Представьте себе, что вы затеяли грандиознейшее мероприятие, и на него никто не явился. Мы выложили в сеть величайшую в истории человечества подборку секретных документов, и никто и ухом не повел. Сработало множество факторов: и огромный размер массива данных, и наша пунктирная стратегия его продвижения, и сложности в использовании «Тора», и слова множества пользователей, утверждающих, что все это вранье, ерунда и смотреть там не на что. И в результате в ответ на нашу бомбу общество лишь широко зевнуло от скуки.
В половине четвертого, когда после сытного обеда у меня слипались глаза, потому что от выпитой за обедом щедрой порции орчаты уровень сахара у меня в крови взметнулся так высоко, что потом ему оставалось только падать, — именно в это время возле моего стола появился Джо и сказал:
— Привет, Маркус.
На Джо была привычная униформа его избирательной кампании: изящного покроя кардиган на пуговицах, под ним белоснежная рубашка, легкие брюки, ненавязчиво подчеркивающие, что даже в свои почти пятьдесят он сохранил такую же талию, какую имел в студенческие годы. На лацкане поблескивал значок «Джо — в сенат». Таких свитеров у него было штук восемь, и один запасной он всегда держал у стола в пакете из химчистки — на случай, если на встрече с избирателями его обрызгает из лужи машина или какой-нибудь младенец случайно срыгнет прямо на него.
— Здравствуйте, Джо. — Я почувствовал себя тем самым младенцем. — Простите, что вчера не пришел. Мне было очень нехорошо. А сегодня, понимаете, так все навалилось. Я уже почти привел в порядок местную сеть, но с веб-сайтом… — Я развел руками, давая понять, что там творится полная катастрофа.
Он помрачнел.
— А мне казалось, что с веб-сайтом все в порядке. Помнится, ты говорил что-то подобное. Или я неправильно понял?
С каждой фразой я тонул все глубже.
— Да, понимаете, на первый взгляд все выглядело нормально, но когда я стал проверять код, то обнаружил там сразу несколько потенциальных уязвимостей для внедрения чужого кода, поэтому я стал делать все возможное, чтобы уменьшить угрозу атаки, ну, чтобы свести возможный ущерб к минимуму…
Он жестом остановил мой поток техноподобной болтовни.
— Ну и ну! Похоже, у тебя большое количество задач. Не думал, что после Майры осталось столько недоработок.
Вот теперь я окончательно почувствовал себя последним подонком. Майра, моя предшественница, малыми силами проделала грандиозную работу, а я смешиваю ее труды с грязью, чтобы прикрыть свой никчемный зад.
— Да, то есть она, конечно, сделала очень многое, но технологии развиваются очень быстро, и примененные ею версии исправлений сильно устарели, и, сами понимаете, мы же не хотим, чтобы злоумышленники похитили номера банковских карт или пароли наших спонсоров или через наш сайт установили на компьютеры гостей вредоносные программы…
— В общих чертах понятно. Да, Маркус, тебе предстоит решить важные задачи. Однако хочу напомнить, что в этой кампании будет востребовано не только твое умение ставить заплатки на наши программы и поддерживать работоспособность компьютеров. Нам нужны свежие подходы. Мы должны достучаться до людей, мотивировать их, привести на избирательные участки. Я рассчитываю на тебя, Маркус. Мне кажется, ты идеально подходишь для этой работы.
Ага, подходил бы, если бы не тратил все время на попытки слить целую гору конфиденциальной информации с подробностями тысяч преступных схем. И не попадал бы в лапы к наемным чудовищам, и не беседовал с придурочными шпионами, просочившимися ко мне в компьютер.
— Джо, я вас не подведу.
— Я верю тебе, Маркус. Помни: ты здесь не рядовой боец информационных войск, а супергерой особого назначения. Вот и действуй как подобает супергерою. Через два месяца состоятся выборы, и, чем бы они ни закончились, на этом избирательная кампания Джо Носса будет завершена. Мы закроем наши сайты, сервера и все остальное. Наша технология должна продержаться до тех пор, большего от нее не требуется. Помни об этом, когда будешь распределять свое время, и, надеюсь, в своем рабочем графике ты сумеешь перейти от поддержания работоспособности нашего оборудования к действительно важным вещам. К очень интересным вещам, верно?
— Простите, — потупился я. А ведь он верно говорит. Дела, в которые я с недавних пор углубился, могут быть необычайно важны, однако у меня есть работа, а я ее не выполняю. Я видел, что Джо разочарован во мне, и от этого на душе стало хуже некуда. На миг перед глазами промелькнуло все, что со мной будет, если меня вышвырнут с работы. Я приду домой, признаюсь родителям. Земля поплыла под ногами. — Завтра, хорошо?
Он похлопал меня по плечу:
— Не вешай нос, сынок. Помни, это избирательная кампания независимого кандидата. Нам тут всем положено быть колючими, перегруженными и измотанными.
При этих словах я позволил себе слегка улыбнуться и заметил, что у Джо под глазами набрякли тяжелые мешки. И по какому-то порыву спросил:
— Джо, вы в последнее время высыпаетесь?
Он ответил своим фирменным раскатистым, добрым смехом.
— Ты говоришь почти как Флор. А сам, кажется, тоже работаешь как папа Карло. Сколько ты спал прошлой ночью?
— Я отказываюсь отвечать, это может быть вменено мне в вину, — отозвался я.
— Слова, достойные истинного борца за гражданские права. Упорного, но усталого. Знаешь что? Завтра я буду очень сильно занят. Возьми еще день отдыха, приведи свои мысли в порядок. И хорошенько выспись. Хорошо, Маркус?
— Договорились.
Еще раз подтверждаю: Джо — замечательный человек и станет прекрасным сенатором.
Он отошел, и у меня сразу стало легче на душе. Когда знаешь, что в тебя верит такой человек, как Джо, то хочется стать лучше. И вскоре идеи хлынули рекой — не всегда разумные, но уж какие есть. И о том, чем я уже занимался, и кое-что новенькое. Например, использовать бесплатную IP-телефонию, чтобы дети звонили своим далеким от интернета родителям, бабушкам и дедушкам и просили проголосовать — «Ты сегодня звонил маме?». Плагин для браузера, запускающий всплывающее окно с именами крупных корпоративных спонсоров, которые финансируют противников Джо. При каждой загрузке страницы, где эти спонсоры упоминаются, типа «Вот видите, все эти кандидаты — продажные твари».
Еще одна идея была просто шикарная. А может, совершенно дурацкая. Я долго пытался выбросить ее из головы, но она упрямо возвращалась и требовала занести ее в длинный список, куда я сохранял результаты своего мозгового штурма (все-таки покопаться в «пауэрпойнте» было полезно). Поэтому я записал ее и пометил, чтобы не забыть: ШИКАРНАЯ ДУРАЦКАЯ ИДЕЯ.
В конце дня я столкнулся с Лиамом. Он попытался проскользнуть в дверь, не встречаясь со мной глазами. Господи, ну и мерзавцем же я иногда бываю.
Я окликнул его, подтащил к своему столу и извинился, а потом, сам не заметив как, пригласил после работы на чашку кофе. Выключил ноутбук, сунул его в рюкзак и вышел вместе с Лиамом.
По дороге домой я прошел мимо гватемальской бакалейной лавки, где на витринах лежали аппетитные калифорнийские продукты. У меня в кармане звенело несколько долларов, и внезапно мне захотелось состряпать для всей семьи восхитительный ужин, посидеть с мамой и папой за веселым шумным разговором, как в старые добрые времена. Потратил часть денег на компоненты для большого салата и на фрукты к десерту, потом заглянул во вьетнамский магазинчик и прихватил свежей лапши, тофу и курятины, чтобы сварить фо — вьетнамский вермишелевый суп. До сих пор я готовил его всего однажды, но рецепт был несложный, а блюдо получалось сытное и дешевое.
Вернувшись домой, я надел фартук, нагуглил несколько рецептов и принялся мыть и убирать тарелки. На звон в кухню вошла мама с кружкой холодного чаю.
— Боже мой, Маркус, ты что, подхватил мозговую лихорадку?
— Ха-ха. Тебя нынче не приглашают на ужин. А он будет вкусным. Фо.
— Фу?
— Да нет же, фо. Не фу и не фа. Забавный факт. Теперь ты знаешь все.
— Еще бы не знать. Позвольте спросить: чем же вызван столь нехарактерный всплеск активности? Наверняка не тем, что ты разбил машину, потому что ее у нас больше нет. Неужели ты хочешь обрушить на нас какую-нибудь кошмарную новость? Мы станем дедушкой и бабушкой?
— Ну мам!
— Любознательные умы всегда хотят докопаться до истины.
— Просто захотелось хорошо поужинать, и решил, что вам это тоже понравится. Это наименьшее, что я могу для вас сделать. Как-никак ты девять месяцев носила меня под сердцем, в страшных муках произвела меня на свет, много лет потратила на мое воспитание…
— Значит, когда я тебе объясняла, как устроен мир, ты все-таки слушал.
— …Я решил, что приготовлю суп с салатом, и будем считать, что мы квиты, да?
Она взяла со стола кухонное полотенце, все в мыле, и швырнула в меня. Бросок получился медленный, я легко поймал полотенце в воздухе, крутанулся, как бейсбольный питчер. Мама взвизгнула и выскочила из кухни.
— Ужин будет через час! — крикнул я ей вслед. — Оденься понаряднее!
Мама испустила возмущенный вопль, и я услышал, как она рассказывает папе, что их ребенок затеял что-то невообразимое.
Да, надо мной сгущались тучи, и будущее не сулило ничего хорошего. Но, с другой стороны, на прошлой неделе я попал чуть ли не в эпицентр взрыва, разбил нос, нашел работу, был схвачен и запуган, чуть не расстался с любимой девушкой и прогулял ту самую работу, которой очень дорожил.
Мне нужен выходной. Хотя бы на один вечер. И я постараюсь насладиться им сполна. Я достал из холодильника отцовскую банку пива и открыл. Строго говоря, мне не хватало пары лет до возраста, когда это разрешается, но, черт возьми, пора уже расслабиться по-человечески.
Я разложил еду и поставил перед своей тарелкой вторую банку пива. Мама удивленно приподняла бровь:
— Ты что, серьезно?
— Мне перелить в бокал?
— Да брось, Лилиан, — фыркнул отец. — Он от этого не помрет. А если помрет, мы получим за него выплату по страховке.
Потом все разговоры стихли, и слышалось только шумное чавканье над супом. Папа старался не втягивать лапшу слишком громко, за это мама дразнила его варваром. Даже не помню, когда в последний раз нам было так же хорошо — спокойно, весело, мы не дергались и не шарахались от всего на свете. Невероятно здорово.
Пока мы поглощали фруктовый салат, состряпанный мной на десерт, — я сдобрил его листиками мяты и сбрызнул ароматным ромом, — у меня зазвонил телефон. Я посмотрел на номер: 202-456-1414.
Номер был знакомым, но сначала я не мог понять, откуда его знаю. 202 — это ведь код города Вашингтона? Звонок умолк. Гм. Ах вот оно что! Это же главный коммутатор Белого дома.
И не спрашивайте, откуда мне это известно. Скажем так: в восьмом классе у некоторых моих друзей были странные представления о том, что такое хороший розыгрыш. В результате в нашу школу однажды наведалась секретная служба. А все потому, что этим номером была исписана половина стен в школьных туалетах, а сверху пояснялось: «Хочешь развлечься? Звони».
— Прошу прощения. — Я вскочил из-за стола, чуть не опрокинув стул, и рванулся вверх по лестнице, держа палец над зеленой кнопкой. Вошел в комнату, закрыл дверь и нажал. Сказал: — Алло!
Ответом была долгая, вязкая, зловещая тишина, разбавленная парой щелчков.
— Алло! — повторил я.
— Маркус? — Голос был сгенерирован компьютером, причем довольно топорно. Разумеется, это был не президент и не сотрудник из Белого дома. Подмена исходящего телефонного номера — дело известное и совсем простое, достаточно немного погуглить.
— Да.
Короткая пауза. На том конце провода набирали текст.
— Ты давно не проверял электронную почту.
— Что, аж целых два часа? Да, не проверял.
— И в мессенджерах тебя нет.
— Верно, нет. Я ужинал. У вас есть что мне сказать?
— В даркнетовских документах есть заявка на приобретение и рекламная брошюра продукта под названием «Сердца и умы». — Бестолковая программа преобразования текста в речь произнесла «сердца» как «сердыса», и я не сразу сообразил, о чем речь.
— Ладно, поверю вам на слово. И что тут такого?
— Тебе следует почаще проверять почту. — В механическом голосе послышалось чуть ли не раздражение. — Все будет в письме.
— Хорошо, я проверю почту, — сказал я. — Но в последнее время у меня с техникой творится полная чертовщина. Какие-то придурки взломали мой комп, вторглись в мою частную жизнь и напугали до чертиков. Вам ведь, наверное, об этот ничего не известно?
Пауза.
— Прекрати менять тему.
— Послушайте, я мог бы много чего сделать. Если вы вдруг не заметили, я опубликовал все документы, как вы и требовали. И ничего хорошего из этого не вышло. Никто даже глазом не моргнул. Если вы вдруг не заметили.
— Сердца и умы. — Опять прозвучало «сердыса и умы». — Посмотри на досуге. И почаще проверяй почту.
Разговор оборвался. Вот тебе и выходной.
Корпорация «ЗИЗ» приложила руку ко множеству самых разных дел и для каждого из своих специальных проектов основывала отдельное подразделение. Так, контрагент по «безопасному программному обеспечению», занимавшийся самой гнусной работой по организации полицейского перехвата для различных ветвей правительства США и для других стран, назывался «Красный мундир».
«Сердца и умы» были одним из его флагманских продуктов, хотя о нем и не упоминалось на сайте компании. Но в даркнетовских документах о нем рассказывалось довольно подробно, и чем больше я читал, тем сильнее злился.
Начинались «Сердца и умы» с заказа, поступившего от военно-транспортного командования ВВС США. Они хотели приобрести программное обеспечение для «управления виртуальными профилями». Что такое виртуальные профили? Я тоже не знал. И по названию не очень-то догадаешься.
Вы слышали о политических движениях низового уровня? Когда простые люди начинают проявлять интерес к политике и требуют действовать во имя справедливости.
Существует и искаженная версия низовых движений — сфабрикованный общественный запрос. Эту имитацию инициативы, идущей снизу, организуют политические группы, правительства, рекламные агентства, разведывательные компании или просто мошенники. Не могу сказать, существует ли в практическом плане хоть какая-то разница между этими видами организаций. В сфабрикованных движениях легко можно наблюдать, как сотни и тысячи «простых людей» посылают письма в редакции, выходят на демонстрации, пишут своим конгрессменам, в городские администрации, в управления образования — словом, занимаются тем же, что и люди, проявляющие реальный интерес к политике. Однако в имитационных кампаниях роль «простых людей» исполняют оплачиваемые сотрудники — целая театральная труппа, изображающая обычных граждан, которым, например, очень хочется увидеть, как на месте городского парка начинают бурить нефтяную скважину.
Однако нанять такое количество актеров, притворяющихся простыми людьми, затея дорогостоящая. Существует удобный способ сократить расходы. Для этого надо использовать «марионеток». Один человек управляет в интернете сразу несколькими вымышленными личностями, и каждая из них притворяется самостоятельным человеком, каждая охотно соглашается с остальными. Этот кукольный театр может быть устроен весьма хитроумно — например, можно сделать так, что одна из марионеток будет даже возражать против вашей идеи, но сделает это в такой неприятной и глупой манере, что все остальные, согласные, на ее фоне будут выглядеть просто молодцами.
Однако быть кукловодом — дело нелегкое. Надо держать всех марионеток порознь друг от друга, помнить, чтó именно каждая из них рассказывала о своей жизни и убеждениях. Не хватало только, чтобы ваша игрушечная домохозяйка из пригорода начала рассуждать о материях, с которыми может быть знаком только ваш же игрушечный шофер-дальнобойщик.
Если хотите выпускать в свет больше чем по паре искусственных личностей за раз, необходимы инструменты, помогающие отслеживать, кто есть кто в вашем вымышленном мире.
Для этого и существуют программы управления виртуальными профилями.
Программа «Сердца и умы» была разработана для Военно-воздушных сил США, но «Красные мундиры» распродавали ее направо и налево. В рекламной брошюре с гордостью сообщалось, что программу используют компании по «управлению репутационными рисками», «информационно-маркетинговые» и «стратегические коммуникативные» агентства. Из хвалебных отзывов становилось ясно, что за всеми этим красивыми именами скрываются конторы, которые помогают другим конторам смешивать с грязью людей, которые жалуются в интернете на некачественные товары и услуги. Если вы продаете несъедобную еду, или ваш персонал грубит посетителям, или детские коляски опрокидываются на ходу, расплющивая в лепешку лежащих внутри младенцев, то дешевле и проще будет нанять человека с лицензией на «Сердца и умы», который поможет «устранить репутационные риски», выставив недовольных потребителей единичными нытиками, нежели всерьез работать над улучшением своего барахла.
В описаниях программы подчеркивалось, что «Сердца и умы» гораздо эффективнее, чем «пятидесятицентовая армия», легион фальшивых комментаторов, которых китайское правительство использует для дискредитации тех, кто протестует против коррупции и преступлений. Для борьбы со своими противниками оно нанимает безграмотных тупиц и платит им по пятьдесят центов за пост.
А в «Сердцах и умах» один-единственный оператор может выдавать себя за десятки разных людей одновременно. И внезапно я понял, откуда взялись бесчисленные сообщения, в которых даркнетовские документы называются ерундой, враньем и никому не нужной чушью. Интересно, много ли отзывов, которые я считал подлинными, были созданы неким виртуальным предводителем марионеточного войска на компьютере с установленной копией «Сердец и умов». Отвратное чувство.
Я долго и кропотливо трудился над даркнетовской электронной таблицей, распутывал нити, ведущие к «Сердцам и умам» (мысленно я все равно называл их «Сердыса и умы»), добавлял ярлыки и перекрестные ссылки. Теперь, когда мы рассказали всему миру о даркнетовских документах, электронная таблица приобрела очень важное значение, ведь она представляла собой единственный путеводитель по колоссальному массиву данных. Мы перестали подписывать наши правки индивидуальными никами и все работали с единого аккаунта с правами администратора, позволявшего каждому из нас редактировать таблицу и не допускавшего никого со стороны, особенно вандалов, способных испортить базу или добавить к ней дикие конспирологические теории — у нас самих подобных теорий рождалось немало. Мы своими силами проиндексировали уже больше трех тысяч документов, и осталось всего ничего — лишь какие-то восемьсот тысяч с хвостиком. Работа затянется надолго.
Закончив, я кое-как дотащил свое измученное тело до кровати и рухнул, едва успев снять ботинки. Но через несколько часов рывком проснулся, стряхивая с себя остатки какого-то клаустрофобического сна. Во рту стоял вязкий привкус имбиря из вчерашнего фо. Я поплелся в ванную, залпом выпил стакан воды, провел по зубам щеткой, а по лицу полотенцем, вернулся в комнату и снова лег. Опустил голову на подушку и закрыл глаза. Но теперь сон не шел. Для чего кому-то понадобилось рассказывать мне о «Сердцах и умах»? Все равно я ничего не мог предпринять.
Все это выглядело на редкость глупо. И всякий раз, когда сон вновь ускользал, я вздрагивал всем телом от бессильного возмущения. Зачем эти болваны разыграли целый спектакль, специально позвонили, всего лишь чтобы сообщить, что я попал под прицел могущественной, великолепно оснащенной команды, способной раздавить меня как букашку. Я и без них это прекрасно знаю.
Я никак не мог заснуть и злился на себя за это. Надо поспать. Завтра идти на работу, нужна ясная голова, а мне уже много ночей не удавалось как следует выспаться. Постепенно я превращаюсь в живого мертвеца. И чем больше я сердился, тем дальше уходил сон. В конце концов я стал считать от сотни назад, вздыхая на каждом числе, пытаясь отыскать то безмятежное место, куда я погружался в храме на фестивале, и тут-то меня внезапно осенило.
Если все сообщения от «Сердец и умов» генерируются и рассылаются одной и той же программой, то, может быть, существует способ автоматически выяснить, пользуется ли автор «Сердцами и умами». Какой-нибудь след, метка, значок. Я встрепенулся, в голове стал созревать план программы, которая будет анализировать все сообщения от «Сердец и умов» и искать между ними связь, и в этот миг на меня наконец-то снизошел сон. Шарахнул по голове, как кувалдой, сбросив в глубокую темную бездну, где нет сновидений. И всего лишь через несколько коротких часов меня оттуда вытащил будильник.
В середине рабочего дня к моему столу подошел Лиам, до сих пор немного обиженный, но в глазах опять светилось благоговение, от которого мне всегда хотелось провалиться сквозь землю.
— Гм, — заговорил он. — Скоро пойдешь обедать?
Я кивнул. Утром я, с трудом разлепив глаза, упаковал себе сэндвич с джемом и арахисовым маслом и щедро присыпал его зернами шоколадного эспрессо. Спозаранку это казалось неплохой идеей, но потом я понял, что горько пожалею об этом.
— Собираюсь сходить в Сивик-сентер, там будут протесты.
— Что, опять что-то затевается?
Новые протесты нынче вспыхивали чуть ли не каждый месяц. Похоже, их участники считали, что, ставя палатки на какой-либо городской площади, они по умолчанию проявляют свою общественную активность. Иногда выходило много народу, иногда — лишь горстка самых упертых, но, по-моему, мы все постепенно приближались к рубежу, за которым новостная картинка с копами в костюмах Дарта Вейдера, которые поливают ядовитыми химикатами толпу активистов, захлебывающихся слезами и блевотиной, перестанет нас шокировать. Нет, я, конечно, сочувствую жертвам, сам однажды испробовал на себе порцию слезоточивого газа, но уже не взвинчиваюсь так же сильно, как пару лет назад, когда все это начиналось.
Лиам выпучил глаза, словно ему не верилось, что такой крутыш, как я, может чего-то не знать обо всех событиях, происходящих в любом уголке света. Лично меня всегда раздражали люди, которые по любому поводу говорят: «Да, знаю, слышал», даже если вам прекрасно известно, что они врут. Люди, для которых ничто не случается впервые. Но, общаясь с Лиамом, я рискую сам превратиться в одного из таких. Надо будет за собой следить.
— Грандиозные, слушай! Целые толпы разных анонов возмущены этими даркнетовскими материалами и хотят добраться до «ЗИЗ». — Он заговорил грозным механическим голосом: — Мы Анонимус. Имя нам легион. Мы ничего не забываем. Ничего не прощаем. Ждите нас. — Меня передернуло. Наверняка вы тоже много слышали об «Анонимусе», интернет-движении, сторонники которого совершают дерзкие хакерские атаки и полностью блокируют программное обеспечение неугодных им сайтов. Но затем цена на ботнеты резко пошла вниз и сетевым террористом мог стать каждый, кому не лень. К тому же Голливуд наштамповал прорву дурацких фильмов, в которых герои, а чаще злодеи, серийные убийцы или просто укурки, бегают в масках Гая Фокса, и вся идея стала выглядеть жалко и наигранно. Нет, где-то, конечно, водились настоящие анонимусы, они собирались на площадках вроде 4chan, были тронутыми на всю голову и дерзили так, как не снилось ни одному голливудскому фильму, однако имидж «Анонимуса» стал еще более мультяшным, чем был вначале. А их знаменитый лозунг «Имя нам легион» столько раз повторялся в хоре веселых летних песенок, что вы охотно отрезали бы себе уши, лишь бы не слышать его. Былое зловещее звучание изрядно поистерлось, и нынче эта мелодия стояла в одном ряду с «макареной» и танцем маленьких утят.
— Значит, там будут анонимусы в палатках?
— Нет, старик. Верно, затеяли это все анонимусы, но придет еще куча народу. Я же говорю — грандиозно! Студенты со всего города, старшеклассники присоединятся. И учителя! И даже родители!
Я выудил из рюкзака сэндвич и сунул в карман куртки.
— Ну ладно, убедил.
Правду сказать, он меня действительно убедил. Пусть наши даркнетовские документы и не заполнили первые полосы газет, но тем не менее из-за них множество народу готово выйти на протесты. Если это единственный отклик, какого мне удастся добиться, что ж, так тому и быть. Хоть что-то.
— Надеюсь, маски нам не понадобятся?
Эти пластиковые маски из фильма «В — значит вендетта» стали еще более заезженным атрибутом, чем анонимусовский девиз. К тому же не хотелось оказаться в толпе, в ситуации, которая может измениться каждую секунду, без периферийного зрения.
— Нет, — ответил Лиам. — Лучше взять вот это. — Он достал из кармана пару потертых черных бандан с какими-то витиеватыми узорами. Развернул одну из них и протянул мне. Это был хлопковый платок с отпечатанным посередине портретом Гая Фокса. — Смотри. — Лиам свернул свой платок по диагонали и повязал большой треугольник на шею в ковбойской манере. Потом потянул вверх, словно собирался ограбить банк, и вся нижняя часть его лица скрылась под лицом Гая Фокса. Затем он развязал бандану, опять встряхнул, приподнял бейсболку, засунул под нее верхний край платка и снова завязал концы на затылке. Теперь картинка закрывала все лицо, лишь глаза поблескивали в заранее прорезанных отверстиях. — Трансформер, — пояснил он приглушенным голосом сквозь ткань. — Выбираешь нужный уровень маскировки и соответственно завязываешь. К тому же она пропитана составом, ослабляющим воздействие слезоточивого газа. Купил у одного парня на eBay. Хочешь такую? Можем оба пойти в них!
Он говорил с таким энтузиазмом, что мне захотелось спрятаться в туалете. Меньше всего мне хотелось вместе с ним изображать чокнутых близнецов.
— Давай, — сказал я. — Положу в карман на всякий случай. Авось пригодится.
— Угу, — отозвался он с поникшим видом. Я с подчеркнутой старательностью свернул платок и убрал в карман. Мало ли, вдруг понадобится нос высморкать. Или кровь вытереть.
Я услышал манифестацию задолго до того, как увидел. Этот рокот, похожий на бой барабанов, ни с чем не спутаешь. Внутри у меня шевельнулся глубоко спрятанный ужас — напоминание о давнем концерте, организованном икснетовцами в парке Долорес-Мишен, и о последовавших за ним газовой атаке и избиениях. Однако Лиама этот шум явно воодушевил, он даже начал слегка пританцовывать. Мы вышли из метро и направились в сторону, откуда доносился гул. По обе стороны улицы выстроились машины с мигалками, по тротуарам прогуливались мускулистые полицейские, выразительно демонстрируя подвешенные к поясам толстые связки пластиковых наручников. У всех были защитные очки, сдвинутые на лоб, маски, опущенные к воротнику. От газа, конечно. И верно, у пары полицейских за спиной висели баллоны, как у аквалангистов, наверняка наполненные слезоточивым газом, а к груди были пристегнуты шланги с разбрызгивателями. Я старался не встречаться с ними взглядом, но по их жестам понимал, что нам с Лиамом уделяется особое внимание. Может быть, из-за банданы с Гаем Фоксом у Лиама на шее.
Вся площадь перед городской ратушей была заполнена палатками, на которых сохранились красочные лозунги с прошлых подобных манифестаций. Из-за этого для самих демонстрантов оставалось очень мало места, и мы выплеснулись на улицу. У многих были нарисованные от руки плакаты о студенческих кредитах, продажных политиках, безработице. Новостные ленты полнились рассказами о попавших под снос лагерях бездомных, и протяженные участки Шотвелл-стрит превратились в палаточные городки, на тротуарах пестрели шатры, валялись матрасы и груды картонных коробок. На Пауэлл-стрит у входа в метро висел огромный щит с рекламой компании, которая предлагала своеобразные страховые услуги: в период манифестаций ее сотрудники занимали покинутые или выставленные на продажу дома, чтобы там не поселились самовольные захватчики.
На одной стороне улицы какая-то женщина взобралась на высокое бетонное основание фонарного столба. Она состригла свои длинные флуоресцентно-розовые дреды и от этого стала казаться намного старше и мудрее, однако я все равно узнал ее. Труди Ду! В Сан-Франциско она легендарная личность, бывшая солистка группы «Спидхорс», основательница интернет-провайдерской компании «Пигсплин. нет», где работал Джолу, пока год назад его начальница не свернула дело.
— Проверка связи! — громко крикнула Труди Ду.
Люди, толпившиеся вокруг нее, эхом отозвались:
— Проверка связи! Проверка связи!
Так работал «народный микрофон» — еще одно изобретение нынешних протестов. Поначалу на это приходилось идти, так как городские власти отказывались выдавать разрешения на использование звукоусилительной аппаратуры, но даже в городах, где администрация не затевала дурацких игр в кошки-мышки, манифестанты все же предпочитали «народный микрофон». Когда люди помогают друг другу быть услышанными, это дает чувство сопричастности к общему делу.
— У нас лучшее правительство…
Она выкрикнула это своим раскатистым голосом панк-вокалистки, выговаривая слова громко и отчетливо. Толпа подхватила:
— У. Нас. Лучшее. Правительство.
Сначала это повторили те, кто стоял рядом с Труди Ду. Потом — те, кто окружал их. Слова разносились все дальше и дальше, концентрическими кругами расходились по площади, пока не докатились до противоположной стороны Ван-Несс, к тому времени уже заполнившейся народом.
— …Какое можно купить за деньги.
Вокруг Труди Ду раздался хохот, и лишь через минуту он утих и люди смогли повторить неожиданную концовку.
— Я миллион раз была на таких сборищах.
— И мы всегда говорим одно и то же.
— Иногда кажется, что надежды нет.
— Но мы все равно приходим.
— Потому что причины не исчезли.
— Потому что коррупция, безработица и жестокость никуда не деваются.
— Поэтому мы здесь.
Ответом ей были аплодисменты — такие, как здесь принято, с высоко поднятыми руками и шевелением пальцев. Но Труди Ду еще не закончила.
— Проверка связи! — крикнула она, и вокруг нее мгновенно воцарилась тишина.
— Нам говорят, мы слишком много тратим.
— Говорят, мы жадные и мошенничаем с ипотекой.
— Говорят о глобализации. Мол, нам не могут платить больше, чем платят в Индии или Китае.
— Говорят, это новая нормальность.
— Где нет работы.
— Нет школ.
— Нет библиотек.
— Нет жилья.
— Нет пенсионного обеспечения.
— Нет охраны здоровья.
— Однако на войну денег почему-то хватает.
— Однако военные преступники имеют право отбирать у нас дома и говорят, что в этом есть экономический смысл.
— Но они еще не протащили свои гнусные законы.
— Теперь, спасибо даркнету, мы знаем о них.
— Знаем, что политики, голосовавшие за них, продажны.
— Поэтому мы здесь.
— Мы пришли сказать, что не позволим продавать свою страну.
— Мы пришли сказать, что следим за ними.
Она ловко соскочила с постамента, и ей зааплодировали. Приветственные возгласы переросли в ритмичный распев:
— Мы следим! Мы следим! Мы следим!
Многие были в масках Гая Фокса и в костюмах-тройках из дешевых магазинчиков, они указывали то себе на глаза, то на городскую ратушу, слегка пританцовывая. Лиам был на седьмом небе.
Труди Ду в окружении толпы сразу затеяла жаркую дискуссию, объясняя тем, кто не знает, что такое даркнет. Завидев меня, она крикнула:
— Маркус, подойди на минутку!
Лиам зашелся восторгом. Признаюсь, мне было лестно ощутить на себе внимание Труди Ду.
Но потом она сказала:
— Маркус, ты ведь слышал о тех даркнетовских документах?
У меня пересохло во рту.
— Гм, кажется, да.
— Хорошо. Погоди секунду.
Она ловко вскочила обратно на постамент, сложила руки рупором и крикнула:
— Проверка связи!
— Проверка связи! — ревом отозвалась толпа.
И в тот же миг на меня устремились миллионы глаз. Я передернулся и неуклюже помахал.
— Хотите больше узнать про даркнет? Вот его и спрашивайте.
— Маркус! Поднимайся сюда!
Труди Ду соскочила с постамента и была встречена вежливыми аплодисментами. Обняла меня по-медвежьи. От нее почему-то пахло как от перегретого компьютера, словно ее духи назывались «О-де-сервер».
— Уложи их наповал, — рявкнула она прямо мне в ухо, снова стиснула в объятиях и подтолкнула к постаменту. Я на миг замешкался. Тогда она одной рукой ухватила меня за задний край джинсов, другой подсадила под зад и буквально закинула меня на возвышение.
Я окинул взглядом толпу. Они ответили мне тем же. Не все лица были незнакомыми. Некоторых я знал — кого-то по Нойзбриджу, пару девчонок видел в Мишене, с другими учился в школе. Заметил даже Джона Гилмора, основателя Фонда электронных рубежей, он в пестрой футболке и кепке лукаво улыбался в длинную бороду, поблескивая стеклами круглых очков.
— Ого! — невольно воскликнул я и запнулся.
Толпа откликнулась:
— Ого!
Сработал народный микрофон, и отовсюду послышался смех. Ага, известная шутка — повторять то, что не должно было сорваться с языка. Очень смешно.
Отступать было некуда. Мне предстояло прочитать паре тысяч слушателей публичную лекцию о своем совершенно секретном сайте. Вот и конец твоей маскировке, Маркус.
Когда-то я помогал создавать сеть под названием «икснет». Она работала на взломанных игровых приставках «иксбокс-универсал», которые компания «Майкрософт» раздавала бесплатно однажды на Рождество, чтобы пользователи покупали как можно больше ее программ. Естественно, народу стало интересно, как запускать на иксбоксе другие игры, и кто-то сумел установить на приставку новую операционку — GNU/Linux, бесплатную операционную систему на открытом коде, которую каждый желающий мог усовершенствовать и передать дальше. Существуют миллионы разновидностей «линукса», и одна из них, «параноид-линукс», представляла собой десктопную версию «параноид-андроид», операционной системы, которая по умолчанию подразумевает, что за вами шпионят, и делает все возможное для сохранения вашей личности в секрете.
Мы с Джолу доработали систему «параноид-линукс», научив ее прямо из коробки взламывать чужие вайфай-сети, а потом распространили как можно шире. Поэтому, если в зоне приема чьего-нибудь вскрытого вайфая находился хоть один иксбокс, то этим соединением могли воспользоваться все иксбоксы в зоне покрытия. Мы встроили в «параноид-линукс» программы для «Тора» и создавали собственные секретные серверы, чаты, игры, передавая самые хитроумные вещи через «Пигсплин», интернет-провайдер, который принадлежал Труди Ду.
К тому времени, как я попал в лапы к ДВБ, икснетовский проект постепенно начал выдыхаться. В «параноид-линуксе» то и дело находили новые уязвимости, чинили и подштопывали, и нам было нелегко поддерживать икснет в актуальном состоянии. Мы передали управление проектом комитету добровольцев, и они несколько месяцев занимались им, а потом объединили с «параноид-линуксом», который к тому времени приобрел облик загрузочного диска, на котором в придачу содержались «Тор», безопасные версии «Файерфокса» и чат-программа под названием «Пиджин», а также другие защитные инструменты. Достаточно было вставить этот диск в любой компьютер и перезагрузиться, и все — можете считать себя под надежной защитой, если, конечно, сумеете гарантировать достаточную сложность своих паролей, понимаете, как устроены даркнетовские сайты, и разбираетесь во множестве других вопросов, до каких весь остальной мир еще не додумался. Но когда-нибудь додумается.
Так что даркнет — это просто новейшая версия икснета, примерно в той же степени, как человек — новейшая версия шимпанзе. Я, конечно, умел им пользоваться, но сумею ли объяснить? Вот сейчас и выясним.
— Сайты даркнета работают на «Торе».
— «Тор» — это луковый маршрутизатор.
— Инструмент, который перебрасывает ваш трафик по всей сети.
— Мешая следить за вами и контролировать.
— Сайт в даркнете — это обычный веб-сайт.
— С одной разницей: ваш компьютер не знает его адреса.
— И сайт тоже не знает адреса вашего компьютера.
— В даркнете есть один сайт.
— На нем лежит больше восьмисот тысяч документов, которые утекли в сеть.
— Никто не знает, кто их туда положил.
— Никто не знает, что в них содержится.
— Но несколько тысяч файлов уже включены в каталог.
— Там говорится о страшных вещах.
Я набрал побольше воздуха.
— Вы, наверно, видели множество комментариев.
— Мол, все это полная чушь.
— Ложь и измышления.
— Ничего интересного там нет.
— Зайдите в даркнет сами.
— Вы найдете много файлов по теме «Сердца и умы». (Я сумел-таки не произнести «сердыса».)
— Это программа, разработанная корпорацией «ЗИЗ».
— Чтобы загромождать спамом дискуссионные форумы.
— Создавая фальшивых пользователей.
— И теперь там торчит уйма народу.
— О которых вы и не слыхивали.
— Заполняют флудом доски объявлений.
— Говорят, что все файлы, разоблачающие «ЗИЗ».
— Это полная чушь.
— Мне это кажется подозрительным.
Аплодисменты с высоко поднятыми руками. Это немного примирило меня с фактом, что я чуть было не раскрыл себя как обладателя даркнетовских документов.
— Самый простой способ попасть в даркнет.
— Это установить бесплатный плагин для браузера. Он называется «Торбаттон».
— Потом зайдите на est5g5fuenqhqinx.onion.
— Понимаю, название слишком длинное.
— Я его повторю.
Чей-то голос из толпы — голос одного из анонимусов, приглушенный маской, — произнес:
— У меня есть пачка листовок, где все это объясняется. С адресом.
Я помахал ему. Он ответил тем же. Его развязная манера держаться хорошо гармонировала с широкой сардонической ухмылкой на маске.
— Вон у того парня есть листовки с адресом.
Он отвесил изысканный мушкетерский поклон.
— Надеюсь, вы зайдете в даркнет и посмотрите сами.
— И примете собственное решение.
— В общем, спасибо, — закруглился я и соскочил с постамента. В ушах громко стучала кровь.
Публика вежливо аплодировала, гораздо громче, чем я заслуживал. Нельзя сказать, что я их завел, дал приказ выступать и отправил на бой с силами зла. Нет, я всего лишь обеспечил им техническую поддержку. На меня, разумеется, были устремлены миллионы камер, некоторые из них напрямую транслировали видео в интернет, а ролики с других будут позже выложены на ютьюбе и прочих ресурсах. А по площади прогуливались три подтянутых типа в синих куртках сан-францисской полиции с пристегнутыми видеорегистраторами. Они кружили в толпе, подходили ко всем, надолго останавливались, чтобы запечатлеть лицо каждого протестующего, особенно тех, кто, подобно мне, взбирался на возвышение и произносил речь. Я поперхнулся. Впрочем, они и так прекрасно знают, кто я такой. Они уже поливали меня газом и бросали за решетку. Как говорится, будем считать, что мы знакомы.
Тот самый анонимус подошел ко мне и вручил свою листовку. Потом пожал мне руку:
— Рад познакомиться.
— Взаимно.
Насколько можно было судить по глазам и по манере держаться, он был примерно моих лет. Я вгляделся в неровный квадратик бумаги. На нем была вся необходимая информация: адрес для загрузки виртуального диска с «параноид-линуксом», пригодного для загрузки на любой компьютер, адрес сайта с даркнетовскими документами, несколько ссылок на обучающие материалы. Листок был старательно разрисован масками Гая Фокса и исписан лозунгами, а еще на нем содержалась контрольная цифра, которая подтвердит, что ваш виртуальный диск с «параноид-линуксом» не был испорчен при загрузке. На миг мне показалось, что указанный ими числовой адрес неправилен, и в голове сразу вспыхнули параноидальные фантазии — а вдруг эти ребята участвуют в какой-то дезинформационной кампании, а вдруг контрольная цифра для «параноид-линукса» неверна, вдруг она ведет на какую-то зараженную версию, которая будет отслеживать каждый ваш шаг? Потом сообразил, что это я сам прочитал адрес неправильно, и сурово приказал себе успокоиться.
— Отличная мысль, — сказал я парню. — Спасибо за это.
Анонимус кивнул головой, спрятанной под маску.
— Не за что. Рад помочь. Решил, что это будет полезно. Я как услышал о даркнетовских документах, увидел, сколько чуши сегодня с утра понаписано об этих «Сердцах и умах», сразу рванулся туда посмотреть и решил, что люди должны узнать правду. Поэтому записал адреса и сделал копии. Кажется, нынче это будет самое полезное занятие — сделать как можно больше копий.
Он произнес это с такой веселостью, что я невольно расхохотался:
— Бактерии именно так и действуют.
— Ага, — подтвердил он. — Отыскать бы какого-нибудь повернутого биотехнолога и записать это все в бактерию. Оставить на ночь в чашке Петри и к утру получить триллион копий.
— Вирусный маркетинг, — сказал я.
— Скорее бактериальный, — подал голос Лиам.
Анонимус рассмеялся под маской. Не чешется ли у него кожа под ней, подумалось мне.
— Это мой друг Лиам, — представил я. — Это он меня сюда привел.
Они пожали друг другу руки, и анонимус с восторгом дотронулся до банданы Лиама. Тот натянул ее, и даже сквозь ткань я разглядел его ухмылку.
— Круто! — восхитился анонимус.
— Сам знаю, — отозвался Лиам.
Сзади подошла Труди Ду и положила мне руку на плечи.
— Похоже, Маркус, у тебя все хорошо.
— Я уже несколько недель не высыпался, на прошлой неделе разбил нос, нахожусь на грани нервного истощения, но все равно спасибо, — откликнулся я.
— Вот я и говорю. Ты вплотную занят делом, а значит, у тебя все хорошо. Уж всяко лучше, чем лежать, как зомби, одной ногой в могиле. — Она встряхнула меня за плечи.
— А у тебя как дела?
Нехорошо, конечно, задавать такие вопросы человеку, который недавно лишился своей компании, однако я не придумал, что еще сказать, и к тому же купался в завистливых взглядах Лиама и не хотел отпускать Труди Ду, пока не покажу ему во всей красе, какой я крутыш.
Она пожала плечами:
— Хреново. Это значит — хорошо. Лучше пусть все будет хреново, чем тихо-мирно удалиться на покой. Вся та фигня, что нынче творится, все те деньги, которые наши суперпупербогачи высасывают из экономики, все те штучки-дрючки, которыми большие телефонные компании погубили «Пигсплин»… Все это вызывает у меня только одно желание — бороться, бороться и бороться!
Вокруг нее сгрудились анонимусы, явно впечатленные такой речью. Хотел бы я уметь так говорить.
И тут меня снова захлестнула паранойя. А что, если за мной следил через компьютер тот самый анонимус? Может, это он со своими приятелями той ночью вел со мной призрачную переписку в мессенджере? Мне почему-то представлялось, что те ребята живут за тысячи миль отсюда, в крохотном городишке, где им некуда девать свободное время. Но ведь они могли оказаться практическим моими соседями. А может, мне так и не удалось вычистить их из своего компа и они следят за мной непрерывно, а увидев, что Лиам потащил меня на демонстрацию, тоже явились сюда?
Нет, так дальше нельзя. Надо привести голову в порядок. Выспаться бы хоть разок как следует, и я буду как новенький. И вдруг до меня дошло: а ведь я живу в таком состоянии уже много лет. Если бы выдался хоть один нормальный день, день, когда родители не будут трястись из-за денег и работы, день, когда я смогу побыть обычным студентом, или обычным программистом, или еще хоть кем-то обычным…
Да вернется ли хоть что-нибудь к нормальности?
А толпа все прибывала и прибывала. Мне уже доводилось маршировать на больших демонстрациях в своем городе, но обычно они проводились с разрешения властей, в организованном порядке. А сейчас все было иначе. Все лето я краем уха слышал, что размах протестов ширится, с каждым разом в них вливается все больше народу. Но смысл этого дошел до меня только сейчас, когда я понял, что нечленораздельный рев, раздирающий барабанные перепонки, это всего лишь голоса тысяч и тысяч людей, разговаривающих одновременно на очень тесном пространстве.
— Черт возьми, — буркнул я. Лиам ухмыльнулся, осмотрелся и показал мне свой телефон. На экране шла прямая трансляция с какого-то беспилотника, одного из тех, что с жужжанием проносились над демонстрацией. На одних были полицейские эмблемы, на других — логотипы новостных каналов, третьи пестрели радугами, лозунгами и ухмыляющимися черепушками. Но большей частью они были зловеще-черными и могли принадлежать кому угодно. Тот, передачу с которого ловил Лиам, кружился над толпой медленными восьмерками. А толпа между тем растянулась вниз аж до Гроув-стрит, а вверх — до Голден-Гейт-авеню, и из боковых улочек вливались новые потоки народу с самодельными плакатами.
Лиам, чуть ли не приплясывая, показывал телефон всем подряд: Труди Ду, анонимусам, каждому, кто мог хоть секунду простоять неподвижно. А я тем временем боролся с паникой. Один раз мне уже довелось побывать в гуще огромной хаотичной толпы. Это случилось в тот день, когда прогремели взрывы и над городом взревели сирены воздушной тревоги. Тысячи людей хлынули на станцию метро «Пауэлл-стрит». Люди стояли настолько плотно, что толпа превратилась в единый живой организм. Удав, готовый вас задушить, огромная ломовая лошадь, которая растопчет вас насмерть. В той толпе кто-то пырнул Дэррила ножом в бок. Ночами я часто лежал без сна и размышлял об этом. Что за бессмысленная жестокость двигала этим человеком? Может быть, он просто потерял разум от страха? Или же тайно дожидался дня, когда предоставится возможность безнаказанно резать незнакомых людей?
Толпа напирала со всех сторон, двигалась медленно, по миллиметру-два за шаг, но все же двигалась, не останавливалась и с каждым мгновением приближалась. Я попятился на шаг и наступил кому-то на ногу. Бедняга вскрикнул, я машинально извинился.
— Лиам! — Я схватил его за локоть.
— Чего?
— Не нравится мне это. Давай уйдем. Сейчас же. Я хочу вернуться на работу, а мы рискуем вместо этого загреметь в тюрьму.
Или нас растопчут насмерть.
— Не бойся, — отозвался он. — Тут круто.
— Лиам, я пошел, — заявил я. — Увидимся в штабе.
— Погоди. — Он взял меня под руку. — Я с тобой. — И вдруг добавил: — Стой. Проклятье.
— Что?
— Котел.
Я прикусил щеку изнутри и попытался проглотить подступающий к горлу едкий комок. Котел — это когда на демонстрации полицейские в шлемах и защитных масках, со щитами и дубинками окружают демонстрантов и постепенно сжимают кольцо, сгоняя толпу все теснее и теснее, спрессовывая людей, не давая ни присесть, ни лечь на землю, оставляя их без еды, воды и туалетов. В котле оказываются заперты десятки тысяч человек — и дети, и больные, и беременные, и старики, и те, кому надо возвращаться на работу. По неизвестной причине котлы почему-то делаются герметичными — никому не позволено сделать ни шагу ни внутрь, ни наружу, пока полиция не решит, что пора вскрывать крышку, и не начнет тонким ручейком выпускать по нескольку человек за раз. А каждого, кто попробует вырваться, скручивают по рукам и ногам как закоренелого преступника. Вот почему вокруг «котлов» всегда кружат «скорые» с носилками. Они массово увозят жертв с пробитыми до крови головами, с красными глазами, бьющихся в судорогах от слезоточивого газа.
— Лиам, — сказал я. — Надо уходить как можно скорее. — На его экране был хорошо виден ровный строй полицейских во всем своем тактическом обмундировании, в шлемах и со щитами — влажная мечта любого коммандос из «ЗИЗ» или другого доморощенного вояки. — Пока они не начали теснить.
К моему изумлению, он улыбнулся и начал напевать.
— Полли, чайничек поставь, Сьюки, чайничек сними! — А его пальцы в это время бегали по экрану телефона. — Ты что, не знаешь? — спросил он, поймав мой озадаченный взгляд.
— Чего?
— Сьюки. Из того стишка. «Полли, чайничек поставь, Сьюки, чайничек сними!» Нет? Старая детская песенка. Я думал, ее все знают!
— Лиам, не знаю я никаких песенок. Да и при чем она сейчас? — У меня руки чесались оторвать ему голову. Ни разу еще не встречал человека, который при виде котла так радовался бы.
— «Сьюки» — это разведывательное приложение с открытым кодом. Собирает сведения о котлах от людей в толпе, с дронов, видеокамер, из эсэмэсок, откуда угодно, и накладывает их на мелкомасштабную топографическую карту, так что сразу становится видно, какие пути еще свободны. На таком большом пространстве полиция не может перекрыть сразу все переулки.
Он протянул мне телефон, и я вгляделся. Полицейские кордоны были обозначены тревожными красными линиями, стрелками указывалось направление, откуда прибывают новые силы. А тонкие зеленые линии указывали пути к отступлению.
— Пунктирные линии еще не подтверждены. Сплошные линии — то, что наверняка, но при отсутствии регулярных обновлений они становятся пунктирными. Вот сюда, кажется, можно пойти. — Он указал на пешеходную дорожку между двумя общественными зданиями в сотне метров от нас.
— Этот путь неподтвержденный, — возразил я. — Может, лучше сюда? Подтверждено и ближе.
Лиам покачал головой:
— Да, но кто-то должен сходить туда и подтвердить. А если перекрыто, то, смотри, там рядом есть подтвержденный путь. Этим мы внесем свой вклад в общее дело.
— Лиам, я хочу смыться как можно скорее, — твердо заявил я.
Он посмотрел на меня с таким разочарованием, что у меня ноги буквально приросли к земле. А вокруг бурлила толпа. Анонимусы вскарабкались на постамент, и на их лицах под улыбчивыми масками невозможно было ничего прочитать. Труди Ду смешалась с толпой, и я потерял ее из виду. Но меня не оставляло чувство, что она следит за мной, и не только она, но и все анонимусы, и Лиам, и вся толпа, все они стоят и смотрят, как знаменитый M1k3y празднует труса. И выкладывают в твиттер.
— Ладно, — вздохнул я. — Пойдем посмотрим, что нам приготовила твоя Сьюки.
Лиам неуверенно улыбнулся, и мы тронулись в путь. Двигались медленно-медленно, словно сквозь патоку. Вокруг раздавались веселое пение и бурные разговоры, но издалека уже доносились еле слышные крики. Меня начала бить дрожь, и я стал проталкиваться энергичнее. Но Сьюки не обманула: узкий проход никем не охранялся, и люди свободно ходили по нему туда и сюда. Мы встроились в цепочку, проскользнули. Добравшись до конца, Лиам коснулся экрана и подтвердил безопасность маршрута.
— Готово, — сказал он, и мы зашагали вниз по Маркет-стрит. Я велел Лиаму снять бандану. По дороге нам встретилось множество полицейских, одни стояли наготове, другие шли в сторону демонстрации. Демонстрантов тоже было много, копы останавливали некоторых и обыскивали. Пару девчонок, примерно наших ровесниц, в пластиковых наручниках тащили в полицейский фургон. Одна яростно сверкала глазами, другая, казалось, вот-вот расплачется. Мы ускорили шаг.
Вскоре мы спустились в метро и поехали, не обмениваясь ни словом. Обоим было тяжело на душе. Казалось, со всех сторон нас сверлят осуждающие взгляды.
Когда мы вышли на Мишене, Лиам сказал:
— Надо же, как много народу собралось.
— Ага.
— Наверно, никто не хотел приходить, а потом они узнали, что все остальные уже там, и тоже решились. А когда пошли все, то за ними потянулись и остальные.
Между нами повис невысказанный вопрос: «Тогда почему же мы сейчас не там?»
Остаток дня я провел за рабочим столом, то и дело переключаясь с работы на новостные каналы, стримы и твиты. Все они вещали о неслыханной по масштабам демонстрации. Если верить «Сьюки», люди до сих пор просачивались из котла, но, как я видел по снятым с воздуха видеороликам, приходило больше народу, чем уходило. Съемки с дронов стали напоминать что-то вроде грандиозного рок-концерта. С наружной стороны котла начали формироваться центры новых, более мелких демонстраций, и линия полицейского оцепления потеряла всякий смысл. Энджи после занятий прислала сообщение, что направляется к одной из таких демонстраций. Позже я узнал, что Джолу, Дэррил и Ван тоже были там, независимо друг от друга. А я так и не вернулся. Перед сном проверил телефон. «Сьюки» показывала, что котел уже распался и демонстранты разошлись по домам — все, кроме шестисот с лишним несчастных, которых увезли в тюрьму, и еще пары десятков раненых, направленных в больницы. Я лег спать.