень, используют в строительстве, да и то в специфических условиях — например, когда нужно быстро выстроить временное убежище в тайге. Его кристаллы лёгкие, довольно прочные и пустотелые, что повышает их изоляционные свойства. Однако в долговечности они безнадёжно уступают даже самому дрянному бетону, так что в зданиях используются разве что для утепления оконных рам.

Но осокорцы явно использовали какой-то катализатор, во много раз ускоряющий разбухание кристаллов. И так довольно тривиальный материал превратился в эффективную ловушку. Один из примеров того, что называют знаменитой русской смекалкой!

Пока Жак размышлял над боевым применением клей-камня, один из осокорцев подбежал к обездвиженному монстру и затолкал тому в пасть небольшой кусок огненного эмберита. На того это подействовало, как ладан на чёрта — визг поднялся такой, что уши заложило. Но, впрочем, затих шолмос очень быстро — визг перешёл в хрип, потом в шипение и треск. Из пасти его повалил густой дым, клубы которого смешались с туманом, ещё больше ухудшив обзор.

Треклятый туман за считанные минуты успел заволочь тропу на десятки шагов вокруг. Он поднимался уже выше человеческого роста и был густым, как пар в бане. Силуэты людей проглядывали сквозь него невнятными тенями, особенно вдалеке. Но самое страшное — что там, за пеленой, явно кто-то был. Кто-то большой и шумный.

Жак, прижимаясь спиной к стволу дерева, пытался отдышаться и унять бешено колотящееся сердце. В двустволке его ещё оставался один патрон, и в мозгу билась навязчивая мысль, что нужно дозарядить второй прямо сейчас. И в то же время казалось, что стоит ему начать возиться с патронами — как из леса наскочит ещё какое-нибудь страшилище. Ещё и очки, как назло, запотели так, что сквозь них мало что было видно. Но о том, чтобы снять их и протереть хорошенько, тоже не могло быть и речи.

— Ты как? — с тревогой в голосе спросила Варя, не опуская ружьё. — У тебя кровь на лице. Не ранен?

— Это… не моя. Осторожнее! Слева!

Кусты сбоку от них затряслись, между ветками мелькнул смутный силуэт. Они с Варей синхронно навели на него ружья, но оба не выстрелили — ничего толком не было видно, да и движение было мимолётным.

— Что это⁈ — в ужасе выкрикнул кто-то в нескольких шагах от них, почти не различимый в густом тумане.

— Сюда! — донёсся другой голос. — Соберитесь вместе! Не растягивайтесь!

— Это Богдан! — выдохнула Варя. — Пойдём! Вон туда…

Они, продираясь через колючие, так и норовящие вцепиться в одежду ветки, двинулись в сторону голосов. Кусты будто сдвинулись плотнее. Казалось, тропа находится всего в нескольких шагах от них, однако вместо этого путь перегораживали густые заросли. Товарищи по отряду были совсем рядом — было слышно их голоса, хруст палой листвы под ногами, но при этом разглядеть кого-то не удавалось. Смутные силуэты в серо-белом тумане расплывались, стоило подойти чуть ближе, оборачивались кустами или пнями.

Жак запрокинул голову вверх — туда, где туман уже начинал рассеиваться, и можно было попытаться сориентироваться по стволам деревьев. И замер от ужаса.

Поначалу показалось, что кроны деревьев двигались, сходясь всё ближе. Но потом, протерев очки подушечками пальцев, он разглядел нечто огромное, нависающее над ними, как башня.

Великан! Настоящий великан, в два человеческих роста, не меньше! С тощим узким туловищем, расширяющимся кверху и с торчащими из мохнатого горба наростами, похожими не то на сухие деревца, не то на разлапистые рога. Башка — вытянутая, узкая, снизу переходящая в спутанную длинную бороду. И глазищи, глазищи-то какие! Два озерца ядовито-зелёного пламени, источающие во все стороны струйки такого же цвета. Лапищи — мощные, узловатые — раздвигали и ломали мешающие пройти ветви деревьев, а кусты под огромными ногами и вовсе хрустели и приминались, как сухая трава. В одной из лап Жак разглядел огромную дубину, представляющую собой вывороченное с корнями деревце.

Святая Женевьева! Да как вообще можно остановить подобное чудовище⁈

— Боровик! — выкрикнул кто-то. — Яг-Морт!

— Сюда! Сюда все! Прячьтесь!

— Сюда, Жак! — Варя потянула его за рукав, указывая вперёд и чуть правее. Там в тумане маячило сразу несколько темных фигур. Наконец-то! Вон он, остальной отряд! Как они умудрились сбиться с пути?

Кусты впереди встали совсем уж непреодолимой стеной — ломиться сквозь них было бесполезно. Варя и вовсе застряла — несколько ветвей, как живые, вцепились в её одежду, так что Жаку даже пришлось закинуть ружьё за спину и достать нож, чтобы освободить её.

Их звали — Жак слышал голос Богдана и кого-то из Колывановых. Вроде бы совсем близко, но при этом каждый из возгласов доносился с разных сторон. Туман не просто дезориентировал — он начисто сбивал с толку. Мелькнула мысль — а что, если это и есть тот самый Зов? Что, если он уводит их всё дальше от группы?

Окружающие звуки — даже треск и грохот надвигающегося великана — были какими-то приглушёнными, будто доносились сквозь толстый слой воды. Громко и отчётливо Жак слышал лишь собственное срывающееся дыхание и колотящийся в висках пульс. И больше всего он боялся упустить из вида Варвару.

Та тоже поминутно оборачивалась к нему и цеплялась свободной рукой за его одежду. Ружьё она держала за ствол, опираясь прикладом о землю, как посохом. Шаль её сбилась, волосы растрепались, толстая золотистая коса болталась за спиной, тоже цепляясь за ветки. В глазах по-прежнему проскальзывало что-то звериное, но это странным образом не пугало, а наоборот привлекало. Такой — раскрасневшейся, возбуждённой, с горящими глазами, пышущими колдовской силой — она нравилась ему ещё больше. Особенно на контрасте с её обычным поведением — скромным, даже застенчивым.

Сам Жак перебросил ремень ружья через плечо, чтобы освободить руки, но само оружие постоянно цеплялось за ветки и жутко мешалось. Из правой руки он не выпускал нож.

— Вон там, слева можно обойти!

Им, наконец, удалось разглядеть просвет в зарослях, в который они ринулись чуть ли не наперегонки.

И вдруг Варвара вскрикнула и упала. Будто просто споткнулась, но уже мгновение спустя Жак разглядел над ней знакомую рябь воздуха.

Шолмос!

На то, чтобы доставать ружьё из-за плеча не было времени, да и один оставшийся там патрон ничего бы не решил. Впрочем, мысли об этом промелькнули в голове Жака позже — когда он уже бросился на монстра с ножом, запрыгивая ему на спину и обхватывая руками и ногами.

Тварь была необычной — гораздо крупнее виденных ими до этого, и весь покрытый какими-то серыми лохмотьями, похожими не то на клочья шерсти, не то на поросль лишайника. А когти на его лапах и вовсе напоминали серпы — и размером, и формой.

Варя, скривившись от боли, отползла чуть в сторону, подволакивая раненую ногу. Шолмос здорово располосовал ей бедро — кровь залила весь подол её пальто. И если бы Жак его не отвлёк, то искромсал бы девушку ещё сильнее. Самому Жаку повезло — он повис на спине у монстра, как рюкзак, заваливая того назад, и тот впустую молотил когтями по воздуху, но не мог достать его. Нож Жак вонзил ему куда-то в шею — по крайней мере, в то место, где у человека бы располагалась шея. Клинок завяз в вязкой плоти по самую рукоятку и не вырывался обратно, но это сейчас было даже к лучшему — за него можно было держаться.

— Варя, беги! Sauve-toi! — срывая глотку, заорал Жак, чувствуя, как заваливается назад вместе с пойманным шолмосом.

Когда они рухнули, Жак вскрикнул от боли в спине — под лопатку больно воткнулся не то камень, не то сухая ветка. Но почти сразу же эта боль отступила на второй план, потому что на ногу вдруг будто плеснули кипятком. Шолмос, извернувшись, достал-таки его когтями, легко располосовав голенище сапога, плотные штаны и портянки под ним и плоть до самой кости.

— Не-е-ет! — завизжала Варвара, и голос её, ломаясь, вдруг перешёл в нечеловеческий, леденящий кровь рёв. Жак, лежа в грязи и палой листве, прижатый к земле барахтающимся, как перевернутый на спину жук, монстром, выгнул шею, пытаясь разглядеть, что происходит.

И увидел.

За последнее время он уже успел немного привыкнуть к проявлениям Дара Зверя — у того же дядьки Демьяна или у братьев Вари. Хотя все эти лезущие изо рта клыки, отрастающие когти, деформирующиеся лица вызывали неконтролируемый ужас — гораздо больший, чем при виде обычного зверя. Наверное, потому что в этом было что-то противоестественное, вызывающее инстинктивное отторжение.

Но трансформация Варвары выглядела совершенно иначе. Девушку вдруг окутало облако яркого света, в котором Жак разглядел мелькнувшие угловатые символы, похожие на шаманские руны. Сквозь слепящий глаза свет можно было разглядеть лишь смутный силуэт девушки, стремительно меняющийся под аккомпанемент протяжного медвежьего рёва. Всего несколько мгновений — и на месте его Варвары вдруг возникла огромная взвившаяся на дыбы медведица с рыжевато-бурой шерстью, покрытой крупными светящимися рунами, и с горящими зелёным пламенем глазами.

«Ты не просто зверь, девочка. Ты берендей».

Рухнув обратно на все четыре лапы, Варвара тут же бросилась на шолмоса. Медвежья пасть с хрустом сомкнулась на туловище монстра, и одним мощным движением оборотень подбросила противника в воздух, не обращая внимания на молотящие по ней когти. Жак едва успел разжать хватку, иначе тоже бы отправился в полёт.

Два монстра сцепились, покатились по земле, ломая кусты, как сухую солому. Шолмос, в отличие от своих более мелких собратьев, не визжал, как рассерженный кот, а лишь гортанно хрипел, но когтями орудовал так же быстро. На толстой шкуре медведицы уже появилось несколько длинных кровоточащих отметин.

Жак, рыча от боли в располосованной ноге, попытался перевернуться и стащить со спины ружьё, но проклятая лямка перекрутилась, запуталась и теперь только душила его, мешая двигаться. Разрезать бы её к чертям собачьим, но нож остался торчать в шее монстра.

Наконец, он перевернулся на живот и кое-как стащил оружие со спины. Уперся локтями в землю, наводя ствол на дерущихся прямо рядом с ним. Промазать с такого расстояния было нереально, тем более дробью. Главное было не зацепить Варвару…

Удачный момент подвернулся только секунд через десять — Варя как раз отбросила шолмоса от себя, и пока тот не успел ринуться на неё снова, Жак всадил ему заряд дроби в бок. Тварь взвизгнула, замешкалась с атакой, и медведица воспользовалась этим, чтобы снова наброситься на неё, сминая своим весом и пытаясь отгрызть башку. Она оглушительно рычала и рвала противника зубам и когтями. Но шолмос был куда крепче, чем можно было предположить по внешнему виду. К тому же он явно выделялся среди себе подобных. Возможно, это что-то вроде вожака…

На помощь извне можно было не надеяться — остальной отряд был неподалёку, но судя по доносящимся звукам, был занят другой битвой. А вот выстоит ли Варвара…

Жак, тяжело дыша, слабеющими, едва слушающимися пальцами переломил ружьё, вытряхнул стреляные гильзы… И понял, что на то, чтобы выудить из патронташа новые, зарядить их и снова выстрелить, его попросту не хватит. Он в отчаянии обернулся на яростно сражающуюся с лесной тварью медведицу, на собственную залитую кровью ногу…

Ружьё Варвары! Оно валялось в нескольких шагах, и Жак, стиснув зубы, пополз к нему. Кровь из раны натекла в сапог и хлюпала между пальцами, голова кружилась, перед глазами мелькали чёрные мухи. Что удивительно, боль даже на время отступила — ноге просто было горячо, и сердце колотилось, как бешеное. Но больше всего Жак сейчас боялся потерять сознание. Раньше, чем сумеет помочь Варваре.

Жак, наконец, добрался до ружья и подтянул его к себе за лямку. Перевернулся на спину, перехватил оружие поудобнее…

Как раз вовремя — шолмос, уже изрядно помятый, с висящей, как плеть, левой рукой, вырвался из лап медведицы и оказался буквально в двух шагах от Жака. Их глаза встретились, и разъярённый монстр прыгнул на валяющегося на земле француза, накрывая того, как тень.

Сдвоенный выстрел прозвучал приглушённо — Жак едва успел приподнять ствол, и тот упёрся в грудь шолмосу. Тварь прошибло навылет, вырывая из спины здоровенные куски плоти, больше похожие на обломки коры, обросшие лишайником. В груди его образовалась дыра, и ружьё попросту провалилось в неё, показавшись наружу с обратной стороны.

Монстр замер на мгновение, захрипев и ещё больше вытаращив глаза. Лапища его со страшными серповидным когтями, уже занесённая над Жаком, бестолково дёрнулась и упёрлась в грязь рядом с его головой. Шолмос завалился прямо на Жака, и почти сразу же после этого силуэт огромной медведицы накрыл их обоих. Жуткая пасть сомкнулась на загривке твари, почти отделяя его башку от тела.

Жак, вцепившись обеими руками в края рваной раны на груди лесного беса, из которой всё ещё торчал приклад ружья, и изо всех сил пытался оттолкнуть его от себя, рыча от напряжения и ужаса — пасть чудовища клацала клыками прямо перед его лицом — казалось, с каждым разом всё ближе. Страшные глаза чудовища горели потусторонним огнём, будто пытаясь прожечь его взглядом.

Шолмос явно находился на последнем издыхании, однако даже сейчас рвался к добыче. Его первобытная ненависть и жажда убийства ощущались почти физически, обдавая Жака, словно зловонное дыхание.

Медведица, дергая головой, стащила-таки уже едва трепыхающегося монстра с Жака, и тот шумно выдохнул, всё ещё сжимая в руках обломки древесной плоти. Они слабо светились и жгли ему пальцы. Разжав ладони, он увидел, что вырвал из груди шолмоса какую-то пульсирующую продолговатую штуку, похожую на грубый неогранённый кристалл. Она светилась, быстро затухая, а зеленоватая дымка, источаемая ею, стремительно впитывалась в кожу. Что это? Яд⁈ Жак дрожащими пальцами пытался стереть эту субстанцию, но ничего не получалось. Выроненный им камень уже окончательно потух, стал серым, будто пепел и вдруг, покрывшись трещинами, лопнул, рассыпавшись на мелкие осколки.

Одновременно с ним и сам шолмос под натиском когтей Варвары вдруг с треском развалился, превратившись в кучу обломков, больше напоминающих причудливое сплетение засохших корней и мха, чем труп.

Жак, лежа на спине в грязи, шумно хватал ртом воздух, отчаянно хватаясь за остатки сознания. Но перед глазами всё плыло, и последнее, что он увидел над собой — это выплывшую из тумана огромную медвежью морду. До него донеслось встревоженное утробное ворчание. Влажный мягкий нос уткнулся ему в щёку. Он с трудом поднял руку и вцепился пальцами в густую тёплую шерсть, и прежде, чем окончательно вырубиться, успел лишь прошептать.

— Варя…