«Столица мира» в начале семидесятых годов позапрошлого века сильно уступала Флоренции, бывшей центром итальянского королевства с 1864 по 1870 год. В сравнении с Флоренцией Рим был провинциальным (не побоимся этого слова) городом с двухсоттысячным населением, совершенно не приспособленным для исполнения функций столицы. Проще говоря — негде было размещать государственные учреждения, да и королевский двор испытывал выраженную нехватку помещений. В результате в Вечном городе начался строительный бум, в процессе которого шедевры не создавались (в большинстве своем строительство носило массово-утилитарный характер), а разрушались. Так, например, был уничтожен знаменитый Еврейский квартал, находившийся между Капитолием, островом Тиберина и площадью Ларго ди Торре Арджентина, известной среди туристов своей кошачьей колонией среди руин. После взятия Рима итальянскими войсками, утратил силу папский закон, обязывавший евреев селиться исключительно в пределах квартала-гетто. Это было хорошо, но вот последовавшая перестройка квартала уничтожила множество старинных зданий. Да, с одной стороны, прямые широкие улицы с современными домами удобнее извилистых улочек, на которых домам тесно, словно сардинам в консервной банке. Но дух истории… Рим стал более удобным для проживания городом, но за это пришлось заплатить высокую цену.
Наиболее известным среди архитекторов, строивших новый Рим, был римлянин Гаэтано Кох, старавшийся соблюдать многовековые архитектурные традиции. Так, например, палаццо Маргаритана виа Венето (ранее называвшееся палаццо Пьомбино, а иногда — палаццо Бонокампаньи)[144] было создано по образцу палаццо Фарнезе на Виа Джулиа. Примечательно, что оба дворца в наше время используются одинаково — в первом размещается американское посольство, а во втором — французское. Но лучше всего приверженность римскому духу ощущается на круглой площади Республики в Риме, находящейся на вершине холма Виминал. Ее форму определяет большая экседра[145] терм Диоклетиана, самых больших общественных бань Древнего Рима, иначе говоря — площадь очень древняя. В XVI веке экседра была включена в разбитые здесь сады, а в конце XIX века через нее, по центру, прошла новая улица — Виа Национале. Портики вокруг площади, построенные в 1887–1898 годах Гаэтано Кохом напоминают о древнеримских временах, в то время как базилика Святой Девы Марии Ангелов и святых мучеников, построенная великим Микеланджело, органично вписана в разрушенный фригидарий[146] древних терм. Где еще можно столь наглядно наблюдать преемственность эпох в одном месте, как не в Риме?
Фасад базилики Святой Девы Марии Ангелов и святых мучеников — фригидарий Диолектиановых терм
Коллега Гаэтано Коха Пио Пьячентини, отец другого знаменитого итальянского архитектора Марчелло Пьячентини, основоположника так называемого «упрощенного неоклассицизма», отличался не только приверженностью к римскому стилю, но и к римским строительным материалам, используя исключительно травертин или светло-красный кирпич. Лучшим из творений Пьячентини считается неоклассический Выставочный дворец (Палаццо делле Эспозиони) на Виа Национале. Глядя на колонны и скульптуры фасада, можно представить себя в древнем Риме.
И вьется узкая тропа,
Здесь Цезарь проходил когда-то,
Здесь с кликом двигалась толпа
К дверям гранитного сената.
Ты спишь, о славных днях скорбя,
Могучий Рим, могучий форум,
Лишь путник ныне на тебя
Посмотрит любопытным взором.
А римлянин пройдет кругом,
Не остановится, не взглянет —
Что рыться в прахе вековом?
Ведь Цезарь спит могильным сном
И легион его не встанет[147].
Церковь, встроенную в руины древнеримских бань, можно назвать визитной карточкой римской архитектуры, уникальной особенностью города, которому в 2247 году исполнится три тысячи лет. Венский архитектор Камилло Зитте, основоположник научного градостроительства и автор знаменитых «Художественных основ градостроительства» (1889) критиковал современников за «страсть все изолировать», которая выражалась в том, что памятникам старины возвращался их первозданный вид посредством сноса окружающих более поздних построек. Пустое пространство вокруг памятника должно было подчеркивать его уникальность и не мешать созерцанию. Вот давайте представим, что для того, чтобы не портить впечатление от созерцания Диоклетиановых терм, снесли церковь, построенную Микеланджело… (вздрогнем и забудем, как говорится).
Надо сказать, что преемственность и частое обращение к старине плохи тем, что они сдерживают процесс развития архитектуры. В окружении старинного ростки современного чахнут, так и не дав всходов. Архитектор Альдо Росси, автор весьма интересной «Архитектуры города» (1966), однажды в шутку сказал, что у итальянской архитектуры ХХ века нет своего лица — только маски. В каждой шутке, как известно, есть только доля шутки, а все остальное — правда.
Хотелось бы написать сейчас о чем-то бесподобном, шедевральном, украсившем Рим в конце XIX — начале XX веков. Увы, наиболее ярким архитектурным впечатлением этого периода стал Витториано — грандиозный монумент, сооруженный в память короля-объединителя Виктора Эммануила II по проекту архитектора Джузеппе Саккони, которому помогал скульптор Евгений Маканьяни.
Неоклассический Витториано — наглядный пример слепого подражания прошлому и пренебрежительного отношения к окружающей городской среде. Монумент занимает одно из наиболее знаковых мест Рима между площадью Венеции и Императорскими форумами. Фасад монумента, стоящего на высоком подии, представляет собой широкий портик из шестнадцати колонн коринфского ордера, заключенных между двумя пропилеями.[148] В центре ансамбля находится Алтарь Родины с могилой неизвестного солдата и конной статуей Виктора Эммануила II. Строили это «великолепие» с 1885 по 1911 год. «Витториано» — это официальное название монумента, а в народе его прозвали «печатной машинкой» за его громоздкую неуклюжесть (вспомните старинные «ундервуды») и «вставной челюстью», не столько за форму, сколько за совершенно негармоничное включение в городскую среду.
Витториано
Знающие историю создания монумента, могут сказать: «несуразно началось — несуразно и закончилось». На объявленном конкурсе победил проект известного французского архитектора Анри Поля Нено. Но разве можно было поручить строительство первого монумента объединенной Италии иностранцу? Пришлось объявлять второй конкурс, на который допускались только итальянцы.
С началом строительного бума, пустовавшие участки (были в Риме и такие, например — Эсквилинский холм) быстро застроили, но этого было недостаточно и город начал расти к северо-востоку от Тибра, который, во избежание новых наводнений, заключили в высокие стены, вдоль которых протянулись благоустроенные набережные. Появились новые мосты, избавлявшие жителей от необходимости делать большие «крюки» во время перемещения из одной части города в другую.
С большим скрипом, при перманентном противодействии папского двора, происходила секуляризация церковной недвижимости — многие монастыри были превращены в государственные учреждения. Папа Пий IX после взятия Рима королевскими войсками объявил себя «ватиканским узником» и проклял всех, кто сражался против папских войск. А в 1874 году папа повторил запрет итальянским католикам на участие в парламентских выборах, изданный шестью годами ранее. Ну и вообще, при каждом удобном случае папа Пий стремился подчеркнуть свое непризнание объединенного итальянского государства и «узурпаторской власти». В мае 1871 года правительство Италии издало «Закон о гарантиях прерогатив папы и святого престола и о взаимоотношениях государства и церкви», по которому личность папы объявлялась священной и неприкосновенной и ему гарантировалась свобода осуществления функций главы церкви, а также устанавливалась ежегодная субсидия в размере трех с лишним миллионов лир. Папа издал энциклику (пастырское послание), в которой заявлял, что никогда не примет никаких гарантий от узурпаторов. Однако, конфликт между папским престолом и итальянским правительством не мешал папе выполнять функции главы католической церкви. Отношения папского двора с правительством в то время можно сравнить с отношениями между жильцами коммунальной квартиры, которые при всей взаимной неприязни вынуждены как-то «притираться» друг к другу, поскольку разъехаться им невозможно.
Политическое противостояние между итальянским правительством и папством получило название «Римского вопроса». Этот вопрос, ставший главной «занозой» внутренней итальянской политики в конце XIX — начале XX века, был закрыт только в 1929 году, когда между папой Пием XI и правительством Бенито Муссолини были подписаны Латеранские соглашения, определившие права, привилегии и положение Римско-католической церкви в Итальянском королевстве. Согласно им, было создано государство — город Ватикан. Но еще преемник Пия IX папа Лев XIII разрешил итальянским католикам принимать участие в парламентских выборах.
Интересная деталь, о которой мало кто знает: кроме Ватикана в Риме существует еще одно религиозное государство. Это государство Мальтийского ордена (Суверенного военного ордена рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна, Родоса и Мальты), старейшего в мире рыцарского ордена. Международное право определяет Мальтийский орден как государство подобное образование, но сам орден позиционируется как государство. Орден выдает собственные паспорта, а также, на радость коллекционерам, печатает собственную валюту (памятные монеты) и марки. Установлены дипломатические отношения более чем со ста государствами, в том числе — и с Ватиканом, есть статус организации-наблюдателя при ООН, есть Конституция и Кодекс Ордена и, конечно же, есть свой независимый правитель — Князь и Великий магистр Ордена, избираемый из признанных рыцарей Большим Государственным Советом на пожизненный срок. Главной резиденцией ордена является Мальтийский дворец, расположенный в Риме на Виа Кондотти, дом 68 (это в нескольких минутах ходьбы от Испанской лестницы). С 1869 года этот дворец обладает статусом экстерриториальности, что не мешает публике посещать магазины, расположенные на первом этаже.
Помните первого исследователя катакомб Антонио Бозио? Он родился на Мальте, а дядя его был представителем ордена Святого Иоанна при Святом Престоле. Дворец, который, впрочем, тогда еще не был дворцом, предназначался для христианского музея, который Бозио так и не успел основать. Он завещал здание Ордену. Впоследствии оно достраивалось, реконструировалось, отделывалось и, в конце концов, превратилось во дворец.
Объединение Италии способствовало развитию промышленности и торговли, но экономический прогресс был далеко не таким, как хотелось бы, потому что промышленность продолжала страдать от недостаточной емкости рынка, которая теперь была уже обусловлена не политической раздробленностью, а низкой покупательной способностью населения, в особенность сельского. При низких темпах роста промышленности неизбежна безработица — мелкие ремесленники массово разоряются, но не оказываются востребованными в качестве наемной рабочей силы. В поисках куска хлеба итальянцы (в том числе и римляне) начали эмигрировать, преимущественно — в США. За первое десятилетие существования объединенной Италии ее покинуло более 1 300 000 человек, в то время как в итальянской промышленности было занято втрое меньше. Со временем американцы итальянского происхождения составили одну из самых многочисленных групп населения США. Около 20 миллионов современных американцев имеют итальянские корни (для сравнения, число итальянцев в самой Италии — около 55 миллионов человек).
Мальтийский дворец в Риме на Виа Кондотти, дом № 68
Новые времена порождали новые скандалы. Интриги аристократов остались в прошлом, теперь участниками скандалов становятся политики и банкиры. В январе 1893 года скандально, с громким шумом, обанкротился почтенный Римский банк, основанный французами и бельгийцами под юрисдикцией папы в 1833 году. После объединения Италии не было создано центрального банка, поэтому в 1874 году Римский банк стал одним из шести эмиссионных банков страны (банков, которым было разрешено выпускать банкноты). В 1887 году пять из шести банков, в том числе и Римский, превысили установленный законом эмиссионный лимит, но правительство закрыло на это глаза, поскольку дело было в самый разгар спекулятивного строительного бума, основанного на правительственной программе восстановления городов. Понадеялись, что все уладится, но не уладилось, тем более что банкиры совершали злоупотребления (то есть — печатали «лишние» банкноты) не столько в государственных, сколько в собственных интересах — хищения в эмиссионных банках цвели махровым цветом. Особенно отличился по части злоупотреблений Бернардо Танлонго, назначенный управляющим Римским банком в 1881 году. Отсутствие экономического образования и вообще свою необразованность этот ловкий плут компенсировал умением оказывать услуги влиятельным людям, вплоть до членов королевской семьи.
В 1889 году три туринских банка, активно участвовавшие в финансировании спекулятивного строительства в Риме, приостановили платежи. Теперь уже правительство негласно попросило эмиссионные банки выпускать банкноты сверх установленных лимитов, чтобы выручить другие банки и предотвратить экономическую катастрофу. В середине того же года правительственная комиссия, проводившая ревизию Римского банка, обнаружила ряд серьезных нарушений, а также установила, что 91 % банковских активов были неликвидными. Мало того что банкноты печатались сверх лимита, так еще и дублировалась нумерация, то есть часть денег печаталась с целью последующего хищения. Однако премьер-министр Франческо Криспи и его министр финансов Джованни Джолитти положили доклад правительственной инспекции под сукно, поскольку не хотели наносить ущерб репутации итальянской экономической системы (да и личная заинтересованность тоже сыграла роль).
Гаэтано Кох
В январе 1893 года, после очередной проверки, Танлонго и несколько его подчиненных были арестованы, но состоявшийся в июле суд их оправдал, несмотря на то, что было доказано двукратное превышение лимитов печатания банкнот, в том числе и с дублированными номерами. Закон о банках, принятый в августе того же года, ликвидировал Римский банк и создал Банк Италии, уполномоченный выпускать банкноты наряду с Неаполитанским и Сицилианским банками (к слову — здание для Банка Италии построил Гаэтано Кох). Итальянцы в шутку говорят, что коррупционный скандал 1893 года не может угаснуть до сих пор — постоянно всплывает что-то новое.
К слову заметим, что, щедро финансируя строительство, банки проявляли прижимистость в тех случаях, когда надо было выплачивать компенсации владельцам недвижимости, снесенной в процессе этого строительства. В принципе, владельцы получали компенсацию за утраченную собственность, но она была невелика и выплачивалась далеко не сразу. Другой составляющей недовольства стала необходимость покидать обжитые места. «Пятнистый» план Рима, где в самом центре были кварталы, населенные небогатыми горожанами, упорядочивался по принципу «богатый центр и бедные окраины».
У каждой нации есть своя характерная черта. Итальянцы — неисправимые оптимисты. Если вдуматься, то Рим уже почти три тысячи лет стоит не на семи холмах, а на оптимизме римлян, которые считают, что «нет ничего невозможного, если ты этого хочешь».