Москва. Сауна в спортивно-оздоровительном комплексе часового завода «Полёт».
Собирались в этот раз вразнобой. Нечаев и Осипов задержались минут на пятнадцать, все их ждали, набивая желудки и потягивая пивко, а кто-то и коньячок. После рабочего дня все были голодны.
— Как поживает твоя методичка по поисковым отрядам? — поинтересовался Захаров у Сатчана.
— Хорошо поживает, почти готова, — ответил тот. — С Минобороны хочу ещё заранее пару моментов согласовать, чтобы потом меньше правок было.
— Всё равно будут править, — уверенно заявил Бортко. — Так что, чем быстрее отдашь проект на рассмотрение, тем быстрее согласуют.
— Согласен, — кивнул Захаров.
— Понял! — сказал Сатчан.
Подтянулись опоздавшие. Пошутили немного насчёт штрафной, дали им хоть что-то перекусить и совещание началось. Первым слово попросил Пахомов и доложил о проблемах с поставкой импортной технологической линии для камвольной фабрики.
— Стройотрядовцы МГУ, — при этом он взглянул на меня и кивнул, как будто благодарил, — цех сдали ещё в ноябре, а оборудования нет.
— И в чём там проблемы? — спросил Захаров. — Где оно?
— Наши валят на японцев, темнят что-то. Опасаюсь я, как бы кому-то другому линия не ушла… А потом просто поставят перед фактом.
— Японскую линию закупили? — удивлённо спросил Ригалёв.
— Нет, — ответил Пахомов, — линия американская, закупаем через японцев.
— Вечно у нас всё через одно место, — проворчал Майоров.
— Ладно, разберёмся, где наша линия, — ответил Захаров. — Напомните мне завтра с Внешторгом связаться. Что у нас по автобазе? — посмотрел он на меня.
— Завтра должно состояться совещание представителей различных министерств, — начал докладывать я, — где наш эксперимент будет обсуждаться. Надеюсь, утвердят и начнём работать по-новому.
— Ничего не понял. Какой эксперимент? И причём тут министерства? — спросил Бортко.
— Ну, помните, проверка была? Там ещё Главмосавтотранс нашей новой схемой работы заинтересовался, — напомнил я. — Вот они и пробивают сейчас нашей идее дорогу, написали методику проведения эксперимента с экономическим обоснованием, занялись согласованием, уже до самого верха дошли.
— А без этого никак нельзя было? — удивлённо спросил Осипов. — Зачем к нашему предприятию такое внимание привлекать?
— Там совершенно новая система расчёта оплаты труда должна применяться, — объяснил я. — Если без согласования на неё перейти, кто-нибудь из водителей-бездельников, которых работать заставят, а не баклуши бить, как сейчас, на самоуправство руководства автобазы мог начать жаловаться. Лишние проверки на нашу голову начались бы. А так всё официально, по инициативе министерства, кому не нравится — идите туда жаловаться. Сказать так недовольным — и никому не захочется сутяжничать.
— Ну, тоже верно, — поддержал меня Захаров, внимательно слушавший наш разговор. — Ещё какие новости?
— Есть новости, — задумчиво проговорил я. — На раскопках в Городне, в выбранном нами кургане, обнаружили двойное захоронение. Женщина с ребёнком совсем маленьким. С точки зрения науки, там ничего нового, но захоронение богатое, археологи говорят, непростые это были люди. Я попросил оставить находки нашему будущему музею. И хочу согласовать с вами пластическую реконструкцию по черепу, чтобы знать, как они выглядели. Будут со временем тогда необычные экспонаты в нашем музее. Закажем художникам их портрет, оживим, так сказать, экспозицию. Землеотвод надо делать там по максимуму, чтобы можно было парк разбить. Выберем где-то место, перезахороним по-человечески мать с ребёнком, памятник поставим и сделаем это особенностью нашего музейного комплекса.
— И что, могила будет в парке? — с сомнением спросил Войнов.
— Почему нет? Там церковь рядом, при ней, наверняка, погост есть, нас же это не смущает, — возразил я. — Опять же, могилу их мы разрыли, значит, должны куда-то перезахоронить.
— Представляю себе, сколько легенд родится вокруг этой истории, — заметил Сатчан.
— Так нам это на руку, — заметил я, — реклама музею. Городецкая мадонна… Закажем памятник настоящему скульптору на новую могилу, к нам паломничество будет со всех концов Союза. Опять же, рядом трасса Москва-Ленинград, проходимость бешеная… Землеотвод, только, по максимуму надо сделать. Мы там и гостиницу со временем построим, и ресторан.
— Ну ты размечтался, — скептически посмотрел на меня Войнов, — Городецкая мадонна… Там ещё нет ничего.
— А кстати, когда археологи закончат? — спросил Захаров. — Архитекторы говорят, что им надо на местности как следует осмотреться, прежде чем проектировать начинать.
— До Нового года обещали закончить, если больше ничего не найдут, — ответил я.
— Подождём. Что тут осталось? — проговорил Бортко. — А с типографией что?
— Дело не сразу, но все же пошло. Пришлось несколько раз съездить, серьезно переговорить, и первый том одной из серий, наконец, Ганин запустил в работу, — доложил я и он удовлетворённо кивнул.
— Ну, пусть Ганин учится теперь работать на отдельном участке. Раз ему не нравилось с нами тут сидеть, — сказал Захаров.
— Далее, по шинному заводу, — продолжил я. — Там вся проблема в плане, он предполагает полную загрузку мощностей завода. Они государственный план с трудом выполняют, дополнительный выпуск обеспечить не могут. Мне подготовили уже справку по заводским мощностям. Надо вносить коррективы в план, если мы не хотим ждать ещё три года без прибыли до конца пятилетки. И ещё, передавал с Павлом Сатчаном информацию по новой разработке. Была возможность ознакомиться? Про зимние шины?
— Да, я просмотрел, — кивнул Бортко. — Ты считаешь, есть смысл в это впрягаться?
— На Западе это направление уже много лет развивается, оно перспективно, это бесспорно. Тут и снижение аварийности, и увеличение проходимости, и, просто, зимняя езда станет почти такой же комфортной, как и летом. Не освоим мы, освоит кто-то другой. И фонды государственные на развитие этого направления освоит, и прибыль тоже. Так а почему бы нам не стать первыми? Тем более, под это дело легче будет внести изменения в текущий план и по другим позициям. А увеличив выпуск летних и зимних шин для легковых автомашин в плане, получим больше дефицитной продукции для экономики страны… ну и для наших целей, само-собой.
— Ну, давайте, ещё все над этим подумаем, — решил Захаров.
Дальше обсуждали вопросы по другим предприятиям. Новых поручений мне в этот раз не дали. Видимо, решили, что с меня пока хватит типографии, автобазы и шинного завода.
Москва. Дом Ивлевых. Квартира на шестом этаже.
Бабка, снявшая с Лины порчу, дала ей с собой пол-литровую баночку святой воды и наказала проверить соседа.
— Плесни, деточка, ему на дверь, — учила её бабка, — если выйдет сразу, значит, точно, дьявол в нём сидит и опять он тебя может сглазить. Но предупреждён, значит вооружён. Будем тогда тебе защиту от него делать. Только мне еще его фотография тогда нужна будет…
Лина очень волновалась и, едва дождавшись позднего вечера, отправилась с банкой вниз по лестнице. Ей было очень страшно, что кто-то её застанет за этим занятием, но надо было довести дело до конца. Мать клялась, что это самая лучшая бабка, к ней весь район ходит. Значит, ерунды не скажет.
Подойдя к двери Ивлевых, она щедро льнула водой на дверь и поспешно поднялась на один лестничный пролёт. Затаив дыхание, она подождала минуты три. Но ничего не происходило, и она стала медленно подниматься к себе на шестой этаж, прижимая к животу банку с остатками святой воды. Поднявшись на свою площадку, она ещё постояла, прислушиваясь к тишине и ушла в квартиру.
Как же так? — думала она, встав у окна на кухне и скрестив руки на груди. — Получается, это не Пашка? А кто же тогда?
Перебирая в памяти всех соседей, она примеряла и так, и этак на них роль своего недоброжелателя. И только с натяжкой на эту роль подошли мама Ивана и отец Гриши. С остальными у неё были, более-менее, ровные отношения. Бабка объяснила, что порча или сглаз долго не держатся, полгода максимум и надо искать недоброжелателей в этом временном промежутке. А с Иваном и Гришей все уже закончено, какой смысл им всем её проклинать? Что-то тут не то…
Тут её внимание привлёк одинокий прохожий за окном. Он быстрым шагом вошёл в её подъезд. Только тут Лина узнала Павла.
— Так вот оно что! Его дома, оказывается, не было! — воспрянула она духом. — Надо ещё раз проверить!
Вернулся домой поздно и сразу хотел, не раздеваясь, пойти с Тузиком гулять. Но на пороге кто-то что-то разлил, принюхался, вроде, не гадость какая… Что же это такое?
Взял тряпку в ванной и подтёр и дверь и на полу, а то сейчас растащим мокрой обувью грязь по всей прихожей. Прополоскал тряпку, вроде, вода обычная. Ерунда какая-то…
Тузик радостно махал хвостом у дверей и ждал, когда я, наконец, соберусь на прогулку. Только я открыл входную дверь, как увидел перед собой Лину с пустой банкой, а на полу под дверью опять лужа.
— Ты что, блин? — воскликнул я от неожиданности. — С ума сошла, что ли? Ты что творишь?
На шум выскочил Загит.
— Что здесь? — озабоченно спросил он.
— Да раз вытер, она второй раз налила, — возбуждённо начал объяснять я. — Что у тебя там было?
— Святая вода, — прошептала Лина и начала пятиться от меня задом. Да еще и шустро креститься при этом.
Дойдя до лестницы, она рванула по ней наверх, чудом не упав. Поначалу пыталась спиной вверх бежать, словно боялась спиной ко мне повернуться, но, естественно, не вышло.
— Всё чудесатей и чудесатей, — развёл я руками и попросил Загита подать мне тряпку, чтоб уже не разуваться.
— Иди, я сам подотру, — махнул он рукой и покачав удручённо головой. — Совсем девка разум потеряла. Мне Галия про нее рассказала, что у нее непростая история с местными мужиками, но я и предположить не мог, что это так плохо на ней сказалось… А так-то ходила, улыбалась, как нормальная, под руку брала…
— Ну да, неожиданно, — согласился с ним я.
— Правильно говорят, что религия — опиум для народа. Видать, с помутнения рассудка в нее ударилась. Святая вода, ишь ты…
Швейцария.
Просмотрев вчера три варианта домов и четыре сегодня, Эль Хажжи, наконец, остановились на небольшом уютном домике в Давосе. Определившись с жильем в Швейцарии, поехали в Больцано. Тареку было интересно, за сколько они доберутся. На дорогу ушло три с половиной часа. Расстояние засекли по одометру, получилось около ста шестидесяти пяти километров. Так-то расстояние небольшое, по прямой за полтора часа проехать можно, но в горах такую скорость не развить…
Все устали, но были очень довольны. Нуралайн и в Италии очень понравилось, и в Швейцарии. По дороге в Больцано обсуждали дальнейшие планы.
— Мы с мамой займёмся покупкой и обустройством намеченного дома, — говорил Тарек, — а вам можно возвращаться пока что в Москву. Займитесь текущими делами, образованием. Может, у Павла новые идеи появились…
— И когда нам лететь? — уточнил Фирдаус.
— Да можете хоть завтра.
Во вторник с утра поехал на Лубянку. Капитан Румянцев проводил меня в кабинет.
— У начальства большой успех имела твоя лекция по демографии, — начал он. — Хотят ещё послушать про ситуацию в исламе.
— Когда?
— Ну, до пятницы успеешь подготовиться?
— Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть. В пятницу уже лекция?
— Нет. Текст принеси на согласование. Дату позднее смогу назвать.
— Хорошо, — кивнул я и поднялся, думая, что на этом всё.
Но Румянцев помолчав некоторое время, вдруг, сказал:
— По Святославлю слухи ходят, что ты бандитизмом занимаешься.
И посмотрел на меня этак, со значением.
— Ну, денег много не бывает, приходится вертеться, конечно, — сказал я и улыбнулся.
Румянцев согнулся от хохота.
Отсмеявшись, посерьезнел и сказал:
— Что шутишь, это хорошо. Но оставлять это так не стоит…
— Я весь во внимании, — сказал ему.
— Нам сообщили, что слух этот твоя тёща распускает. Мы можем помочь, — внимательно смотрел он на меня. — Можно посадить её за клевету, можно на лечение отправить в психиатрическую лечебницу.
Угу, помочь они хотят. Знаю я, как это работает. Сейчас повяжут меня этой медвежьей услугой. А потом, если что не так с моей стороны, пригрозят, что Галие расскажут, что это со мной было согласовано.
— Не стоит, — ответил я. — У неё сейчас весь мир во врагах, они с тестем разводятся, вот у неё нервишки и шалят. Это скоро пройдёт.
Наверное. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
Румянцев кивнул в ответ с таким видом, мол, ничего другого я от тебя и не ожидал, и проводил на выход.
По дороге в университет всё думал, как они об этих слухах могли узнать? Можно подумать, кто-то стал бы им из Святославля докладывать. Нет, это скорее, прослушка… Обсуждал ли я это в квартире? И я тут же вспомнил, как Миша Кузнецов рассказывал мне об этом по телефону. Всё, прослушку телефона можно считать доказанной.
Святославль.
Высказав тёще Ивлева всё, что он о ней думает, Шанцев думал, что его отпустит ситуация и с его несправедливым арестом, и с последующим чудесным освобождением, но мысли, всё равно, возвращались и возвращались к камере. Ему даже снилась она иногда… Подскакивал в кровати с криком, жена его успокаивала, а ему было очень стыдно. И противно было вспоминать, каким беспомощным он тогда себя чувствовал…
Нет, — решил он. — Надо что-то с этим делать. Филимонов, конечно, под следствием, но где гарантия, что он каким-нибудь условным сроком не отделается, а Ваганович ему тёплое местечко где-нибудь не организует. Эти двое точно вместе работают. Да и сам Ваганович слишком легко отделался. Что ему там, выговор объявили? И все? Сажай снова людей в тюрьму ради сведения счетов?
Шанцев позвонил своему бывшему однокурснику, Валентину Ткачёву, в Брянск. Тот служил в КГБ, до больших чинов не дорос, но, может, чем-то поможет, что-то подскажет.
Они договорились встретиться в Брянске, в кафе, во время обеденного перерыва.
— Валёк, здорово! — обрадовался Шанцев, впервые увидев старого друга за много лет. — Какой ты стал!
— Какой? — спросил тот, улыбаясь и охотно обнимая его.
— Старый!
— А сам-то! — рассмеялся Ткачёв. — Весь седой. Ну, рассказывай, как ты живёшь?
— Уже нормально, — перестал улыбаться Шанцев.
— Уже? — удивлённо повторил за ним друг.
— Чуть не посадили, представляешь? — подозвал Шанцев официанта и заказал два комплексных обеда и два по сто пятьдесят.
— Рассказывай, — тоже перестал улыбаться Валентин.
Они просидели в кафе часа полтора. Шанцев рассказал всё как было, что никому до него дела не было. Считал себя важным, большим человеком, с кучей коллег, а как в камеру попал, так все это как отрезало. И, если б не пасынок коллеги, сидели бы они с ним вдвоём.
— Начальник городского управления под следствием, боюсь, выждут сейчас, пока всё забудется, и отпустят на все четыре стороны. Первый секретарь, так вообще лёгким испугом отделался, хотя сам лично, сука, одобрения на мою разработку в области добился.
— Слушай, начальство сор из избы никогда не выносит, — ответил ему Ткачёв. — Тут надо сделать так, чтобы оно его своим перестало считать, чтобы покрывать его себе дороже стало.
— Как это сделать?
— Не надо ничего делать, надо узнать, что он уже сделал такого, этакого, понимаешь? Против закона. Доказательства нужны, весомые, документы, свидетельства… Показать есть кому, — многозначительно посмотрел он на друга. — Не смотри, что я простой водила. Важно, кого именно я вожу.
— Это я прекрасно понимаю! — заверил его Шанцев. — Поэтому-то я и здесь.
— Трудись, дерзай, ищи! А найдёшь, сразу звони, — протянул Валентин ему руку, намекая, что пора бежать.
Он ушёл. А Шанцев посидел ещё какое-то время, размышляя над его словами. Никогда ещё он не занимался такой ерундой, как поиск чужих грехов. Всегда считал это ниже своего достоинства. Но, видимо, надо менять свои принципы, — с горечью подумал он. — С волками жить, по волчьи выть.
Москва. Президиум Верховного Совета СССР.
— Меня Камолов что-то вызывает, — сказал Марку Валиев, выйдя из своего кабинета. — Чувствует моё сердце, что это по поводу нашего молодняка.
— Ну, удачи, — напутствовал начальника Марк и Валиев отправился к зампреду.
— Проходите, проходите, Ильдар Ринатович, — произнёс Камолов и кинул на Валиева такой суровый взгляд, что тот сразу понял, что ничего хорошего ждать не стоит.
В кабинете уже сидел Пархоменко из Секретариата и Валиев сел рядом с ним напротив зампреда.
— И что вы устроили? — окинул их тяжёлым взглядом Камолов. — Почему молодёжь не отпускаете на помощь парткому? Это же не какая-то блажь Семерова, он нужное для всех дело делает! С чего вы решили, что можете решать кому и где дополнительно работать, партии помогая?
— Игнатий Фёдорович, но студенты сами не хотят, — попытался оправдаться Валиев.
Пархоменко при этом промолчал и лишь сменил позу.
— Что значит, они не хотят? — воскликнул Камолов. — Они комсомольцы или кто? Надо заставить.
— Вы, только, тогда сами Ивлева заставляйте, ладно? — с ехидной улыбочкой проговорил Пархоменко. — Мне зачем проблемы потом от Межуева получать? Ивлев сразу к нему жаловаться побежит, только попробуйте на него надавить.
— На Ивлеве свет клином не сошёлся, — тут же согласился Камолов, вспомнив, что Ивлев, и в самом деле, протеже Межуева. — Других комсомольцев полно. Верно, Ильдар Ринатович?
Валиев вынужден был кивнуть под тяжёлым взглядом зампреда. Выглядеть перед ним руководителем, не способным справиться с небольшим коллективом малолеток ему совсем не хотелось.
Вернувшись от Камолова в Комитет по миру он с расстроенным видом сел рядом с Марком и тот сразу понял, что начальник не смог отбиться от дурацкой инициативы парторга.
— Ну что, не вышло? — с сочувствием спросил он.
— Нет. Прожектору быть, дело нужное. А студенты не хотят работать, значит, надо заставить, — расстроенно рассказал Валиев. — Сейчас парни придут, что я им скажу?.. Пархоменко, гад, отвертелся… Оказывается, за нашим Ивлевым Межуев стоит!
— О как, — удивился Марк. — Это серьёзно.
— Ещё как серьёзно, — заметил Ильдар. — Камолов сразу на попятный пошёл насчёт Паши. Только наехал с угрозой на Пархоменко, а как про Межуева услышал, так и взгляд в сторону. Никаких к нему больше вопросов, а Ивлев не хочет в Прожекторе работать, ну так и не надо.
— Послушайте, Ильдар Ринатович, может, оно и к лучшему. Хочет Камолов, чтобы наши ребята работали на партком, ну, пусть поработают. А вам надо их возглавить, оттеснить этого Самедова,в конце концов, это ваши люди. Пусть тот же Камолов увидит, что вы пользуетесь уважением у молодёжи. Ну, и вообще, лишний раз наверху засветитесь. Может, это как раз тот шанс, что не каждый год выпадает, обратить на себя внимание высокого начальства, а мы и не поняли.
— Что ты предлагаешь, Марк Анатольевич? Опять идти ждать Семерова под дверями кабинета два часа?
— Не знаю, стоит ли самому за себя хлопотать… Пусть бы ребята наши с такой инициативой вышли, — подсказал Марк. — Надо с ними поближе подружиться, а на этой почве и с Ивлевым ближе сойтись. Он хоть от Прожектора и отбился, но друзьям своим всегда помогает, это легко заметить. Можно им посложнее задачки подкидывать, чтобы к нему бежали за помощью. А там, глядишь, удастся и перед Межуевым засветиться. А с такой поддержкой за спиной… сами же сегодня видели…
— Эх, Марк Анатольевич! Что ты в Комитете по миру делаешь с такой светлой головой? — воскликнул, заметно повеселев, Валиев.