Долго тянулись дни, прошла неделя, но никаких известий об Анне Вольски не поступало. А владельцы «Пансиона Мальфе» до сих пор ожидали указаний, как поступить с багажом мадам Вольски и с многочисленными вещами, разбросанными в ее комнате.
Что касается Сильвии, то ей иногда казалось, Что ее польская подруга словно бы внезапно оказалась вычеркнута из живой реальности.
Но со временем в ней все больше нарастала обида на Анну, поступившую так необъяснимо бездушно. Каковы бы ни были причины спешного отъезда мадам Вольски, она могла бы выкроить минуту, чтобы черкнуть строчку Сильвии Бейли, написать хотя бы, что не может объяснить свое столь необычное поведение.
К счастью, Сильвии было о чем подумать и помимо Анны Вольски. Каждое утро она отныне начинала двухчасовой прогулкой верхом вместе с Полем де Вирье. Она получила неплохую подготовку и грациозно сидела в седле. Граф заверил, что, обладая природным бесстрашием, она нуждается только в некотором опыте, чтобы сделаться отличной наездницей.
Жизнь в общении с графом Полем и, не в последнюю очередь, с Вахнерами, текла так приятно и безмятежно, что таинственный отъезд польки можно было бы счесть всего лишь небольшой рябью на ее зеркально ровной поверхности.
Собственно говоря, со временем об Анне забыл весь свет, кроме миссис Бейли и добродушных супругов Вахнер. В первые дни, когда Сильвия не находила себе места от волнения, она встретила настоящее сочувствие только у Вахнеров. Даже граф Поль, казалось, интересовался Анной Вольски лишь потому, что ею интересовалась Сильвия. Отсутствие новостей не огорчало никого, кроме мадам Вахнер и ее мрачноватого, замкнутого супруга.
Стоило Сильвии встретиться с ними — а это случалось ежедневно в Казино — мадам Вахнер или ами Фриц неизменно спрашивали ее сочувственным тоном: «Есть новости о мадам Вольски?»
А когда Сильвия печально качала головой, они — в первую очередь мадам Вахнер — не уставали удивляться и тревожиться из-за непонятного молчания Анны.
— Ну почему она не пришла к нам, как договорились? — огорченно восклицала мадам Вахнер. — Тогда бы мы хоть что-нибудь узнали; не могла же она, в самом деле, ни о чем не обмолвиться даже намеком: мы ведь по-настоящему дружили с нашей милой Анной, пусть и недолго были с ней знакомы!
В этот день, в точности так же, как неделю назад, Сильвия отдыхала у себя в комнате. Как в тот раз, она сидела на стуле у окна. Верховая прогулка сегодня не состоялась, потому что Полю де Вирье пришлось на день отправиться в Париж.
Сильвию одолевали скука и апатия. Никогда прежде ей не случалось испытывать такое щемящее желание, чтобы кто-нибудь был рядом. Цивилизованное общество изобрело для этого чувства множество названий, но Сильвия предпочитала именовать его «дружбой».
Кроме того, сегодня она получила письмо, которое ее крайне обеспокоило. Листок лежал у нее на коленях — только что она перечитала его еще раз. Краткое послание содержало в себе только одну новость: Билл Честер, — добрый друг, а некогда поклонник и опекун Сильвии решил все-таки посетить Швейцарию. На два-три дня он собирался заехать в Лаквилль и просил снять для него номер в гостинице.
Это было очень любезно с его стороны, и, получив это известие хотя бы месяц назад, Сильвия принялась бы считать дни до прибытия Билла. Но теперь все переменилось, и Сильвия предпочла бы, чтобы Билл Честер не приезжал.
Она подозревала, что Честер влюбился в нее еще прежде, чем она вышла замуж, но не сделал ей предложения, поскольку не имел достаточно средств: он принадлежал к тому редкому типу мужчин, которые не допускают мысли о вступлении в брак, если не способны достойно обеспечить жену.
С тех пор, как она овдовела, безжалостно напоминала себе Сильвия, Честер сделал для нее очень много хорошего. Но слишком часто Билл играл роль надежного друга, а не преданного воздыхателя. Один-единственный раз между ними вспыхнула ссора — если можно назвать это ссорой — когда Сильвия вознамерилась купить нитку жемчуга. Время, однако, подтвердило ее правоту — так, во всяком случае, полагала Сильвия; жемчуг оказался «удачным вложением», цена его существенно поднялась.
Но, доказав свою правоту в сравнительно маловажном вопросе, она осознавала все же, что Честер, безусловно, не одобрит ее нынешнего образа жизни — пустого, праздного и бесцельного.
Глядя на озеро, которое в этот жаркий день уже было усеяно лодками, Сильвия почти окончательно решилась на два-три дня отправиться в Париж. Лучше встретиться с Честером там, чем здесь.
Но мысль оставить Лаквилль именно сейчас не принесла ей радости. Сильвия беспокойно гадала, как отнесется Билл Честер к дружбе своей подопечной с графом Полем де Вирье — французом, делящим все свое время между Казино и общением с ней.
Внезапно, как бы призванный ее мыслями, граф показался в воротах виллы. Взглянув на окно Сильвии, граф снял шляпу. Он казался спокойным и уверенным в себе, но зоркие глаза Сильвии все же уловили в нем какую-то перемену. Вид у него был мрачно-серьезный и, в то же время, словно бы обрадованный. Быть может, он узнал, наконец, новости об Анне Вольски?
Граф поднялся по каменным ступеням и вошел в дом, а Сильвия начала беспокойно мерить шагами комнату. Ей хотелось сойти вниз, но женская щепетильность этого не дозволяла.
Все вокруг смолкло и застыло в неподвижности. Весь народ спрятался от жары по домам, исключение составляли только те, кто катался на лодках. Мсье Польперро всегда позволял себе непосредственно после полудня небольшую сиесту. «Вилла дю Лак», казалось, была охвачена сном.
Сильвия подошла к противоположному окну и взглянула на обширный тенистый сад. Граф Поль был там.
— Спуститесь в сад, — тихо сказал он по-английски. Склонившись вниз, Сильвия уловила, казалось, имя Мод — но, конечно же, она ошиблась, граф знает, что ее зовут Сильвия! Кроме того, он всегда обращался к ней «мадам».
— Здесь наверху прохладно, — шепнула она, высунувшись из окна, — в саду, наверное, не так хорошо!
Она посмотрела ему в лицо с невинным кокетством, притворяясь — не более того — что раздумывает, принять ли приглашение.
Сильвия была не более чем дилетантом в большой игре, которая предназначается всего лишь для двух участников — мужчины и женщины — но обладает, тем не менее, неисчерпаемым разнообразием. Улыбаясь в усы, граф уже предвидел ее следующий ход: она отвернется от окна.
Она со всех ног бросилась вниз по широкой пологой лестнице, поскольку подумала, что граф, возможно, поймает ее на слове и отправится в Казино проигрывать деньги — а как бы ни обстояли у него сейчас дела в любви, но в картах ему отчаянно везло! И в последнее время ей стало казаться, что она начинает отучать своего друга от ужасного порока, властного над ним, но не имеющего власти над нею и множеством других людей.
Когда Сильвия, слегка запыхавшись, выбежала в сад, граф успел уже перенести два кресла-качалки в уютный уголок, недоступный взглядам тех, кому вздумалось бы взглянуть в окно.
— Случилось нечто очень важное, — медленно произнес граф Поль.
Он взял ладони Сильвии в свои и заглянул ей в лицо. С удивлением и тревогой она заметила, что глаза его были воспалены. Возможно ли, чтобы граф Поль плакал? Похоже, так оно и было.
Еще недавно мысль о том, что взрослый мужчина способен проливать слезы, показалась бы ей абсурдной, но заплаканные глаза графа де Вирье вызвали у нее жалость.
— В чем дело? — спросила она с испугом, — что-нибудь с вашей сестрой?
— Слава Богу, нет! — отвечал он поспешно. — Случилось то, чего можно было ожидать, хотя я не был к этому готов… — Выпустив, наконец, руки Сильвии, граф печально продолжил: — Ночью умерла моя крестная, маркиза, с которой вы познакомились на прошлой неделе.
Сильвия была потрясена и подавлена, как всегда бывает с молодыми людьми при столкновении со смертью.
— Какое несчастье! В тот раз она казалась совершенно здоровой…
В ее ушах до сих пор звучали слегка насмешливые, но все же лестные комплименты старой дамы.
— Да, но она была очень, очень стара — за девяносто! На моих крестинах, тридцать лет назад, она уже была далеко немолода! — Немного помолчав, он добавил спокойно: — По ее завещанию мне достанется, в английских деньгах, десять тысяч фунтов.
— О, я рада за вас!
Сильвия невольно протянула ему руки. Граф де Вирье взял одну, потом другую и поднес их к губам.
— Десять тысяч фунтов! По-вашему, мадам, это целое состояние?
— Конечно, да! — воскликнула Сильвия.
— Это освобождает меня от необходимости пользоваться милостями моего зятя, — медленно договорил граф, и Сильвия ощутила легкое разочарование. Неужели у него нет иных причин радоваться наследству?
— Вы ведь не станете на эти деньги играть? — тихо спросила она.
— Бессмысленно давать обещания, особенно вам, если я не способен их сдержать…
Он поднялся с места и встал, глядя на нее сверху.
— Я обещаю только, что не пущу на ветер эти деньги, если смогу противиться искушению.
Сильвия улыбнулась, но ей больше хотелось заплакать.
Граф казался пристыженным.
— Вы хотите получить от меня слово чести, что я не стану на эти деньги играть? — произнес он едва слышно.
Сердце Сильвии бешено забилось. Граф Поль побледнел как полотно. На его лице отражались противоречивые чувства, граничащие с раздражением.
— Вы на этом настаиваете? — повторил он почти что яростно.
Сильвия проговорила запинающимся голосом:
— Если я стану настаивать, сможете ли вы сдержать свое слово?
— Ах, вы изучили меня слишком хорошо!
Он отошел, оставив Сильвию во власти замешательства и боли.
Прошло несколько мгновений. Для Сильвии они тянулись нескончаемо. Потом граф Поль повернулся и снова приблизился к ней.
Он сел, с трудом стараясь сделать вид, будто ничего необычного не произошло.
— Ну, что нового? — спросил он, — есть известия о вашей пропавшей подруге?
Сильвия мрачно покачала головой. Странное, можно сказать, необъяснимое поведение польки ранило ее так же больно, как и в самом начале.
Граф склонился вперед и очень серьезным тоном тихо произнес:
— Я хочу вам кое-что сказать, и буду откровенен, как… с родной сестрой. Не стоит вам сожалеть об Анне Вольски — это пустая трата времени. Мадам Вольски — несчастная женщина, которую цепко держит в своих когтях Игра. Достаточно того, что ваша подруга привезла вас в Лаквилль и приучила к азартным играм. Если бы вы остались вместе, со временем она бы решилась взять вас с собой в Монте-Карло.
Сильвия взглянула с удивлением. Никогда раньше граф не отзывался об Анне таким образом. Она заколебалась, а потом проговорила немного нервозно:
— Скажите, это вы попросили мадам Вольски уехать? Пожалуйста, не обижайтесь на меня за этот вопрос.
— Я попросил мадам Вольски уехать? — с искренним недоумением повторил граф. — Подобная мысль мне даже не приходила в голову. Это было бы непозволительной дерзостью. Вы принимаете меня за лицемера! Разве не был я вместе с вами поражен и обеспокоен ее необычным исчезновением? Если бы я пожелал, чтобы она уехала, то уж во всяком случае не с пустыми руками, оставив весь свой багаж в пансионе! — В словах графа звучал чисто французский сарказм.
Сильвия густо покраснела. Собственно говоря, эту идею подсказала ей мадам Вахнер. Не далее как вчера, когда Сильвия в тысячный раз стала гадать, куда подевалась Анна, «гражданка мира» (так любила называть себя мадам Вахнер) воскликнула многозначительно: «Я бы не удивилась, если бы мне сказали? что это граф де Вирье уговорил вашу подругу уехать. Ему не нужны помехи!».
Потом мадам Вахнер, видно, опомнилась и попросила Сильвию не передавать ее слова графу.
— Конечно, я не считаю вас лицемером, — возразила Сильвия неловко, — но вы все недолюбливали бедную Анну и вечно повторяли мне, что уважающей себе женщине не следует надолго задерживаться в Лаквилле. Я и подумала, что то же самое вы могли сказать мадам Вольски.
— И вы предполагаете, — в тоне графа присутствовал оттенок горькой иронии, — что ваша подруга прислушалась бы к моему совету? Вы думаете, что мадам Вольски станет оборачиваться на чей-либо голос, когда ей делает знаки Богиня Удачи? — и он простер руку в сторону белого здания Казино.
— Но едва ли Богиня Удачи сделала Анне знак покинуть Лаквилль, — воскликнула Сильвия, — она собиралась остаться здесь до середины сентября…
— Вы только что задали мне очень неловкий вопрос. — Граф слегка наклонил голову и посмотрел прямо в глаза миссис Бейли.
Его тон резко изменился. Ни разу прежде граф не говорил с ней в такой властной манере. Но Сильвия, вместо того чтобы обидеться, ощутила радостный испуг. Когда Билл Честер говорил с нею так повелительно, она всегда негодовала и даже злилась.
— Разве? — встревоженно спросила она.
— Да! Вы спросили, не я ли побудил мадам Вольски покинуть Лаквилль. Теперь я, в свою очередь, хочу задать вам вопрос: не приходило ли вам в голову; что Вахнеры знают об исчезновении вашей польской подруги больше, чем говорят? Я заподозрил это, успев всего лишь раз обсудить это происшествие с вашей мадам Вахнер. У меня создалось впечатление: она что-то скрывает! Правда, мне нечем подкрепить мое подозрение.
Сильвия задумалась.
— Вначале мадам Вахнер, казалось, была недовольна тем, что я подняла такой шум. Но позднее она разделила мою тревогу. Нет, граф, уверена, вы ошибаетесь: вы забываете, что мадам Вахнер в тот вечер — я говорю о вечере, когда пропала Анна — так вот, в тот же вечер она побывала в «Пансионе Мальфе». Собственно, именно мадам Вахнер первой обнаружила, что Анна не вернулась в пансион. Она даже поднималась в номер, чтобы ее поискать.
— Так значит, это мадам Вахнер обнаружила письмо? — заинтересовался граф.
— Нет, не она. Письмо нашла на следующее утро горничная. Оно было засунуто в блокнот, который лежал на письменном столе. Никому не пришло в голову искать его там. Видите ли, все ожидали, что Анна до утра вернется. Мадам Мальфе до сих пор считает, что бедная мадам Вольски вечером отправилась в Казино, проиграла там все деньги, вернулась в пансион, написала письмо, а потом, не сказав никому ни слова, уехала в Париж!
— Вероятно, что-то подобное произошло на самом деле, — задумчиво заметил граф де Вирье. — А теперь, — произнес он, вставая, — думаю, мне пора в Казино!
У Сильвии задрожали губы, но гордость не позволила ей попросить его остаться. Ей было очень обидно.
— Видите, каков я, — произнес он негромким, пристыженным голосом. — Но я бы хотел, чтобы вы заставили меня дать вам клятву.
Она поднялась. Эти слова показались ей жестокими, ужасно жестокими!
Как удивительно переменились за последние полчаса их отношения! На миг они сделались врагами, и именно в качестве такового Сильвия произнесла следующие слова:
— А я думаю попить чаю с Вахнерами. Они в субботу вечером не посещают Казино.
Лицо графа Поля помрачнело.
— Ума не приложу, что вы нашли в этой вульгарной пожилой паре, — раздраженно воскликнул он. — Мне чудится в Вахнерах что-то… — он помедлил, подыскивая английский эквивалент слова louche , — зловещее.
— Зловещее? — вскричала Сильвия, искренне удивленная. — На мой взгляд, это самые что да есть добродушные и заурядные люди, к тому же они так привязаны друг к другу!
— Вполне допускаю. Да, эта немолодая и некрасивая женщина явно души не чает в своем «ами фрице», но не поручусь, что он испытывает те же чувства.
Сильвия была неприятно поражена, более того — шокирована.
— Полагаю, французы любят своих жен, только если те молоды и красивы, — медленно произнесла она.
— Очередная напраслина в адрес моей несчастной страны, — добродушно-шутливо запротестовал он. — Но на этот раз, признаюсь, я сам виноват!
Сильвия невольно улыбнулась.
— Вы несправедливы, — воскликнула она. — Вахнеры милые люди, и я не хочу, чтобы вы дурно о них отзывались!
Они снова сделались друзьями. Следующие слова графа это подтвердили.
— Сегодня я о Вахнерах молчу. Если разрешите, я пройду с вами часть пути.
И он прошел с ней не часть, а почти весь путь. Остановился, только когда увидел миниатюрную, одиноко стоящую виллу, где жили Вахнеры.
Там Сильвия, по наивности, стала уговаривать заглянуть к Вахнерам вместе.
— Пойдемте, — просила она настойчиво, — мадам Вахнер обрадуется! Вчера она говорила, что вы ни разу у них не были.
Но граф Поль с улыбкой покачал головой.
— Я и не собираюсь у них бывать. Вы же знаете, я их не люблю. Надеюсь, — он вновь заглянул в наивные голубые глаза Сильвии, — Вахнеры не пытались одалживать у вас деньги?
— Никогда! — вскричала, она, заливаясь густым румянцем. — Никогда, граф Поль! Неприязнь к моим бедным друзьям делает вас несправедливым.
— Да, наверное. Прошу прощения у них и у вас. Это был глупый — хуже того, нескромный — вопрос. Сожалею, что его задал. Примите мои извинения.
Сильвия всмотрелась в него, чтобы узнать, искренне ли он говорит. Лицо его было серьезно. Ее взгляд был жалобным и растерянным.
— Не говорите так! Можете спрашивать о чем угодно, я не против.
Но граф де Вирье не переставал себя корить.
— Вопиющая глупость — вмешиваться в чужие дела, — пробормотал он. — Меня, однако, извиняет следующее: на днях — а точнее, десять дней назад — я узнал, что у Вахнеров очень туго с деньгами, А потом деньги у них вдруг появились в изобилии — a flot , как мы говорим. Признаюсь, по глупости я вообразил себе почти уверился — что они обязаны своим нынешним процветанием вам! Но, разумеется, мне не следовало даже задумываться об этом, а тем более заводить с вами разговор. Простите, больше это не повторится.
А затем, внезапно отвесив свой обычный чопорный поклон, граф де Вирье круто повернул, предоставив Сильвии одной шагнуть в небольшую деревянную калитку, на которой было написано краской: «Шале де Мюге».