Роковой дом

ГЛАВА 23

Когда Сильвия медленно и устало поднималась в свою комнату, в ее воспаленном мозгу внезапно вспыхнул ужас перед Лаквиллем.

В первый раз за все время, пока она жила в «Вилле дю Лак», Сильвия заперла за собой дверь спальни и, не включая света, уселась.

Она испытывала тягостное чувство унижения та боли. Со жгучей насмешкой говорила она себе, что Поль де Вирье к ней абсолютно безразличен, если бы она для него хоть что-нибудь значила, он бы никогда себя так не повел.

Она не стала долго предаваться этим мыслям, а поднялась и включила электрический свет. Усевшись за небольшой письменный стол, которым ее предупредительно снабдил мсье Польперро, она, клеша и волнуясь, набросала записку:

«Дорогой граф де Вирье!

Я сегодня очень устала и, думаю, не смогу завтра отправиться на верховую прогулку.

Искренне Ваша, Сильвия Бейли».

Всего две строчки, но этого довольно. До сих пор — и ей стыдно было об этом думать — она позволяла себе в общении с графом Полем некоторое амикошонство, как сказали бы матроны из Маркет-Даллинга, теперь ей следует вести себя сдержанней и холодней.

Она вложила письмо в конверт, надписала имя и спустилась вниз. Час был поздний, но мсье Польперро еще не лег спать. Хозяин никогда не удалялся на покой, не убедившись, что все гости благополучно разошлись по своим номерам.

— Будьте любезны, не могли бы вы доставить сегодня графу де Вирье? — спросила Сильвия коротко. А когда маленький человечек взглянул на нее с удивлением, добавила: — Я хочу предупредить графа, что не поеду с ним завтра кататься верхом. Уже поздно, я устала и хочу спать. Меня утомила долгая автомобильная поездка. — Она вымученно улыбнулась.

Мсье Польперро наклонил голову.

— Разумеется, мадам. Граф получит записку, как только вернется. Теперь уже недолго ждать.

Но нет ничего легковесней, чем обещание южанина. Конечно, мсье Польперро намеревался в тот же вечер отдать графу записку, но отложил ее в сторону и совершенно о ней забыл.

Сильвия провела ночь беспокойно, и утром, когда под окном раздались призывные звуки — лошадиное ржанье и цоканье копыт — еще была погружена в тяжелый сон. Услышав шум, она вскочила и через щель в задернутых занавесках выглянула во двор.

Стояла прекрасная погода. На поверхности озера играла легкая рябь. Дверь виллы открылась, и Сильвия услышала голоса. Значит, граф Поль все же собирается кататься в одиночку? Сильвии стало обидно и досадно.

Поль де Вирье и мсье Польперро стояли рядом. Вдруг она увидела, как мсье Польперро, с жестом раскаяния, протянул графу вчерашнюю записку. Граф Поль прочел ее, положил обратно в конверт и спрятал в нагрудный карман куртки.

Он не отослал лошадей, как втайне надеялась Сильвия, а сказал что-то мсье Польперро. и поспешил обратно в дом, но вскоре вернулся почтительным поклоном что-то протянул графу.

Это была коробочка для визитных карточек. Поль де Вирье нацарапал что-то на карточке и отдал ее мсье Польперро. Спустя минуту он выехал через ворота.

Сильвия отошла от окна, но возвращаться в постель ей не хотелось. Она не находила себе места: досадовала, что отказалась от прогулки. Когда, наконец, принесли чай, Сильвия обнаружила на подносе карточку от графа:

«Мадам!

Весьма огорчен тем, что вам нездоровится, но надеюсь, вы все же сможете этим утром спуститься. У меня имеется для вас послание от моей сестры.

Преданнейший мадам, Ваш слуга, Поль де Вирье».

Они встретились в саду… том самом, где так проводили вдвоем короткие и счастливые утренние часы. Инстинктивно стремясь к уединению и избегая любопытных глаз, они направились арочному проходу в стене, за которым располагался огород.

Только что пробило десять, и садовники на часок удалились, поскольку честно заслужили отдых; в летнюю пору их работа начиналась с самого рассвета. Таким образом, граф Поль повел свою спутницу в весьма уединенный, наполненный ароматами уголок.

Ступая по узким, обсаженным благоуханными травами тропинкам, они достигли дальнего конца Рода, и там граф спросил:

— Не хотите ли пройти в оранжерею?

Сильвия кивнула. Это были первые слова, которые она от него сегодня слышала, за исключением короткого: «Доброе утро, надеюсь, мадам чувствует себя лучше».

Граф посторонился, чтобы пропустить Сильвию в большое красивое здание, очаровательный образчик художественных вкусов восемнадцатого века. В прохладной и ароматной атмосфере оранжереи легко было забыть об уродстве обыденного мира.

— Не желаете ли присесть? — медленно произнес граф. А потом, словно бы откликаясь на невысказанные мысли своей спутницы, добавил: — Кажется, прошло сто лет с тех пор, как мы в первый раз побывали здесь вместе, мадам.

— Когда вы так серьезно уговаривали меня покинуть Лаквилль, — откликнулась Сильвия, стараясь держаться непринужденно.

Она села на изогнутую каменную скамью и, как в то памятное утро, когда они были еще едва знакомы, он занял место на другом конце.

— Ну? — спросил он, глядя на нее в упор. — Ну, видите, я все же вернулся!

Сильвия не отвечала.

— Я не должен был возвращаться. Это слабость. — Говоря, он не глядел на нее, а прослеживал воображаемые узоры на каменном полу. — И вернулся, — заключил он тихо и горестно, — потому, что не мог больше находиться вдали от вас. — Сильвия по-прежнему молчала. — Вы не верите? — Он слегка повысил голос.

Наконец, она подняла глаза и заговорила:

— Думаю, это вы себе вообразили. Уверена, вы возвратились в Лаквилль не только из-за меня.

— Нет же, из-за вас, из-за вас одной! — воскликнул он, вскочил и встал перед ней. — Видит Бог, я вас не обманываю. Возможно, если б я не вернулся сюда, со временем — но не сразу — отправился бы куда-нибудь еще, где можно заняться тем единственным, что может заполнить мою жизнь Но сюда, в Лаквилль, я приехал только ради вас!

— Почему же вы направились прямиком в Казино? — запинаясь, пробормотала она. — И зачем… о, зачем вы рискнули такими большими деньгами?

Он пожал плечами.

— Потому что я глупец! — ответил он с горечью, — глупец, а, кроме того, что называется, собака на сене! Я должен был радоваться, когда увидел вас с этим замечательным молодым человеком, мистером Честером… и, как ваш доброжелатель… — он сделал паузу, а потом закончил: — Мне следовало приветствовать мысль, что у вас будет такой превосходный супруг!

Сильвия тоже поднялась на ноги.

— Вы ошибаетесь, — сказала она холодно. — Мистер Честер никогда не станет моим мужем.

— Мне печально это слышать, — серьезно сказал граф Поль. — Женщина не должна жить одна, в особенности молодая и красивая, а, кроме того… с собственным состоянием.

Сильвия помотала головой. Она была рассержена… обижена, как никогда в жизни. «Он отвергает то, что ему не предложено», — говорила она себе.

— Вы очень любезны, — ответила она. — Но до сих пор я неплохо справлялась, надеюсь справляться и дальше. Не беспокойтесь обо мне, граф Поль. Мы с мистером Честером прекрасно понимаем друг друга. — Помолчав, она кратко добавила: — Хотела бы я понять вас…

— Я и сам себя не понимаю, — мрачно сказал он. — Но есть одна вещь, на которую я, по-моему, неспособен. Каковы бы ни были мои чувства… моя любовь… к женщине… я не настолько бесчестен, чтобы предложить ей разделить мою судьбу. Мне слишком хорошо известно, на что бы я ее обрек… на какую нищету… на какое унижение! В конце концов, мужчина волен отправиться к дьяволу один, но никак не вместе с женщиной.

Он заговорил тише, перейдя на хриплый шепот; в обращенном на Сильвию взгляде читались мука и мольба.

— Думаю, вы правы, граф Поль.

Сильвия слышала, как ее собственный голос, мягкий и спокойный, выговаривал слова, которые значили для обоих так много, и в то же время, так мало.

— Жаль, что не все мужчины настроены так же, как вы, — заключила она машинально.

— Я не сомневался, что вы со мной согласитесь, — медленно произнес он.

— Не пора ли нам возвращаться? Я жду ко второму завтраку мистера Честера. Сейчас еще рано, но в последнее время он взял моду приходить раньше времени.

Услышав это, он, в свою очередь, почувствовал боль.

— Постойте! — сказал он резко. — Не уходите пока, миссис Бейли. — Он пробормотал сквозь зубы: — Очередь мистера Честера еще придет. — И продолжил вслух: — Значит, всему конец? Конец нашей… нашей дружбе? Мне придется покинуть Лаквилль сегодня вечером. Нечего мне здесь делать, если вы упрекаете меня за то, что я приехал повидаться с вами.

Сильвия протестующе вскрикнула:

— Какой же вы недобрый, граф Поль! — Она пыталась говорить спокойно, но по ее щекам побежали слезы… и через мгновение она оказалась в объятиях Поля де Вирье. Сердце было готово выскочить у нее из груди.

— О, моя дорогая! — отрывисто зашептал он по-французски, — моя дорогая, как я тебя люблю!

— Но если ты меня любишь, — протянула она жалобно, — что нам до всего остального?

Она вложила свою ладонь в его. Он сжал ее руку, а потом отпустил.

— Вот потому, что я тебя люблю, я и должен от тебя отказаться, — произнес он, но, не чуждый человеческим слабостям, не сделал этого тут же, а напротив, крепче прижал Сильвию к себе и прильнул к ее нежным трепещущим губам.

А Честер? Он в это утро, впервые за всю свою размеренную и отрегулированную жизнь, чувствовал себя не только плохо, но просто ужасно. Прошлым вечером он вернулся в «Пансион Мальфе» в относительно веселом расположении духа, насколько это было совместимо с неудовольствием по поводу приключений Сильвии в Казино. Но, никоим образом не одобряя ее поступков, он все же был рад, что она выиграла, а не проиграла.

Вахнеры предложили подвезти его до пансиона, и он согласился, поскольку час был поздний, а мадам Вахнер, несмотря на потери Фрица, наняла экипаж.

Добравшись до постели, Честер тут же уснул, но через час пробудился из-за давящего ощущения, а вернее, сознания, что он в комнате не один.

Он сел в постели и зажег спичку, одновременно и желая, и страшась увидеть, как из темноты возникает подобие человеческой фигуры.

Но, запалив свечу, стоявшую на столе рядом с кроватью, он не узрел ничего, кроме скудно обставленной комнаты, которая, даже в неверном свете, выглядела вполне уютно и безобидно.

Обладая крепким и здоровым организмом, а также незапятнанной совестью, Честер был человеком бесстрашным. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал при нем, что мертвые могут посещать мир живых (как верят многие), он бы только посмеялся, но четыре дня в Лаквилле поколебали его убеждение в том, что «мертвые не возвращаются», и он нехотя поверил, что в «Пансион Мальфе» водятся привидения.

Беспокойство не оставило его даже после посещения курьезной ванной комнаты, которой так гордились супруги Мальфе, и еще позднее, когда он подкрепил себя превосходным завтраком. Напротив, при мысли о том, чтобы вернуться, даже среди бела дня, в свою спальню, его охватил панический страх.

Честер сказал себе раздраженно, что так не годится. Из-за бессонной ночи он — никогда не болевший! — чувствовал себя нездоровым; кроме того, он транжирил драгоценные дни своего короткого отпуска без всякой радости и для себя, и шля Сильвии. Послав за хозяином отеля, он кратко сообщил, что намерен покинуть Лаквилль этим же вечером. Мсье Мальфе был очень огорчен. Не испытывает ли мсье каких-либо неудобств? Неужели ничего нельзя предпринять, чтобы удержать английского гостя?

Нет, мсье всем доволен, однако… однако, не жаловался ли ранее кто-нибудь из постояльцев на странные шумы в той спальне, где он ночует?

Недоумение француза казалось вполне искренним, но Честер, глядя ему в лицо и, выслушивая изумленные возгласы и заверения, что его спальня — спокойнейшая во всем доме, все же заподозрил хозяина в некоторой неискренности. Он был несправедлив к бедному мсье Мальфе.

Честер поднялся наверх и упаковал вещи. Этим он как бы поставил символическую точку. Если даже Сильвия примется уговаривать его остаться, будет уже поздно.

В «Вилле дю Лак» мсье Польперро приветствовал его словами: «Мадам Бейли в саду с графом де Вирье», и Честеру почудился в веселых глазках хозяина подозрительный блеск.

Бедная Сильвия! Бедная своевольная дурочка! Неужели после того, что случилось в предыдущий вечер, этот безумный французский игрок все еще вызывает у нее симпатию и уважение?

Он обвел глазами широкую лужайку: Сильвии и графа нигде не было видно. Затем в проеме, который вел, как он знал, в большой огород при вилле, появилась изящная фигурка миссис Бейли, за ней в нескольких шагах следовал граф Поль.

Честер поспешил им навстречу Какой странный, расстроенный вид был у обоих! Граф де Вирье плелся, как в воду опущенный — еще бы, после такого громадного проигрыша. А Сильвия… да, без сомнения, она плакала! Завидев Честера, она инстинктивно надвинула на лоб свою летнюю шляпу, чтобы скрыть покрасневшие веки. Она вызывала у него одновременно и жалость, и злость.

— Я пришел пораньше, — проговорил он коротко, — чтобы предупредить тебя: сегодня мне придется уехать. Приятель, с которым я собираюсь встретиться в Швейцарии, уже теряет терпение, поэтому я предупредил хозяина «Пансиона Мальфе», собственно, уже и упаковался.

Сильвия ответила ему бесхитростным взглядом, не сумев ничего к этому добавить. Ее молчание уязвило Честера.

— Ты, вероятно, собираешься еще здесь пожить? — спросил он.

— Не знаю, — ответила она тихо. — Я об этом пока не думала.

— Я тоже покидаю Лаквилль, — сказал граф де Вирье. Заметив (если ему не почудилось) саркастическое выражение на лице англичанина, он добавил несколько высокомерно: — Странно сказать, но, хотя я этого и не заслуживаю, удача ко мне вчера вернулась и я кончил игру в выигрыше. Однако пока с меня достаточно. Как я уже говорил миссис Бейли, пора и честь знать. Собственно, — граф Поль странно усмехнулся краешком рта, — я тоже отправляюсь в Швейцарию! В прежние времена я был членом горнолыжного клуба.

Честер принял внезапное решение и, изменив своей обычной осмотрительности, решился действовать сразу.

— Если вы действительно собираетесь в Швейцарию, почему бы нам не поехать вместе? Я думал отправиться сегодня вечером, но если вы предпочитаете завтра, могу вас подождать.

Граф де Вирье размышлял, как показалось его собеседникам, очень долго.

— Сегодня вечером или завтра — мне все равно, — сказал он наконец.

Он не глядел на Сильвию. С тех пор как к ним присоединился Честер, граф старался на нее не смотреть. Слегка трясущейся рукой он вынул из кармана портсигар и протянул Честеру.

Итак, жребий брошен. Будь что будет! Честер, хоть он и педант, прав в том, что желает удалить его от Сильвии. Англичанин сам не понимает, насколько он прав.

Если бы Честер мог заглянуть в глубины сердца Поля де Вирье! Он обнаружил бы там почти непреодолимый соблазн поймать Сильвию на слове, воспользоваться ее житейской неопытностью и сделать ее женой игрока.

Если бы у женщины, которую он любил, не было за душой ни гроша, граф, вероятно, уступил бы соблазну, принявшему сейчас облик ревности — острой, ядовитой ревности к молодому красивому англичанину, который стоял теперь перед ними.

Прильнет ли когда-нибудь Сильвия к этому человеку, как льнула к нему, позволит ли себя поцеловать, как позволила Полю, после того как он выпустил руку, которую она вложила в его ладонь?

Увы! Поцелуи поцелуям рознь, как и объятия объятиям; давно утративший иллюзии француз был убежден в том, что со временем Честер завоюет Сильвию.

— Не стоит ли нам узнать, когда отправляется швейцарский экспресс? — спросил Честер. — Или вы уже решили, каким поездом ехать?

— Нет, я еще не смотрел расписание.

Вместе они пошли в дом, а Сильвия села в одно из кресел-качалок, которыми так гордился мсье Польперро.

Она смотрела вслед двум мужчинам с чувством печального недоумения. Значит, они оба уезжают — оба покидают ее?

После того, что случилось сегодня, как странно, как абсолютно неестественно было расставаться… Возможно, она никогда больше не увидит Поля де Вирье.

Остаток дня прошел, как сон — фантастический, нереальный сон.

Сильвии не пришлось больше увидеться наедине с графом Полем. Вечером она отправилась с Честером кататься. О поездке они еще вчера договорились с Вахнерами, и не было никаких причин менять свои планы.

Затем миссис Вахнер, услышав, что и Честер, граф де Вирье уезжают, прониклась, как обычно, сочувствием и тепло пригласила Сильвию тем вечером поужинать в Шале де Мюге. Сильвия, раздумывая, согласилась. Наконец настал момент расставания.

— Я провожу тебя до станции, — сказала она грубо, и тот, немного удивившись, попробовал отклонить ее предложение.

— Я так хочу, — раздраженно сказала она, — но ты, Билл, все решаешь за других.

И она пошла на станцию… чтобы потом об этом пожалеть. Поль де Вирье, в последний раз крепко сжав ее руку, смертельно побледнел. Когда Сильвия отправилась назад в Казино, на встречу с Вахнерами, ее преследовали его полные упрека и отчаяния глаза.