Reet-K

10

В сентябре я записалась на курсы китайского языка в институт Конфуция при НГТУ и два раза в неделю ездила по вечерам из Академа почти на другой конец города. Группа была небольшая, всего 10 человек, из которых я единственная, кто появлялся на занятиях без пропусков. Преподавала нам китаянка, отлично говорившая по-русски. Я всегда думала, вот бы мне научится так владеть китайским, как она русским. Но для этого понадобится лет сто.

Двумя занятиями в неделю дело не ограничилось. Вера привезла несколько блоков разноцветных стикеров и коробку тонких фломастеров. Теперь я наклеивала стикеры везде, где только можно, а на них писала иероглиф или несколько иероглифов, означающих предмет, на котором была наклейка. Под иероглифом пиньинем писала слово или выражение, а ещё ниже русский перевод. В квартире всё было обклеено стикерами. На каждой фиговинке, словно листья на дереве, росли разноцветные наклейки, придавая интерьеру необычный и по-своему нарядный вид. Например, шкаф, прямоугольный шкаф, маленький шкаф, деревянный шкаф, коричневый шкаф, сосновый шкаф, полированный шкаф, навесной шкаф, новый шкаф, недорогой шкаф, окрашенный шкаф, открыть шкаф, закрыть шкаф, положить в шкаф, взять из шкафа, найти в шкафу, дверца шкафа, полка шкафа, узкая полка, ручка дверцы, пластмассовая ручка, белая ручка, ручка внизу, открытая дверца, закрытая, приоткрытая...

Но и это ещё не всё. При подходе к шкафу от меня требовалось повторить название и два три сочетания с ним вслух. В идеале я должна была запомнить и иероглиф, но это было что-то из запредельного. А в довершение ко всему Вера тоже стала называть предметы или говорить мне простые фразы по-китайски. Или по-немецки. Или по-английски. Порой в голове у меня была такая мешанина, что казалось, я сойду с ума среди этих стикеров, схем с названиями частей тела, рисунков с предлогами "в", "на", "над", "под", "к", "от", "рядом", "между" и тому подобное, с перечнями неправильных глаголов и списками исключений.

– Не пройдёт и года, как у тебя всё постепенно начнёт раскладываться по полочкам, – говорила мне Вера. – Мозг так устроен, что он сам найдёт для себя приемлемый формат, просто не давай ему покоя. Он страшно ленив, и терпеть не может давления. Обязательно извернётся, чтобы снова устроиться покомфортней.

– Или сойдёт с ума, – добавляла я.

Занятия в университете шли своим чередом и тоже требовали и времени и усилий на понимание, усвоение и запоминание. В эту зиму я и не думала набирать вес, а наоборот, похудела. Вера помогала мне и по учёбе. Нет, она не писала за меня задания и рефераты, но мы часто разговаривали именно на те темы, которые в это время изучались, и это позволяло мне в форме диалогов усваивать материал и получать от Веры на свой ноут файл-конспект с кратким перечнем основных тезисов и ссылок по теме.

Два раза в неделю мы ездили в бассейн, один раз в месяц в тир, в воскресенье устраивали отдых от занятий и отправлялись на выставку, на концерт, в театр, в зоопарк или смотрели какой-нибудь фильм. Это был очень загруженный год, но нескончаемые занятия воспринимались, не как нечто непосильное, а скорее, как своеобразная игра. Но строже всего Вера следила за тем, чтобы я спала.

– Никаких ночных бдений и никаких недосыпаний, Танюш. Если всё делать правильно и вовремя, никаких авралов не потребуется.

Единственное, что периодически выбивало меня из налаженного Верой ритма, это встречи с Ваней. Тут я была бессильна что-то с собой сделать, да и не хотела ничего делать. Как ни странно, и Вера, в большинстве случаев такая непреклонная, безропотно мирилась с нарушениями заведённого порядка, происходящими из-за моей "личной жизни".

Были у нас и "внеплановые мероприятия". Разные, но это не важно. Опишу лишь одно. В начале зимы, когда лёг снег и всё кругом стало белым и пушистым, Дмитрий пригласил нас провести выходные в его усадьбе в Строителе. Его бракоразводный процесс завершился ещё в конце лета. Жена с дочерью давно жили в городской квартире, отошедшей по разделу имущества им, а Дмитрий остался в Строителе, в доме, построенном по собственному проекту.

В одну из суббот, во второй половине дня, мы с Верой приехали в центр на Красный Проспект, пристроили самурайку на стоянку, а потом Дмитрий на своей машине повёз нас за город, туда, где Вера прожила свои первые здесь десять дней.

Мы туда ехали, наверное, целый час и всё по лесу. Там было так тихо и умиротворённо.

– Судя по генплану развития этого района, который я недавно видел, через двадцать лет здесь всё будет застроено, – говорил Дмитрий, ведя свой джип по заснеженной дороге. – А рядом с нашим Строителем предусмотрена большая торгово-промышленная зона с перспективой подвода туда железнодорожной и автомобильной магистралей и строительство огромной транспортной развязки. Я, когда выбирал себе участок под строительство, об этом не знал. Думал, так и останется более-менее изолированный лесной массив.

И действительно, никакого дикого леса вокруг Диминой усадьбы уже не было. Прямые асфальтированные улицы, посаженные и ещё молодые деревья, фонари, кирпичные и металлические ограды, симпатичные, большей частью двухэтажные частные дома из бруса или кирпича под разноцветными черепичными кровлями. Этакий благоустроенный рай.

Когда мы подъехали к воротам усадьбы, Дима сказал:

– Не выходите пока, сейчас во двор загоню.

Он вышел из машины, открыл калитку, и скрылся за нею. Вскоре открыл ворота, потом опять сел за руль и загнал машину во двор, к самому крыльцу. Выскочил, поднялся на крыльцо, открыл ключом дверь, потом сбежал вниз, выпустил нас:

– Идите в дом. Я машину в гараж поставлю.

Вера впереди, я следом, поднялись по ступенькам крыльца и вошли в холодную прихожую. Вера, как знающая, что и где, открыла дверь налево и мы вошли в тепло.

– Прогулки по заснеженному лесу, лепки снежной бабы и игры в снежки не будет, – констатировала я, снимая пуховик и разуваясь.

– Хочешь поиграть в снежки, – спросила Вера.

– Да не особо, а с тобой, так и вовсе.

– Это почему?

– Ну, во-первых, ты не будешь промахиваться, а во-вторых, снежком можно и убить.

– Во-первых, не надо стоять столбом, тогда в тебя не попадут, а во-вторых, я не такая уж сильная. Просто я знаю, куда и как бить.

– Что, совсем не сильная? – хихикнула я, усаживаясь за стол и поставив руку на локоть, приглашая Веру к поединку. Вера села напротив и тоже поставила руку, обхватив своей ладонью мою.

– Начали! – сказала я и стала давить.

Её рука не особо и подалась. Я схватилась второй рукой и приподнялась со стула. Тут как раз вошёл Дмитрий. Я поднатужилась и прижала Верину руку к столу.

– Я победила!

– Дров не хотите поколоть, девушки? Могу выделить для вас несколько кубометров.

– А ты для отопления дрова используешь? – спросила я.

– Скорее нет, чем да. У меня камин есть. Веру это не особо интересует, а нас с тобой надо покормить, так что сейчас мы мясо в духовку пристроим и, пока оно будет жариться, пойдём к камину. Аперитивчику выпьем для разжигания аппетита, как тебе?

– А что за аперитивчик?

– Например, немножко абсента.

– Звучит заманчиво. Ни разу не пила абсент. Дом то покажешь, пока я ещё трезвая?

– С превеликим удовольствием. Моё детище, как-никак.

Дом мне понравился. Двухэтажный, светлый, просторный, с большой террасой на втором этаже за стеклянной стеной и с прекрасным видом на лес – он сохранился с задней стороны дома. Сосны подступали совсем близко, а одна нависала ветками над террасой, и на заснеженном полу виднелись опавшая хвоя и даже пара шишек.

Стены и пол везде были деревянные. По нынешним меркам, это вроде как круто. К дереву приятно прикасаться и по нему приятно ходить. Пол был тёплый. Видимо, именно пол и обогревал, потому что никаких радиаторов отопления видно не было. И ещё всюду стояли комнатные растения – и маленькие и большие. Живые.

– Ты сам за ними ухаживаешь?

– Больше некому, – ответил Дмитрий. – Садовника или жены у меня нет. О, знакомься, это Дуся.

Откуда-то сверху по лестнице спустилась кошка. Довольно пушистая и заметно, что не молодая. Она спустилась, хрипло мяукнула и развалилась на теплом полу, вытянув лапы и выпуская и втягивая когти. Я погладила её по животу и она, повернувшись на спину, вытянулась и заурчала.

– И сколько ей лет? – спросила я, помня, как Дмитрий при нашем знакомстве сказал, что Дуся должна скоро "сдохнуть".

– Я точно не знаю. Я её подобрал у мусорки полуживую и со сломанными рёбрами. Видимо, кто-то пнул её несколько раз и выбросил. Она уже тогда не была котёнком, а с тех пор, наверное, уже лет двенадцать прошло.

– А у неё котята были?

– Нет, с тех пор, как я её принёс, она на улицу ни разу не выходила. В машине, когда перевозил, даже в обморок падала, тряслась, хрипела, задыхалась. Только в помещении ей хорошо. На улицу ни-ни. Максимум, на подоконник открытого окна запрыгивает посидеть. А домой котов я ей не приводил. Да она и не просила, судя по поведению. Так и прожила всю жизнь одна.

– Видимо, того, что было до мусорки, хватило, – сказала я, снова погладив Дусю.

В гостиной Дмитрий усадил нас в кресла перед камином и разжёг огонь. У него всё было приготовлено заранее, нужно было лишь поднести спичку.

На маленький круглый столик, стоящий между креслами, Дмитрий принёс из столовой три бокала, лёд в маленьком металлическом ведёрке и бутылку с содержимым приятного зелёного цвета. Ножом он наколол в ведёрке льда, потом замысловатой ложкой насыпал лёд в бокалы и налил туда абсенту.

– Если не пила, предупреждаю, он крепкий и горький, – сказал Дмитрий, подавая мне бокал. – Вера? – он подал ей лайм, неизвестно откуда появившийся в руке.

Вера взяла нож, разрезала лайм пополам и выдавила пальцами половинку в бокал с тающим льдом. Дмитрий с дивана, стоящего у противоположной от камина стены, принёс пару небольших подушек, бросил их на ковёр, лежащий у столика, лёг, опёршись на локоть, словно римский патриций, и взял свой бокал.

– За нас.

Я отпила маленький, обжёгший язык, глоток. Очень необычный и ароматный вкус. Напиток мне понравился. Потрескивал огонь, было так тихо кругом – у нас на Коптюга всегда слышен город, даже если окна закрыты, а здесь стояла тишина.

– Так тихо, – сказала я.

– Летом, на рассвете, здесь так громко поют птицы, что просыпаешься, – сказал Дмитрий. – Это приятное пробуждение.

– А у нас дома рядом железнодорожная станция, – вспомнила я Рубцовск. – Я всю жизнь просыпалась под свистки маневровых тепловозов, грохот сталкивающихся вагонов и разговоры через громкоговоритель диспетчеров. Этого даже не замечаешь, если привыкнуть. Вера, а ты подо что просыпалась?

Ну почему я всегда сначала говорю, а потом думаю?

– Под сигнал подъёма или тревоги, – как ни в чём не бывало ответила Вера.

Вообще-то, можно было и не спрашивать.

Минут через десять я почувствовала, как в желудке образовалась бездонная пустота – приятное ощущение.

Когда мясо приготовилось, Дмитрий ненадолго ушёл в столовую, сервировать стол. Вера встала с кресла, подошла к пианино, села на пуфик, подняла крышку и начала играть что-то медленное и мелодичное. Я тоже подошла и с интересом смотрела на Верины руки, как её пальцы уверенно бегают по клавишам.

– Я не знала, что ты играешь, – сказала я.

– Я тоже не знала, пока не увидела пианино, ноты на нём и однажды не попробовала, – Вера закрыла крышку. – Ты же знаешь, как я это делаю. Не намного сложнее, чем компьютерная клавиатура без разметки. Тут ещё нужно соблюдать темп исполнения и выдерживать длительность нот, но при этом я не использую педали и интонационные акценты. В результате музыка получается дубовая, как говорит Дима. Оно и понятно, музыкой я никогда не занималась. Если специально заняться, то, конечно же, результат не заставит себя ждать, но тяги к музыке у меня нет. К стихам и то больше. Музыка без семантики – можно всё легко рассчитать и куда безупречней. Не интересно.

В арке, разделяющей столовую и гостиную, показался Дмитрий с салфеткой в руке:

– Дамы, прошу. Кушать подано!

Мы перешли в столовую, наполненную аппетитным ароматом жареного мяса и печёного картофеля. У круглого стола стояло три стула с высокими спинками, а вот на столе было накрыто только два прибора. На третьем месте лежала лишь чистая салфетка. Я специально села на это место.

Вера остановилась, а Дмитрий сказал:

– Таня, это Верино место.

– Почему же тут ничего нет?

– Ты знаешь почему. Вера не ест и потому я приготовил только две порции.

– А мы с ней поделимся. Дай мне, пожалуйста, тарелку.

Вера села за стол перед накрытым прибором. Дмитрий поставил передо мной тарелку, положил вилку и нож, принёс фужер.

– Ты научилась есть? – спросил он Веру.

– Я всегда умела, ты же знаешь. Просто, Таня не может есть одна, если с ней за столом кто-то не ест. Дома мы всегда едим вместе. Просто я ем совсем маленько.

– Понятно, – сказал Дмитрий. – Это правильно. Я не подумал.

Вера поставила передо мной тарелку с мясом и картофелинами:

– Положи мне немножко этой вкуснятинки, – улыбнулась она.

Аппетит, благодаря аперитиву, у меня разыгрался зверский, и после восстановления недоразумения с сервировкой я с удовольствием принялась за еду. Утолив первый голод и запив съеденное красным вином, я не могла не сказать несколько комплиментов Дмитрию по поводу его кулинарных талантов.

– Если уж мужчина берётся готовить, то у него, как правило, получается отлично. Мой папа тоже иногда готовит, но редко. Эксклюзив, так сказать. Готовить на семью три раза в день – это не то, что его может вдохновить, а уж про уборку со стола и мытьё посуды и говорить нечего. Так что, посуду после ужина сегодня могу помыть я.

– Вот умеешь ты, Таня, сделать человеку приятное, – рассмеялся Дмитрий. – Как продвигается твой китайский?

– Пока никак, но я изо всех сил стараюсь. Может, поехать в Китай и что-нибудь там натворить неподрасстрельное? Лет за двадцать, пока буду отбывать срок, в каком-то объёме китайский выучу.

– Читать надо больше. Что-то незамысловатое для начала. Может быть, детское или подростковое, – посоветовал Дмитрий. – И в интернете есть такие специализированные и очень простые тексты для изучающих язык. Вера, поищи для Тани – тебе с этим проще.

– Всё найду, – кивнула Вера. – Таня тоже не может 24 часа в сутки работать без выключения. У неё и так нагрузка большая.

"Господи, каким ужасным языком мы разговариваем!" - подумала я.

– Вот здесь на глубине метра закопаны моя одежда, экипировка и оружие, – показала Вера на дальний правый угол гаража. – Сверху бетон толщиной сантиметров 12-15. Хорошо бы всё это отсюда изъять и, например, утопить в Обскóм море.

– Почему? Здесь разве не надёжно?

– Здесь не надёжно, – сказала Вера. – Представь, прошло десять лет. Мы не знаем, что будет через десять лет. Мы даже не знаем, что будет завтра. Предположим, мы с тобой неизвестно где, а Дмитрий, выпив абсента, вдруг рассказал приятному собеседнику про знакомого киборга. Кто-нибудь ему поверит?

– Скорее всего, нет, – сказала я. – Пьяные разговоры, неуёмная фантазий, дурацкая шутка.

– А если он пол в гараже вскроет и покажет, что там под полом лежит?

– Да, это будет неоспоримым аргументом.

– Или сгорит коттедж при пожаре, а потом пепелище разравняют и решат на его месте построить ещё что-нибудь. Начнут копать котлован и обнаружат наш клад.

Я с тревогой посмотрела на пол в углу.

– Ну, так давай скажем об этом Дмитрию.

– Что скажем? Скажем, Дима, извини, но мы тут подумали, что однажды ты можешь расковырять пол в своём гараже. Давай-ка, мы сейчас его расковыряем и уберём оттуда всё, что там есть. Чтобы не искушать, так сказать.

– И что делать?

– Точно не знаю, но надо, чтобы вы с ним уничтожили тайник без меня.

– А почему без тебя? Что-то я не соображу.

– Мы хотим уничтожить тайник из-за него, а он должен захотеть уничтожить тайник из-за меня. Ты его должна убедить, что тайник надо уничтожить, чтобы я не могла его вскрыть.

– А зачем тебе его вскрывать и почему это должно пугать Дмитрия?

– У него есть стойкая уверенность, что я могу изменить будущее и рано или поздно захочу это сделать. Это самая большая его озабоченность. Вряд ли его обрадует моё намеренье воспользоваться чем-то из арсенала тайника. И вот если ты проговоришься ему, что я подумываю что-то такое предпринять и предложишь ему тайник уничтожить, то Дима, думаю, согласится.

– А ты не хочешь изменить будущее?

– Нет, не хочу. Его нельзя изменить.

– Почему нельзя?

– А как? Сама подумай. Вот то, что сейчас, сию минуту, происходит с тобой, вчера было твоим будущим, так?

– Так.

– Предположим, ты три часа назад не стала гладить Дусю, когда она спустилась из мансарды, а я не играла на пианино. Всё пошло бы по-другому и мы сейчас не стояли бы в гараже и не разговаривали об изменении будущего. Так?

– Так.

– Но коли сейчас мы вот так стоим и разговариваем, то, значит, ты три часа назад погладила Дусю, а я сыграла на пианино. А если бы мы сейчас не разговаривали, а играли в снежки, то прошлое было бы без Дуси и пианино. Ни какое-то другое, а единственно возможное! В нем ничего нельзя сделать, что бы изменить будущее, которое сейчас настоящее! Понимаешь? Без вариантов.

– Не могу всю эту фигню в толк взять, – призналась я.

– Не важно, – сказала Вера. – Люди думают, что прошлое влияет на будущее и не думают, что будущее влияет на прошлое и управлять этим нельзя. Оно так устроено, закон такой. И вообще, нельзя управлять системой, где ты лишь часть, полностью управляемая ею. Для управления системой надо системе не принадлежать, быть вне её, над ней быть…

Есть вещи, которые я не пойму никогда, и потому, безнадёжно махнув рукой, я сказала:

– Пойдём в дом, а то Дмитрий нас потеряет.

Когда мы легли спать – вдвоём на большом семейном ложе – я спросила:

– А ты в какой комнате спала в свою первую ночь здесь?

– В комнате Диминой дочери, где сейчас он. В детской. Тогда там ещё не было так уютно.

– И о чём ты думала?

– Я думала о том, что же происходит на самом деле.

– Расскажи.

– Во-первых, я не считала, что попала в другое время. Можно же выстроить тысячи разных версий происходящего, но версия, что я попала в другое время, точно не была в числе первых. Первая версия у меня была, что мне устроили какую-то проверку. То есть, выключили меня, поместили в нужную им обстановку, включили и теперь анализируют, что и как я буду делать.

– Судя по всему, тебя эта версия не устроила. Почему?

– Много факторов. Перечислю лишь те, которые всплыли в первую очередь. Первое – я была совсем не той, с кем это стоило проделывать, чтобы хоть как-то оправдать вложенное. Это как взять из детского сада не очень развитого ребёнка и испытывать его на предмет управления центром ядерных технологий. Неоправданно. Но допустим, ведь любой индивид о себе высокого мнения, и я в том числе. Второе – Дмитрий. Нас специально готовят вести допрос. Часто важно не то, что спрашиваешь и не то, что допрашиваемый отвечает, а то, как спрашиваешь и как отвечает. Смотришь на движения глаз, состояние кожного покрова, речь, мимику, пульс, давление, жесты. Это всё порой говорит больше, чем слова. За несколько часов взаимодействия с Дмитрием он ни разу не дал мне повода заподозрить, что играет. И опять допустим – нашёлся такой уникум. Третье – время года. Когда всё произошло, там была зима, конец зимы. Здесь же было лето. Можно создать коттедж и декорировать его соответственно. Можно создать даже декорированный район и несколько коттеджей и в каждом своего уникального Дмитрия, но как создать время года? Переместить меня на другой полушарие? А звезды? Там другое звёздное небо. Там вода в раковине в другую сторону закручивается. И главное, нужно время, чтобы меня переместить, а паузы или разрыва во времени не было. Это четвёртое. В электронном мозгу киборга есть таймер, который запускается один раз – при создании. Потом как-то поменять его показания нельзя. Не предусмотрено. Согласно показаниям этого таймера меня или переместили из одного полушария в другое мгновенно, или заранее, при моём изготовление, должны были предусмотреть возможность корректировки показаний таймера без вскрытия черепной коробки. Пятое – все устройства из моей экипировки, у которых есть таймер, показывали одинаковые дату и время, но время не совпадало с тем, что я видела. Например, таймеры показывали девять утра, а в реальности была явно вторая половина дня. Шестое – отсутствовала сеть. Такое бывает, когда нет устойчивого сигнала из-за помех или сбоя, но тогда всё равно есть "шум", "эхо", "туман", "отсвет", "зарево" – у нас по-разному это называют и нюансов много. Но не бывает просто черноты, ничего. Не могут ради меня одной убрать на планете инфосферу – у неё нет единого источника с выключателем. Это как невозможно сделать, чтобы на всё гравитация действовала, а на тебя нет. Даже если бы сеть глушили в том районе, куда поместили меня, я бы чувствовала, что её глушат. Но ничего не было. Совсем ничего. Ну и прочее по мелочи. Каждое в отдельности можно трактовать по-разному, но если иметь в виду шесть вышеперечисленных пунктов, то и это "разное" начинает их только усиливать. Не уснула ещё?

– Нет, слушаю. Мотаю на ус, рассказывай.

– Таким образом, всё указывало на то, что я в другом времени, но прежде всего мне нужна была зарядка. Это как тебе, куда бы ты ни попала, нужно есть. Этим я и озаботилась. Моё имущество на тот момент ещё не было погребено в пучине под гаражом, а среди него находились три повербанка, аккумулятора – это такие штучки не больше наших сосисок, заряда каждой из которых мне хватала приблизительно на сутки, если не шалить. И адаптер к ним. Где-то на 120-130 часов это меня обеспечивало, и я задействовала Дмитрия на приобретение какого-нибудь универсального блока питания, способного выдавать нужный ток и нужное напряжение. И пока это делалось, я осматривала, обнюхивала и ощупывала всё, что мне попадалось – этикетки, упаковки, флаконы, наклейки, домашние приборы, инструменты, предметы, автомобиль домовладельца, электросчётчик, насос, котёл, телевизор, компьютер, смартфон, сеть и ничто меня не разочаровало, вплоть до стиральной машины, микроволновки и бензопилы "Дружба", сделанной ещё в СССР. И белки тоже.

– Белки? – удивилась я.

– Да, белки. У нас нет рыжих белок, только черно-бурые. Рыжие давно черными вытеснены и вывелись. А здесь на террасе резвились рыжие белки и ни одной чёрной.

– Я видела черно-бурых на Байкале, – сказала я. – Рассказывали, что это северо-американские белки, которые как-то попали к нам в Россию.

– А потом я попросила Диму прокатить меня по городу и свозить в Кольцово, – продолжала Вера. – Мы туда ездили с Витей, помнишь? И там и в городе мне многое было знакомо. После этого все сомнения окончательно рассеялись. Тебе самой при поездке по Рубцовску сколько понадобилось бы времени, чтобы понять, что ты попала, например, в 1980 год и это не подделка, не имитация?

– Думаю, и полчаса бы хватило, – сказала я.

– Вот и мне хватило. Будучи запертой в коттедже я ещё могла сомневаться – мало ли. Но в городе. Это же не пустыня Гоби, где и за двести лет ничего не меняется – барханы и барханы.

На следующий день, когда после сна и утренник процедур мы спустились на первый этаж, я решила приготовить на завтрак картофельные драники. Мы с Верой в четыре руки начистили и натёрли картошки и когда в столовой появился Дмитрий, в воздухе уже витал аромат жарившихся на плите драников. Сметана и зелень в холодильнике нашлись.

– Доброе утро! Хозяйничаете?

– Доброе утро! – откликнулась я. – Чай, кофе или какао? Сливок нет, только молоко.

Я уже провела ревизию шкафов и холодильника. Из "интересного" в шкафу нашёлся распечатанный пакет с сушками. "На то они и сушки, чтобы быть как следует засушенными", – решила я, насыпав сушек в вазочку и поставив на стол.

– Кофе.

Вера за стол не садилась, привычно заняв место у окна. Она и дома, пока я завтракала, всегда становилась, прислонясь к подоконнику, и мы о чем-нибудь разговаривали.

– Как спалось? – Дмитрий раздавил в руке сушку и она распалась на четыре кусочка.

Я поставила перед ним кофейник, коробку с молоком, чашку и тарелку с драниками.

– На новом месте приснись жених невесте, – хихикнула я.

– И кто приснился? – поинтересовался Дмитрий.

– Серенький волчок. А я была в красной шапочке.

– И как всё прошло? – заинтересовался Дмитрий.

– Съел, как миленькую.

– Тебе правда снились кошмары? – спросила Вера.

– Нет, конечно, – я тоже уселась за стол и налила себе кофе. – Мне вообще редко сны снятся. Некогда их смотреть. Да и какой это кошмар – про Красную шапочку. Мне там больше всех всегда волка жалко.

– Почему?

– А он вообще во всех сказках терпила и пострадавшая сторона. То хвост ему отморозят, то живот разрежут, то коромыслом по хребтине дадут.

– Ну да, – рассмеялся Дмитрий. – Считаешь, не справедливо с ним обходятся?

– С его точки зрения, явно не справедливо. Он ничего, ему не свойственного, не делает. Кого-нибудь сожрать – для него необходимость, иначе с голоду помрёт, а его за это всё время наказывают.

– Вот и пусть лосей в лесу ест, а не на бабушек с внучками нападает.

– Лосям это не понравится. Придут в прокуратуру и скажут – несправедливо, что нас волки едят.

– Выходит, справедливости не существует, – развёл руками Дмитрий.

– Одной какой-то для всех, разумеется, не существует, – согласилась я. – У каждого на каждый случай своя.

– Но ведь ты будущий прокурор и должна со всеми поступать по справедливости, а её нет. Что делать?

– С чего это ты решил, что я должна поступать по какой-то неизвестно какой справедливости? Я должна поступать по закону. А если ты считаешь закон несправедливым, то это твои проблемы, а не проблемы закона. Если не согласен такой закон соблюдать, добивайся его изменения или меняй юрисдикцию.

– М-да, сурово – Дмитрий отставил пустую кружку. – Спасибо за драники. Очень вкусные.

– На здоровье, – улыбнулась я. – Пойдёмте в лесу погуляем, а? Или мы тебя можем скомпрометировать?

– Да какая уж тут компрометация, пойдёмте. Только предупреждаю, чищенной дороги там нет, аллеи или относительно широкой тропы тоже, есть лишь узкая тропа, по которой нам нужно будет пройти метров триста гуськом и мы очутимся на взгорке, украшенном незамысловатой шестиугольной беседкой. Взгорок на берегу небольшого пруда, который сейчас замёрз, покрыт льдом и снегом и представляет собой ровную полянку, окружённую лесом. На улице сейчас минус восемь, переменная облачность, осадков и ветра нет. Пойдём?

– Ты так всё описал, что я как будто уже сходила, – сказала я.

Но мы всё равно пошли. По тропе, кое-где балансируя руками, я шла первая, за мной Вера и последним шёл Дмитрий, неся сумку с термосом, кружками и сушками. Судя по утоптанности тропы и по следам вокруг беседки, народ сюда нет-нет да и похаживал.

– Собачники в основном и жители во-о-он тех домиков. Им с остановки через пруд по льду ближе, чем по дороге в обход, – ответил Дмитрий на мой вопрос, кто суда ходит.

– А беседку кто поставил? Явно же, не местные власти?

– Я поставил, – сказал Дмитрий. – Только я её сам не делал, лишь нарисовал, выделил пиломатериал – у меня оставался после строительства, и работяги, которых я для себя нанимал, сделали за допплату. А вот красил кто-то ещё из местных. Я не знаю, кто. Она уже три года стоит.

Выкрашенную белой краской беседку окружали сосны и берёзы. Впереди внизу белел ровный, без единой морщинки, лоскутик пруда с тропкой наискосок, протоптанной в снегу.

Мы вошли внутрь. Посреди беседки был сделан маленький столик на одной ножке. Дмитрий смел с него тонкий слой снежной изморози и поставил термос и чашки. Рядом прямо в пакете положил сушки. Я опёрлась на перила и смотрела на пруд внизу. Вера села на лавочку, тянущуюся вдоль периметра, и оббивала с сапожек снег, стуча ими один об другой.

Рукой в варежке я на перильце набрала небольшую кучку снега и попробовала сделать снежок. Снег плохо слепливался и рассыпался.

– Вера тебе нравится зима? – спросила я.

– Зимой лучше охранять и контролировать территорию. Если не топтаться, то снег как контрольно-следовая полоса. Сразу всё видно, если не буран, конечно.

Вот такая она, Вера. Я снова отвернулась к пруду.

– Вот разбогатеем и Дмитрий на этом взгорке построит нам с тобой красивый-прекрасивый дом, огни которого по вечерам будут загадочно и уютно отражаться в пруду вместе со звёздами и луной.

– И как думаете разбогатеть?

– О-о-о, – протянула я, мысленно гоня из головы сказочные картины. – У нас есть план. Не два плана, как у мистера Фикса – всего один, но есть.

– Вера мне уже в общих чертах рассказывала. – Дмитрий открыл термос и стал наливать в кружки чай.

Кружек было три.

– Чай с молоком и с сахаром. Тебе налить? – спросил он Веру.

Та отрицательно мотнула головой. Дмитрий подал мне кружку с парящим чаем.

– А что скажешь ты? Я могу чем-то помочь?

Я хлебнула обжигающего чая и поставила кружку на столик.

– Мы решили в следующем году ближе к осени зарегистрирует фирму. Зарегистрируем в двух формах, как общество с ограниченной ответственностью "Серый волк" и как индивидуальный частный предприниматель Смирнова Тэ.

– Почему "Серый волк"? Что за название?

– Ну, или "Красная шапочка", без разницы, – хихикнула я. – Оба маргиналы.

– Понятно, – улыбнулся Дмитрий. – "Серая шапочка".

– Для ООО нам потребуется один или два соучредителя – для солидности. Один кандидат у нас есть, а вторым предлагаем стать тебе. Это тебя ничем не обременит и даже наоборот, может принести в будущем дивиденды.

– А кто первый кандидат?

– Да, один мелкий бердский бизнесмен с давней и, поди, уже погашенной судимостью. Будет обеспечивать нам прикрытие на случай, если кто-то предложит своё.

Дмитрий хмыкнул и сказал:

– Хорошо, я согласен. Я уже являюсь учредителем одного ООО, так что в принципе знаком с этим статусом. На чём бизнес будет специализироваться. На торговле рабами?

– Юридические услуги.

Дмитрий понимающе кивнул.

– Деньги мы используем Верины. Те серые, что на карточках, оформленных на тебя, трогать не будем – это резервный фонд. Используем белые, что на моих карточках. Я там богатею, как самозанятая и налоги с дохода по ним уплачены. Ещё летом мы поедем в Рубцовск и сделаем так, чтобы мои родители передали мне в собственность бабушкину усадьбу. Передачу усадьбы – это маленький домик с огородом в деревне – я постараюсь оформить так, чтобы её стоимость была максимально высокой. Под её залог и под самурайку возьмём кредит.

Я отпила из кружки чаю.

– Усадьбу застрахуем, потом подпалим и получим многомиллиардную страховку.

Не удержавшись, я рассмеялась, глядя, как у Дмитрия приподнялись брови.

– На кредит приобретём офис. – Продолжила я, снова став серьёзной. – Не арендуем, а купим. Твоё ООО, если это по профилю, сделает нам все нужные реконструкционные и отделочные работы. Место жительства через годик нам придётся сменить и, скорее всего, разъехаться по разным квартирам, потому что, сам понимаешь, не может младшая сестра вдруг стать старшей. Ещё год-полтора у нас уйдёт на организацию и начало работы предприятия. Цель – не переделать как-либо мир, а получить прибыль и относительную финансовую обеспеченность. Дальше посмотрим.

– План реальный, – сказал Дмитрий. – Зная вас, я готов не только стать формальным соучредителем и обеспечить три тысячи рублей уставного капитала, но и вложить два-три миллиона. На первых порах, пока бизнес не начнёт стабильно приносить доход, денег потребуется много, а два-три миллиона не такая уж гора самоцветов, но всё-таки.

– Не боишься, что мы с Верой их в казино проиграем?

– Если соберётесь, то скажите мне – проиграем вместе.

– Два-три твоих, два-три бердских, два-три Вериных, плюс мой кредит – можем неплохо оттянуться, – рассмеялась я. – Миллиардерами мы не станем, но на уровень среднего класса будем рассчитывать.

Мы с Дмитрием чокнулись кружками.

– А не квартиру поменять, а место жительства сменить не хотите? Москва? Питер?

Я отрицательно мотнула головой:

– Я же учусь, а это ещё как минимум четыре года.

– А мне от Кольцова уезжать далеко и надолго нельзя, – сказала Вера. – Я же не знаю, когда там объект Щ, который Тамп, начнут строить. Хочу быть в курсе.

– Интересно, что здесь будет через сорок лет? – сказала я ни к кому не обращаясь. – Беседка будет?

– Именно этой уже не будет, – сказал Дмитрий. – Может какая-нибудь другая. Или никакой.

– Никакой, – сказала Вера. – Бóльшая часть Новосибирска будет разрушена именно с этой стороны. Из-за торгово-промышленной зоны и большой транспортной развязки, про которую ты рассказывал.

– Почему разрушена? – опешила я.

– Война, – сказала Вера.

– Какая ещё война? – воскликнула я. – Ты никогда ничего про это не говорила.

– Не говорила, потому что не знаю, может её можно отменить, – Вера встала с лавки и, взявшись за стойку беседки рукой, прижалась к ней, словно прячась.

– Ну-ка, замолчи! – повернувшись к Вере, громко воскликнул Дмитрий. – Я тебе уже много раз говорил, не смей ничего рассказывать про будущее! Нам не нужно вот так знать, что будет. Мы обо всем узнаем, когда оно наступит. Ты понимаешь, что нельзя нормально жить, если знаешь, что и как будет?! Мы с ней, – он кивнул на меня. – И без того не живём так, как были должны! Наша жизнь стала совсем не такой, какой была бы без этих знаний. И ни я, ни она этого не выбирали. Будущее в твоём лице пришло к нам совсем не тогда, когда должно было прийти, и всё изменилось. Мы уже ничего не можем видеть таким, какое оно есть. Вон, она не может даже на эту беседку, на эти сосны кругом, на этот снег просто смотреть и наслаждаться покоем и красотой, потому что будущее всё изменило, исказило, трансформировало. И беседку, и снег, и людей, которые вокруг нас и нас самих!

Как же мне вдруг стало плохо и тоскливо. Ведь он прав, он прав, он прав. Я совсем не такая, какой должна быть. Сейчас во мне всё настолько не так, что я даже представить не могу, какая же я была бы на самом деле, без этого захватившего меня будущего.

– Прости меня Дима, но я же ни в чем не виновата, – сказала Вера. – Таня...

Она как-то растеряно на меня посмотрела. Я первый раз увидела у неё такой взгляд. Я подошла к ней и обняла.

– Оба замолчите, – сказала я. – Всё равно никто из нас ничего не может сделать. Поедем лучше домой. Я домой хочу.