Real-RPG. Жало

Глава 7 Тоскливые дни, отчаянные ночи

После ухода Злюфы, управляющий запер дверь и, для острастки, сперва хорошенько меня отмутузил кулаками — чтобы впредь знал свое место и не докучал претензиями. Потом подтащил к раковине, пустил воду и, пока я смывал кровь с разбитого лица, разъяснил предстоящий фронт работ.

От полотера требовалось трижды в день тщательно с чистящим порошком надраивать пол в большом ресторанном зале. Сперва на рассвете, перед открытием. Потом днем, когда заведение закрывалось на санитарный час. И, наконец, в полночь, после закрытия. Днем и вечером в перерывах между большими уборками отдых был категорически запрещен. Полагалось постоянно быть во всеоружии — то есть с ведром воды и тряпкой — у управляющего под рукой. По первому требованию Рчифы я обязан был стрелой нестись в зал и, не щадя живота, устранять последствия разного рода ЧП. Передохнуть и восстановить силы дозволялось лишь в короткий промежуток между ночной и утренней уборками. Вот, собственно, и все.

Со слов Рчифы, работа полотера выглядела обыденно, как любой другой тяжелый физический труд. К тому же управляющий обещал трижды в день кормить меня за счет заведения первоклассными ресторанными блюдами: фирменными завтраками, обедами и ужинами. Обнадеженный радушными посулами я поначалу решил, что легко справлюсь с немудреными обязанностями. Увы, этой решимости хватило ненадолго.

Закончив инструктаж, Рчифа вывел меня в ресторанный зал, и я сразу приступил к работе.

С первых же минут я превратился во всеобщее посмешище. Клиенты умирали со смеху потешаясь, как неуклюжий полотер-неумеха пытается разминуться в узких проходах со снующими взад-вперед официантками. Наглые длиннохвостые стервы и не думали пропускать новичка, напротив, норовили пнуть острым носком туфли или протянуть поперек спины хвостом. Трижды, забываясь, я пытался ответить обидчицам, но юркие трунги легко уклонялись от моих кулаков и с готовностью подставляли под удары подносы. Несложно догадаться, что закончились все три попытки отстоять свое достоинство для полотера одинаково плачевно. Я перевернул три подноса, вывалил их содержимое на пол, и трижды подвергся жестокой порке хвостом управляющего. Во время экзекуций, сатанея от боли, я отчаянно звал на помощь и умолял вызвать полицию, но мои вопли у окружающих вызывали лишь взрывы хохота. А Система откликалась на страдания потоком тревожных сообщений о стремительно убывающей шкале здоровья.

Частые избиения, ежеминутные оскорбления и беспрерывное унижение быстро сломали непривычного к тяжким испытаниям землянина. После третей порки я перестал обращать внимание на презрительные взгляды и насмешки, научился уворачиваться от прущих напролом официанток и не реагировать на провокации. Лишь изредка, будто очнувшись от тяжкого забытья, я вскидывал голову и затравленно озирался, надеясь перехватить в зале хоть один сочувствующий взгляд, но неизменно натыкался лишь на пустые, равнодушные глаза трунгов, безразличных к судьбе презренного человечишки. К концу дня избитый и смертельно уставший я окончательно смирился со своим жалким положением бесправного полотера.

Отдраивать огромный зал во время трех ежедневных больших уборок приходилось вручную, ползая по полу на карачках. Под конец каждой такой уборки спину ломило — хоть волком вой. А ведь еще приходилось в течение дня десятки раз наведываться в зал для быстрого наведения чистоты под отдельными столами. При большом наплыве посетителей полы пачкались, то здесь, то там, практически ежеминутно, и бедняге полотеру некогда было даже спину разогнуть.

За первые два дня работы я растянул джинсы до размеров бесформенных домашних трико и протер в коленях до дыр. А белую выходную рубашку превратил в серое, застиранное рубище.

Жизнь моя превратилась в сущий ад, и все же с бытовыми тяготами и лишениями я худо-бедно справлялся. Навалившиеся физические нагрузки молодое тело переносило стоически. А на испорченную одежду и вовсе было наплевать, потому как красоваться полотеру в ресторане, все одно, не перед кем.

Гораздо сложней в работе полотера оказалось терпеть ежедневные насмешки и издевательства, как со стороны гостей, так и всего ресторанного персонала. И без того жалкое положение забитого бесправного существа усугубляла моя непохожесть на окружающих. В заведении Злюфы работали одни лишь трунги, на фоне которых чужак-землянин выглядел белой вороной.

К человеку-полотеру относились как к существу второго сорта, ненавистному всем прокаженному. Посетители — не все конечно, а несколько злыдней завсегдатаев — изо дня в день норовили подстроить какую-нибудь пакость. Официантки, стоило замешкаться у них на пути, лягались, словно сбесившиеся кобылы, или, что гораздо болезненней, норовили отдавить палец острым каблуком. Все это происходило с молчаливого одобрения садюги управляющего. Мне некому было жаловаться, приходилось стиснуть зубы и терпеть.

На раздаче, где официантки забирали подносы с заказанной едой, мне могли выдать завтрак или обед, или ужин в зловонной тарелке, предварительно вымазанной вчерашними тухлыми помоями. Малейшее же недовольство ужасным положением изгоя беспощадно каралось Рчифой, против увесистых кулаков и хлесткого хвоста которого я был бессилен.

И лишь по ночам, закрывшись в крошечной коморке, и рухнув без сил на старую скрипучую раскладушку, я наконец оставался наедине сам с собой. Перед сном неизменно вспоминал свою предыдущую жизнь в Москве, такую невообразимо далекую и безвозвратно потерянную. Горючие слезы непрерывным потоком катились из глаз, но я их не замечал. Замученный дневными хлопотами, я без оглядки бежал от жестокой реальности и искал утешение в спасительном омуте памяти.

Там, в земной жизни, у меня тоже не всегда все было гладко. Случались проблемы и в непростых взаимоотношениях с любимой девушкой, и по бизнесу, и всякие бытовые неурядицы. Но теперь они представлялись милыми забавными пустяками, расстраиваться из-за которых просто смешно. Вот сейчас я попал, так попал! По прихоти местного деляги меня, как котенка, выдернули из привычного мира и поместили в другой — враждебный, чуждый и непонятный. Я оказался на другой планете, где не только нет ни друзей, ни родственников, а в принципе человеческое лицо увидеть практически невозможно. Кругом одни лишь синие приплюснутые узкомордые хари трунгов. И теперь, возможно, до конца своих дней придется влачить жалкое существование живой игрушки, бесправного раба, безропотно выполняющего хозяйскую блажь за миску супа…

Под невеселые думки я забывался коротким беспокойным сном и через несколько часов просыпался от громкого требовательного стука в дверь. Пора было вставать, доставать из-под стеллажа тряпку с ведром и отправляться на проклятую каторгу.

Тяжко пережив первые самые трудные дни, я постепенно приспособился к своему положению. Научился молча сносить оскорбления, не реагировать на грубость и униженно молить о пощаде — от чего стал меньше подвергаться поркам. Приспособился уворачиваться от официанток и, подавляя брезгливость, жрать любую заплеванную, вонючую пищу — после чего травить меня стало неинтересно и качество питания заметно улучшилось.

Через неделю, наряду с многочисленными минусами по-прежнему отвратительной работы, я стал замечать и использовать редкие плюсы незавидного положения. Как и обещал Злюфа, работа полотера позволяла незаметно приглядываться к посетителям ресторана, прислушиваться к разговорам за столиками, и потихоньку собирать информацию о большом мире за стенами заведения, постепенно к нему привыкая.

Так, мне удалось разузнать, что ресторан, где работаю, находится в городе Груте, который, в свою очередь, располагается на открытой планете Зукда. Основное население планеты трунги составляли примерно девять десятых от всех жителей Зукды. Еще одна десятая — получившие гражданство выходцы с других планет, проще говоря, инопланетяне. Среди них было немало людей. Я периодически видел представителей вида гомо сапиенс среди посетителей ресторана. Но все они, в отличие от меня, были вольные граждане Великой Империи Хофа с открытых планет. А я нигде не зарегистрированный дикарь из Заповедной Зоны — бесправный раб, выкупленный хозяином у охотников за головами.

Но нет худа без добра. За две недели работы полотером я привык к симбиозу с Системой. Оценил практическую пользу от наглядной демонстрации составленных ею показателей. Да чего уж там, наблюдаемый мной ежедневно реальный рост ряда показателей наполнял хоть каким-то смыслом ежедневное однообразие каторги.

Конечно, специфика работы не позволяла равноценно прокачивать все показатели. Более того, такие показатели, как «Гипноз», «Телепатия», «Телекинез» и «Левитация», я даже не догадывался, как развивать. С «Интеллектом», «Силой» и «Скоростью» все было, вроде бы, худо-бедно понятно, но практика показала, что работа полотера совершенно не годится для их прокачки, за две недели их показатели сдвинулись на ничтожные сотые доли процента.

Зато с прокачкой «Выносливости» и «Регенерации» мне неслабо так подфартило. Тяжкий труд на износ и частые побои лихо закрутили маховик развития этих показателей. Текущий уровень их показателей ежедневно прирастал на пять-десять процентов. А по итогам двух недель и «Выносливость» и «Регенерация» отхватили аж по два новых уровня. Чуть медленней, чем «Выносливость» и «Регенерацией», но так же стабильно ежедневно развивалась и «Интуиция». Ежедневные стычки с официантками немало этому способствовали. С ростом показателя, я чаще угадывал направление нацеленных в мою сторону тычков обидчиц, вовремя уклонялся и, вместо злорадного писка, слышал раздраженное шипенье промахнувшихся трунг. За две недели «Интуиция» тоже подросла на уровень.

Благодаря обновлениям уровней «Выносливости», «Регенерации» и «Интуиции», я проследил взаимосвязь «Уровня развития» с уровнями показателей. «Уровень развития» отражал суммарную величину уровней показателей. Соответственно, с ростом уровня любого из показателей, автоматически поднимался и «Уровень развития». А следом подрастали и единицы «Здоровья», потому как они рассчитывались по незамысловатой формуле: «Уровень развития» помноженный на десять.