Рим. Полная история города

Глава четырнадцатая. Восьмое чудо света

«Особенностью города [Рима] во все времена было пассивное и созерцательное бытие. Великим продуктом Рима были две центральные мировые реформы, империя и церковь; но город не способен был приобщиться к активному процессу жизненной цивилизации. Новейшая образованность нашла средоточие свое во Флоренции, начавшей с XIV века занимать на Западе место Афин… Эту предназначенность к подобной гегемонии обусловливала целая совокупность благоприятных условий: гвельфо-республиканский вольный дух, не столь скоро подавляемый, как в Милане; отсутствие гнета со стороны основных мировых сил — папства и императорства; трудолюбивый и любоискательный дух граждан, уравнивавший состояния и в совершенстве урегулировавший изменчивые формы политического быта города; свежая, не насыщенная монументами древности почва… наконец, пытливый, даровитый, разносторонний нрав… С XIV века Флоренция стала образцовым итальянским государством. Мы видим, что политическими установлениями заимствовался оттуда сам Рим. Между тем как тосканский этот город был вместилищем всей предстоящей и новой жизни, Рим высился как достопочтенный монумент классической культуры и непрестанно являл итальянцам руины ее — как документы цивилизации древности, благодаря чему соблюдено было и сознание единства латинского мира».[106]

Гравюра Флоренции из Нюрнбергских хроник. 1493 год

Фердинанда Грегоровиуса в предвзятости обвинить невозможно. Чаще всего авторы всячески превозносят свой предмет, будь то город, личность или идея, и ничего удивительного в этом нет — хочется же показать миру то, о чем ты пишешь, во всей красе. Но историку положено быть объективным. Если Рим и в XIV веке, мягко говоря, не блистал, то с этим ничего не поделаешь…

С тем, что особенностью Рима во все времена было пассивное и созерцательное бытие, согласиться трудно. «Пассивным» Рим не назовешь, отнюдь. Если посмотреть на бесконечную цепь политических конфронтаций, которую представляет собой средневековая история Рима, то на ум приходит сравнение с бурлящим котлом. Созерцательное бытие — это не про римлян. Суть в том, что главной и, пожалуй, единственной ценностью средневекового Рима была власть, а до наук и искусств у римлян просто не доходили руки. Когда же папский двор переместился в Авиньон, борьба за власть не утихла, а вспыхнула с еще большей силой, как это обычно бывает при уходе с арены самого сильного игрока.

Андреа Гастальди. Портрет папы Бонифация VIII. 1875 год

Во Флоренции, ставшей независимой в 1116 году, тоже хватало интриг, и гвельфы с гибеллинами там тоже мутили воду. Но бо́льшая часть этих интриг протекала подспудно, «в формате лайт», как выразились бы сейчас, а в синьории на первом месте всегда стояло благосостояние города, опирающееся на экономическую и политическую стабильность. Могущество Флоренции основывалось на банках, ссужавших деньгами почти всех европейских правителей (в том числе и пап), а также на благосостоянии ряда семей: Спини, Фрескобальди, Барди, Перуцци, Моцци, Аччайоли и Боннакорси, которые кредитовали пап в Авиньоне и государей всей Европы (особенно, королей Франции и Англии), а также на обрабатывающей промышленности, особенно, шерстяной.

Но вернемся к Риму и взглянем хотя бы на Римский университет, основанный в 1303 году папой Бонифацием VIII в качестве духовного учебного заведения. Бонифаций VIII был последним из понтификов, пытавшихся утверждать приоритет церковной власти над светской. Он остро нуждался в хорошо подготовленных кадрах и потому, буквально накануне своей смерти открыл духовную школу, превратившуюся впоследствии в университет. В 1303 году, обратите внимание! В то время как Салернская врачебная школа открылась в конце IX века, а Болонский университет — в 1088 году. Более того — в далеких варварских землях, куда просвещение в свое время было принесено на острие римского меча, примерно в одно время с Болонским появился свой университет — Оксфордский.

Болонские студенты. XV век

Уже через полвека после открытия Римский университет пришел в упадок ввиду нехватки преподавательских кадров. В 1406 году папа Иннокентий VII попытался вдохнуть в университет новую жизнь. «Не существует на свете более славного города, чем Рим, в котором дольше процветали бы науки, каковые мы теперь желаем возвратить сюда, поскольку в Риме была создана латинская литература, составлено и дано народам гражданское право и здесь же пребывает каноническое право. В Риме были созданы или заимствованы у греков все науки. Если в других городах преподаются чужие науки, то в Риме преподается только свое, исконное», говорится в папской булле. Однако благие намерения не были реализованы из-за бурных событий, которыми сопровождался Великий западный раскол. Университет возобновил свою деятельность только в 1431 году, при папе Евгении IV. В принципе, эту дату и следует считать датой реального основания университета в Риме.

Что же касается искусств, то их существование определялось потребностями дворцов и базилик, надо сказать — потребностями весьма скромными. В XIII и XIV веках Рим не столько строился, сколько реставрировался. Из памятных сооружений того времени можно отметить разве что лестницу Арачели, ведущую к базилике Святой Девы Марии «Жертвенник Небесный» на Капитолийском холме[107]. Лестница сооружена в память событий 1348 года как знак благодарности Богоматери за избавление римлян от очередного прихода чумы — виток эпидемии внезапно пошел на спад после того, как город обнесли чудотворной иконой Мадонны из этого храма. Мрамор для ступеней римляне собирали по всему городу, что называется «с бору по сосенке», поэтому ступени неровны. Сейчас, по истечении семи веков, эти неровности не бросаются в глаза — «возраст скрывает недостатки», как говорят в Риме, — но в момент своего сооружения… Впрочем, не столь важна сама лестница, сколько личность человека, по приказу которого она была построена.

Флоренция дала миру Данте, Петрарку и Боккаччо[108], имена которых знает весь мир, а в Риме родился Кола ди Риенцо — последний из римских трибунов, которого в наше время помнят только итальянцы, преимущественно римляне. На склоне Капитолия недалеко от базилики Святой Девы Марии можно увидеть памятник человеку в капюшоне, который простирает руку над Римом. Это и есть Кола ди Риенцо.

В 1835 году английский писатель Эдвард Бульвер-Литтон, автор известного «Пелэма, или Приключений джентльмена», написал роман «Риенци, последний из римских трибунов», по которому немецкий композитор Рихард Вагнер написал одноименную оперу. Этого трибуна прославляет и картина британского художника-прерафаэлита Уильяма Холмана Ханта «Риенци клянется отомстить за смерть своего младшего брата, убитого в схватке между кланами Орсини и Колонна», тоже написанная под впечатлением от романа Бульвер-Литтона. У Кола ди Риенцо явно легкая рука — слава композитора Вагнера и художника Ханта началась с произведений, посвященных последнему трибуну Рима.

Риенцо был «человеком из народа» — сыном небогатого римского трактирщика. Ораторский талант помог ему приобрести популярность среди римлян. В 1343 году он был отправлен с миссией в Авиньон к папе Клименту VI, на которого произвел настолько хорошее впечатление, что получил должность городского нотариуса. «Жизнь удалась», сказали бы многие, но у Риенцо были грандиозные планы — он мечтал возродить былое величие Рима в границах некогда существовавшей империи. Программой-минимум было наведение порядка в Риме, в котором царила анархия, вызванная произволом знати. К представителям знати у Риенцо, кроме общих, имелись и личные претензии — они убили его младшего брата.

В мае 1347 года Риенцо, поддерживаемый папой, возглавил восстание торговцев и ремесленников. Восставшие беспрепятственно захватили правительственные здания на Капитолийском холме, после чего Риенцо провозгласил себя «трибуном свободы, мира и справедливости», а Рим — народной республикой. В августе того же года он созвал сейм, в котором приняли участие депутаты от городов и государств Италии. На сейме было провозглашено объединение всей Италии под главенством Рима. Объединение это носило сугубо утопический характер, потому что на деле никто ни с кем объединяться не собирался. Но Риенцо уже видел себя императором Новой Римской империи… Папа Климент VI, намеревавшийся обуздать римскую знать руками Риенцо, неожиданно для себя лишился светской власти над Римом. В декабре 1347 года папский легат (посланник) и знать подняли восстание против Риенцо, которому удалось бежать из Рима.

Уильям Холман Хант. Риенцо клянется отомстить за убитого брата. Между 1848 и 1849 годами

Кола ди Риенцо был не из тех, кто легко сдается. В июле 1350 года он явился в Прагу и обратился к германскому императору Карлу IV с предложением восстановить былое величие Рима и заодно провести реформу церкви. Эти идеи не встретили понимания у императора, вдобавок Риенцо осмелился с ним спорить… Разгневанный Карл велел арестовать Риенцо как еретика. Проведя в заключении около полутора лет, Риенцо был отправлен под стражей в Авиньон, к папе Иннокентию VI.

В Авиньоне народному трибуну улыбнулась удача. Заступничество Франческо Петрарки и еще нескольких известных людей, а также очередной виток феодального произвола в Риме привели к тому, что папа вернул Риенцо свободу, присвоил ему сенаторское звание и отправил в Рим во главе войска для наведения порядка. В августе 1354 года Риенцо вступил в Рим под приветственные возгласы горожан… Симпатии толпы непостоянны, очень скоро налоги, установленные Риенцо, вызвали недовольство римлян и позволили знати поднять новый бунт, в ходе которого народный трибун был убит (произошло это 8 сентября 1354 года). Труп Риенцо проволокли по всему городу, затем сожгли, а пепел развеяли по ветру.

Риенцо разделял гуманистические взгляды Петрарки, а тот, в свою очередь, восхищался Риенцо как патриотом и политиком, способным объединить Италию (Петрарку сильно огорчали внутриитальянские распри). Поэт посвятил народному трибуну канцону (лирическое стихотворение) «Высокий дух, царящий в этом теле». Риенцо можно считать автором первого путеводителя по Риму — в 1344 году он написал (разумеется — на латыни) «Описание города Рима и его великолепия».

Со второй половины XIII века в Риме сменилась мода. Все, у кого была возможность, сменили практичные одежды на те, что считались красивыми, а мужчины вдобавок начали носить окладистые бороды на испанский манер. Это был очень смелый шаг, поскольку прежде бороды у итальянцев считались неприличными и дозволялись только отшельникам, дававшим обет не стричь волос (он обычно сочетался с обетом не мыться).

Просторные одежды стали узкими, мужчины надели поверх шапочек шляпы, а женщины стали щеголять большими вырезами на платьях, почти полностью обнажавшими грудь. Драгоценных украшений стали носить больше, а те, кому не хватало перстней да ожерелий, начали украшать камнями и жемчугом платья. Шерсть, которой прославилась Флоренция, осталась материей для бедных — богатые шили одежды из шелка, бархата и батиста, обильно украшая их кружевами.

Власти пытались бороться с чрезмерно роскошными и «непристойными» одеяниями при помощи декретов, а модники и модницы придумывали различные уловки, позволявшие обходить запреты, или же просто игнорировали их. Так, например, запрет на оголение тела обходился при помощи тончайших просвечивающих тканей — вроде бы женщина и закутана в материю, как положено, а все на виду. Грегоровиус пишет о том, что одежды знатных римлянок были настолько великолепны, что привели в восторг венгерскую королеву Елизавету Польскую, посетившую Рим в 1343 году. А еще он упоминает о том, что римляне превосходили прочих жителей Италии духом помпезности и великолепия. Рим в то время был единственным городом, в котором происходили грандиозные торжественные зрелища, устраиваемые не только при коронациях императоров и пап, но и по иным случаям.

«Зрелища средневековых римлян не дают, правда, никакого высокого понятия ни об их культуре, ни об их могуществе. Турниры были в то время прекраснейшими праздниками рыцарского духа. В Риме они не привились бы даже и помимо многократных запретов со стороны церкви; они вообще не привились в граждански-цивилизованной Италии. Но аристократия римская доставляла себе варварское, предков ее достойное удовольствие — бороться с быками. Она устроила 3 сентября 1332 года бой быков в Колизее… бой происходил пеший. Мы имеем описание этого боя быков; оно дает нам мимолетные очертания молодых людей и прекрасных дам, блиставших в тогдашнем римском обществе, и целое, подобно метеору, проносится перед любопытными нашими очами. Как и в античные времена, так и теперь распределялись сидения по рангу. Знатные дамы сидели на крытых красным балконах… Народу предоставлено было занимать места как попало. Рыцари-борцы (приглашены были и иностранцы) носили на забралах цвета своих дам и девизы вроде следующих; «Я один, как Гораций; я Эней для Лавинии; я раб римской Лукреции». Орсини, Колонна, Савелли, Анибальди, Асталли, Капоччи Каффарелли, Конти, Патрески, Альтиери, Кореи, Манчини взошли на арену без лат, со шпагами и копьями. Каждый напал на своего быка. Бой был серьезный, на манер любого античного боя гладиаторов. Прекрасные дамы могли восторгаться безумным геройством своих поклонников и оплакивать 18 благородных юношей, лежащих пронзенными рогами быков на арене… Столь смертоносная игра соответствовала дикости тогдашнего поколения. В ту же самую эпоху даваемы были в Неаполе перед глазами двора кровавые бои гладиаторов, с отвращением виденные и описанные Петраркой».[109]

Саломон Корроди. Вид на Колизей и Римский форум. XIX век

Средневековый римский карнавал, проводимый ежегодно, был не феерическим праздником масок, а совокупностью народных игр, которые не отличались изяществом. Во время карнавала, иногда же и при иных случаях, устраиваемы были они на Монте Тестаччио и на площади Навоне. В века далеко отошел от характера, столь сильно прославившего этот праздник. И старые римляне с удивлением взирали бы на те празднества, до которых опустились цирковые их игры, и на сенат, с помпой отправлявшийся на «гору обломков» для того, чтобы торжественно водрузить на поляне хоругвь Рима и подать сигнал к открытию грубых игр. Например, с холма Тестаччо[110] на юго-западе Рима, представлявшего собой гигантскую античную свалку, скатывали тележки с привязанными к ним свиньями, за которых разгоралась борьба между римлянами. Также были бои с быками, поединки на копьях, поединки борцов и состязания в беге. Во всех состязаниях, кроме римлян, принимали участие жители других итальянских городов, таким образом создавалась призрачная картина былого величия Рима как центра мира. Для подчиненных Риму областей отправка участников на игры была обязательно-принудительной, что нередко вызывало недовольство, так же как и подати, налагаемые для финансирования римских зрелищ.

С культурной точки зрения карнавалы были ценны тем, что на них давались театральные постановки, правда только религиозного характера. В роли актеров выступали не только профессионалы, но и энтузиасты из народа. Так развивалось драматическое искусство.

Относительно численности населения Рима в позднем Средневековье нет ни точных данных, ни единого мнения историков. Ориентировочно-приблизительно можно предположить, что в Риме проживали около сорока или пятидесяти тысяч человек. Петрарка писал, что, благодаря своим великим размерам Рим выглядит пустым, несмотря на то что население его «несметно», но это всего лишь преувеличение, столь свойственное поэтам. Для сравнения — в начале XIV века во Флоренции проживало около ста тысяч человек, а в Париже — более ста пятидесяти.

Эпоху Возрождения (оно же — Ренессанс, а на итальянском — Ринащименто) иногда называют «восьмым чудом света». Это действительно было чудо — свет, воссиявший во мраке средневекового невежества. Оказавшись на условных задворках Ренессанса, Рим, тем не менее, получил свою порцию внимания, поскольку возрождалась великая римская культура античных времен.

Фундамент римского Возрождения заложил папа Мартин V, которого в миру звали Оддоне Колонна. Принадлежность к одному из самых знатных и богатых семейств Рима обуславливала повышенную заботу папы о благе города и предоставляла ему широкие возможности на этом поприще.

«Первой ласточкой» Ренессанса в Риме стал выдающийся живописец Джентиле да Фабриано, уроженец города, прославившегося на всю Европу своей превосходной бумагой. Бумагу в Фабриано производят и по сей день, в том числе и ту, на которой печатают евро. В 1426 году Джентиле начал расписывать фресками, изображающими сцены из жизни Иоанна Крестителя, правый придел Латеранского собора. После года работы художник умер, но роспись храма завершил его друг и ассистент Антонио Пизанелло, считающийся одним из наиболее выдающихся художников эпохи Возрождения, одинаково хорошо проявившим себя как в живописи, так и в скульптуре. Пизанелло знаком нам в основном по своим парадным портретам, а не по фрескам, которые страдали от пожаров и прочих напастей. Считается, что именно он принес в Италию портретный жанр, ранее получивший распространение среди французов и немцев.

Джентиле да Фабриано. Поклонение волхвов. 1423 год

Чуть позднее, в начале тридцатых годов XIV века, в Риме работал великий флорентиец Донателло, уже бывавший здесь в 1404–1407 годах с целью изучения античного наследия вместе со своим другом Филиппо Брунеллески, величайшим архитектором Раннего Возрождения. В поисках обломков древних скульптур друзья проводили раскопки на Римском форуме, где в то время римляне пасли коров (можно представить, в каком состоянии находился форум!). Однажды мастеров чуть не убили грабители, принявшие их за искателей зарытых сокровищ.

Барельеф на гробнице Гонория IV работы Донателло

В уже упоминавшейся выше базилике Святой Девы Марии «Жертвенник Небесный» на Капитолийском холме можно увидеть полустертое мраморное надгробие архидиакона Джованни Кривелли работы Донателло, а в соборе Святого Петра — резной мраморный киворий (балдахин) его авторства, перенесенный из разрушенной старой базилики в новую. На кивории изображена старая икона Санта Мария делла Феббе, напоминающая о том, что из-за расположенных близ города обширных заболоченных территорий заболеваемость малярией в Риме была высокой (Феббе переводится как «жар» или «лихорадка»).

Со своими талантами дело в Риме обстояло не очень хорошо — здешняя интеллектуальная «почва», истощенная бесконечными сварами и волнениями, была неплодородной, но зато Рим предлагал художникам со стороны широкое поле деятельности, на котором можно были раскрыть свои способности и реализовать свои амбиции. После возвращения из Авиньона изменилось отношение пап к Риму. Прежде всего папам стало ясно, что светская власть в городе слаба и насквозь продажна. Римские магистраты не могли противостоять феодальной анархии хотя бы потому, что каждый из них был связан с тем или иным знатным семейством. Когда мы говорим о «неспокойной обстановке», то вряд ли представляем, насколько она была неспокойной. Абсолютное беззаконие, торжество права сильного, нескончаемые волнения, а в паузах между ними — столь же нескончаемая череда убийств, вызванных кровной местью (кланы не только боролись за власть, но и мстили друг другу за реальные и мнимые обиды). Про грабежи и говорить нечего — жизнь по праву сильного невероятно к ним располагает. Но папам был нужен не только порядок в Риме. Им был нужен новый, точнее «новый старый» Рим, величие которого подчеркивало бы величие папского престола и помогло бы преодолеть неблагоприятные последствия Великого раскола. Образно говоря, из места пребывания Рим превратился в милый сердцу дом, в котором все должно быть идеально. Городу башен предстояло превращение в Город папы. Недаром же говорится, что прелесть родных мест осознаешь до конца только после того, как побываешь на чужбине (в данном случае — в Авиньоне). Если бы в то время придумывались слоганы, то папа Мартин V, наверное, предложил бы такой: «Паломники должны трепетать от восхищения, а не от ужаса». В отношении Рима папские интересы совпали с идеалами «еретика» Кола ди Риенцо. Разница была лишь в том, что в Новом Великом Риме властвовать должен был не император, а папа. Но до поры до времени светская магистратура Рима сохраняла свои полномочия, тем более что она существенной опасности для папской власти не представляла.

Преемник Мартина V папа Евгений IV запомнился тем, что восстановил (или — основал заново) Римский университет. Значительную часть своего понтификата Евгений провел во Флоренции, он приложил большие старания, чтобы вернуть Риму былой блеск. Благодаря его усилиям в Вечный город приехало много выдающихся гуманистов, мыслителей, писателей, художников, скульпторов и музыкантов.

Кроме того, его интересовала реформа монашества. А вот при папе Николае V, занявшем престол в 1447 году, в Риме началось подлинное Возрождение, творцом которого стал Леон Баттиста Альберти, гуманист, архитектор-новатор, писатель и один из основных теоретиков искусства эпохи Возрождения.

В старинных кварталах городов Западной Европы часто можно встретить такие изобретения Альберти, как маскировка боковых скатов крыши и гармоничного объединения этажей зданий посредством декоративных элементов-«завитков», называемых волютами. Волюты — классический пример гармоничного слияния античности и современности во времена Ренессанса. Эти «завитки», впервые появившиеся на вазах бронзового века, широко представлены в античной архитектуре, в первую очередь — в капителях ионического ордера[111]. «Воскрешенные» в период Возрождения волюты стали одним из самых популярных декоративных мотивов стиля барокко, зародившегося в Италии в первой половине XVI века, и благополучно дожили до наших времен.

Фасад флорентийской церкви Санта-Мария-Новелла с задекорированными волютами боковыми скатами крыши

Альберти — типичный итальянский «космополит». Он родился в Генуе в знатной флорентийской семье, вынужденной покинуть родные места. Учился в Падуе и в Болонье, затем переехал в Рим, где более тридцати лет прослужил в папской курии (канцелярии). Жизнь этого ученого-энциклопедиста, интересы которого простирались от архитектуры до криптографии[112], заслуживает отдельной книги (и написано о нем довольно много), но сейчас нам важен архитектор-теоретик Альберти, автор трактата «Десять книг о зодчестве», ставшего архитектурной Библией эпохи Возрождения. Личные проекты Альберти были реализованы вне Рима — во Флоренции, Римини, Мантуе, но идеи Альберти использовались повсюду, в том числе и в Риме. Кроме этого, Альберти принимал участие в амбициозном плане реорганизации города, принятом при Николае V. Этот план включал в себя восстановление городских стен, восстановление или реконструкцию сорока важнейших церквей, расширение собора Святого Петра, реконструкцию Апостольского дворца, планировку и застройку жилого района Борго, для которого было отведено место между замком Святого Ангела и базиликой Святого Петра, а также «изгнание деревни» из Рима, то есть искоренение всех признаков деревенского уклада, начиная с выпаса коз на разрушенных форумах и заканчивая огородами на городских площадях. Дух империи вернулся в Рим, только теперь эта империя была не светской, а духовной. Но городу ведь все равно, на каких принципах основывается его процветание. Главное — это процветать!

Николай V провел на престоле всего семь лет — с 1447 по 1455 год — но его проект увлек и объединил художников из разных школ, которые завершили начатое дело, превратив Рим из «деревни» в столичный город. Риму повезло в том, что папа Николай не был приверженцем стилистической однородности, а приветствовал разные школы, богатство идей которых сплавилось в особый римский стиль. А еще на 1450 год очень удачно пришлось празднование очередного Святого года[113], которое способствовало привлечению творческих личностей в Рим.

Классическим примером раннеренессансной итальянской архитектуры стало римское Палаццо Венеция (дворец Венеции), строительство которого было начато в 1455 году архипресвитером Собора Святого Петра кардиналом Пьетро Барбо, родившимся в Венеции. Кардинал Барбо любил повторять, что в случае избрания его папой он подарит каждому члену конклава виллу. Неизвестно, исполнил ли он свое обещание, но в 1464 году его избрали преемником папы Пия II под именем Павла II. Вначале этот дворец назывался дворцом Сан-Марко, но в 1564 году в нем разместилось посольство Венецианской республики, от которого произошло новое название.

Палаццо Венеция

Автор проекта неизвестен. Согласно одной из версий им мог быть Леон Баттиста Альберти, но большинство историков склоняются к Франческо дель Борго, родившемуся в маленьком умбрийском городке Борго Сан Сеполькро, расположенном на границе Тосканы и Умбрии. В период с 1460 по 1468 год при папах Пие II и при Павле II Франческо, можно сказать, был придворным архитектором Ватикана. Он проектировал для Пия II лоджию в соборе Святого Петра, а для Павла II лоджию на фасаде церкви Сан-Марко, а также принимал участие в перестройке базилики Санта-Мария-Маджоре, одной из четырех великих папских базилик,[114] и в ряде других строительных проектов.

Палаццо Венеция — это типично римская постройка, возведенная не только с соблюдением ряда античных принципов, но и частично из «античного» материала — мы имеем в виду травертин, из которого изготовлены отдельные детали этого кирпичного дворца; он был взят из руин Колизея и театра Марцелла. В палаццо гармонично встроены старинные башня и базилика Сан-Марко — все, что можно сохранить, сохраняется. Выдающееся здание должно нести людям какое-то скрытое послание (сейчас бы сказали: «месседж») — переплеты окон второго этажа сделаны в виде удлиненного латинского креста, символа пропапской партии гвельфов. При всем уважении к античности, должна проявляться и современность постройки, воплощенная в зубцах карниза и машикулях.[115] Разумеется, с XV века дворец не раз перестраивали, так что сейчас мы можем увидеть не «аутентичную» постройку, а ее копию, последний раз усовершенствованную в двадцатые годы прошлого века. Тем не менее все характерные черты сохранились.

Все сохранившиеся до наших дней ренессансные дворцы Рима в той или иной мере похожи на средневековые замки, у которых чаще всего есть хотя бы одна башня (реверанс Городу башен).

Имя папы Сикста IV, бывшего на престоле с 1471 по 1484 год, увековечила Сикстинская капелла — результат перестройки Большой капеллы, служившей местом сбора папского двора. По сути, на месте старой капеллы выстроили новую, причем в короткий срок — строительство было начато в 1477 году, а освящение капеллы состоялось в 1483 году. Поводом к началу перестройки было желание папы получить крепкое убежище на случай войны с турками или флорентийским семейством Медичи. Но в результате убежище превратилось в жемчужину эпохи Возрождения, одно из главных культурных сокровищ Рима.

Роспись стен капеллы начал флорентинец Сандро Боттичелли. «И вот как во Флоренции, так и за ее пределами Сандро настолько прославился, что когда папа Сикст IV приказал соорудить капеллу в римском дворце, то, желая ее расписать, распорядился, чтобы он стал во главе этой работы, и здесь он выполнил своею рукой следующие сюжеты: Христа, искушаемого дьяволом, Моисея, убивающего египтянина и утоляющих его жажду дочерей Иофора, затем огонь, спадающий с неба и карающий сыновей Аарона; наконец, некоторых святых пап в нишах над картинами. Этими работами он приобрел славу и первенствующее имя среди многочисленных флорентийских и других художников, работавших вместе с ним и с ним соперничавших, а от папы получил изрядную сумму денег, которую тотчас же истратил до конца, еще не выезжая из Рима»[116].

Боттичелли помогали другие гении, среди которых Доменико Гирландайо, в мастерской которого учился совсем юный Микеланджело, Козимо Росселли и Пьетро Перуджино. Последний, как видно по прозвищу-фамилии, был родом из Перуджи, а двое других — из Флоренции, этой «кузницы кадров» итальянского Возрождения.

В первой половине XVI века Микеланджело сначала расписал свод капеллы, а затем создал на алтарной стене фреску «Страшный суд». За всю эпоху Возрождения подобное истолкование идеи Страшного суда дали только два живописца — Микеланджело в Сикстинской капелле и его предшественник Джованни Пизано (ок. 1250 — ок. 1315) в статуях на фасаде Сиенского собора…

Пора бы и остановиться, поскольку дальнейшее восстановление Рима ознаменовано длинной чередой знаменитых имен, вплоть до бесподобного в своем совершенстве Рафаэля, который провел в Риме заключительный период своей жизни с 1508 по 1520 годы в качестве придворного папского художника. Рафаэль, великий ученик Перуджино, утвердил и завершил в живописи классический ренессансный стиль, созданный великим Леонардо да Винчи, который остается за рамками нашего повествования, поскольку жил в Риме недолго и ничего не успел здесь создать (но, тем не менее, на римской площади Пьяцца дель Пополо или Народной площади есть музей Леонардо да Винчи и один из римских аэропортов, крупнейший в Италии, носит его имя). Живопись Рафаэля — отражение всей культуры Ренессанса, воплощение любви к человеку. Как сказал французский живописец Жан Огюст Энгр, «Рафаэль писал людей добрыми, все его персонажи выглядят честными людьми».

Классицистический стиль, который можно назвать фирменным стилем Рафаэля, был создан в Риме, и воплощением его стали «Станцы Рафаэля» — роспись анфилады из четырех помещений на третьем этаже Папского дворца в Ватикане, и десять шпалер[117] на сюжеты «Деяний Святых Апостолов». По проектам Рафаэля в Риме были построены церковь святого Элигия цеха ювелиров (Сант-Элиджо-дельи-Орефичи) и капелла Киджи церкви Санта-Мария-дель-Пополо, получившей название по площади, на которой она находилась. Кроме этого, Рафаэль создал еще несколько проектов, которые были завершены уже после его смерти.

Обстоятельства смерти Рафаэля, умершего 6 апреля 1520 года в тридцатисемилетнем возрасте, заслуживают внимания, поскольку они дают представление о медицине (в частности — римской медицине) того времени. Живописец и историк искусств Джорджо Вазари (ХVI век), автор известных «Жизнеописаний прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов», описывает смерть Рафаэля так: «Рафаэль… продолжал заниматься своими любовными делами, превыше всякой меры предаваясь этим утехам. И вот однажды после времяпрепровождения еще более распутного, чем обычно, случилось так, что Рафаэль вернулся домой в сильнейшем жару, и врачи решили, что он простудился, а так как он в своем распутстве не признавался, ему по неосторожности… отворили кровь, что его ослабило до полной потери сил, в то время как он как раз нуждался в их подкреплении… после исповеди и покаяния он завершил свой жизненный путь в день своего рождения, в страстную пятницу, тридцати семи лет от роду».[118] Оставим любовные дела в стороне и проникнем в суть. Пациента с высокой температурой лечили кровопусканиями, чего не в коем случае нельзя было делать с точки зрения современной медицины (столь популярное в старину кровопускание в наше время лечебным методом не считается).

План Рима. XV век

Возрождение Рима закончилось на папе Льве X, сыне Лоренцо Медичи, наиболее известного правителя Флорентийской республики, и знатной римлянки Клариче Орсини. Этот папа отличался большими политическими амбициями (в целом не имевшими успеха) и невероятным транжирством — он тратил вдвое больше того, что поступало в папскую казну и потому довольно скоро опустошил ее. Продажа кардинальских должностей и индульгенций, гарантировавших грешникам избавление от загробных мук, обеспечили приток средств в казну, но в то же время вызвали возмущение у значительной части верующих, которое привело к движению реформирования католической церкви, в результате которого в христианстве возникло новое направление — протестантизм (но это уже совсем другая история, не имеющая отношения к нашей).

ПОСТСКРИПТУМ. Дворцы дворцами, но хотелось бы знать, как в том же XV веке жили простые римляне. Дома их, выстроенные на небольших участках, поднимались вверх на несколько этажей (не более четырех, очень редко — пяти), на первом этаже, высоком и по возможности украшенном, обычно размещались лавки, харчевни и мастерские, со второго начинались жилые помещения. На верхнем этаже обычно устраивали лоджии. Как вариант, каждый этаж, предназначавшийся для одной семьи, мог быть оснащен отдельной лестницей. В наше время принято сетовать на тесноту городских квартир, но пять или шесть веков назад комната в пять квадратных метров считалась вполне хорошей для одинокого небогатого горожанина. Кровать, при ней маленький столик или тумбочка, на стене — пара-тройка крюков для одежды… Вполне достаточно для жизни, разве не так?