Ревизор: возвращение в СССР 17

Глава 18

Подмосковье.

В четверг мы со Сковородкой были в Серпухове. Посетили мотозавод, приборостроительный завод «Металлист», хлопчатобумажный комбинат, инструментальный завод, кожевенный завод, хлебокомбинат, текстильную фабрику… Калейдоскоп перед глазами из лиц и производственных территорий.

На кожевенном заводе тема лекции была нетривиальная: «Современное западное искусство как симптом загнивания капитализма». Ну, приятно, когда название просто в масть. Кое-что в СССР очень даже правильно понимали…

– Товарищи, – начал я свою лекцию. – Все слышали такое выражение, что красота спасёт мир. Речь идёт о прекрасном, это может быть и музыка, и архитектура, и живопись, и художественные изделия народных промыслов. Хотя и говорят, что на вкус и цвет товарищей нет, но чувство прекрасного заложено в каждом из нас от рождения, и большинство людей на подсознательном уровне чувствуют прекрасное. Оно погружает нас в особое гармоничное состояние, восторженное и одухотворённое, мы чувствуем себя частью этого огромного прекрасного мира вокруг нас.

Почему же на Западе так много стало странного искусства, которое не вызывает ничего, кроме недоумения? И почему оно так безумно высоко ценится?

Всё дело в деньгах, товарищи. Талантливых художников, пишущих свои картины в реалистичной манере, много. Их картины прекрасны, и поэтому похожи друг на друга. А что остается тем художникам, у кого нет такого таланта, но кушать хорошо хочется? Оригинальничать. Вот так и появляются неумело нарисованные вазы с человеческими глазами... Если рассматривать картины, как товар, то становится понятно, почему реализм ценится меньше ташизма или примитивизма, в котором непонятно, кто нарисовал сие произведение, взрослый человек или пятилетний ребёнок. Но на фоне по-настоящему талантливых вещей такие «произведения искусства», конечно же, очень заметны.

Но это не значит, что каждый из вас может пойти и заработать кучу денег, вообще, не умея рисовать. Все сливки снимает тот, кто придумал первым. Возьмём «Чёрный квадрат» Малевича. Все знают? Это холст, закрашенный чёрной краской, а по периметру белой. У Малевича ещё есть картина «Красный квадрат». Гениально? Ну, вопрос… Что художник хотел этим сказать? Человечество спорит уже больше пятидесяти лет. А, может, изначально, это, вообще, шутка художника была: картина «Бой в Крыму, всё в дыму, ничего не видно». Но интерес к полотну ажиотажный. А почему? А потому, что раньше маститые художники себе такого хулиганства не позволяли. Но следовать примеру Малевича бесполезно, ваш «Чёрный квадрат» никого не заинтересует, потому что уже есть один, а второй никому не нужен, потому, что нет в нём ничего прекрасного. Понимаете? Это не искусство, это товар.

Около людей искусства трутся бизнесмены, ищущие, как заработать денег. Им нужно что-то, что быстро подорожает. А быстрее дорожает не то, чего много, пусть оно и прекрасно, а то, чего мало. Купил первую в мире статую непропорционального муравья, сваренную из металлолома – тебе повезло, ты будешь богат. Ухватил первый «Черный квадрат» – будешь очень богат. Отсюда возникает спрос на странное – бесталанные художники и скульпторы тоже хотят денег, как и их талантливые собратья. И, вместо того, чтобы учиться рисовать или ваять лучше, ищут, что такое сотворить, чего ни у кого нет, чтобы привлечь внимание бизнесменов. А некоторые и сами становятся фактически бизнесменами от искусства.

Чувство прекрасного у человека врождённое, и, если ничего, кроме недоумения у вас некое произведение не вызывает, значит, оно не прекрасно и точка. И не слушайте тех, кто вам говорит, что вы плохо разбираетесь в искусстве и чего-то там не понимаете.

Нечего там понимать. Слушайте самих себя, что рождается в душе, радость и восторг или недоумение и чувство, что вас пытаются одурачить, заставляя восхищаться откровенными каракулями или плохо нарисованными людьми с ногами, как у слонов и шеями, как у жирафов.

Так что не позволяйте никому и никогда навязывать вам своё мнение.

Вопросов особых не было. Понятное дело – очень сомневаюсь, что в зале были люди, знающие, что такое ташизм или примитивизм. Народ мою лекцию одобрил. Люди искренне были согласны, что нечего пытаться выдавать каракули за искусство.

– Ну, ты гигант, – улыбаясь, встретил меня Сковородка, когда я спускался со сцены.

– Что-то я уже устал, – признался ему я. – А только половину предприятий объездили.

– Это потому, что сейчас обед, – сделал успокаивающий жест Василич. – Сейчас поешь, отдохнёшь и нормально всё будет.

***

Москва. Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС.

Межуеву принесли очередной доклад Ивлева. Владимир Лазоревич пролистал его, бегло ознакомившись, и отложил.

Получается, зря я в нём сомневался, – думал он. – Генерал Гуськов уверил меня, что проверку провели тщательнейшим образом, ни к какому ЦРУ пацан отношения не имеет. Интересно, что из себя представляла эта тщательная проверка. Небось, нервы потрепали парнишке. Вот я дурень, послушал академика. А ведь уважаемый человек! И надо же было ему такое ляпнуть. Целый отдел писал французского или американского института! Украли гэбэшники из ЦРУ! Вот же подставил!.. Чуть молодому пацану жизнь из-за него не сломал. Надеюсь, не сломал…

Одно Межуев понимал точно – он теперь должен как-то Ивлеву компенсировать доставленные этой проверкой неудобства. В том числе и для того, чтобы у того не пропало желание и дальше писать такие интересные доклады.

Не сказать, что его материал вызвал в Политбюро фурор, так никогда и не бывает, но несколько помощников членов Политбюро им явно заинтересовались. А это дорогого стоит. Такое нечасто случается…

Так что после отпуска надо что-то придумать…

***

Возвращались в Москву со Сковородкой. Он был в отличном настроении.

– Тебя куда сегодня? – спросил он меня.

– Домой.

– У тебя такой подарок сегодня! Закачаешься, – радостно сообщил он.

– Чего там? – устало спросил я.

– Увидишь, – улыбался он. – Тебе понравится.

***

Подмосковье. Орехово-Зуевский район.

Загиту и Володе Сахарову из местной воинской части выдали по взводу солдат во главе с молоденькими лейтенантами и сразу направили прочёсывать лес вокруг торфопредприятия.

– Гнать всех из лесу, к чёртовой матери! – напутствовал их начальник районного отделения пожарной охраны. – Всех туристов, грибников, геологов, чтоб ноги там ничьей не было! Там сотни тонн торфобрикетов. И не курить! Никому! Следите за обстановкой. Сейчас любая искра и крышка всем.

– А торфобрикеты-то что не вывозят? – спросил Загит.

– Вывозят! – раздражённо ответил начальник. – Эшелонами. И за теми, кто вывозит, тоже глаз да глаз нужен. Смотрите там внимательно. Сообщать обо всех возгораниях в округе.

– А если сами справимся? – спросил Сахаров.

– Всё равно, сообщать.

***

По пути домой удалось немного подремать, хотя воздух был тяжёлый и в некоторых местах пожары были где-то совсем близко, видимость из-за дыма сильно сокращалась и мы ползли с черепашьей скоростью и с включёнными фарами.

У подъезда Сковородка вручил мне большую коробку, а все остальные подарки нагрузил сверху.

– Это что? – спросил удивлённо я.

– Пылесос «Тайфун» от завода «Металлист», – торжественно объявил Василич. – Директор меня пытать начал по поводу тебя, мол, как же так получилось, что такой молодой паренек и так складно выступает. Ну я ему и сказал, где ты работаешь. Убежал так шустро, что и не скажешь, что ему под шестьдесят, а через пять минут твой скромный пакетик глянь, на какой ящик заменили! Сказали, что их только начали выпускать, в магазинах не найдёшь! А ты недавно заселился, тебе надо имуществом обживаться.

– Ну ты даешь! – улыбнулся я и поволок всё своё добро в сторону подъезда, рискуя потерять по дороге что-нибудь. Да уж, шофер у меня нестандартный. Если он на каждом посещенном предприятии будет рассказывать, что у них работник Кремля выступает, то нам багажника не хватит загрузить все, чем меня одарят. Вот зуб даю, что Сковородка уже об этом и думает! Жаль, при капитализме уже старый будет, а то мог бы с такой хваткой и миллионером стать в девяностых.

– До завтра, – открыл мне дверь в подъезд Сковородка. – Потерпи ещё чуток, последний день завтра.

– Да в горле что-то першит, – пожаловался я. – От дыма, что ли?

– Да уж, пожары эти достали уже. Авось вот-вот уже и потушат.

Они только начались, – думал я, поднимаясь к себе на третий этаж.

Дверь мне открыл измученный Мишка. Они с Маратом ходили по квартире в одних трусах. Жара стояла невероятная, а с открытыми окнами ещё хуже, тут же натягивало полную квартиру дыма. Так что жарились с плотно закрытыми окнами.

– Как вы там на стройке? – спросил я их.

– Воду на себя льём вёдрами, – ответил Марат

– Все работают, никто не слился? – поинтересовался я.

– Все, – отозвался Мишка от плиты. Как-то так само получилось, что он у нас вечный дежурный по кухне и сейчас пельмени на всех варил. – Лёха объявил, сколько до конца лета можно денег заработать, так никто не хочет бросать. Нема дурных.

– Не забыл ему напомнить про Фонд мира?

– Сказал! – обиженно взглянул он на меня, типа, как ты мог обо мне такое подумать?

Поужинали без особого аппетита.

– Как хорошо, что я Галию в Палангу отправил, – проговорил я. – Вот она сейчас здесь намучилась бы.

– Это ты здорово придумал, – поддержал меня Марат.

Тут раздался стук в дверь. На пороге стоял Пётр Жариков в мокрой форменной рубахе.

– Случилось что? – испугался я.

– Да нет, – махнул он рукой. – Жарко.

Пригласил его присоединиться к нам, человек со службы, тоже, небось, голодный.

– Давай завтра заберём с тобой Инну с Санькой из деревни? – умоляюще посмотрел он на меня. – Малый спать перестал. Инна боится за него. Я в выходные их к матери в Святославль отвезу на поезде.

– Конечно! – сразу согласился я. Да и мне по-любому, Никифоровну и Егорыча в субботу на поезд посадить надо. В пятницу за ними ехать или в субботу, уже не столь важно. – О чём речь? Я же когда еще предлагал...

– Да, она говорила. Очень жалеет, что не послушала тебя. Тогда, я за билетами поехал. Спасибо, – поднялся он.

– Пельмени! – показал я ему на стол.

– Не лезет ничего в горло, веришь? – приложил он два пальца к нижней губе, изображая тошноту

– Ты не траванулся угаром? – с беспокойством спросил Марат.

– Чёрт его знает, – отмахнулся Пётр. – Мне сейчас, главное, своих вывезти. До завтра, мужики. Я после службы сразу сюда, – проговорил он, глядя на меня.

– Хорошо, – кивнул я. – У меня командировка завтра местная, не знаю, когда вернусь. Но я машину сегодня перегоню, как вернусь завтра, сразу поедем.

– Спасибо, – протянул мне руку Пётр и ушёл.

Чуть позднее позвонил Витя Макаров и попросил, как будет возможность, подъехать к Маше.

– Случилось что? – обеспокоился я.

– Виктория Францевна хотела бы с тобой поговорить, – объяснил Витька.

– Ну, давайте, сейчас подъеду, – предложил я, помня о том, как она меня с импортными лекарствами для сестры выручила. Я человек благодарный. – Не поздно будет? А то завтра мне сестру с малышом из деревни надо будет эвакуировать.

– О! Очень обяжешь! – обрадовался Витя.

– Ну, всё, тогда я еду, – сказал ему и положил трубку. – Мужики, я отъеду на час-полтора.

Но не успел я, даже, штаны натянуть, как опять зазвонил телефон.

Звонил Загит. Очень торопился, попросил Марата к телефону. Тот несколько раз сказал «да» и положил трубку, ошарашено глядя на меня.

– Отец под Москвой, – удивлённо произнёс он. – На усиление бросили.

– Ё-моё! – воскликнул я. – Только этого не хватало.

– Просил Галие не говорить.

– Ну, разумеется. И в голову бы не пришло. Заедет хоть к нам?

– Какое там… круглые сутки либо в части, либо на торфяниках и в окрестностях. Когда пожары, только так и работают у них.

Ну и дела… – думал я по дороге к Шадриным. – Блин! Теперь буду за Загита переживать! А ведь еще и у Марата этот вопрос с машиной… Ясное дело, ему как-то неудобно было, в такой момент, про деньги спрашивать на машину. Ну, надеюсь, пока я катаюсь туда-сюда, Марат в себя от этой новости придёт и сам о деньгах задумается.

Встретил меня Витя. Маша выглянула в коридор с озабоченным лицом, помахала мне рукой и опять скрылась в комнате.

– Что тут у вас? – спросил я.

– Виктория Францевна жару не переносит, а ещё эта гарь. Плохо ей совсем, не спит.

– Что старый, что малый, – понимающе взглянул я на него. – У меня племянник двухмесячный тоже перестал спать, бедняга. Будем вывозить их с матерью в выходные подальше отсюда.

– Вот Виктория Францевна и хотела с тобой по этому поводу как раз поговорить, – пригласил меня жестом Витя пройти за собой.

Старушка, сидящая в кресле, улыбнулась, когда я вошёл, но круги под глазами и общее измождение говорили сами за себя.

– Паша, здравствуй, – произнесла она.

Поздоровался в ответ, спросил, как ее здоровье.

– Ничего, держусь!

– Хочешь лимонаду из холодильника? – спросила меня Маша.

– Не откажусь, – улыбнулся ей я.

– Витя рассказывал, что ты жену в Палангу отправил? – перешла к делу Виктория Францевна. – Я уже лет пятнадцать в Прибалтике не была, если не больше. Как там сейчас?

– Хорошо, прохладно, воздух морской, чистый, – ответил я, принимая у Маши запотевший стакан.

– Мы с Машей, вот, думали-думали куда уехать, решили с тобой поговорить.

– Езжайте в Палангу, даже и не думайте. На Югах при такой жаре вам точно некомфортно будет. А там ветер с моря подует, и сразу себя другим человеком почувствуете. Даже в дождь можно по сосновым лесам гулять. Только с поездом не связывайтесь. Берите самолёт. Надеюсь, вы сможете достать сидячие билеты, потому что моих корочек хватает только на полёт стоя.

– А что у тебя за корочки? – конечно, тут же полюбопытствовал Витя и я протянул ему своё удостоверение.

Ещё когда подумал, что Свету Костенко опрашивали по мою душу, а она не предупредила, решил больше не скрываться от сокурсников, что работаю в Верховном Совете, чтоб меньше кривотолков было из-за недавней проверки Комитета. Потому как если она растрепала, то неизбежно получу косые взгляды в свою сторону. А ведь могли еще и кого-то опрашивать, про кого я не знаю, а он уже всем растрепал. А тут сразу всем все станет ясно – люди в курсе, что кандидатов, которых рассматривают на такие должности, внимательно изучает КГБ.

– Ого! – поражённо взглянул он на меня и передал мое красивое удостоверение Виктории Францевне.

Маша с любопытством склонилась над её плечом и потом потрясённо переглянулась с Витей.

– Молодец, Павел, – улыбнулась Виктория Францевна. – Я не удивлена. Ты мне сразу показался серьёзным и целеустремлённым молодым человеком. А билетами я сегодня же займусь, как и пансионатом.

– Где там Галия живёт? – оживилась Маша. – Ты помнишь адрес?

– Конечно, – улыбнулся я и надиктовал ей все пароли-явки. – Сам я буду там всю следующую неделю, надеюсь, ещё увидимся.

– Счастливый, – улыбаясь, сказал Витя. – А мне в стройотряде коптиться до сентября.

– А я с лекциями по всему Подмосковью мотаюсь, – ответил я и рассказал, какие темы лекций иногда попадаются. Поподробней также рассказал обо всех комичных случаях, включая мою лекцию по половому просвещению, чтобы развеселить, хоть чуть-чуть, Викторию Францевну.

Посмеялись все вместе, и я поехал к себе. Отлично, у Галии там ещё одна подружка скоро появится. А если повезет, и рядышком заселятся, вообще великолепно.

День какой-то бесконечный, – думал я, перегнав машину к дому и поднимаясь к Григорию, чтобы предупредить, что привезу завтра Егорыча и Никифоровну.

– Я их и у себя размещу, – поспешил сразу объясниться я. – Просто, решил предупредить тебя на тот случай, если ты решишь вечер пятницы провести в приятной компании, а Егорыч вздумает Никифоровну к вам привести.

– Да ладно, – смутился он. – Что ты думаешь, я тут женщин вожу?

– Ну, мало ли, – подмигнул ему я. – Молодой, холостой, тебе можно.

– Кстати, а я, тогда, с вами завтра поеду, – вдруг заявил он.

– На все выходные?

– Да.

– О, ну, здорово. А то я всё думал, как там Тузик с курицами без хозяйского глазу будут, пока бабушка с Трофимом не вернуться. Уже собирался завтра вечером обратно приехать, как стариков на поезд посажу.

– Да ладно, что я, сам не справлюсь? – усмехнулся Гриша. – Подумаешь, курицы!

Попросил Мишку зайти завтра с утра на рынок, купить обрезков мясных моему псу, а то самому, хоть, разорвись.

В пятницу мы с Василичем ездили в Ступино. Последний день этой гастрольной недели дался особенно тяжело. И мне, и слушателям. Все изнывали от жары. Ступино восточнее Серпухова, и там последствия пожаров ощущались гораздо сильнее. Ни о какой тренировке, естественно, не было и речи, под окнами ждёт машина, а дома, небось, Пётр с Гришей уже у окна меня караулят.

Парни, и правда, уже ждали.

– Билеты достал? – первым делом спросил я Петра.

– В общий вагон только, – хмуро ответил зять.

– Попробуй в купейный вагон к проводнице подойди, – посоветовал я ему. – Никаких денег не жалей. Инна сидя в тесноте всю дорогу с младенцем на руках измучается по такой жаре. А что уж говорить про малого.

– Да понятно, – ответил он.

Приехали мы с ними в деревню, а там все уже на чемоданах. Инна с малым на руках, глаза ввалились, похудела. Вот, упрямая, не послушала меня сразу. Никифоровна Грише еды наготовила на все выходные и наставления ему давала, тут же его внимания отец требовал, объяснял насчёт полива огорода.

– Гриш, записывай, а то забудешь всё, – пошутил я, берясь за чемоданы, а тот, реально, с растерянным видом стоял, не знал, кого слушать.

Мы с Петром довольно быстро все вещи перетаскали к машине.

– Когда у вас поезд? – поинтересовался я.

– Сегодня. В час ночи.

– Посидите, тогда, у меня пару часов, – предложил я. – Я вас провожу.

– Спасибо.

Егорыча посадили вперёд, а сзади уселись Никифоровна, Инна и Пётр с Санькой на руках.

– Что в Москве делается? – спросил Егорыч. – Какие новости?

– Лину замуж выдали, – начал вспоминать я. – Возил соседей к ней на свадьбу в прошлые выходные.

– Куда? – удивился он.

– В колхоз. Она вышла за цыгана…

– Серьёзно? – поразился он. – Зачем?

– Ну, мне это тоже интересно, – хмыкнул я. – Из Москвы уехать в Смоленскую область? Очень странный, конечно, поступок.

– Вот, дура… Я же не это имел в виду…

– Что?

– Да, ничего… – отвернулся к окну Егорыч и молчал всю оставшуюся дорогу.