Шел март сорок четвертого.
Григорий Филиппович Безвершук — больной, постаревший, сгорбившийся дождался вечера и на ощупь накопал в огороде чашку мелких полусгнивших прошлогодних картофелин. Корову немцы увели. Картошку, выращенную в огороде, забрали. Яблони, вишни, любимицу всей семьи — старую вербу около хаты — срубили еще год назад: мешали зенитной батарее.
Тетка Фросына ушла к родственникам в деревню — выменять на старые платья хоть немного продуктов, но дело это было нелегкое. Немцы ограбили и деревни. Тетка задерживалась.
Григорий Филиппович разделил нарытый картофель на две кучки. Из одной напек твердых и сухих картофельных лепешек. Из другой сварил жидкий суп без жиров. Потом погасил каганец и сел к окну — ждать жену и Васю…
На русской земле изменило Гитлеру авантюрное счастье. Советская Армия уже нанесла немецко-фашистским войскам тяжелые поражения под Москвой, Сталинградом, Орлом и Курском. Теперь она широко и мощно гнала врага с Украины.
Гитлеровцы лютовали. Они забирали у населения все, что могли, жгли и уничтожали города и села, убивали тысячи ни в чем не повинных людей.
В эшелоны грузились все новые партии рабов — на работу в Германию. На турбовских парней и девчат шла настоящая охота. Без конца совершались облавы. Солдаты и полицаи день и ночь обходили дома. По погребам и чердакам с ходу били из автоматов, чтоб не тратить время на осмотр.
Осенью сорок третьего они ворвались таким же образом к Григорию Филипповичу и, как ни объяснял он им, что Иван «блинде», ничего не видит, угнали в Германию слепого брата Васи.
И Васе исполнилось пятнадцать лет. Таких уже забирали.
Вася скрывался то в яме за сараем, то в землянке на огороде. Когда надоедало быть одному — навещал в тайниках своих дружков. В последние дни Вася прятался у Ивана Ружицкого. Но фронт приближался. Находя скрывавшихся, немцы расстреливали их на месте. Сегодня Вася передал отцу, что этой ночью они с Иваном перейдут в скирду соломы на выгон.
Турбовчане сидели в своих домах, как в норах. Из-за близости фронта немцы запретили им выходить на улицу, зажигать огни. Окна у Безвершуков были плотно завешены старой одеждой. Приподнимая время от времени уголок тряпки, Григорий Филиппович надолго приникал к стеклу, слушал, не раздадутся ли знакомые шаги.
В третьем часу ночи Вася тихонько царапнул стекло. Отец узнал его, открыл дверь. Потом зажег каганец, сделанный из консервной банки, и, рассказывая поселковые новости, стал кормить сына.
Дружки договорились встретиться в три часа. В глухую пору легче уйти из городка. Вася посматривал на ходики и торопливо хлебал суп. Отец осторожно выглядывал в окно. Что на улице? Нет ли поблизости немцев?
Вася кончил есть, сунул лепешки в сумку и стал собираться.
Вдруг со двора резко и громко постучали.
Отец и сын вздрогнули. Так не стучат, когда таятся. Григорий Филиппович торопливо сунул каганец в печь.
Дверь снова загрохотала.
Отец вышел в сени.
— Кто?
— Откройте!
Вася осторожно приподнял занавеску, пытаясь разглядеть, кто там. И оказался лицом к лицу с приникшей к окну со двора темной тенью.
— А-а, комсомоль! Партизан! — донеслось сквозь стекло. — Гут! гут…
Трясущимися руками отец открыл дверь.
Загремели сапоги и оружие. В дом ввалились полицаи. Немецкие солдаты остались у окон снаружи. На опасные дела они всегда посылали первыми полицаев.
Два полицая сразу направили автоматы на Васю:
— Руки вверх!
Несколько других, подсвечивая себе электрическими фонариками, быстро осмотрели в хате темные углы, заглянули за печь, под кровать.
Григорий Филиппович достал из печки каганец. Вместе с полицаями ходил по хате с пистолетом в руках Мишка Леонтюк, сделавший вид, что не знает ни Васи, ни старого каменщика.
Убедившись, что обстановка в доме мирная, вошли немцы. Они тоже сердито направили автоматы на Васю.
— Ти есть руски бандит! Партизан!
— Одевайся! — приказал один из полицаев.
Вася стоял с поднятыми вверх руками и от растерянности не мог двинуться с места. Было и страшно, и обидно, что попался так просто и нелепо. И думалось о Ружицком, который должен был подойти с минуты на минуту. Увидит ли он, что случилось?
— Но! Но! — помахивал перед ним стволом карабина один из солдат. — Ти бежаль нет.
— Одевайся! — заорал полицай и замахнулся прикладом. — Ну!
— Что вы! За что? — попытался загородить собой сына Григорий Филиппович. — Что он вам сделал?
Немцы что-то сердито кричали по-своему. Здоровый детина ногой отбросил старика в сторону. Васю сбили с ног, пинали, били прикладами.
Потом подняли. Бросили пальтишко:
— Одевайся.
Григорий Филиппович задыхался от горя:
— Ваньку забрали… Слепого, сирого… Все порушили, сгубили… Теперь младшего. Он же мальчишка еще!.. Люди вы или нет?
Поймал Мишку за руку.
— Вы с одной школы. Соседи. Куда вы его?
Леонтюк вырвал руку.
— За белым снегом.
А солдаты уже гнали Васю прикладами к дверям. Во дворе полицаи окружили его плотным кольцом и повели к жандармерии.
Вася вытирал с разбитого лица кровь и слушал гул пушек. Близко, близко Советская Армия. Близко свобода. А он попался…
Собирая в темноте прошлогоднюю картошку, Григорий Филиппович нечаянно перерубил лопатой телефонный провод, который шел от немецкого командного пункта к зенитной батарее. Не успели немцы разобраться, в чем дело, как налетели русские самолеты и наделали немало переполоха. А лишенная связи зенитная батарея молчала или стреляла невпопад.
После налета немцы пошли по проводу. Он привел их в огород Безвершуков. В пятнадцатилетнем пареньке они заподозрили русского диверсанта…