Роковой дом

ГЛАВА 13

На следующее утро Поль де Вирье мерил шагами платформу номер 9 вокзала Гар-дю-Нор, ожидая миссис Бейли. Поезд из Лаквилля должен был прибыть в одиннадцать.

Граф выглядел так, словно он безмятежно наслаждается настоящим и ждет еще больших радостей от будущего. На самом деле, молодой француз переживал не лучшие дни,

В жару Париж действует на своих обитателей угнетающе, даже при прочих благоприятных обстоятельствах. Сейчас граф чувствовал себя изгоем в городе, где протекала его веселая и беззаботная юность.

Его сестра, герцогиня д'Эглемон, которая, проведя в пути целый день, приехала из Бретани, чтобы два или три дня пообщаться с братом, проявила при встрече ту сопряженную с болью привязанность, которую добрые и благополучные люди испытывают нередко по отношению к тем, кого они одновременно и любят, и осуждают.

Встречаясь со своей дорогой Мари-Анн, Поль де Вирье всегда чувствовал себя, как приговоренный к гильотине, которому близкие всячески стараются скрасить последние дни.

Когда он предложил, чтобы сестра пригласила на завтрак его новую лаквилльскую приятельницу, миссис Бейли, мягкосердечная герцогиня согласилась тут же, с преувеличенной готовностью; кроме того, она одолжила англичанке свой костюм для верховой езды и распорядилась, чтобы в Лаквилль ежедневно приводили для миссис Бейли одну из принадлежавших герцогу лошадей. При этом она воздержалась от таких традиционных и нескромных вопросов, как, например, насколько он привязался к Сильвии и не собирается ли предложить ей руку и сердце.

Говоря по правде, Полю де Вирье было бы очень затруднительно дать честный ответ на эти вопросы. Он и сам не понимал, что связывает его с Сильвией — прелестной и по-детски наивной Сильвией Бейли.

Много раз он повторял себе, что юной англичанке, с ее смешной и трогательной неискушенностью, нечего делать в Лаквилле, где она транжирит деньги за игорным столом и водится с такими странными людьми, как Вахнеры… да и мадам Вольски тоже.

Но если Сильвии Бейли не следовало находиться в Лаквилле, то и ему Полю де Вирье, не следовало затевать с ней флирт, а ведь именно этим он совершенно сознательно и занимался, несмотря на то, что Сильвия искренне отвергала подобные предположения. Ухаживание за «маленькой английской приятельницей», как граф мысленно называл Сильвию, доставляло ему истинное удовольствие — когда его не слишком допекала совесть.

До недавнего времени Поль де Вирье полагал, что достиг уже того возраста, когда человек забывает о сладких муках любви. Такое сознание не доставляет удовольствия ни одному мужчине, а французу в особенности, поэтому граф был несказанно рад, узнав, что ошибся, и что способность наслаждаться самой сильной и чарующей из человеческих страстей осталась еще при нем.

Он был влюблен! Влюблен в первый раз за много лет, и притом в женщину милую и обаятельную, к которой он с каждым часом все более привязывался. И если вчера вечером и сегодня утрой он был не в духе, то это, несомненно, объяснялось разлукой с Сильвией.

Но чем же завершится эта история? Да, он с самого начала сказал миссис Бейли всю правду о себе… сказал удивительно рано, побуждаемый не рассудком, а скорее чувством.

Однако вполне ли миссис Бейли осознала, что он собой представляет? Понимает ли она хоть в малой степени, что значит для мужчины быть пленником в путах, влекомым за колесницей Богини Удачи? Нет, такая женщина, как Сильвия Бейли, не может и не должна это понимать.

Шагая туда-сюда по длинной платформе и прокручивая в голове свои невеселые мысли, Поль де Вирье сказал себе, что, будучи порядочным человеком — а тем более дворянином — он обязан покинуть Лаквилль раньше, чем дело зайдет слишком далеко. Да, законы чести иного не допускают.

Но, едва он принял героическое решение сдаться на уговоры сестры и отправиться с нею в Бретань, как к станции подкатил в облаке дыма Лаквилльский поезд, и при виде очаровательного личика Сильвии граф тут же забыл о своих благих намерениях.

Спустившись из вагона на платформу, миссис Бейли стала растерянно осматриваться, вокруг кишел народ, а графа еще не было видно.

В розовато-лиловом хлопчатобумажном костюме и большой черной шляпе Сильвия была удивительно красива. И хотя от критического взгляда Француза не укрылись некоторые дефекты ее наряда: сочетание хлопчатобумажного костюма и крупной шляпы, а также неуместная в утренний час крупного жемчуга — граф пребывал в том расположении духа, когда мужчина с утонченным вкусом готов простить недостаток такового женщине, чьим другом и покровителем он себя считает.

Граф сказал себе, что Сильвию Бейли нельзя оставлять в Лаквилле одну, и долг велит ему за ней присматривать…

Внезапно их глаза встретились. Сильвия вспыхнула. Боже, сколько очарования было в румянце, проступившем на гладких щеках! Она была красива бесхитростной, естественной красотой — подобной Поль де Вирье не наблюдал прежде ни в одной женщине.

Он с удовольствием подумал о том, как будет поражена его сестра. Мари-Анн, конечно же, рисовала себе напористую, уверенную в себе молодую англичанку, каких в Париже немало. У Сильвии же был вид несмелый и по-детски наивный.

Приветствуя ее, Поль де Вирье держался серьезно, почти торжественно. И все же, когда они неспешным шагом шествовали через серое здание вокзала, ей казалось, что она вступает под сияющие ворота сказочной страны.

В крытом дворе ждала двухместная коляска, принадлежащая герцогине. Граф Поль жестом отослал лакея и стоял с непокрытой головой, пока Сильвия не уселась в экипаж. Устроившись с нею рядом, он заметил:

— Мой зять терпеть не может передвигаться по городу в автомобиле.

И Сильвия втайне ощутила благодарность герцогу за то, что их тет-а-тет с графом Полем растянется, таким образом, по меньшей мере втрое.

— Пока экипаж быстро и плавно плыл по раскаленным парижским улицам, Сильвия казалась себе героиней романтического повествования. И. как бы стремясь подкрепить эту иллюзию, граф затеял разговор, относящийся к тому же жанру.

— Французы влюблены в любовь, — внезапно произнес он, — и если вам, мадам, доведется слышать довольно обычное утверждение, что французы любят кого угодно, только не собственных жен, ни за что не верьте. Ибо нередко случается так, что после безуспешных поисков любви француз обнаруживает ее не в ком ином, как в своей жене.

Глядя прямо перед собой, граф добавил:

— Что до брака, то в нашей стране он считается очень серьезным делом! Ни один француз не женится очертя голову, как делают многие англичане — к примеру; мои школьные приятели. Нет, для француза брак значит все. Любя женщину, он счел бы подлостью сделать ей предложение, если у него нет уверенности, что его супругу не ожидает счастье и почет.

Сильвия повернулась к нему и, поражаясь собственной смелости, задала судьбоносный вопрос:

— Но может ли француз, которого вы описываете, отказаться от образа жизни, угрожающего счастью его будущей жены?

В обращенных на него голубых глазах граф Поль Прочел много больше, чем она предполагала.

— Да! Ради любимой женщины он бы с легкостью изменил свою жизнь. Но всегда ли он будет верен этому решению? Вопрос, на который никто, в том числе и он сам, не знает ответа!

Граф Поль перевел разговор на другую тему.

Наблюдая, как взволновала Сильвию его откровенная речь, он испытал одновременно и радость и муку.

— Мой зять, в отличие от многих своих друзей, не захотел переселиться на запад города. Он остался в своем старом фамильном доме, который построил еще его дед перед Французской революцией.

Вскоре они выехали на тихую солнечную улицу и покатили меж высоких стен, над которыми простирались кроны деревьев.

Улица называлась Вавилон.

В самом деле, огромный двор и окружавшее его строение из серого камня, которое Сильвия готова была назвать дворцом, напомнили ей о вавилонской роскоши. В бесконечном ряду высоких и узких окон Сильвия не разглядела ни одного открытого, но, как только по громадным плитам двора звонко зацокали лошадиные копыта, все в доме пришло в движение.

Коляска подкатила к двери. Граф Поль соскочил вниз и подал Сильвии руку. Гигантские железные двери, похожие на ворота средневековой крепости распахнулись, и прибывшие переступили порог исторического здания — дома д'Эглемон.

Сильвия никогда не видела и даже не могла себе представить такую пышность и торжественное величие. У нее возникло ребяческое желание, чтобы Анна Вольски и Вахнеры видели сейчас все это: холл, увешанный шпалерами, которые предки герцога д'Эглемона получили в дар от Людовика Четырнадцатого; шеренгу напудренных лакеев: важного мажордома, который проводил их с графом по широкой лестнице, где гостей ждала стройная молодая женщина в белом платье.

Впервые в жизни Сильвия Бейли встретилась с герцогиней и была немного удивлена тем, как просто она держится!

Мари-Анн д'Эглемон говорила тихим, почти что робким голосом. Английским языком она владела много хуже брата, и все же ее приветливость и изысканное воспитание проявились с первых же минут. С ней можно было чувствовать себя вполне непринужденно, и она, казалось, не замечала ничего необычного в дружбе миссис Бейли с ее братом!

Второй завтрак был подан в восьмиугольной комнате с живописными панелями работы Ван Лею; зеленые лужайки и мощные деревья в саду за окнами заставляли забыть о том, что вокруг находится город. По окончании трапезы в комнату внезапно проскользнула крохотная старая дама в широком черном платье и кружевном чепчике с оборками.

Граф Поль, низко склонившись, поцеловал ее восковую руку.

— Дорогая крестная, позволь представить тебе миссис Бейли.

На Сильвию в упор уставились безжалостно-проницатсльные. но не лишенные доброты глазки — запавшие и старые, но зоркостью превосходящие, быть может, любые молодые.

Маркиза подала знак графу Полю и вышла с ним в сад, где они неспешно углубились в тенистую аллею. Впервые Сильвия и Мари-Анн д'Эглемон остались наедине.

— Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы так добры к моему бедному Полю, — тихо и неуверенно заговорила герцогиня. — Вы имеете на него немалое влияние, мадам.

Сильвия покачала головой.

— Да нет же, имеете! — Герцогиня смотрела на Сильвию умоляюще. — Вы понимаете, что я имею в виду. И догадываетесь, о чем я хочу вас попросить. Мой муж мог бы предоставить Полю работу в провинции — работу, которая бы ему понравилась, потому что он обожает лошадей. Если бы только кто-нибудь мог оторвать его от этой ужасной, пагубной страсти к игре.

Она резко замолкла, потому что граф и его маленькая, похожая на фею крестная появилась из-за угла и направилась к ним.

Сильвия невольно вскочила на ноги — у крохотной маркизы был очень внушительный вид.

— Садитесь, мадам, — повелительно произнесла она, и Сильвия послушно села.

Старая дама оценивающе оглядела английскую приятельницу своего крестника.

— Разрешите мне вас обнять, — внезапно воскликнула она.

— Вы такая хорошенькая! Без сомнения, вы часто слышали это от молодых людей, но комплименты стариков ценятся выше, потому что врать им нет нужды.

Маркиза склонилась, и Сильвия, удивляясь и смущаясь, ощутила на своих щеках прикосновение ее увядших губ.

— У мадам Бейли румяна натуральные — они не стираются! — вскричала старая дама, и по ее пергаментному лицу скользнула улыбка. — Дети мои, каких только глупостей не плетут про румяна! Не вижу беды в том, чтобы восполнить дары, на которые поскупилась природа. Вот тебе, например, Мари-Анн, капелька румянца на щеках вовсе не помешала бы! — Маркиза говорила высоким дрожащим голосом.

Герцогиня улыбнулась. Ее брат всегда ходил в любимчиках у старой маркизы.

— Мне было бы неловко, если б он стерся, — непринужденно возразила Сильвия, — если бы, к примеру, одна щека у меня оказалась бледной, а вторая — румяной.

— Этого никогда не произойдет, если ты будешь пользоваться теми румянами, о которых я тебе уже давно твержу. Единственные румяна, пригодные для уважающей себя дамы, делаются из сока герани — он придает коже абсолютно естественный оттенок. Моя дорогая матушка никогда не применяла других. Помнишь, как на первом королевском балу после Реставрации Людовик XVIII сказал ей комплимент по поводу красивого цвета се лица? Так вот. королевской похвалой она была обязана исключительно цветам герани!