Родная страна

Глава 15

Я уже засомневался, в тот ли переулок зашел. Прождал десять минут, потом пятнадцать, потом решил уйти. Добрался до конца квартала, развернулся, побрел обратно. Окинул взглядом переулок. Он был невелик — всего лишь узкий проход между двумя зданиями, едва достаточный для пожарных выходов и мусорных контейнеров. Тех пятнадцати минут, что я тут простоял, вполне хватило, чтобы запомнить каждую мелочь, от застарелых, поросших мхом потеков мочи на стенах до выбоинок на мусорных контейнерах. И вдруг стало ясно: что-то изменилось. Вон та мусорка — она так и стояла на этом месте? Да, стояла. Я шагнул обратно в переулок и неведомым чутьем понял: я тут не один. От страха вспотели ладони. Еще шаг.

— Я тут, — раздался голос из-за мусорок. Я попытался заглянуть за них, но не смог, поэтому зашел поглубже и обогнул контейнеры.

За ними, прислонившись спиной к стене, сидела Маша. Можно подумать, она направлялась в спортзал: тренировочные штаны, свободная футболка, волосы стянуты розовой резинкой, рядом стоит спортивная сумка. Ее волосы приобрели прежний невыразительно-мышастый оттенок, лицо скрывали большие поддельно-дизайнерские солнцезащитные очки. Сразу и не скажешь, богатая она или из бедняков, подросток или под тридцать. Если б я сел рядом с ней в метро, то и внимания бы не обратил. Даже сейчас усомнился, она ли это. Но Маша опустила очки на нос и пронзила меня пылающим взглядом.

— Присаживайся. — Она широким жестом указала на тротуар за мусорками. Рядом с ней лежала свежая картонка. Я оценил Машину любезность и подумал, что, видно, ей это не впервой. Опустился, скрестив ноги.

— Рад тебя видеть, — начал я. — Вот уж не ожидал.

— Угу, — отозвалась она. — Мы с Зебом несколько дней назад ушли оттуда. Нелегко было.

— Как вам удалось?

— Те, кто работает в «ЗИЗ», по большей части бестолочи, которые не нашли себе места в ДВБ, поэтому переместились в частный бизнес, утроили себе зарплату и пошли своей дорогой. Они свято верят в свою систему. Ну, например, если провайдер говорит, что кабельное телевидение прекрасно защищено, значит, так оно и есть. То же самое относится к электронным дверным замкам, ножным браслетам для отслеживания и датчикам по периметру.

Я всегда знал, что Маша в миллион раз толковее меня, но во всей этой круговерти насчет ее спасения иногда невольно начинал относиться к ней как к беспомощной принцессе, которую надо вырвать из лап дракона.

— Далеко тебе удалось пройти?

— Хочешь спросить, где меня держали?

Я пожал плечами.

— А ты уверен, что тебе надо это знать?

Я опять пожал плечами.

— Наверно, нет. Честно говоря, осточертели эти шпионские страсти. Как дела у Зеба?

— Очень даже неплохо для его положения. И даже лучше. Он решил некоторое время пожить самостоятельно.

Я мысленно перевел это как «Мы крупно поскандалили и расстались».

— Вот оно что.

— Хочу тебя поблагодарить, — продолжала Маша. — Ты сделал много необходимого и старался ради меня и Зеба. Мы тебе признательны. Даже если «шпионские страсти» не твое призвание.

— Что ж, рад был принести пользу, — отозвался я. — Даже если под конец я был вам уже не нужен.

— Нет, очень нужен. После нашего ареста «ЗИЗ» впали в абсолютную панику. Я догадалась, что за этим стоишь ты. Им не терпелось выяснить, какие именно сведения утекли, что еще может выплыть и как это прекратить. Меня допрашивали долго и всерьез. Но эти допросы прекрасно оттянули на себя внимание, и, насколько мне известно, те, кто предоставил мне материал, были рады, что все сложилось именно так. Когда я снова выйду в сеть, меня будет ждать еще больше компромата. Мне еще долго будет чем заняться.

Она привычно строила из себя супергероиню, но я видел, что ей очень плохо. Она достала из спортивной сумки бутылку воды и отпила. На ее руках и шее темнели уродливые синяки, нет, даже рубцы. Я сглотнул.

— Гм, рад, что пригодился. Хорошо было бы узнать об этом пораньше, потому что недавно я и сам набрел на интересные материалы.

Я рассказал ей о компромате на Кэрри Джонстон и о том, откуда я его получил.

— Понятно, — сказала Маша очень серьезным тоном. — И где сейчас эти файлы?

— Отправил их по электронной почте в штаб-квартиру «ЗИЗ».

Маша надолго замолчала. Надо признаться, я даже немного загордился. Пусть она Джеймс Бонд пополам с Человеком-Пауком, но я сумел сотворить такую героически безумную глупость, что даже она потеряла дар речи. Но тишина затянулась надолго. Я вгляделся в темные стекла ее очков. Уж не уснула ли она под ними?

— Гм…

— Тише, — оборвала она. — Я думаю.

— Ой.

Она опустила голову и что-то прошептала про себя. По шее тянулась и исчезала под подбородком свежая красная борозда, похожая на след от удавки.

— Как я понимаю, ты отправил доксы в корпорацию «ЗИЗ» и лично самой Кэрри Джонстон. Намекнул, что можешь опубликовать компромат в мгновение ока, но, насколько им известно, не предпринимал еще никаких шагов по преданию его гласности. Так?

— Примерно. Сохранил свой блог и запечатал сервер на семь замков, потому что наверняка они будут всеми силами до него докапываться. Не сомневаюсь, что рано или поздно они придут за мной лично, но такая опасность существовала всегда. Меня уже дважды пытались выкрасть. Явятся и в третий, и я ничем не смогу им помешать.

Она кивала вместе со мной и, дослушав, подняла руку:

— А если я смогу?

— Как это?

— Если попробую с ними поторговаться? Они дадут обещание оставить в покое тебя, а ты за это оставишь в покое компромат на Кэрри Джонстон?

— То есть ты только что сбежала от этих подонков из их секретной тюрьмы и теперь предлагаешь поторговаться с ними ради моей защиты? Как говорят в интернете, какого икса?

— Маркус, — сказала она. — Ты же все понимаешь. Я поторгуюсь с ними не ради твоей защиты, а ради своей.

Тьфу ты.

— Понимаю. И ради Зеба тоже.

— Ради Зеба, тебя, меня, твоей девушки, всех нас. «ЗИЗ» — контора глупая и злая, но они бизнесмены и умеют считать деньги. Пустой болтовней их не проймешь. Файлы, которые ты готов выложить в сеть, больно ударят по их кошельку. Если мы подскажем им, как уменьшить потери, они радостно ухватятся за это.

— А как же Джонстон? Когда ее выпрут, разве она не явится за мной?

— Они ее не выпрут, — заверила Маша. — На любую попытку с ней расстаться она наверняка выложит досье из тысячи доводов, почему этого делать не следует. У этой женщины инстинкт самосохранения посильнее, чем у тараканов. Американские вооруженные силы уволили ее всего один раз, и то лишь потому, что она сама этого захотела. Так как основала «ЗИЗ» и ушла в это дело с головой. Ее выгнали с ее же позволения.

— Ты говоришь так, словно восхищаешься ею, — заметил я.

— Я перестану ненавидеть Джонстон только в тот день, когда она взойдет на костер, — ответила Маша недрогнувшим голосом. — Но если ты не готов учиться у учителей, которых посылает тебе жизнь, то навсегда останешься невеждой. Я дорого заплатила за каждый урок, который преподала мне Кэрри Джонстон, и намереваюсь вернуть потраченное.

Рядом с Машей я чувствовал себя как на лезвии бритвы. По одну сторону была вся моя прошлая жизнь, тихая и уютная, в которой я был вписан в систему, искал работу, сооружал свои электронные проекты. По другую сторону лежала жизнь, которая наступит, если я пойду за Машей. Жестокость, секретность, нищета, но при этом сила, власть и приключения. Я могу исчезнуть из этого мира, стать призраком, легендой, беглецом, который отдает системе не то, чего она требует, а лишь то, чего она, по его мнению, заслуживает.

Да и где кроется корень всех бед, если не в системе? За кого бы мы ни проголосовали, в выигрыше всегда будет правительство. Какой смысл в попытках претворить в жизнь мои жалкие фантазии о демократических переменах и справедливости, если реальные сражения ведутся под покровом тайны, в секретных бункерах, под скрытные шепотки, и победу одерживает тот, у кого конверт с деньгами толще?

Маша встала на ноги, и я с тревогой заметил, что двигается она медленно, превозмогая боль. И еще больше встревожился, когда она бессильно прислонилась к стене.

— Помоги мне, — попросила она.

Я торопливо подскочил, подставил плечо. Она повисла на мне всей тяжестью. Ее волосы щекотали мне щеку. От них шел легкий запах краски, запах, который я помнил со школьных лет, когда каждую неделю пробовал новый цвет. В те времена мне казалось, что необычная окраска волос поможет выразить себя и проявить свои чувства.

— Пойдем, — сказала Маша. — Выйдем от тебя в сеть, поторгуемся немного, пока они не подняли в воздух черные вертолеты и не разбомбили твой дом.

— Я еще не согласился на твое предложение.

Мне приходилось почти что держать ее вертикально, и меня поразило, какая же она легонькая. Под спортивной одеждой от нее не осталось почти ничего.

— А что тебе еще остается, балда?

— И верно. Пойду сгоняю за велосипедом.

— Забей. Если он пристегнут на замок, потом вернешься и заберешь. А если нет, значит, заберет кто-нибудь другой, и беспокоиться будет не о чем. Вызови лучше такси. Деньги у меня есть.

Мама с папой оставили мне записку, сообщая, что ушли на встречу по финансовым вопросам и вернутся к ужину. Пока Маша принимала душ и обустраивалась в моей комнате, я пошарил в холодильнике. Сел на край своей кровати и стал смотреть, как она грызет кусок сыра с печеньем, а пальцы порхают над клавиатурой. Через несколько минут она прекратила печатать и развернулась в моем кресле. Мокрые волосы рассыпались по плечам и оставили темные следы на футболке.

— Теперь остается только ждать, — сказала она. — Я дала им час на размышления, так что в течение двух часов они выйдут на связь.

— Мне не нравится, что Кэрри Джонстон так и не поплатится за все свои художества.

Она посмотрела на меня как на дурачка. Терпеть не могу этот ее взгляд.

— Такие, как Кэрри Джонстон, всегда выходят сухими из воды, пока их кто-нибудь не пристрелит. Или уйдут в отставку и поселятся в какой-нибудь далекой диктаторской стране, где до них никто не доберется. Под суд она не попадет. Никогда. Никто ее не арестует. Не посмеет. Забудь свои романтические идеи о справедливости и признай, что есть на свете вещи, которые тебе не по зубам.

— Невыносимо, — буркнул я. — Можно подумать, в цепочке ответственности нет ни одного человеческого существа, только отмазки «пойми-так-бывает». Великолепная отговорка. То система виновата, то компания, то правительство. А как же человек, который нажимает на спусковой крючок?

— Милые детские сказочки, — ответила Маша. — У тебя есть сок или газировка? Что угодно, лишь бы с сахаром. Я уже с ног падаю. Может быть, кофе.

Я приготовил ей эпическую чашку кофе. Пусть я не ниндзя и не секретный агент, но кое в чем разбираюсь. Она выпила чашку чуть ли не с благоговением, отправила меня за второй, осушила и ее тоже и сказала:

— Ладно, сойдет.

Но, судя по интонации, я понял, что на Машином языке это означает «ЧЕРТ ВОЗЬМИ, КАКОЙ ШИКАРНЫЙ КОФЕ!».

Потом она еще постучала по клавиатуре. Еще и еще. Потом скривилась, словно унюхала тухлятину, и пальцы запрыгали по клавишам, как десять акробатов на девяноста девяти крохотных батутах. Напечатала еще несколько фраз, оскалив зубы, как хищный зверь. Я попытался заглянуть ей через плечо, но ничего не увидел — у меня установлен поляризующий экран, с которым на экране ничего не видно, если хоть немного отклониться от строго прямого угла. Маша не глядя отпихнула меня. Еще постучала по клавишам.

— В общем, договорились, — наконец сказала она и двумя плавными движениями выдернула штепсель из розетки и достала аккумулятор. Тщательно уничтожила использованную виртуальную машину, стерла все введенные пароли и ключи. Я не стал возражать. Даже не обиделся.

— О чем договорились?

— Ты стираешь все копии тех файлов, начиная с даркнетовских сайтов, о которых ты им рассказал. И можешь навечно забыть о «ЗИЗ» и о Кэрри Джонстон. В виде предосторожности я переслала себе полный комплект этих документов, и на этом все. Они спрашивают, хочешь ли ты получить обратно свой старый телефон.

— Чего?

— Они определили местонахождение твоего мобильника по данным телефонной компании и обчистили дом какой-то египетской девчонки.

— О господи. Там никто не пострадал?

— Об этом речи не было, так что, полагаю, нет. Иногда они способны на некоторые приличия. Во всяком случае, тебе сэкономили немного времени. Так ты хочешь вернуть свой старый гаджет? Его наверняка нашпиговали всеми жучками и троянами, какие известны человечеству.

— Забудем о нем.

— Вот и умница, — сказала Маша.

— Угу, спасибо.

Все происходящее вдруг показалось мне грандиозным и при этом невыносимо скучным. Опять, уже в который раз, кто-то другой успешно решает за меня мои проблемы. Люди считают M1k3y активным супергероем, но на самом деле я всего лишь пешка в чужой игре.

Маша, превозмогая боль, поднялась на ноги и обернулась ко мне.

— Маркус, ты классно справился. Я на тебя навешала кучу проблем, но ты все равно выкарабкался. Я попросила тебя о помощи и втянула в беду. Рада, что смогла исправить все, что сама же наворотила. И, кажется, спасла не только тебя, но и себя.

Она пошатнулась и, чтобы устоять, ухватилась за мое плечо. Стиснула мертвой хваткой. Но я едва заметил это, потому что утонул в ее огромных, влажных карих глазах.

Между нами проскочила та искра, которая иногда соединяет парня и девушку. Когда глаза смотрят в глаза, дыхание смешивается, голова идет кругом и нервы обострены до предела. Эта искра притянула нас друг к другу, и поцелуй, зародившийся внутри, просочился наружу и соединил нас. Он длился долго, очень долго, Маша стиснула меня, словно только я и поддерживал в ней жизнь. Мы прервались, чтобы перевести дыхание, но она не разжала объятий, спрятала лицо у меня на груди. Я погладил ее по мокрым волосам и, ощутив еле заметную дрожь, понял, что она плачет. Да и у меня выступили слезы.

Она шмыгнула носом, вытерла щеки моей футболкой и разомкнула руки.

— Ну, вот и все, — сказала она с горькой улыбкой. — Рада была снова повидаться с тобой, Маркус. Буду еще в ваших краях, загляну в гости.

— Да, — отозвался я. — Заглядывай.

Внизу открылась дверь, донеслись голоса родителей. Они говорили, как обычно, о деньгах и обсуждали, что приготовить на ужин. Мы с Машей стояли глаза в глаза, пока они не ушли на кухню, потом молча спустились. Я открыл дверь, Маша выскользнула на улицу и, закинув спортивную сумку на плечо, захромала вниз с Потреро-Хилл. Я смотрел ей вслед, пока она не свернула на Двадцать четвертую, но Маша так и не оглянулась.

Тогда я вернулся в дом и рассказал родителям, что потерял работу.

Я позвонил Энджи и по ее голосу понял: она сразу же догадалась, что дело неладно. Мы встретились в закусочной возле Нойзбриджа, где всегда ели буррито. Она решительно подошла к столу и села напротив безо всяких любезностей, не обняв, не поцеловав.

— Я встретил Машу, — сообщил я. — Она переговорила с людьми Джонстон, и они закрыли дело.

— Закрыли, — ровным голосом повторила Энджи.

— Мы не имеем никаких претензий к ним, они не имеют никаких претензий к нам. Дело закрыто.

Энджи прикусила губу — всегда так делала, когда усиленно размышляла.

— Закрыто. И ты ей поверил.

— Да, — подтвердил я. — Поверил.

— Угу.

Я тысячи раз представлял себе следующую часть нашего разговора, проговаривал ее про себя так и эдак, и ни один из вариантов меня не устраивал. Но я решил, что все-таки прояснить это надо.

— Энджи, — начал я.

Она заплакала. Видимо, в моем голосе уже слышался некий тайный смысл, который она подсознательно уловила.

— Что будет дальше? — спросил я, стараясь не дрогнуть. На нас уже стали оглядываться, хотя я нарочно выбрал столик в дальнем углу.

— Что значит — дальше? — Энджи взяла со стола салфетку и промокнула глаза.

— Мы всегда будем только встречаться? Или когда-нибудь поженимся?

— Ты… — Она заморгала. — Ты хочешь, чтобы мы поженились?

— Нет, — ответил я. — А ты?

— Нет, — сказала она.

— Никогда?

— Ну, не знаю. Может, когда-нибудь.

— Но замуж ты выйдешь не за меня.

— Я этого не говорила. Господи, Маркус, что за бред ты несешь. Ты что, хочешь со мной расстаться?

Я очень постарался не уклоняться от ее сердитого взгляда.

— По-моему, наши отношения дошли до этапа, когда надо спросить себя: будут ли они продолжаться вечно? То, что нас связывает, — это надолго или только сейчас?

— Никогда не слышала ничего глупее, — отрезала она. — Тут нет никакой определенности. Мы можем оставаться парнем и девушкой и не становиться мужем и женой. Мы еще молоды. Какого черта ты завел этот разговор?

Мне вспомнилось неловкое молчание рядом с Ванессой, поцелуй с Машей, вспомнилось, сколько раз я просыпался рядом с Энджи, лежал и прислушивался к ее дыханию, с любовью вглядывался в каждую черточку ее милого лица.

— Я… — Я напомнил себе, что решил сам совершать поступки, а не следовать тому, что приказывает мне вселенная. Подумал о системе и о том, насколько она прогнила. — Знаешь, в последнее время много чего случилось. Я уже и сам не знаю, чего хочу. Уже ни в чем не уверен.

— Все дело только в этом? Ты не уверен? А с каких пор мы вообще в чем-то уверены? Вот балда. Говоришь, ты ни в чем не уверен? А уверен ли ты, что со мной тебе лучше, чем без меня? Пусть не всегда, но хотя бы чаще всего?

Энджи умела формулировать вопросы на свой странный манер. Но я задумался.

— Да, — твердо ответил я. — Да, в этом я уверен. Но, Энджи…

Она швырнула на стол скомканную салфетку.

— Я тоже в этом уверена. Но у тебя в голове заваривается какая-то безумная каша, и, если тебе надо поработать над собой, иди и работай. Разберешься в себе — позвони. Может быть, я тебя дождусь.

Она вышла. Нечеловеческим усилием я не бросился вдогонку. Остался сидеть, не поднимая глаз на дверь, глядя только на свой остывающий буррито. Выждал, пока она отойдет подальше, потом и сам ушел, оставив нетронутую еду.

Я уже битый час переминался на улице напротив штаба Джо Носса. Облачился в треники и худи, повесил на плечо спортивную сумку, решив, что маскировка, использованная Машей, сгодится и для меня. Близилась осень, солнце уже село, и я выглядел как обычный, ничем не примечательный парень, который болтается по улице в верхнем Мишене, держа руки в карманах. Но в руке я сжимал не оружие, а USB-флешку.

Я не смог ни с кем обсудить свой замысел. Поговорить с Дэррилом? Для этого придется разговаривать с Ван, а беседы теоретически одинокого мужчины с девушкой теоретически лучшего друга, которая теоретически питает к нему симпатию, теоретически то ли взаимную, то ли нет, могут плохо кончиться. Джолу занят с Кайли — затея, которая для меня закончилась полным крахом, в его случае принесла много пользы. А с Энджи, конечно, никакие разговоры сейчас невозможны. И, может быть, не станут возможны никогда.

Из дверей вышел Лиам. За ним спичрайтер и аналитики, чьи имена я забыл. Потом несколько волонтеров, следом за ними шла Флор. Днем я своими глазами видел, как Джо входил в штаб, но Флор почему-то заперла за собой дверь, так что, может быть, я его упустил. Но кое-где в окнах продолжал гореть свет, так что я остался стоять. Джо появился минут через двадцать в своем фирменном кардигане, по случаю ночной прохлады застегнутом на все пуговицы.

Я перешел через улицу и зашагал с ним рядом. Он взглянул на меня и удивленно приподнял брови.

— Здравствуй, Маркус.

Он говорил мягко и беззаботно. Как и подобает государственному человеку.

Я протянул сжатый кулак ладонью вниз.

— Вот.

Он взял у меня флешку, сжал, положил в карман.

— Мне следует знать, что на ней?

— Нет, — ответил я. — Но вашим друзьям из ФБР будет интересно.

— Приму к сведению. — Он похлопал себя по карману.

Мы прошли несколько шагов.

— Маркус, это не навлечет на меня неприятностей?

— Нет.

— А на тебя?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Вы победите на выборах?

— Вполне вероятно, — ответил он. — Твоя идея с программой для привлечения избирателей очень хороша. Хотя в политике ничего нельзя сказать наверняка.

— Знаю, — отозвался я. — Сам вписался в эту сеть. Завербовал для вас шестнадцать человек из своего списка контактов. Может, пригласите на пиццу с пивом.

Он горько усмехнулся:

— Маркус, я всегда буду рад тебя видеть.

— Это здорово, — откликнулся я. — Проведите выборы честно, хорошо?

— Изо всех сил постараюсь.

— И сами оставайтесь честным.

— В этом можешь быть уверен.

Я ушел.

Я брел сквозь ночную тьму, возвращаясь домой. На душе стало легко, будто гора с плеч свалилась. Я и сам этому удивлялся, так как считал, что, запустив цепочку событий, в результате которых компромат на Кэрри Джонстон попадет к агентам ФБР, буду сходить с ума от беспокойства. Может быть, Кэрри Джонстон опять явится за мной? Может, за мной явится «ЗИЗ»? У них не было причины заподозрить меня в передаче доксов в ФБР, но мало ли что придет им в голову. А может, ФБР вообще ничего не станет предпринимать. Как говорил Джо: «Даже самые бестолковые и злобные из руководства ФБР сохраняют хоть каплю самоуважения и не желают быть разменной монетой в игрищах политиканов, стремящихся набрать очки в глазах электората». Может, просто засунут флешку в шредер.

Однако тихий голосок, скрытый глубоко у меня внутри, голосок, который постоянно твердил мне обо всех упущенных возможностях, о том, что я отдаю самые важные поступки на откуп другим, что я покорно следую в русле, куда меня подталкивает жизнь, — этот голосок умолк, как только я наконец совершил настоящий поступок. И не просто поступок, а такой, который считал правильным. Потому что если система прогнила, если Кэрри Джонстон так и не поплатится за свои преступления, то причиной этого будет не то, что «система» не сумела ее изловить. Причиной будут люди вроде меня, которые предпочли уйти в тень, когда надо было действовать. Система состоит из людей, и я тоже ее часть, и во мне тоже кроются ее проблемы, и отныне я буду искать их решение.