Ревизор: возвращение в СССР 17

Глава 8

***

Лубянка

– И что вы скажете в свое оправдание, товарищи офицеры? – деланно мягко спросил пришедших к нему на прием зампредседателя КГБ Вавилов.

– Вы про что, товарищ генерал-лейтенант? – спросил, как старший по званию среди посетителей, генерал-майор Васильев. Ну а полковник Синицын просто вытянулся во фрунт в компании двух генералов.

– Аналитика моего пугаете, Павла Ивлева. Который услугу нам уже большую оказал, и совсем недавно проверку прошел. Как же он у вас умудрился за какой-то месяц после тщательной проверки снова стать подозрительным?

– Тут такое дело, товарищ генерал-лейтенант, обратился к нам через моего бывшего заместителя, Гуськова, член КПК при ЦК КПСС, Межуев Владимир Лазоревич…

– Знаю такого, – перебил его Вавилов.

– И вот он подозрения большие имеет, что Ивлев может оказаться засланным казачком…

– Основания?

– Доклады он ему подрядился писать раз в две недели для Политбюро, да такой самый первый доклад написал, что знакомый академик-экономист Межуева решил, что он украден нами и переведен для внутреннего пользования. Больно он хорош… Такое знание серьезнейших нюансов проявлено рыночной экономики, он сказал, что явно доклад целый отдел готовил серьезных экономистов-аналитиков. Из ЦРУ или для ЦРУ.

Вавилов задумался. Формально основания для проверки есть, это не сумасбродство подчиненных. Партия имеет право озадачить КГБ. А Межуев – силен, пользуется заслуженным авторитетом. Умен, и, несмотря на то, что принципиален, вхож во многие кабинеты, опирается на серьезную поддержку. Планировался разгон слишком хлопотливых подчиненных, но надо поосторожнее…

– Накопали чего-нибудь подозрительного?

– Пока что не особо. Вот, изучаем сейчас материалы допроса Ивлева…

– И что там? Как он объясняет, что так хорош в рыночной экономике?

– Сказал, что основы рыночной экономики изучал по трудам классиков марксизма-ленинизма, и что с тех пор рыночная система не так сильно и изменилась. Алчность как двигатель капитализма. И все такое. И в подтверждение двадцать минут цититировал наизусть Маркса, Энгельса и Ленина. Все цитаты проверены, смысл не искажен.

Генерал помолчал, помолчал, а потом искренне расхохотался. Не раз и не два, все же три высших образования за плечами, он лично конспектировал классиков марксизма-ленинизма. У него уже конспектов дома стопка набралась толщиной в два «Капитала».

– Ну, собственно, так и есть. Прав пацан. Он, как этот, Эйнштейн, умный очень. Все видят просто цитаты классиков, а он с лету понимает их смысл. Вундеркинд, короче. Значит, так, просьбы из КПК дело важное, но и здравый смысл в голове иметь тоже нужно. Обратились к вам с такой озабоченностью, так радоваться нужно, что мы первые этот талант откопали. И эксплуатируем. Это доказывает, что мы правильно работаем, товарищи офицеры. А мне доклад этот, что академику-экономисту так понравился, немедленно на стол. И крутитесь как хотите, а чтобы и остальные, что он для Межуева делать будет, тут же ко мне на стол попадали. И проверку свернуть немедленно.

– Разрешите идти, выполнять? – спросил Васильев.

– Да, и пацану что-то на сладкое киньте, чтобы он на нас не обижался.

– Что именно?

– Проявите фантазию… С повторной проверкой же проявили…

***

Москва. Квартира Ивлевых.

Вернулся к Грише, Сатчану потом позвоню, а то вдруг Галия волнуется и раньше на переговорный пункт придёт. Но Родька и моя жена позвонили почти ровно в семь. Схватил трубку, ожидая услышать упреки, но Галия только обрадовалась, услышав меня.

– У тебя всё нормально? – спросила она.

– Да-да, – заверил я её, – закрутился вчера, забыл, что вы звонить должны. Я очень извиняюсь. Надеюсь, ты сильно не переживала из-за этого?

– Я волновалась, – призналась жена. – Думала, вдруг, случилось что?

– Здесь жара ужасная. Я так радовался все эти дни, что отвёз тебя в Палангу. У Коли его пальмы пересохли совсем за неделю, я им там систему полива вчера с ведром на табуретке сооружал.

– Какой ужас, – ответила жена. – А как там мои цветы?

Упс! Их тоже нужно было поливать? Предупреждать же надо... Мужчины о таких вещах без предупреждения не думают.

– Всё нормально, дорогая! – соврал я и поспешил отвлечь от дурных мыслей на хорошие новости. – В понедельник приезжает Марат. Я уже дал ему номер Сатчана, он поможет твоему брату устроиться на работу.

– Здорово! – ожидаемо обрадовалась жена. – Мы позвоним ещё в понедельник! А Гриша, случайно, не у тебя? А то мы вдвоём с Родькой пришли.

– У меня, меня. А как же?.. Гриша! – позвал я и передал ему трубку.

Пока Родька рассказывал ему про какую-то рыбалку, судя по возгласам отца, я написал записку, что Галия будет звонить в понедельник в семь часов вечера и воткнул под раму зеркала в коридоре рядом с запиской про пальмы. Поставил воду под пельмени кипятиться.

– Ну, хорошо, что он там не скучает, – вернулся ко мне на кухню Гриша, поговорив с сыном. – А то у меня несколько дней его лицо в слезах перед глазами стояло.

– Оставайся на пельмени, – предложил ему я. Небось, тоже только домой пришёл, записку мою увидел и сразу ко мне помчался.

– Давай, тогда, я форму переодену быстренько и вернусь, – оживился он и ушёл. Я даже и дверь не пошёл закрывать. Времена сейчас такие, что можно.

Пока вода закипала, вспомнил, наконец, про цветы. С трепетом отодвинул тюль и посмотрел на них. Зрелище, конечно, удручающее. Листочки поникли, обвисли. Быстро перенёс их со всех подоконников в ванну и поливал их прямо там из душа, заткнув слив пробкой. Сам бы не додумался, но видел не раз, как так женщины делают. Пусть отмокнут получше. Решил, что составлю все горшки на одно окно на кухне, пока жены нет. Так будет проще их поливать. Точно не забуду, на виду постоянно будут.

Гриша вернулся с баночкой шпрот и бутылкой коньяка «Иори». Не знаю, как он на вкус, но бутылка выглядит очень солидно.

Отварил и обжарил пельмени по-своему рецепту, посыпал зелёным луком, что у Галии на подоконнике на кухне стоял. Он, всё равно, уже не жилец, неизвестно, когда под ним вода в банке вся испарилась.

Посидели с Гришей недолго, коньяк оказался очень приличным. Уговорил его остановиться после второго тоста и взять бутылку с собой завтра в деревню. А то с утра за руль, такое себе сейчас напиваться.

Он ушёл. А я позвонил Сатчану, предупредил, что Марат в понедельник приезжает и будет ему звонить, и начал собираться в деревню. Упаковал Гришину баночку шпрот, до которой мы так и не добрались, початую бутылку «Иори». Завтра с утра пойду ещё на рынок, возьму Тузику всяких обрезков и нам чего-нибудь, на решётке пожарить к коньячку.

От планирования выходных меня отвлёк стук в дверь. К моему огромному удивлению, на пороге стояли художник Михаил Андреевич и артист Яков Данченко.

– Леночка сказала, Галия на курорт уехала, – вместо приветствия протянул он мне чугунную утятницу. – Велела тебе передать. Ты, небось, на бутербродах тут?

Слов нет. Рассмеялся, принял утятницу в руки и мотнул головой в сторону кухни, мол, заходите.

Поставил утятницу на плиту и заглянул под крышку. Елена Яковлевна приготовила курицу с рисом по какому-то необычному рецепту. И рис, и курица тушёные вместе в соусе. Запах обалденный.

Видя, что Яков ставит на стол бутылочку экспортной водки «Золотое кольцо», выставил на стол тарелки, рюмки, приборы.

– По-холостяцки посидим, да? – улыбаясь, спросил я, ставя на стол утятницу, как есть, и большую ложку, чтобы каждый сам себе накладывал.

Михаил Андреевич принялся всем раскладывать ужин от Елены Яковлевны, а Яков откупорил бутылку и наполнил рюмки. Мужики подняли рюмки и уставились на меня.

– Что? Я первый тост говорю? – веселился я про себя. Чудные такие, пришли с бутылкой, с закуской. Явно же, что-то надо. – Ну, за то, что все мы здесь сегодня собрались, – произнёс я и они меня активно поддержали, чокаясь.

– Что у нас хорошего? – спросил я, предлагая им перейти к сути визита.

– У нас скоро свадьба, – охотно ответил Михаил Андреевич.

– Не понял. Какая? – насторожился я.

– Так соседки нашей с шестого этажа, Лины, и Мишки, племянника Иды, – посмотрел на меня удивлённо Яков.

– Ах, эта! Так? – приготовился я слушать дальше. Свадьба в таборе. Не передумали, значит, художники ехать.

– Хотим тебя пригласить с нами на свадьбу, – выдал Михаил Андреевич.

– Неожиданно, – признался я. Всё загадочней и загадочней.

– Мы думали, думали, как нам ехать, – ответил Яков. – Было бы очень удобно, если бы ты отвёз нас туда и обратно на твоей машине. Мы заплатим, сколько скажешь. А то Елена Яковлевна уже не девочка, ей тяжело будет в четыре утра в субботу встать, на перекладных в колхоз добираться, потом, после свадьбы так же домой. И нам с Идой надо вернуться к понедельнику. Работа, – развёл он руками.

– Понятно, – задумался я.

Сразу, тогда ещё, когда они об этой поездке на цыганскую свадьбу заговорили, подумал, что это надо на целую неделю ехать. А так, на одни выходные, фигня какая-то будет, а не отдых. Полдня в дороге в субботу, полдня – в воскресенье. Если у художников время свободное есть, то у артистов его нет, им на работу в Москву вернуться надо. А оставлять стариков одних там нельзя. Лично я не очень представляю себе колхоз, в котором цыгане работают. Поди, разбери, что там ждёт. Не, советская власть, конечно, искренне пытается цыган от бродячего образа жизни отучить, таборы под запретом, но там же, по сути, тот же табор, только принудительно посаженный на землю. А в цыганском таборе тебе хорошо, только если ты цыган. Люди горячие, вспыльчивые, не факт, что все пить умеют. При этом мужика из табора без ножа вообще себе сложно представить. Жизнь у них бурная, образ жизни специфический…

Конечно, о цыганах я знаю мало, может, наговариваю, и гость у них там как священная корова в Индии, лицо неприкасаемое. А если нет? А случись с художниками что-нибудь плохое, я же первый себе потом всю плешь проем. Я уж не говорю про то, что Галия будет очень переживать, художники для неё уже, как родные. Да что тут думать? Надо ехать с ними. Если пойдёт что-нибудь не так, увижу какую-то агрессию с перепою, просто сядем в машину и сразу уедем.

– Уточните, это когда намечается? – спросил я.

– В субботу двадцать второго в одиннадцать утра у них роспись в сельсовете, – ответил Яков.

Эх, придётся раньше из Паланги вернуться. Но что делать? Галия точно одобрит, когда узнает причину.

– Это во сколько нам надо выехать? – уточнил я.

– Давайте, в шесть утра, – обрадовался Михаил Андреевич, поняв, что я согласился. – Лучше там, на месте, за приготовлениями понаблюдаем.

– А у вас у кого-нибудь права есть водительские? А то мне только в январе самому ездить можно будет.

– У меня есть, – гордо заявил Яков. – Я уже три года в очереди на «Жигули» в театре стою.

– Отлично. Ну, тогда, как говориться, не вижу препятствий, – улыбнулся я.

– За это надо выпить, – схватился за бутылку Яков.

У меня ещё было налито, я и первый раз не пил. А мужики хлопнули и по второй рюмашке, и по третьей на радостях.

Они попробовали опять вернуться к разговору о деньгах, но я отказался категорически. Не по-советски это, так и сказал, чтобы их устыдить. Дизель стоит копейки. И, вообще, я планировал разжиться талонами на него у Сковородки во время наших гастролей по Подмосковью.

– Ладно. Я по-другому тебя отблагодарю, – пообещал Михаил Андреевич.

– Так, и я могу по-другому, – поддержал его Яков, улыбаясь. – Не отвертишься от благодарности! – рассмеялся он, пригрозив мне пальцем и налил им с Михаилом Андреевичем ещё по одной.

Вскоре они ушли невероятно довольные. Сунул оставшиеся полбутылки водки в сумку к Гришиному коньяку. Завтра допьём. И курицы с рисом ещё полутятницы осталось. Выложил, конечно, из утятницы, переложив в кастрюлю, посуду вернул, а в нее консервы положил рыбные, мойву. Нельзя же пустую посуду возвращать. Тоже надо завтра с собой эту кастрюлю в деревню взять.

С утра пораньше сбегал за машиной в гараж. Оттуда сразу на рынок. Только припарковался, вышел Гриша из своего подъезда с вещмешком.

– Ну, как настроение? – спросил я его?

– Лучше всех, – ответил он.

– Ну, и отлично. Сделаем сегодня сюрприз старикам. Сейчас, только, поднимусь за вещами.

Он остался у машины, спрятал свою поклажу в багажник, а я быстренько поднялся к себе, выгреб у Галии запасы круп в деревню на каши Тузику, забыл про них совсем. Надо было бы купить, что попроще. Ну, Никифоровна там разберётся, гречку себе оставит, а псу купит чего-нибудь.

Ехали с Гришей с мыслью помочь чем-нибудь по хозяйству в деревне, а они нам, практически, ничего делать не дали. Обрадовались, что приехали. Больше всех радовался Тузик, носился как ошпаренный вокруг меня. Всё-таки, правильно я решил его не забирать. Здесь он на свободе, а в квартире, в четырёх стенах по такой жаре…

Сразу за стол усадили. Инна малого своего с рук не спускает совсем. Куда отлучиться надо, так она его подержать кому-нибудь даёт. И мне досталось. Санька смотрел на меня, смотрел, надулся, что за дядька тут чужой нарисовался, хотел заорать, но в последний момент передумал. Разглядывал меня, а я его. Полтора месяца всего, а тяжёленький такой уже.

Вскоре притарахтел Пётр на своём мотоцикле. Тоже с провизией. Познакомил его с Гришей. Помогли разгрузиться.

Замариновал привезенное мясо и поставил до вечера в холодильник.

Потом набирали и таскали старикам воду. Они во все доступные ёмкости с утра воду набирали, она за день под солнцем нагревалась, отстаивалась, а вечером они поливали огород. На картошку, конечно, воды не оставалось.

За обедом Никифоровна с Егорычем жаловались на засуху.

– У нас вода так-то близко, – говорила Никифоровна. – У соседей колодцы на пять-шесть колец, в основном. И всегда воды хватало. А сейчас выбирать приходится, или постирать и помыться, или огород полить.

– И в водопроводе напор слабеет, – пожаловался Егорыч. – Башня набираться не успевает, воду разбирают.

И это только начало. Скоро колодцы совсем опустеют. Надеюсь, хоть, в скважине вода будет, но её разбирать будут сразу.

– Год засушливый, – задумавшись, сказал я. – Самое время колодец копать и не на пять-шесть колец, а глубже, на другой горизонт. Так, чтобы всегда вода была и выбирать не приходилось, на что её тратить. Может, займётесь? – посмотрел я на Егорыча. – Я деньги привёз на всякий случай.

– У нас и у самих деньги есть, – взглянул он на Гришу и тот закивал головой.

– Правда, Паш, – посмотрела на меня Никифоровна, – мысль хорошая, но мы, давай, сами. А то ты и так уже потратился.

– Тогда начинайте, не тяните, – ответил я. – А то, пока кольца привезёте, пока бригаду копателей найдёте. Погода в этом году что зимой, что летом, не нормальная. Как бы пожары на торфяниках не начались. Если что начнётся, сразу к матери с малым езжай, – посмотрел я на Инну. – У нас у всех в семье лёгкие – слабое место и, если Санька в нас, то могут проблемы из-за дыма начаться.

– Наговоришь тоже, – недовольно взглянула на меня сестра. – Мы все дождя ждём, а ты про пожары.

– Дождя, точно, ждём, – подтвердила Никифоровна. – В мае последний раз был. Это где такое видано? У нас в Святославле, не припомню, чтоб такое случалось. Переехали на свою голову.

– Для Москвы это тоже не порядок, – возразил ей Егорыч.

Да уж, не порядок. Самое засушливое лето двадцатого века. И кстати, надо будет об этом в КГБ на лекции упомянуть по продовольственной безопасности, пусть начинают по всему миру, потихоньку, скупать всё доступное зерно, пока не сильно подорожало.

– Или скважину, может, лучше свою пробить. Не факт, что выйдет дороже, чем глубокий колодец рыть.

– Прикинем, – пообещал Петр.

Самую жару переждали в доме, а вечером все выбрались на улицу. Комары все передохли, хоть один плюс от засухи.

Егорыч занялся костром, а мы с Гришей и Пётром поливали огород под руководством Никифоровны.

Вечер прошёл прекрасно. Допили и «Иори» и «Золотое кольцо». Поорали песни. И спали отлично. В деревне-то ночью не так жарко, как в городе было.

Попросил потерпеть ещё пса в деревне, а то жалко его на целый день в квартире запирать.

– Да пусть остаётся, – ответила Никифоровна. – Мой Полкан сдох, а что за дом в деревне без собаки?

– Конечно, – ответил Егорыч. – Мы с ним на озеро ходим, он купаться любит. Где он у тебя в Москве купаться будет?

Проснулся поздно. Инна с Петром ушли к кормилице, продукты потащили. Мне вручили Саньку. Качал его на руках, как на качелях, кружил, ему всё нравилось, лишь бы движуха какая-нибудь.

– Наш человек растёт, – удовлетворенно сказал я, отдавая пацана вернувшейся Инне.

Потом опять таскали и набирали воду во всё, что только можно, и выставляли на солнце поближе к огороду.

– Ох, сынки, дали отдохнуть старому эти два дня, – заметил Егорыч. – А то это ж я один каждый день всё таскаю.

– Вообще, не дело это, конечно, – заметил я. – Бак надо какой-то или цистерну небольшую у огорода поставить и шланг бросать на ночь. Колодец будет, прямо из колодца и качать. Подумаете, может? – посмотрел я на Егорыча.

– Надо поспрашивать, – почесал он затылок.

– Квасную бочку бы где-нибудь раздобыть, – предложил Пётр. – Она и с краником, набирать будет удобно.

– Ну, типа того, – рассмеялся я. – Короче, думаем, мужики. Нужна большая ёмкость. И стоять она должна на высоте ведра, чтобы вода самотёком в вёдра набиралась. Квасная бочка, с этой точки зрения, хорошая мысль. Она уже на колёсах, для неё никаких каркасов, приподнимающих, мудрить не надо.

– Тогда уж, не квасная, а молочная, – заметил Егорыч. – Ездит тут у нас одна такая, молоко у колхозников скупает. На квасной, там лишнего много всего приделано. Да, мне кажется, молочная и по размеру побольше будет.

– Вот, хорошая мысль! – улыбнулся я. – Трофим вернётся, может, сумеет договорится.

– А мы что, не сумеем? – подошёл к отцу Гриша.

– Не знаю, вам, как не местным, могут цену залупить, – предположил я.

– Разберёмся, – уверенно ответил Григорий.

– Если что, я в доле, – ответил я ему.

– Я тоже, – добавил Пётр. – Так таскать каждый день, это неправильно. Давно надо было что-то придумать.

– Это-то ладно, сюда принести, – усмехнулся Егорыч, – а потом же надо вечером всё это ещё по огороду растащить.

– Тем более, – ответили одновременно Гриша с Петром.

– Тогда ставить бочку надо так, чтобы было максимально удобно от нее воду по огороду растаскивать на полив. А еще лучше шланг приделать к ней длинный, и поливать прямо из него. А еще есть такая штука, как капельный полив…

– Что за капельный полив? – удивился Егорыч.

– Ставишь вот такую бочку на высоте, а от нее шланги с кучей дырочек протягиваешь по всем грядкам. Дырочки маленькие только нужно делать, чтобы вода потихоньку вытекала, и бочки надолго хватало… Земля постоянно влажная, растения довольны. И спина целая. Один раз потратиться только надо на шланги…

– А что, это интересная идея! – обрадовался Егорыч.

– Ладно, нам возвращаться надо, – глянул я на часы. – Мне сегодня ещё поезд встречать. Друг приезжает.

Никифоровна нам с Гришей две сумки гостинцев с собой собрала.

– Хорошо у вас в деревне, – проговорил Гриша по дороге домой, и, помолчав, добавил: – Я за отца радовался, что он, хоть, не один теперь. И не зря… Посмотрел сейчас, он совсем другой стал. Глаза улыбаются. Спокойный…

– Осталось тебе жениться, – глянул я на него с улыбкой.

Он покивал как-то грустно, отвернувшись к окну. Похоже, вопрос больной. Ну, не хочет говорить, я и не стал в душу лезть. Мало ли что. Может, все не может прежнюю жену забыть.

Заехали сразу в гараж, поставили машину и пошли с ним пешком домой.

– А как своим ходом к вам в деревню добираться? – спросил, вдруг, Гриша.

Объяснил ему подробно. Чувствую, скоро там к работе по хозяйству ещё один человек подключится. Неудобно советскому офицеру, что батя работает, а он баклуши бьет.

В ожидании поезда ходил по перрону и думал, что, вроде, столько всего произошло за последние полтора года, что я здесь, а, на самом деле, мы всего первый курс закончили. Ещё столько всего впереди. И всё бы хорошо, если бы не КГБ с их непонятными проверками. Мишка и Марат в Москву едут в полной уверенности, что я им сейчас дорогу покажу прямую и ровную ко всяческому благополучию. А я сам сейчас не понятно, в каком положении. Ну, не стоит о плохом. Вон, поезд уже виден.

Мишка выходил из вагона с одним небольшим коричневым чемоданом. Выглядывал из-за других пассажиров с любопытством. В его взгляде прямо виден был восторг: Москва! Ну, конечно, он же, вряд ли, раньше бывал тут. Для их, вечно бедствующей семьи, пока Степан не отсидел, и Брянск был, что другим столица.

Наконец, он сделал шаг на перрон.

– Здорово, – подошёл я к нему.

– Пашка! – удивлённо и радостно смотрел он на меня. – Какой ты стал!

– Ты тоже сильно изменился, – улыбнулся я, обнимая его. Он, и в самом деле, здорово изменился, повзрослел, возмужал. Даже подрос, как будто.