Родная страна

Глава 7

Мне всегда хорошо работалось по ночам. Днем я принимал все меры для сохранения работоспособности: поддерживал измученный недосыпанием мозг тщательно отмеренными дозами кофеина, ненадолго прерывался подремать, освежался под душем. А в часы вампиров, когда за каждой тенью прячется вдохновение, возвращался к жизни.

Джолу был таким же, и, наверно, в том числе и поэтому мы так хорошо понимали друг друга. Не сосчитать, сколько раз мы с ним в три часа ночи связывались по скайпу или мессенджерам, а то и выскальзывали из дома и бродили как полудурочные по улицам Сан-Франциско. Поэтому, хотя мы с Энджи наконец доспорили только к восьми часам вечера, я без колебаний связался с ним.

Хотя в последний миг я застыл ненадолго, почти касаясь пальцем иконки с его именем на экране смартфона. Вам тоже наверняка знакомо это неловкое чувство: вы давно не звонили человеку, поэтому звонить как-то неудобно, и чем дольше вы тянете время, тем неудобнее делается…

Потом я все-таки нажал на иконку.

— Маркус! — раздался в трубке его голос. На заднем плане было шумно, звякали бутылки и стаканы, слышались оживленные голоса.

— Джолу! — воскликнул я. — Старик, прости, что звоню вот так ни с того ни с сего…

— Секунду, — перебил он. — Перейду туда, где потише. — Вокруг него гудело веселье. — Сколько лет, сколько зим!

— Прости, что беспокою вот так ни с того ни с сего…

— Нет, нет, все хорошо. Отлично просто. Рад тебя слышать!

«Интересно, будешь ли ты так же радоваться, когда я переверну твою жизнь вверх тормашками».

— Джолу, мы можем встретиться? Дело очень важное.

— Насколько важное? — спросил он.

— Очень-преочень. Настолько важное, что не хочу обсуждать по телефону.

Я отчетливо услышал, как он вполголоса выругался. А вслух сказал:

— Конечно! Прямо сейчас?

— Да, было бы неплохо.

— Гм… — Он надолго примолк. — Давай там, где ты познакомился с Энджи.

— То есть… — Я прикусил язык. Молодчина Джолу. Тот, кто, возможно, нас подслушивает, понятия не имеет, где мы с Энджи впервые встретились. В плане безопасности Джолу даже осторожнее меня, он сразу сообразил, как действовать, еще до того, как узнал, в чем дело. Правильно я на него понадеялся. — Отлично. Когда?

— Через час годится?

— Хорошо, — отозвался я. — Джолу… Спасибо тебе.

Он фыркнул, и я словно наяву увидел его лукавую полуулыбку, насмешливо приподнятую кустистую бровь.

— Не за что. Ради тебя, старик, я готов на все. Сам знаешь.

Вот они какие, настоящие друзья.

Мы с Энджи познакомились на тусовке по обмену ключами, которую мы с Джолу устроили в Сатро-Батс, на побережье в районе Оушен-Бич. Руины тех купален, современные, но на вид почти как древние, имеют очень живописный вид, призрачный и драматичный, и та ночь навсегда отпечаталась в моей памяти. Я рассказал Энджи, куда мы направляемся, и она посмеялась. В первую годовщину нашего знакомства она повела меня туда, мы устроили пикник, сидели на берегу, любуясь заходящим солнцем, и обнимались, пока не замерзли.

— Телефоны лучше выключить, — сказала Энджи.

Я согласился. Паранойя — штука заразная. Однако мобильники постоянно передают телефонным компаниям информацию о нашем местонахождении, и если кто-то пытается нас выследить, то легко сможет найти доступ к этим данным. Тогда легко будет отследить всю цепочку — Маркус позвонил Джолу, потом Энджи, Маркус и Джолу встретились в Оушен-Бич. Все равно что надеть оранжевые светоотражающие жилеты и написать на них: ЗАГОВОРЩИК. На всякий случай я еще и вытащил из телефона аккумулятор.

Мы пришли на четверть часа раньше назначенного времени — автобусы помогли. А Джолу — через пять минут после нас. Крепко обнял нас обоих, и Энджи поцеловала его в щеку. Я не видел его уже несколько месяцев, с тех пор как он заглянул в Нойзбридж на лекцию по открытым данным. Он сильно изменился. Отпустил небольшие усики и остроконечные бакенбарды, укладывал короткие волосы в стильную прическу, придававшую ему взрослый, солидный, деловой вид. Он всегда одевался лучше нас, но сейчас превзошел себя — классическая рубашка в какую-то витиеватую полоску, при взгляде на которую у меня разъезжались глаза, плотные джинсы с большими заклепками, щегольские кожаные ботинки. А на мне были привычные старые джинсы из секонд-хенда, потертые мотоциклетные сапоги с въевшейся пустынной пылью и худи. Рядом с ним я почувствовал себя нищебродом.

От него пахло вином.

— Надеюсь, ты не обижаешься, что мы утащили тебя. Крутая вечеринка? — спросил я.

— Да так. — Он пожал плечами. — Отмечали выход нашего приложения, прогнозирующего транспортный график. В разное время на разных дорогах собираем обезличенные данные пользователей и пытаемся заранее предсказывать, где и когда возникнут пробки. Учитываем планируемые дорожные работы и текущую информацию от министерства транспорта. Вы передаете нам свой календарь, мы смотрим, куда вы направляетесь, и даем советы, каких дорог избегать, чтобы прибыть на место вовремя.

— Ого! Ужас какой, — сказала Энджи. Мне пришло в голову то же самое, но я благоразумно промолчал.

Однако Джолу не обиделся. Лишь усмехнулся.

— Во-первых, каждый пользователь дает добровольное согласие на обработку информации о себе. Во-вторых, все данные обезличиваются, то есть мы знаем, что в этом месте кто-то проехал, но не знаем, что это были вы. Но да, если у нас произойдет утечка данных, весь мир может узнать о вас много такого, чего вы не хотели бы сообщать.

Он сел на камень, достал из кармана жевательную резинку, предложил всем. Черная лакричная, его любимая, от которой язык и слюна приобретают тошнотворный черный цвет. От одного запаха я улыбнулся и унесся мыслями в старые добрые времена.

— А если до ваших серверов доберется полиция? — сказала Энджи. — Странное дело — мы изобретаем всякие икснеты, чтобы наши данные не попали в лапы правительства, но легко передаем их всевозможным компаниям. И полицейским достаточно прийти в дата-центр и спокойно все забрать.

— Ты и половины об этом не знаешь, — отозвался Джолу. — Как-нибудь я расскажу тебе о полицейском перехвате, у тебя волосы на ушах дыбом встанут.

— Кстати, о полиции и серверах, — вставил я. — У меня тут есть интересная техническая проблема, хочу обсудить ее с тобой.

— Так я и думал.

— Пока я не начал — у тебя телефон случайно не включен?

Он достал смартфон из кармана, снял заднюю крышку, показал пустой аккумуляторный отсек.

— Старик, estoy aqui por loco, no por pendejo.

Так звучала ударная концовка самого смешного испанского анекдота, какой я знаю. Правду сказать, единственного. Погуглите.

Джолу внимательно слушал, время от времени задавая вопросы. Я изложил свою гипотезу о взрыве на фестивале, и Энджи промолчала, не стала говорить, что не верит мне. Закончив рассказ, мы долго глядели на моего друга сквозь темноту, озаряемую лишь тусклым сероватым светом уличных фонарей над высоким обрывом.

— И что нам теперь делать? — спросил Джолу.

— Нам?

Он кивнул:

— Угу. Нам. Вы что думали, я останусь в стороне?

— В прошлый раз на этом самом месте ты говорил, что смотришь на вещи совсем не так, как я. Что для цветного последствия будут куда тяжелее, чем для белого.

— Да, говорил. И сейчас сто раз подпишусь под этим.

— Но все-таки хочешь вступить в дело.

Он устремил взгляд во тьму и ничего не ответил. До меня донесся запах жевательной резинки.

— Маркус, — заговорил он наконец. — Ты обратил внимание, какой нынче настал беспредел? Мы посадили в Белый дом вроде бы «хорошего» президента, и он делает то же самое, что и прежний. Поощряет пытки, ведет бомбардировки, содержит тайные тюрьмы. И стоит нам только отвернуться, как кто-нибудь так и норовит отнять у нас интернет, превратить его в колоссальную дурацкую ярмарку, откуда охранники вытолкают тебя взашей, если ты не так одет. Обратил внимание, какими деньжищами владеет один процент населения? День ото дня все больше народу попадает за решетку, день ото дня все больше народу остается без крыши над головой.

— Обратил, — сказал я. — Но ведь дела всегда развиваются от плохого к худшему. Каждому поколению кажется, что у них-то проблемы самые ужасные, страшнее никогда еще не было. Разве не так?

— Так-то оно так, — отозвалась Энджи. — Только не у каждого поколения был интернет.

— В точку, — кивнул Джолу. — Я не хочу сказать, что в Великую депрессию или еще когда-нибудь все было хорошо. Но у нас есть возможности к самоорганизации, каких раньше не было. А у наших врагов есть возможности шпионить за нами, держать под контролем, бросать под арест.

— И кто же победит? — спросил я. — Мне всегда казалось, что победа будет за нами, потому что мы разбираемся в компьютерах, а они нет.

— Они тоже прекрасно разбираются. И всеми силами отыскивают новые способы воздействовать на нас. И если мы уйдем с поля боя, на нем останутся они. Подлецы, жадные до власти, шпионы, которые хотят контролировать всех и каждого.

— Значит, мы победим?

Джолу рассмеялся:

— Маркус, в этой войне нет победителей и проигравших. Есть только сама борьба.

— Стоило оставить тебя в покое на пару месяцев, и ты превратился в мастера Йоду.

— Так что же нам делать? — снова спросила Энджи.

— Ну, вряд ли мы сможем просмотреть все восемьсот тысяч файлов.

— Восемьсот десять тысяч девяносто семь, — уточнил я.

— Вот именно. Думаю, нам надо соорудить какой-то сайт, закрытый, защищенный, где мы сможем изучать эти материалы, выискивать в них рациональное зерно, оставлять заметки друг для друга.

— А что потом нам с этим делать?

— Опубликовать.

— Угу, — хмыкнула Энджи. — Но как этого достичь? Куда выложить информацию так, чтобы ее увидели все, кому она интересна, но при этом следы не привели бы к нам?

Джолу пожал плечами и устремил взгляд на развалины.

— Не знаю. Наверное, это зависит от того, каких людей мы найдем себе в помощь. Может быть, надо найти через гугл журналистов, которые проявят интерес к этому делу, и послать им документы с бросового аккаунта. Или придумать еще что-нибудь. Не знаю. Но если перед тобой стоит задача из двух частей и ты знаешь, как решить одну из них, то лучше всего заняться этой частью. И, может быть, в процессе работы само собой найдется решение оставшихся вопросов.

— Пожалуй, так, — протянул я.

— Согласна, — кивнула Энджи. — Но, Маркус, как же быть с Зебом и Машей?

— М-да. Честно сказать, не знаю. Может быть, опубликовав эти материалы, мы навлечем на них еще большую угрозу. Может быть, наоборот, оградим от опасностей. Но нам известно, кто организовал их похищение. Кэрри Джонстон. И что бы мы ни делали с материалами, ее имя обязательно должно упоминаться в этой связи.

— Ты уверен, что это была она? — спросил Джолу.

— Есть лица, которые я не забуду до самой смерти. И одно из них — ее лицо. Это была она.

— Ладно, убедил. Теперь давайте поговорим о прямой секретности, — сказал Джолу.

Оказывается, Джолу знаком с серьезными ребятами из компании, создавшей «Тор». Сейчас они работали над даркнетом — тайной сетью, в которой можно хранить файлы и доски объявлений. Попасть на сайты даркнета может каждый, кому известен адрес. Но у этих сайтов есть огромное отличие от обычных: даже зная адрес, вы не сможете определить, где физически находится этот компьютер, кто им управляет, на каком сервере хранятся данные и как его отключить. На сайты в даркнете можно зайти, но их нельзя вырубить.

— Итак, у тебя есть точки входа — серверы, которым известны какие-то другие серверы, которым известны третьи серверы, которым известен путь к сайту даркнета. Ты просишь точку входа представить тебя серверу, он проводит всю положенную церемонию с другими серверами в цепочке и создает временную линию, которая отправляет тебя по одноразовому маршруту на даркнетовский сайт. Поэтому при каждом визите ты попадаешь на сайт различными, случайными путями.

Джолу помолчал и продолжил:

— Вот что я хочу сделать. Берем по дешевке простенькую виртуальную машину, ставим на нее «параноид-линукс» — разумеется, ни единого незашифрованного файла. Потом загоняем туда копию твоих данных и ставим клон «Гугл-таблиц». Берем документ, в первое поле вводим его название, во второе поле — описание, оставляем место, куда можно вписывать ключевые слова. Сварганим скрипт, который будет включаться каждые пару минут и искать эти ключевые слова в еще не отсортированных документах. Он будет автоматически предлагать однотипные варианты.

— И что дальше? Мы втроем просмотрим все восемьсот тысяч документов?

По моим прикидкам, за ночь я смогу просмотреть от силы сотню файлов в зависимости от их сложности. При такой скорости мы одолеем всю партию не меньше чем за год. Слишком долго.

— Нет, не втроем. Чем больше глаз, тем видней баги. Привлечем к делу как можно больше народу. Тех, кому можем доверять. — Кажется, у меня есть такие знакомые, — прищурился Джолу.

На следующий день я чуть не опоздал на работу. Вернувшись домой, просидел над документами еще несколько часов. Идея Джолу с поиском ключевых слов по всему массиву навела меня на интересные мысли.

Первым делом я провел поиск по словам «Маша» и «Зеб». В нескольких файлах попадались «зебра» и «машаллах», и только. Потом попробовал «Маркус» и «Яллоу». Набрел на пятерых Маркусов, но все они были не мной.

Потом попытал счастья с «Кэрри Джонстон» — и попал в точку.

У Кэрри Джонстон в Ираке было много забот. Ее имя упоминалось в четырех с лишним сотнях документов. Сначала я шел по ним в алфавитном порядке, но вскоре запутался. Тогда меня осенила гениальная мысль отсортировать их по дате и начать с самых старых. Новейший документ был датирован всего месяцем назад.

Зачитавшись этими четырьмя сотнями документов — одни были совсем короткие, другие очень длинные, — я просидел до трех часов утра. Передо мной проплывала удивительная, чудовищная карьера Кэрри Джонстон, тесно связанная с Вооруженными силами США.

Первый документ относился к временам службы Джонстон на военной базе в Тикрите, городе, где находился старый дворец Саддама Хусейна. В файле содержался ее доклад с описанием передачи партии иракских заключенных в руки иракской полиции. Сначала я не понял, почему кто-то дал себе труд сохранить этот документ, но следующий доклад внес ясность. В нем разъяснялось, почему никто не поставил Красный Крест в известность об обмене пленными и не получил от иракской полиции никаких подтверждающих расписок. Немного погуглив, я понял, что это означает: пятьдесят один человек, в том числе женщины и дети, сгинул в застенках иракского правосудия, и об их дальнейшей судьбе ничего неизвестно. Их арестовали по анонимным доносам или схватили на улице за «подозрительное поведение». И для всего белого света они навеки останутся безымянными узниками, томящимися неведомо где, в то время как семьи оплакивают их гибель. А может быть, их давно нет в живых, и бренные останки покоятся в братской могиле.

Потом она перевелась на военную базу «Гризли», где работала в разведке бок о бок с военной полицией. Там ей объявили выговор за несанкционированное применение стрессовых методов допроса пленных, подозреваемых в терроризме. Она контролировала массовую зачистку, в результате которой было арестовано более пятисот подозреваемых. В последующие месяцы все они были освобождены, так как расследование показало, что они не имеют никакого отношения к терроризму.

Примерно в то же время она уволилась из армии. И, хотя она добровольно написала прошение об отставке, в деле имелся также доклад вышестоящего офицера из Главного управления по кадрам, где говорилось, что ей «указали на дверь» после некоего «инцидента», связанного с «материально-техническим обеспечением». Еще один доклад прояснял суть дела более отчетливо — Джонстон была замешана в поставках американского оружия и боеприпасов наемникам из частной военной компании, и это оружие засветилось в ходе массовой бойни, в которой погибли сотни человек.

С тех пор она стала работать как частное лицо, сотрудничая с той самой военной компанией, то есть подыскивала и брала на службу наемных убийц, а позже засветилась в чрезвычайно прибыльной сделке, заключив выгодный контракт с той самой военной базой, откуда ее выгнали.

Какая гадость.

Лежа в кровати, я тщетно пытался уснуть. В голове вихрем кружились мысли. Интересно, кто поручил Кэрри Джонстон схватить Машу. Она сделала это по собственной инициативе, потому что в украденном файле было слишком много компромата лично на нее? Или выполняла задание американского правительства? Как так вышло, что армия вышвырнула ее за порог, а через месяц взяла обратно, поручив ту же самую работу за десятикратно большее жалованье? Они там что, белены объелись?

Я не мог себе позволить на следующий день прогулять работу, поэтому поплелся в штаб. Заглянул в кофейню к турку, пожевал кофейных зерен в шоколаде, закончил инвентаризацию и составил схему сети. Джо удивил меня, пригласив на обед. Оказывается, он включил это в свой график. Я впервые услышал об этом, когда ровно в половине первого он подошел к моему столу и остановился с выжидательной улыбкой.

— Здравствуйте, Джо, — поприветствовал я.

— Маркус, не пора ли перекусить?

Мы пошли в симпатичное вегетарианское кафе, где его знали по имени и сразу усадили за столик. Он тоже знал там всех по именам, поздоровался со всеми без исключения, от официанта до парня, наполнившего нам стаканы с водой, при необходимости переходил на испанский и искренне, по-дружески расспрашивал о женах, мужьях, детях, здоровье.

Больше всего меня поразила его искренность. Когда я бывал в ударе и чувствовал неодолимую тягу к общению, я мог вспомнить по имени самое большее половину из тех, кого видел. У меня вообще плохая память на имена. А когда мне начинали рассказывать о родителях, детях, братьях, сестрах и тому подобном, я старался изображать заинтересованность, но, честно говоря, какое мне дело, чем живут люди, которых я едва знаю или вообще ни разу не встречал?

Но Джо обладал сверхъестественной способностью проявлять искренний интерес к людям. Когда он говорил с вами, создавалось впечатление, что он в самом деле внимательно слушает вас, а не просто ждет, когда вы закончите, чтобы сказать то, что намеревался. Он был, даже не знаю, словно святой из религиозных рассказов, человек, которого переполняет любовь к ближнему.

И знаете, что самое удивительное? Рядом с ним мне не было стыдно за то, что я не питаю к людям такого же интереса. Наоборот, хотелось походить на него, стать таким же внимательным.

Когда заказ был сделан и стаканы с водой наполнены, Джо сказал:

— Спасибо, что нашел время для меня. Понимаю, как ты занят.

Будь на его месте кто-нибудь другой, я счел бы его слова за язвительную лесть, но он говорил так, будто искренне считает работу вебмастера и сисадмина самой трудной на свете и от души радуется, что его задача гораздо проще — всего лишь победить на выборах.

— Не за что. То есть… с удовольствием. То есть… это просто замечательно. Я очень рад, что у меня есть работа, да еще такая крутая. Все вокруг такие хорошие, интересные люди, и я всей душой верю в вашу платформу, и… словом, это очень здорово. — Я лепетал как идиот и не мог остановиться, а он, казалось, даже не замечал, как я барахтаюсь.

— Помнишь, мы в тот вечер говорили с тобой по телефону. Я тогда сказал: чтобы моя кампания стала успешной, мне нужно активно использовать технологии. И я не сомневаюсь, что Флор при разговоре с тобой выразила совершенно определенное мнение о том, что именно требуется от тебя. Тебе наверняка интересно, кто из нас победил в этой небольшой схватке. И чтобы помочь тебе принять решение, я расскажу кое-что из контекста. Флор — твоя непосредственная начальница, однако она командует не только тобой, но и мной. Мне хорошо известна ее уверенность в том, что для успеха избирательной кампании надо истоптать немало сапог, стучаться в двери, разговаривать с людьми, собирать деньги. В чем-то она права, и поэтому я терплю ее командирские замашки. Но кандидат здесь все-таки я, и у меня есть дополнительные приоритеты. Обрати внимание, я говорю «дополнительные», а не «другие». Насчет денег, стука в двери и стоптанных сапог Флор совершенно права. Понимаю, что в этой беготне ты будешь выкладываться до последних сил, но хочу, чтобы ты поразмыслил кое о чем другом. Помоги мне с помощью технологий обратиться к людям, которые остаются вне моего охвата. Расскажи, как технологии могут повлиять на общение избирателей с их представителями, дабы сделать работу правительства открытой и подотчетной. Каждая волна новых технологий, от газет до радио и телевидения, по-своему видоизменяла политику, и не всегда к лучшему. Многие политики считают интернет всего лишь инструментом для сбора денег и координации волонтеров, однако, на мой взгляд, они используют возможности глобальной сети меньше чем на один процент. Технологии могут принести в сотни раз больше пользы. Помоги мне найти остальные девяносто девять процентов.

Ого.

— Хорошо, — сказал я. — В какой форме это представить — написать реферат, сделать веб-сайт или что-нибудь еще?

Он улыбнулся:

— Для начала давай побеседуем примерно так же, например, завтра в конце дня. Скажу Флор, пусть вставит эту встречу в мой и твой график.

Мне стало лестно, но немного страшновато. Очень не хотелось подводить его, но в голову лезли только сайты даркнета да рассекреченные файлы. Интересно, как он среагирует, если я скажу, что у меня в руках более восьмисот тысяч конфиденциальных документов с компрометирующей информацией о правительстве. Но также я хорошо помнил слова Флор: «Стоит мне хоть единственный раз заметить малейшие признаки незаконных, аморальных, опасных поступков, если вы даже хоть раз прибегнете к этим вашим хакерским штучкам с буквами и цифрами, я лично вышвырну вас пинком под зад».

После работы я пошел к Энджи. Джолу уже соорудил для нас сайт в даркнете и скачал с бит-торрента копию документов. Я вручил ему флешку с ключом, и, когда я с помощью аварийного прерывателя и анонимного частного выхода в сеть перевел свой компьютер в безопасный режим, сайт был уже готов к работе.

Точнее, уже работал. В обеденный перерыв Джолу встретился с Ван, и, пока я оснащал серверы в штабе Джо последними версиями патчей, она ухитрилась прочесать пятьдесят документов. Интересно, успела ли она поговорить с Дэррилом. Он был мне лучшим другом, почти что братом, но мы не виделись уже несколько месяцев. Слишком уж все между нами было запутанно — он встречался с Ван, а она когда-то призналась, что ей нравлюсь я; после заключения в тюрьме Гуантанамо-в-Заливе его разум был неимоверно хрупок; он отчаянно боролся, чтобы справиться хотя бы с половинной учебной нагрузкой в Беркли. Не стоит Дэррилу смотреть ту чудовищную презентацию про ватербординг.

Над документами трудилась не только Ванесса. Джолу подрядил нескольких самых доверенных друзей с загадочными никами типа Леворукий Мутант и Бесконечный Овощ. Надеюсь, у Джолу есть основания доверять им. И надеюсь, он не разболтал, откуда взялись эти документы. Из чистого любопытства я погуглил незнакомые ники и с удовлетворением убедился, что они никогда и нигде больше не употреблялись. Весьма распространенная ошибка — повторно использовать ник, под которым ты уже однажды где-то засветился, потому что его можно будет связать с твоим настоящим именем.

Судя по тегам и кратким сводкам, Бесконечный Овощ трудился над огромным массивом данных по студенческим кредитам. Я смутно слышал, что правительство обеспечивает гарантиями кредиты на учебу, выданные университетами, а банки выкупают их и сами добиваются погашения. В даркнетовских документах приводилось множество отвратительных деталей — например, веселая переписка между конгрессменом, получившим слезное письмо от избирательницы, чей долг в результате чудовищных пеней вырос от двадцати тысяч до ста восьмидесяти тысяч долларов, и директором банка, получившим эти пени. Похоже, конгрессмен с банкиром были добрыми друзьями, и несчастье этой девушки не вызывало у них ничего, кроме хохота.

Джолу добавил к огромной таблице кнопку «Мне повезет», которая выдавала случайный документ, еще не каталогизированный. Я нажал на нее и получил загадочный набор цифр и аббревиатур. Попытался погуглить поисковые термины, но ничего не добился. Взял еще один документ, еще и еще. Процесс был завораживающий, словно переключаешь каналы какой-то огромной кабельной сети, где по всем программам идут только непонятные мрачные передачи про подлости, коррупцию и убийства.

— Господи Иисусе, — воскликнула Энджи. — Смотри, что мне попалось.

Я отсортировал таблицу по авторам и нашел строку, только что добавленную Энджи. Это была инструкция к сетевому устройству для полицейского перехвата информации. Устройство монтировалось на оборудовании интернет-провайдеров, мониторило все запросы на обновление, приходящие с андроид-смартфонов, и проверяло, находится ли владелец смартфона в целевом списке. Если да, то устройство перехватывало сетевую сессию и посылало на телефон фальшивое обновление, которое позволяло шпионам тайно включать GPS, камеру и микрофон. Я в ужасе уставился на собственный телефон, лежащий у кровати, потом перевернул его и вытащил аккумулятор.

— Читай дальше, — велела Энджи. Она подгрузила связанные документы и обнаружила целую партию перехваченных электронных писем и телефонных переговоров. В одном из них содержалась жалоба полевого агента ДВБ на объект, который установил на свой телефон «параноид-андроид» и стал недоступен для отслеживания.

— Что за «параноид-андроид»? — спросил я.

— Как раз про него читаю, — ответила Энджи. — Кажется, он работает на CyanogenMod. — Я, конечно, знал, что такое «цианоген». Хакеры взяли открытый исходный код гугловской операционной системы «андроид» и сделали свою версию, совершенно бесплатную, открытую и способную проделывать много интересных штук. — Он не принимает обновлений, если их контрольные суммы не такие, как у остальных пользователей и официальных релизов. То есть отличает настоящие обновления от поддельных.

— Так чего же мы сидим? Давай его установим!

Энджи указала на свой телефон, уже подключенный к ноутбуку.

— А чем я, по-твоему, занимаюсь?

— Перепрошьешь потом мой?

— Ага.

Дальше обнаружилось еще больше интересного. Некоторые устройства для полицейского перехвата могли маскироваться под обновления iTunes для Маков и ПК, а одно из них посылало фальшивые обновления на ваш браузер. Потом мне попалось сохраненная переписка главного администратора информационных систем в ДВБ, который до перехода в департамент работал в одной из таких компаний. Его бывший начальник рассказывал, как они с помощью офшорной фирмы, зарегистрированной в Экваториальной Гвинее — стране, о которой я даже не слыхивал! — продавали свою продукцию в Китай, Ирак и другие страны.

Потом стало еще хуже. Списки запросов от органов правопорядка с требованиями об установке шпионских программ на гаджеты активистов, участвовавших в мирных протестах. Доклады об использовании этих систем криминалитетом для слежки за потенциальными жертвами преступлений.

Я пытался понять, как работают эти шпионские программы. Ведь все обновления поступают по протоколу SSL, который идентифицирует отправителя с помощью криптографических сертификатов. Как им удается имитировать запросы от «Эппла», «Гугла», «Майкрософта» и «Мозиллы»?

А вот как. Поиск по ключевым словам «сертификаты полицейского перехвата» вывел на еще одну переписку, на сей раз с крупнейшей американской компанией по компьютерной безопасности, владеющей сертификатом подписи, которому доверяют все браузеры и операционные системы. Они много лет поставляли в ДВБ незаполненные сертификаты, которые позволяли правительству благополучно выдавать себя за ваш банк, или за компанию, где вы работаете, или за «Эппл», «Майкрософт» или «Гугл».

Мы с Энджи поделили между собой остальные документы о полицейском перехвате и стали все глубже погружаться в ужасающие тайны шпионажа. Не успел я оглянуться, как пробило два часа ночи. Глаза слипались.

— Хочешь остаться у меня? — спросила Энджи, когда я зевнул в десятый раз за пять минут.

— Кажется, я уже остался.

Этим летом мы начали оставаться друг у друга на ночь, и, хотя поначалу было неловко (особенно завтракать с родителями!), постепенно все привыкли. У моих родителей имелись более серьезные поводы для беспокойства, а мама Энджи была из тех замечательных взрослых, кто инстинктивно понимает, чему следует придавать значение, а чему нет.