Reet-K

1

Сейчас мне двадцать семь, а познакомилась я с Риткой в девятнадцать. Восемь лет мы были вместе, семь из которых я знала, кто она такая. Вернее, я и сейчас не очень-то хорошо знаю, кто она такая, но семь лет назад я узнала, что она другая. Непонятно, да?

Прежде всего я хочу, чтобы всё было понятно, но есть такие вещи, о которых что ни говори – понятно не получится. Про Ритку полностью понятно тоже, скорее всего, не получится.

Познакомились мы совершенно случайно. Ну, как случайно? По сути случайно, но Ритка давно искала кого-то, похожую на меня. Вернее, похожую на неё. Ужас, да? Наверное, лучше просто рассказывать, не пытаясь что-то разъяснять…

Меня накануне зачислили на первый курс юридического факультета НГУ, и я с площади Маркса поехала на маршрутке в Академ оформляться. Настроение было радостным, несмотря на дождливую погоду, и приоделась я нарядно – в белые брючки и белую ветровку. Когда маршрутка подъехала, я в числе ещё нескольких пассажиров, села в неё, но в салоне оставалось много свободных мест, и водитель сразу не поехал, ожидая ещё кого-нибудь. Народу постепенно прибавлялось, и тогда в салон вошла Ритка.

Разумеется, я не знала, что это Ритка и, даже, не обратила внимания на девушку в фиолетовой куртке с накинутым на голову капюшоном. Девушка рассчиталась за проезд и, пройдя вглубь салона, села со мной рядом. Вскоре мы поехали. Я смотрела в окно, забрызганное каплями дождя, и вдруг сквозь слабое, едва видимое отражение заметила, что моя попутчица смотрит на меня. Хотя, может она смотрела и не на меня, а тоже в окно, но я повернула голову и взглянула на неё в ответ. Наши взгляды встретились.

– Кажется, мы с тобой сильно похожи, – улыбнувшись, сказала она.

Я удивилась и ещё раз, более пристально, посмотрела на её лицо, и мне совсем не показалось, что мы похожи. Во-первых, она была постарше, во-вторых, на ней не было никакого макияжа – даже губы, кажется, не накрашены, а в-третьих – это я окинула взглядом уже её всю – в куртке с накинутым капюшоном, в джинсах и с непонятной матерчатой сумкой на коленях, она выглядела простовато. Хотя, да, черты лица похожи…

– Меня Вера зовут, – сказала она, продолжая улыбаться и откидывая капюшон. – А тебя?

– Таня.

Я русая, а у неё были тёмные, почти черные волосы, собранные в хвост. И ногти без маникюра. А вот кроссовки хорошие. И серьги… Да, похожи – теперь я это видела и тоже улыбнулась.

– Чем занимаешься?

– Вот, в НГУ поступила, – похвасталась я. – На юридический. Зачислятся еду.

– Здорово! Поздравляю!

– А ты? – в свою очередь поинтересовалась я.

– Я? Я работаю. Программистом на фрилансе.

– Ух ты! Никогда ещё не встречала девушку-хакера! – рассмеялась я.

– А ты местная? – спросила Вера. – Или приехала откуда-то?

– Я из Рубцовска, а здесь на Ватутина у меня тётя родная. У неё пока живу, а потом общежитие в универе дадут.

– А я на Коптюга живу, квартиру снимаю. Знаешь, где это? Как раз рядом с вашим университетом. Буквально несколько шагов.

– А тебе сколько лет? – спросила я.

– Двадцать два. А тебе?

– Девятнадцать.

Так мы и ехали, болтая обо всём на свете и, даже, обменялись телефонами. В Академгородке дождя не было. Мы вышли на Цветном и до университета дошли вместе.

– Пока! – сказала я. – Мне сюда.

– Пока, – махнула Вера рукой. – Ты звони, не пропадай. Сходим куда-нибудь вечерком, я тебе Академ покажу. А то ведь скучно там, у тёти, одной сидеть. Да и далеко ездить. Если что, у меня переночевать можно…

Спустя несколько дней так и вышло – я ещё утром позвонила Вере и в обед мы договорились встретиться. Она меня встретила на Цветном и мы первым делом отправились перекусить в кафе, а потом гуляли – сходили в Дом учёных, потом на пруд с дикими утками, потом в Ботанический сад, потом съездили на станцию Сеятель в музей паровозов, потом в Технопарк, где снова перекусывали и пили кофе.

С одной стороны она была совершенно обыкновенной, а с другой… Даже не знаю, как объяснить. Сдержанной, что ли. Даже какой-то строгой, словно учительница. И ещё я сразу заметила, что она начитанная и много всего знает, потому что она почти на всё, о чем я спрашивала вокруг, знала ответы – все названия, имена и даже даты. Я такое никогда не запоминаю. И про книжки почти про любые говорила, хотя я часто бравировала среди девчонок тем, что много читала и читаю, и слышала от сверстниц: "Ой, Танька, на фига все эти твои книжки стопицотлетние. Сейчас уже никто такое не читает".

Тётю, чтобы она не беспокоилась, я ещё утром предупредила, что могу сегодня остаться ночевать в Академгородке в общежитии, и когда Вера предложила остаться ночевать у неё, чтобы завтра не переться в такую рань и в такую даль, я перезвонила тёте ещё раз и подтвердила, что у меня всё в порядке и я сегодня останусь в Академе у знакомых девчонок.

Так я в первый раз попала в нашу с Риткой квартиру, где мы потом прожили ещё три года.

Квартира была трёхкомнатная и располагалась на 12-ом этаже. В ней почти отсутствовала мебель. Только кухня оказалась более-менее обставлена, а остальные комнаты, как и ванная с туалетом, выглядели очень уж по-спартански.

– И сколько ты платишь за эти хоромы? – спросила я, обойдя квартиру и усевшись у стола, на котором одиноко белел ноутбук.

– Я не плачу за аренду, – сказала Вера. – Только квартплату и коммуналку. Это квартира моих знакомых. Они уже несколько лет живут заграницей, а я за квартирой присматриваю и оплачиваю текущие расходы.

– Неплохо, – заметила я. – Только слишком уж у тебя аскетично. Почему ты её хоть как-то не облагородишь? Даже коврика в прихожей нет.

– Недавно старый выбросила, а новый ещё не купила, – сказала Вера с улыбкой. – Заселяйся и облагораживай. Места, как видишь, на двоих хватит, и университет рядом – можно в окошко лекции слушать. Здесь тебе удобней будет, чем в общежитии, и мне веселей, а то я уже одичала одна.

– Ты серьёзно?

Я лихорадочно обдумывала перспективы. Конечно, мне бы очень хотелось, но мы с ней ещё так мало знакомы…

– Вполне серьёзно, – сказала Вера. – Если что-то пойдёт не так, то перейти через дорогу в общагу тебе не составит труда.

– А почему ты вдруг решила предложить мне жить у тебя? – спросила я. – Это так неожиданно…

– Ты мне сразу понравилась, когда я тебя увидела в тот раз в маршрутке, – сказала Вера. – Мы так похожи! Как сёстры. Сестра – это же здорово! У меня никогда не было сестры. Вот и побудешь моей сестрой…

Она меня так растрогала. Я встала, подошла к ней и обняла. И почувствовала, как она осторожно обняла меня в ответ и тихонько погладила по спине.

Через три дня я переехала. Да и что там было переезжать – сказала тёте, что переселяюсь в общежитие, и привезла в квартиру чемодан с вещами и сумку с учебниками. Родителей тоже уведомила, что всё – окончательно обосновалась-устроилась. Оправила маме из университета фотки с одногруппниками и из общежития с соседками тоже, а про Веру не сказала. Не знаю почему. Просто, не хотелось объяснять, как я поселилась в квартире вдвоём с девушкой, с которой случайно познакомилась и про которую пока ничего, кроме имени, не знаю. Попробуй, объясни такое родителям.

О Вере я действительно ничего не знала, а она ни разу не упомянула ни о родителях, ни о детстве, ни о школе, ни о том, где училась на программиста. Разумеется, подходящий момент, когда я в разговоре к месту могла спросить, кто её родители и чем занимаются, настал очень быстро.

– У меня нет родителей, – ответила тогда Вера. – Я сирота-подкидыш. В детдоме всю жизнь росла.

– Ой, извини, – воскликнула я. – Наверное, мне следовало догадаться о чём-то таком, ведь ты ни разу не упомянула ни о родителях, ни о детстве, ни о школе.

– Нормально всё, – сказала Вера. – Просто, мне не о чем рассказывать. После детдома я закончила колледж и с тех пор работаю. Вот и вся жизнь.

Больше ни о чём таком я её не спрашивала. "Придёт время и она сама расскажет, о чём захочет", – решила я.

В остальном наша жизнь протекала очень интересно. По крайней мере, для меня.

Большую часть времени я училась, пропадая на лекциях и семинарах, стараясь ничего не упускать и не пропускать. Вера относилась к моей учёбе очень серьёзно, прямо как строгая старшая сестра и несколько раз я замечала, что она даже читает мои учебники.

– Зачем тебе это? – удивлённо спросила я, когда первый раз увидела свой учебник философии у неё в руках.

– Интересно ведь! – улыбнулась она. - Не только же про программирование мне читать.

Она всегда внимательно слушала мою болтовню об университетских делах, об одногруппниках, о преподавателях, о лекциях, о сплетнях, о взаимоотношениях. Я не раз убеждалась, что она помнит имена, фамилии и прозвища упоминаемых мной персонажей и даже спрашивает, как там у них дела, если я о них долго не говорю ничего нового.

Девчонки из группы интересовались, почему я, имея место в общаге и оплачивая проживание (это Вера мне посоветовала так сделать), там не живу, и я, обычно, отвечала, что пока живу у двоюродной сестры, а общагу держу на случай, если сестра вдруг выйдет замуж, а они, мол, со своим бойфрендом вот-вот собираются это сделать. "А кто у тебя сестра?" "Да никто, обыкновенный бухгалтер", – отмахивалась я и вопросы на этом иссякли.

Мы постепенно обустраивали квартиру. Вера сказала, что в этом она полностью полагается на меня.

– Я ведь всю жизнь прожила в казённой обстановке и толком не знаю, как должно быть. Ещё куплю что-нибудь не то, поэтому выбирать будешь ты.

– Что выбирать?

– Всё, что надо, то и выбирай. И в свою комнату, и вообще, и по хозяйству.

– А тебе?

– У меня всё есть. Стол для работы, стул, кровать…

– А шкаф для вещей? Они у тебя на подоконнике в спальне лежат. Да и нет там ничего интересного. А трельяж? А фен? А бра? А пуфик? А халат с драконами? А тапочки с помпонами… – веселилась я над нею.

Она улыбалась и кивала:

– Да, хочу тапочки! Всё, что надо, выбирай и говори мне! Всё купим, и нам доставят и установят.

– А деньги? – смеялась я. – Платить-то мы должны пополам, а у меня столько нет. Я не программист на фрилансе, а студентка юрфака, бедная, как церковная мышь. Не кредит же мне брать, а потом продавать почку, чтобы рассчитаться.

– Нет, никаких почек нам продавать не придётся. Мы сделаем просто, как и подобает двум умным девушкам. Мы постараемся облагородить нашу квартиру за чужой счёт, за счёт её хозяина. Поскольку квартира его, то пусть он и платит.

– Как это?

– Да он так и предлагал несколько раз. У него за бугром бизнес какой-то наладился по поставкам в Россию станков, и он процветает. Так что, денег у него много. И он говорил, что если я в квартиру буду что-то покупать или как-то её отделывать, то счета можно отправлять ему и он компенсирует.

– На фиг она вообще нужна ему, эта квартира, если он там обосновался и сюда может и не вернётся никогда, – удивлялась я.

– Я так понимаю, что всё дело в слове "может", – заметила Вера. – Может не вернётся, а может, придётся вернуться. Кто его знает. И вот тогда квартира совсем не помешает, да?

– Ну, так-то да, – согласилась я.

– Будем надеяться, что не вернётся, – улыбнулась Вера.

– А он где, вообще? – спросила я.

– В Южной Корее.

Так что, когда мы что-то покупали, Вера рассчитывалась карточкой, а спустя какое-то время она подсунула одну из своих карточек мне.

– Это для всяких мелочей, – сказала она. – Мы же не всегда бываем вместе, а тебе может подвернуться что-то нужное, или, например, продуктов надо взять, или вещицу какую, а у тебя нет. Я же не знаю, где и когда ты свои миллиарды получаешь.

– Мне родители присылают, – сказала я.

– Вот и я про то, – кивнула Вера. – Вдруг у нас в ванной шампунь кончится, а родители денег ещё не прислали. Что ж нам, без шампуня жить? – улыбалась она. – Держи! Пин-код 0808, день нашей встречи.

Я взяла. Всё так просто...

На кухне появились посуда, ложки, вилки, ножи и моющие средства, красивые табуретки, салфетки на стол, вазочки под печенье и варенье, полотенца, новый чайник, кулер, кофеварка, люстра с висюльками над столом – давно такую хотела…

Холодильник наполнился сыром, маслом, яйцами, молоком, овощами, хлебом, джемом и консервами. В шкафчики я составила ёмкости с крупой, пакеты с сахаром, рисом, гречкой, вермишелью, рожками и спагетти. Вызванный мастер зарядил и настроил нам посудомойку и научил пользоваться вытяжкой.

Вера никогда не готовила – я решила, что она просто не умеет. Если она и собирала что-нибудь на стол, то чаще всего это было что-то заказное, готовое и просто разогретое в микроволновке или на плите. А я готовила в охотку – мама меня всему научила.

Днём я перекусывала в университете, вечером, если мы никуда не ходили, готовила что-нибудь незамысловатое и мы болтали, сидя на нашей кухне и ели рожки в мясной подливке, или жареную картошку, или борщ, или суп с фрикадельками, или пельмени. Вера ела совсем мало – в основном ковырялась в тарелке и больше налегала на чай или кофе.

По утрам я пила кофе, жуя бутерброд с сыром и ветчиной, или заваривала чай и намазывала батон маслом и вареньем, а Вера, обычно не завтракала.

– Я потом, попозже, – говорила она. – Не проснулась ещё, не умылась.

Она меня всегда провожала до двери и мы чмокали друг друга в прихожей.

Прихожая тоже постепенно обрела жилой вид. Коврик мы купили в первую очередь. Для одежды и обуви заказали шкаф-купе, а на стену против входа нам установили зеркало от пола до потолка.

В гостиную мы постелили огромный пушистый ковёр, и поставили мягкий гарнитур из дивана-трансформера, двух кресел и столика. Стены украсили панно и картинками, сделали верхнее и местное освещение, поставили на низкую плоскую тумбочку телевизор с большим экраном и двумя звуковыми колонками-башнями по бокам.

Наши спальни я обставила одинаково. Всё, как и описывала – кровать, трельяж, шкаф, пуфик, туалетный столик. Только у Веры ещё стоял нормальный большой стол, за которым она работала на своём ноутбуке, сидя на обычном офисном стуле.

– Мне так привычней, – сказала она, когда я спросила, почему бы ей не поставить себе какой-нибудь супер-пупер компьютер с тремя большими мониторами и страшно эргономичное кресло.

Никаких листочков, бумаг, тетрадей, записей и даже авторучки или карандаша у неё на столе не было. Только ноутбук и больше ничего. Однажды, когда я, сев за её стол, подняла крышку ноутбука, то обратила внимание, что на его клавиатуре на кнопках есть только латинские буквы. Кириллицы не было.

– Как же ты на нём работаешь? – воскликнула я. – Или ты по-русски совсем не пишешь?

– Пишу, конечно, – улыбнулась она. – Мои пальцы сами помнят, где какие символы. Я вслепую набираю, так быстрей.

У меня тоже был свой ноут, с которым я обычно зависала, лёжа на диване в гостиной – печатать на нём без букв на клавишах я бы не смогла.

По вечерам мы, лёжа на разных краях дивана, смотрели фильмы из интернета или какие-нибудь передачи, которые Вера научила меня записывать автоматически заранее, когда они идут в эфире, чтобы потом смотреть в удобное время и без рекламы. Если мне кто-нибудь звонил – девочки из группы или мама, – то я уходила на кухню или на лоджию, чтобы не мешать Вере, а если звонили ей, то это всегда были звонки, связанные с её работой, и она уходила к себе в спальню. При этом, она всегда закрывала за собой дверь, чтобы, в свою очередь, не мешать мне. Разговоры эти, даже если я и слышала, что говорит Вера, для меня были непонятны и потому бессмысленны, а однажды я, проходя мимо её двери, услышала, что она говорит по-немецки.

– Ну, ничего себе, – восхитилась я, когда позже мы опять сошлись в гостиной. – Ты немецкий знаешь?

– Знаю, но совсем немножко, – сказала Вера. – Я и на некоторых других языках с грехом пополам могу говорить на компьютерную тематику. Это же, в основном, профессиональный сленг, а он на всех языках более-менее одинаковый.

– И на китайском?

– Не знаю, – улыбнулась Вера. – По-китайски я не умею.

– Давно хочу начать учить китайский, – сказала я. – У нас в университете много китайцев.

– Почему именно китайский?

– Не знаю, – я пожала плечами. – Может, за китайца замуж выйду.

– А твои родители одобрили бы такой выбор?

– Ну, папа бы точно не одобрил. Он у меня традиционалист. Да я и не собираюсь за китайца. Говорят, у них только одного ребёнка иметь можно.

– Сейчас снято такое ограничение. Я в интернете читала. А ты сколько хочешь?

– Вера! – фыркнула я. – Ты прям как мама! Не знаю я ни про китайца, ни про детей. Болтаю просто… А ты сколько бы хотела?

– Я тоже не знаю…

– А ты была с мужчиной? – спросила я.

– Была.

– Я тоже была, – сказала я.

В октябре в одном из разговоров мама сообщила, что они с папой собираются приехать на несколько дней в Новосибирск, повидать меня, тётю – мамину старшую сестру – и привезти мои зимние вещи и кое-какие гостинцы. Утром, за завтраком я сказала об этом Вере.

– Они же думают, я в общежитии живу, и про тебя ничего не знают.

Я намазывала на ломтик батона масло, и смотрела на стоящую у окна Веру, ожидая, что она скажет.

– Как вариант, ты можешь им ничего о нас не говорить и пожить эти дни в общежитии, – улыбнулась Вера.

– Угу, – кивнула я, откусывая бутерброд.

– А можешь им сказать всё, как есть, и познакомить нас. Я с удовольствием познакомлюсь с твоими родителями.

– Правда!?

Бросив бутерброд на тарелку, я радостно вскочила, подбежала к Вере и обняла её.

– Мы приготовим что-нибудь вкусненькое и пригласим их к нам в гости, – продолжила Вера, обнимая меня в ответ. – Что любит есть мама и что любит пить папа?

– Ой, они у меня совсем простые! – затараторила я, усаживаясь доедать свой завтрак. – Мама селёдку под шубой любит, но чтобы без морковки, а то некоторые кладут, и чтобы не меньше трёх слоёв и чтобы всё очень мелкое, через тёрочку, нежненькое. Я сделаю! А папа обыкновенную водку пьёт, а всякие коньяки и виски не очень уважает. Ему голубцы приготовим, он их любит и горячие и холодные. Рыбу ещё любит малосольную, кету, например, тонкими пластиками. И груздей солёных я ему куплю в "Добрянке", помнишь, мы брали, очень вкусные, домашние-предомашние.

Вера улыбалась, глядя на мою радость.

– Ты им понравишься, даже не сомневаюсь!

Накануне приезда родителей я весь вечер занималась подготовкой голубцов и приготовлением селёдки под шубой. Вера мне по возможности помогала. Голубцы я уложила в казанок и поставила в холодильник.

– С ними всё. Потом их только достать и на плиту. Будет вкусно. Любишь голубцы?

– Главное, чтобы папе понравились, – сказала Вера.

– Понравятся, – рассмеялась я. – Пусть только попробуют не понравиться! Любимая доча готовила.

– А селёдка под шубой не должна ли быть свежей? – спросила Вера.

– Прям свежая-свежая не годится. Её лучше часика за три-четыре до употребления приготовить. Она пропитаться должна маслом и майонезом, иначе не то. У нас часика за три-четыре не получается, но ничего. В холодильнике подольше постоит, но зато пропитается хорошо.

Не сомневаюсь, что Вера всё запоминала и училась – такая уж у неё натура.

– Завтра я их встречу и отвезу к тёть Вале, иначе никак, а послезавтра к полудню привезу сюда. Нормально же?

– Да, конечно.

– Покажу им универ, свожу в общагу, тебе звякну предварительно, когда голубцы поставить, сначала на девятку, а как закипят, на шестёрку убавить, поняла?

Вера кивнула, внимательно слушая.

– А перед приходом ещё раз звякну, но это не раньше двенадцати будет, а может и позже чуток. Всё-таки зря мы сегодня не закупились.

– Не беспокойся, я завтра всё куплю, – заверила Вера. – Список мы составили, ничего не забыли.

На столе лежал блокнот со списком необходимых покупок, куда были внесены и кета, и вино, и водка с груздями.

– Ой, я так соскучилась по ним! Как будто уже сто лет прошло. Вот увидишь, какие они чудесные?

– А им по сколько лет?

– Маме пятьдесят один, она на год старше папы, ему, соответственно, пятьдесят. Она старший экономист на заводе, а папа простой экскаваторщик и немножко подкаблучник. Она же начальник всё же, любит командовать, а он и не спорит.

– А кроме тебя ещё кто-нибудь есть?

– Есть брательник. Ему двадцать пять, но он с нами не живёт. Непутёвый он у нас, нигде не учится и не работает, музыку сочиняет и играет на гитаре, ну и спиртным и кое-чем позабористей злоупотребляет. Не общаемся мы с ним давно уже.

– Может, пройдёт с возрастом, – сказала Вера. – Его как зовут?

– Владимир.

При мысли о брате у меня всегда портилось настроение – я очень переживала за маму.

Рано утром я уехала встречать родителей на железнодорожный вокзал.

Университет на папу и маму произвёл впечатление. Конечно же, в первую очередь я потащила их в новый главный корпус. Потом завела и в старый – почувствуйте, так сказать, разницу, но и ощутите дух времени. А когда мы шли под соснами по дорожкам кампуса к общежитиям, я взяла папу и маму под руки и сказала:

– Дорогие родители, я вам кое-что хочу сказать.

Я сразу почувствовала, как мама напряглась.

– Татьяна, давай без сюрпризов. Что ты хочешь сказать?

– Да ничего такого, мам! – я прижала её руку к себе. – Сейчас я покажу вам моё общежитие, и мою комнату, и мою кровать, и девчонок-соседок увидите, кто дома, только имейте в виду, что я там не живу, а только числюсь.

– А где же, в таком случае, ты живёшь? – недоумённо спросила мама.

– Я в съёмной квартире живу. Она тут рядом. Мы там вдвоём с одной девушкой живём. Её Вера зовут.

– Ну, ты, дочка, умеешь успокоить, – папа полез за куревом в карман.

– Погоди, Миш! – мама, как всегда, была главной. – Девушка эта с тобой учится?

– Нет, она не учится, она работает, – затараторила я. – Мы с ней ещё летом познакомились, а потом оказалось, она тут рядом живёт, буквально в двух шагах, даже ближе, чем до общежития, а мне сюда от тёть Вали далеко же ездить было, сами видели, два часа пилить в одну сторону, и Вера предложила у неё пожить. Такая экономия времени.

– А что же Валя ничего не сказала? – удивилась мама.

– Так она не знает! – воскликнула я. – Я ей сказала, что я в общежитии, чтобы зря не напрягать. А мы сейчас, после общежития, пойдём на квартиру, и сами всё увидите и с Верой познакомитесь. Мы вам голубцы и селёдку под шубой на обед приготовили.

– Ох, коза, – улыбнулась мама. – Я подумала, не замуж ли ты тут вышла.

– Пока учусь, замуж не собираюсь, – заявила я. – А в квартире удобней, сами увидите. И спокойней, и шума нет, и не мешает никто, сама себе хозяйка. А Вера хорошая. Если что не так, только скажите, завтра же в общежитие переселюсь.

– За квартиру-то платить надо. Сколько? Мы сможем? Лишних денег-то у нас взять неоткуда.

– А вот это ты с Верой обсудишь, ладно? За август и сентябрь она с меня ничего не взяла, хоть я и предлагала, а за продукты и текущее платим пополам.

– Обсудим, что ж, – сказала мама. – Посмотрим, что это за Вера такая.

– Она детдомовка, – сказала я, открывая дверь общежития. – Поэтому, ты её про родителей не спрашивай, хорошо? – и я принялась искать в сумочке карточку-пропуск.

Выйдя с родителями из общежития, я отправила Вере эсэмэску: "Идём через 10 мин будем". На 12-ом этаже Вера открыла двери на мой звонок.

– Привет, Танюш! Здравствуйте! Проходите!

Я удивлённо распахнула глаза – у Веры были русые волосы, как у меня, и она была в платье, а не в джинсах, как обычно. Простое, незамысловатое домашнее платье, очень симпатичное. Раньше я его на ней не видела и не могла видеть – его не было. Все немногочисленные Верины вещи я знала наперечёт.

– Снимайте верхнюю одежду, разувайтесь, – предложила Вера, подавая папе двое плечиков. – Это Танины вещи? – спросила она, глядя на большую сумку в папиных руках. – Поставьте пока вот сюда, позже мы их разберём.

– Я Вера. А вы Танина мама, Светлана Петровна? Она про вас всё время рассказывает.

– Здравствуй, Верочка, – мама подала своё пальто папе и пожала Вере руку. – Вы с Таней действительно так похожи или мне мерещится?

– Да, мы похожи. Нас за сестёр принимают.

– Михаил Иванович, – представился папа, в свою очередь пожимая Вере руку и пристально вглядываясь в её лицо. – Да, очень похожи! – с удивлением сказал он.

– Мы и познакомились, когда заметили, что походим друг на друга, – улыбнулась Вера. – Проходите.

Родители пошли в гостиную, осматривая по пути обстановку. Вера шла следом за ними и оглянулась на меня, убирающую в сторонку снятую обувь. Я подняла большой палец – класс!

В гостиной нас ждал накрытый стол. Я поняла, что Вера принесла стол из кухни, накрыла скатертью и теперь он, украшенный разносолами и маленьким букетиком незабудок, создавал атмосферу какого-то домашнего семейного праздника. Это было так здорово! У стены без звука работал телевизор, где на экране медленно проплывали красивые пейзажи с множеством колышущихся на ветру трав и цветов.

Усадив родителей на диван, мы с Верой уселись в кресла.

– Вот тут мы и живём, – развела я руками.

– Я-то думала, у вас какая-нибудь маленькая квартирка, а тут вон какие хоромы, – заговорила мама. – Сколько здесь комнат?

– Три, – сказала я. – Две спальни, гостиная, кухня, ванная, туалет, прихожая и кладовка. Лоджия ещё.

– Таня сказала, что эта квартира съёмная, – сразу приступила к делу мама, обращаясь к Вере. – Она же, наверное, дорогущая, а ты, Верочка, не взяла с дочки денег. Ты сколько платишь за это жильё?

– Ой, Светлана Петровна, я не плачу, – сказала Вера. – Эта квартира принадлежит моему троюродному дяде, то есть очень далёкому родственнику, который сейчас с семьёй живёт заграницей, и он разрешил мне здесь жить, осуществляя, так сказать, пригляд. Сдавать её кому-то постороннему за деньги он не захотел и вот уже скоро три года, как я здесь живу. А когда мы познакомились с Таней, оказалось, что она поступила в наш университет, а сама не местная, из Рубцовска, вот я и предложила жить вместе. И ей удобней, и мне веселей.

– А ты сама чем занимаешься?

– Я по специальности программист. Пишу и обслуживаю бухгалтерские программы. Таня сказала, что вы экономист? Значит, наверняка знакомы с такими программами и прекрасно представляете род моих занятий. Ваши программы тоже обслуживают такие же, как я, программисты.

Мама удовлетворённо кивнула.

– Танюша, покажи-ка мне, где тут у вас туалет с ванной, умоюсь. – Сказала она, вставая. – И свою комнату покажи. Пойдём, отец, посмотрим, как девочки живут. Может им тут что подкрутить или прибить надо, глянешь своим хозяйским взглядом. Ты куришь, Вера?

– Нет.

– А дочка моя?

– Не замечала.

– Хорошо студентки-первокурсницы живут, богато, – пошутила мама, когда мы вернулись с "экскурсии" по квартире в гостиную. – Не то, что мы в своё время, с одной парой туфель на комнату.

– Ой, мам, не сочиняй! – рассмеялась я. – Это бабушка так рассказывала про своё студенчество, а вы-то, небось, так же, как и мы, в джинсах и кроссовках щеголяли.

– Уж и присочинить нельзя! Джинсы с кроссовками, конечно, у всех были, но какие-нибудь новомодные туфли, нет-нет, да и одалживали друг у друга, да. – Мама окинула взглядом накрытый стол. – Ну что ж, хозяева дорогие, давайте, угощайте нас, а то мы, с утра по вашему Академгородку бегая, уже проголодались.

Вера всё приготовила по высшему разряду. Из холодильника срочно была доставлена для папы остуженная водка "Мамонт" в красивой изогнутой, словно бивень, бутылке и тонко нарезанная строганина кеты. Были так же принесены две бутылки красного и белого вина, селёдка под шубой, рулетики из баклажанов, тарталетки с икрой, салат из кальмаров, фаршированные яйца с чесночным соусом.

Вера подала папе штопор и нож:

– Михаил Иванович, откройте, пожалуйста, вино.

Когда у всех было налито (у папы водка, у мамы белое вино, а нас с Верой красное), мама сказала:

– Таня, мы с папой так за тебя рады, что ты поступила в университет на свою любимую юриспруденцию и рады, что встретила здесь такую замечательную подругу, и я предлагаю всем выпить за знакомство и за то, чтобы у тебя, Танюша, и у тебя, Верочка, всё было хорошо и чтобы вы всегда дружили и помогали друг другу и были здоровенькие и счастливые.

Мамины тосты никогда не блистали безупречной логикой и красноречием, но всегда были искренни. Мы дружно чокнулись, выпили и принялись за закуски. Мама всё пробовала, хвалила и восхищалась: Ах, какие хозяюшки-рукодельницы, какой вкуснотищи наготовили.

– Это всё Таня, – говорила Вера. – Я только помогала, подай-принеси. Я так не умею. Про селёдку под шубой она мне целую лекцию прочитала. Она так ждала и радовалась вашему приезду.

– Да, я её всегда всему учила – и готовить, и солить-мариновать, и шить. Чтобы всё сама умела, чтоб могла и родителей угостить, и мужу потом и детям своим вкусно приготовить и угодить, чтоб хозяйкой в доме была.

Папа всем налил "по второй", потом взял рюмку и встал.

– Девчонки, Вера, Танюха, давайте, чтоб у вас всё было хорошо, а нам с матерью только в радость, если у вас всё хорошо. За вас!

Снова все выпили, поклевали закуски и мы с Верой отправились на кухню за горячим. Я внесла чашку с голубцами, которые папа встретил возгласом "О-о-о!", а Вера принесла блюдо с пирогом.

– Пирог с картошкой, луком и ещё чем-то, я забыла... а, с грибами – улыбнулась Вера. – Его мы сами не пекли, а купили готовый, но тоже должен быть вкусным, раз такой красивый и румяный. Надо только разрезать его, Михаил Иванович. У меня на такую красоту рука не поднимется.

Когда папа налил "под горячее", Вера взяла бокал и, обращаясь к маме, спросила:

– Можно, я скажу?

Мама мелко закивала. Вера встала, как до этого папа – она была очень наблюдательна и всему училась быстро.

– Я хочу поднять этот тост за вас, Светлана Петровна, и за вас, Михаил Иванович! Я так рада познакомится с родителями Тани и мне хочется верить, что со временем, когда вы узнаете меня лучше, то полюбите и я тоже буду для вас словно вторая дочь, а Тане словно сестра. За вас!

По маминому лицу я видела, что она чуть не прослезилась. Это она с виду вся такая деловая, а на самом деле ранимая и сентиментальная. Верины слова её задели за живое. Я и сама хотела бы, чтобы всё было так, как сказала Вера.

– Вы так похожи, – сказала мама выпив. – Словно и вправду сёстры. Удивительно! Слышишь, Миша, у нас теперь две дочки и обе красавицы.

– Я совсем не против и рад, – сказал папа, расправляясь с очередным голубцом. Он любит, чтобы они были небольшие, потому я не поленилась, наделала махоньких, чуть побольше долмы, хотя капустные листья вон какие, не чета виноградным. – Дочки родителям в радость и утешение, а уж как внуки пойдут...

– Верочка, а тебе сколько лет? – спросила мама.

– Двадцать два. В апреле следующего года будет двадцать три.

– А когда в апреле?

– Четвёртого.

– Ты овен, значит. Папа у нас тоже апрельский, но в конце, двадцать шестого. Телец.

– А у вас когда?

– Я близнец, седьмого мая.

– Императрица Екатерина тоже близнец была, – сказала Вера.

– Ага, читала я про неё. Великая женщина. А у тебя-то молодой человек есть? Замуж не собираешься?

– Пока нет, – сказала Вера. – Сначала хочу денег на своё жильё поднакопить. Мне после интерната дали квартиру однокомнатную в Искитиме – хочу её продать и здесь, в Новосибирске, купить. Пропишусь, в какой-нибудь банк работать устроюсь на хорошую должность или в Центр финансовых технологий, тогда и замуж можно.

Вера меня прям-таки удивляла. Я видела – она говорила и делала всё, чтобы понравиться моим родителям, и полностью в этом преуспела. Зная маму, я очень опасалась, что она не одобрит моё совместное проживание с девушкой, которая не учится вместе со мной и которая старше. Мало ли, чему эта девушка может меня научить. Я бы не удивилась, если бы мама попросила Веру показать паспорт. Хотя, может ещё попросит…

После обеда мы пили чай с вареньем, конфетами и пирожными. Папа любит чай со сливками и очень крепкий. Он называет такой "купеческим". Папа долил себе в большую кружку с чаем сливок и пошёл на лоджию – мама разрешила ему курить только там.

– Соседи не будут жаловаться, если он на лоджии дымить станет? – спросила она Веру.

– Нет, не будут. Над нами Сергей Игоревич Тарасов живёт, ему семьдесят три года и он сам курит. Он ваш коллега, тоже экономист, только он в институте работал, научные труды по экономике писал. Он профессор, а теперь на пенсии. А справа и слева других лоджий нет, здесь планировка такая, что лоджии друг к другу не примыкают, а окна сейчас у всех закрыты, не лето же.

– Надо же, профессор. А ты его откуда знаешь?

– А мне по работе как-то понадобилось по одному экономическому вопросу проконсультироваться. Стала я искать, к кому обратиться, пришла в институт экономики, а мне профессора Тарасова посоветовали. Позвонила ему, договорилась о встрече, а он даёт мне адрес, который этажом выше. Так и познакомились. Я для него иногда в магазин за покупками бегаю, если что-то срочное. А так-то к нему два или три раза в неделю соцработница приходит, всё делает, в том числе и покупки.

Мы ещё долго сидели за столом и на диване, болтали о том о сём. Я про универ рассказывала, про занятия, про группу.

– Нравится-то учиться? – спросил папа.

– Конечно, нравится, – сказала я.

– Ты у нас всегда хорошо училась, старайся, – мама погладила меня по голове и по плечу. – А ты, Верочка, напиши мне на листочке свой вес, рост, обхват груди, талию, бедра. И размер ноги и головы тоже. Танюшкины-то я все знаю, надо и твои, а то обновы теперь на вас обоих вязать и покупать нужно. Ростом-то ты повыше, я смотрю, и пофигуристей.

– Вы, Светлана Петровна, в материальном плане о нас сильно не беспокойтесь. Я хорошо зарабатываю, нам на всё хватает. – Сказала Вера, но сходила на кухню за блокнотом и всё записала. С мамой спорить не надо.

Когда начало темнеть, родители стали собираться.

– Пора, – сказала мама. – А то Валя нас там потеряет.

– Может, у нас переночуете? – обняла я её.

– Нет, поедем. Не собирались с ночевой. Да в общежитии ведь и не переночуешь.

– Ой, точно! – сообразила я. – Ты ей не говори пока, что я не в общаге, а то обидится ещё, что сразу не сказала. Я ей потом скажу, что вы, мол, разрешили на съёмную квартиру переехать и вот я переехала.

– Ты-то завтра обязательно приезжай на вокзал нас провожать, – сказала мама. – В девятнадцать сорок поезд у нас.

– А можно, мы вместе приедем? – спросила Вера.

– Конечно можно! – воскликнула мама, обнимая нас обеих. – Вместе даже лучше!

Я достала и выложила из сумки привезённые вещи, пару баночек варенья, курагу в пакете, шоколад, настой зелёных сосновых шишек в медовом сиропе, от простуды, вязаные перчатки ручной работы и два тонких вышитых полотенца с кисточками.

Собрав и застегнув, я превратила сумку из здоровенной в обыкновенную, и мы с Верой положили туда пару коробок "фирменных" новосибирских конфет с Оперным театром на картинке, пластиковый контейнер с селёдкой под шубой, половину пирога с картошкой и грибами, мамино вино и папину водку.

– Пусть тёть Валя селёдку обязательно попробует, а завтра скажет мне, что моя ничем не хуже твоей, а то и лучше.

– Ладно уж, клади, пусть пробует, коли так.

– Может всё-таки такси вызвать? Через минуту будет.

– Не надо такси! – маму не переубедишь. – На маршрутке доедем, проветримся. Она дорогу, небось, тоже знает, на Луну не увезёт.

Мы с Верой проводили их на Цветной проезд и посадили в маршрутку. Перед расставаньем все перецеловались. С Верой тоже.

– Ну, как тебе мои предки? – спросила я её, когда мы с остановки шли обратно домой.

– Очень даже хорошие предки, – сказала Вера. – Завидую я тебе.

– Ну да, нормальные предки. Особенно когда соскучишься. А так-то мама с её натурой кого хочешь может за два дня вусмерть задрать. Только папка умеет её без последствий для своего душевного равновесия переносить.

– А ты разве не умеешь?

– Наверное, тоже умею, – согласилась я. – Но вот поживу здесь без постоянного маминого давления и отвыкну, разучусь. Скорее всего, так и будет же. Разлюбить друг друга мы не разлюбим, а вот жить вместе уже не сможем.

На следующий день, вечером, мы с Верой приехали на вокзал провожать родителей. Тётя Валя с дядей Славой тоже их провожали. С ними был ещё сын Виталий, который привёз их на машине, и в итоге образовалась целая делегация – семь человек. Мама, как всегда, взяла инициативу в свои руки и всех с Верой перезнакомила.

– Посмотрите, как они похожи, – в который раз говорила мама, когда мы уже стояли на перроне, а поезд медленно подъезжал по своему пути к зданию вокзала. – Это прямо чудо какое-то! Мы только вчера узнали, что девочки снимают квартиру рядом с университетом...

Я поняла, что мама уже всё тёте Вале рассказала. Вот и хорошо – никому ничего не надо объяснять.

– Тёть Валь, а ты селёдку-то попробовала? – спросила я. – Или они тебе не довезли?

– Довезли, довезли. Правда, маленько совсем, на самом донышке. – Смеялась тётя. – Очень вкусная, правда же, Слав? Вы в каком магазине её покупали?

– Я её сама делала! – смеялась и кричала я, делая возмущённый вид.

– Очень нежная, во рту тает, – сказала тётя. – А чья вкусней, не знаю. Надо чтобы вместе, обе сразу пробовать, и твою и Светину.

– Миша, у нас какой вагон? Мой паспорт у тебя?

Поезд подъехал, зашипел, лязгнул сцепками, остановился, дверь тамбура открылась, проводница подняла откидную площадку, протёрла поручни, приехавшие пассажиры начали выходить.

Вскоре мы стали прощаться. Папа и мама всех по очереди обняли и поцеловали. У меня текли слёзы, у мамы тоже. Потом они ещё раз обняли и поцеловали меня и Веру, а я и Вера их, потом они окинули всех нас, провожающих, взглядом и пошли к вагону. Папа подал проводнице билеты, она проверила их и подала обратно. Родители поднялись в вагон. Уже сверху, из тамбура, мама помахала нам рукой, а потом прокричала:

– Верочка, девочка, смотри за ней, ты же у нас все-таки старшая. Мы вас любим! Таня, ты мне Верин номер напиши… Обязательно! Я забыла…

Всё, они ушли в вагон.

Мы прошли по перрону вдоль окон вагона, высматривая там папу и маму. Вскоре в одном из окон шторки разъехались и я увидела маму уже без шапки, а за ней папу. Они помахали нам на прощанье, мы им, они помахали, чтобы мы шли, мы стояли и смотрели. В окнах мелькали пассажиры, на перроне толпились провожающие. Двери в тамбуре закрылись, послышался свисток и поезд медленно, словно нехотя, тронулся и бесшумно покатился, набирая ход. Это хорошо. Стоянка длилась двадцать минут, а я не люблю долгие проводы. Вскоре мимо нас проехал последний вагон, уже набравший скорость и его задние красные огни стали удаляться.

– Ну, слава богу, поехали, – вздохнула тётя Валя и мы пошли в вокзал, чтобы через него подняться в город и отправиться по домам.

Мы с Верой отказались от предложения подвести нас до Речного вокзала, откуда в Академгородок уходила нужная нам маршрутка.

– Не, спасибо, тёть Валь. Нам до Речного на метро быстрей, чем с вами по пробкам. Да и вам лучше по Димитровскому мосту на тот берег, чем по Октябрьскому.

– И то правда, – согласилась тётя. – Ну, счастливо вам добраться. – Она посмотрела на Веру и кивнула ей. – Ты, Танюша, звони мне, если что, и приедь когда-никогда. Вместе приезжайте, – она опять посмотрела на Веру. – Не чужие всё же.

– Спасибо, тёть Валь! Дядя Слава, Виталь, пока-пока! Счастливо!

– Счастливо!

– Счастливо! – Вера тоже помахала рукой отъезжающим в машине.

И вот мы остались на Привокзальной площади одни. Мне взгрустнулось.

– Не грусти, сестрёнка, – обняла меня за плечи Вера. – Нас любят, значит, всё у нас будет хорошо. Правда же?

Я смахнула набежавшую слезинку и благодарно посмотрела на Веру:

– Правда.