Девушки парились, плескались холодной водой, выбегали из парилки в просторный, как горница, предбанник, разваливались на широких лавках своими разгорячёнными румяными телами, облегчённо вздыхали, смеялись и жадно пили пиво или квас. Елену парила услужливая Наталья Романова и всё приговаривала, легонько проходя по телу подружки берёзовым, выдержанным в кипятке веником:
– Какая ты, Ленча, красавица! Тулово у тебя прямо-таки мраморное, как у стату́и. Видела я у одного купца такую в евоных хоромах, Венерой величают. А какие груди у тебя! Не то что мои висюльки разнесчастные, – небрежно махнула она веником по своим маленьким грудям. – Семён увидит тебя голой – обомлет и, глядишь, забудет, чего надобно делать.
– Имя́, кобелям, напоминать не надо, чего с нами делать: вмиг скумекают, как энтих самых делов коснётся, – вступила в разговор густым бархатным голосом красавица Сереброк.
Александра очень хотела выйти замуж, но сватовство несколько раз расстраивалось по причине того, что её родителям, крестьянам средней руки, но достаточным, хотелось заполучить богатого, именитого жениха. Одно время они осторожно, исподволь подступали к Орловым и чуть было уже не сговорились с Иваном Александровичем, однако Семён твёрдо отверг Александру, уже давно остановив свой выбор на Елене. Когда гордая Александра узнала об этом, она украдкой плакала, потом несколько отдалилась от Елены, а на вечёрках не смотрела в сторону Семёна и не здоровалась с ним.
Теперь Александра ясно поняла, что Семён ей сильно нравится, и потому стало в её душе зреть отчаянное чувство ненависти и раздражения не только к нему, но и ко всем молодым мужчинам и парням. Она думала, что судьба с нею обошлась несправедливо, даже жестоко, злокозненно. И вправду, более состоятельного, знатного жениха, чем Орлов, в её теперешней жизни не намечалось. Над Александрой нависла неумолимая угроза либо пойти за любого, кто предложит, либо остаться в девках – а это почиталось позором, несчастьем, но достойным не сочувствия – скорее издёвки и насмешки. Она и Елену – после сватовства к ней Семёна – как будто невзлюбила, хотя дружили они с малых лет, делились девичьими тайнами.
– Не все они кобели и блудливые, Саша, – без интереса отозвалась Елена.
– Твой-то, поди, не кобель – паинька? – Александра сморщилась в надменной улыбке.
– Какой такой «мой»? – действительно не поняла Елена. Однако сразу сообразила, о ком может идти речь, тоже усмехнулась и сердито ответила подруге: – Может быть, тебе, Саша, хочется это добро прибрать?
– А что, рази не добро али какая пустяковая заячина?
Наталья прекратила париться и удивлённо посмотрела на подружек. Простодушно моргала и по молодости не понимала: ругаются или смеются, шутят?
– А ну тебя в баню, Сашка-букашка! – неестественно засмеялась Елена и брызнула в глаза Александры холодной водой: – Вот тебе, вредина! Не заглядывай на чужих мужиков!
Александра отбивалась веником, не улыбаясь. А Наталья поддала в каменку – с шумом повалил на девушек густой жгучий пар, и вскоре они друг друга уже не видели в клубах синевато-седых облаков.
– Вот вам, вот вам обеим! – ещё плеснула Наталья на раскалённые увальни два полных ковшика. Установилось такое удушье, что в парилке стало невозможно оставаться, и девушки, толкаясь и повизгивая, выбежали в предбанник.