Развод. Моя (не) желанная

Глава 31

— Не собираюсь я твоих потаскушек обсуждать, — и я почти не кривила душой.

Ведь это же и впрямь бессмысленно. На что мне его амурные похождения? Зачем в них лезть? Супруги-то мы исключительно на бумаге, и все эти клятвы верности — лишь маскировка.

Алина, ты распоследняя балда. Не стоило вообще ничего ему говорить.

Но что толку себя ругать, когда дело уже сделано…

— Почему же? Почему же не пообсуждать, раз у тебя они вызывают такой живой интерес?

— Никакого интереса они у меня не вызывают! Хватит надумывать, Громов.

— Тогда к чему вообще была эта ремарка?

— Вырвалось.

— Ах, ну тогда конечно, — с притворной готовностью пошёл на попятную Громов. — А то я уж было подумал, в тебе ревность взыграла.

Я откинула одеяло и села в постели, уставившись в его сторону разгневанным взглядом:

— Помечтай! Ты считаешь, мне есть хоть какое-то дело до того, кого ты в постель к себе тащишь?

По его движению я поняла, что он тоже поднялся. В темноте прозвучал едва слышный смешок, почти урчание.

Ну конечно, моего липового супруга до предела забавляла вся эта ситуация. Ничего другого я и не ждала.

— Митина, ты хоть понимаешь, что с головой себя выдаёшь? Я уж молчу о том, какой ты мне разнос устроила в первую брачную ночь.

Да что он в меня вцепился-то? Каких ещё признаний от меня ждёт?

— Я, конечно, понимаю, что эго у тебя размером с твой дом, но это уже ни в какие ворота, — бесстрастности моего голоса позавидовал бы кто угодно. — Тогда моей единственной заботой было то, чтобы всё выглядело правдоподобно. Из-за тебя и твоих непомерных аппетитов у нас могли возникнуть проблемы! Кто-нибудь мог узнать и потом разболтать тому же Лисицыну.

— Ну надо же, какая ты всё-таки дальновидная. Всё о деле печёшься, — в голосе Громова вдруг зазвучали по-настоящему жёсткие нотки. — То есть ничего личного, так? Разрешаешь мне и дальше блудить, верно я понимаю?

Я заморгала от такого неожиданного пассажа. Нет, правда, какого ответа он от меня добивается?

— Я уже сказала, — процедила я, с досадой понимая, что сказать мне попросту нечего, — мне до твоих развлечений дела нет никакого, пока они не мешают нашей легенде.

— Ну и прекрасно, — получила в ответ. — Круто, что у нас в этом вопросе полное взаимопонимание.

— Супер, — я рухнула обратно в постель, накрываясь одеялом.

Внутри всё трусилось от злости, непонятно откуда взявшейся обиды и разочарования. Я всё-таки надеялась на его… раскаяние?

Чего я на самом деле ждала? Что Громов в извинениях примется рассыпаться? Да плевать он хотел на меня и мои… и мои… соображения!

Но слово «чувства», которого я с такой настойчивостью избегала, хищно кружило в моей голове, намекая, что не позволит мне себя проигнорировать.

Да нет никаких чувств! Вот ещё!

Я зарылась носом в подушку, подавив почти нестерпимое желание вцепиться в неё зубами.

— Спокойной ночи, — непривычно тихим голосом отозвался Громов, и я услышала, как он тоже обратно улёгся в постель.

— Спокойной, — буркнула я.

Но о спокойствии в итоге можно было только мечтать.

Я крутилась и вертелась под одеялом, потому что никак не могла принять настолько удобное положение, чтобы наконец-то заснуть.

Настораживало то, что и Громов, кажется, заснул далеко не сразу. Стоило мне замереть в новой неудобной позе, как я обязательно слышала, что он тоже ворочается.

Но мы оба старательно делали вид, что совершенно не замечаем чужую бессонницу.

Ближе к утру я до того измучилась, что всё же провалилась в беспокойную чёрную муть, которую и сном-то было сложно назвать.

Должно быть, поэтому и очнулась, почувствовав, как моего оголённого плеча коснулось прохладное одеяло.

От неожиданности распахнула глаза.

Из-за штор пробивался серый утренний свет.

Надо мной стоял Громов — одетый в свой строгий деловой костюм и, видимо, уже собиравшийся на выход из спальни.

Первые мгновения я просто хлопала сонными глазами в попытке сообразить, что вообще происходит.

Громов высился надо мной — донельзя хмурый, будто озабоченный какой-то неразрешимой проблемой.

— Что… — я пыталась что-то сказать. Голова была будто свинцовая.

Но до меня всё-таки наконец дошло, что во сне я, видимо, скинула с себя одеяло, а Громов почему-то решил укрыть меня, спасая мои порядком озябшие плечи.

— Спи, — буркнул он, выпрямившись и поправив манжету своей белоснежной рубашки. — Рано ещё.

Я хотела уже по привычке ответить ему какой-нибудь колкостью, но не решилась. Поправленное одеяло вносило сумятицу в мои и без того туманные после почти бессонной ночи мысли.

Решилась я лишь на вопрос:

— Сегодня у тебя тоже грандиозные планы на работу и отдых?

Конечно, он понял, в чём заключался вопрос. Его челюсть мигом отяжелела.

— Да. Много дел. По перезапуску производства. Встречаюсь с подрядчиком. К ужину ждать не нужно, — он метнул на меня злой взгляд. — Поужинаю в городе.

В городе.

Всё понятно.

Но если я думала, что наш утренний разговор будет моей самой большой головной болью, то грядущий день мне доказал, как сильно я ошибалась.