Роксана. Детство

Глава 9

— Ксана-детка, проснись! Триединый, да что же это такое?!

Я слышала и чувствовала, как Глафира зовёт меня, как целует мокрыми от слёз губами мои глаза, лоб, щёки. Чувствовала, но не могла проснуться.

— На вот… Я платок в воде намочила.

Стоп! Такое уже было. Почти четыре года назад. Я спала и не могла проснуться. Только бабушка не плакала, а тётка злая не влажный платок предлагала, а водой холодной сбрызнуть.

Сейчас я не больная пятилетняя девочка, надо очнуться хотя бы затем, чтобы не расстраивать Глафиру.

Что-то мокрое и прохладное касается моего лица. Я открываю глаза.

— Ба…

Родные руки обнимают, прижимают к себе.

— Ксаночка моя… — чуть отстраняет, чтобы заглянуть в глаза. — Ты как сюда попала? Если бы не Дружок, мы не смогли бы тебя отыскать. Надо найти хозяев, извиниться и идти к повозке. Ты сможешь встать?

Я разом вспоминаю, как я сюда попала, встречу с ведьмой — просто уверена, что это ведьма была, — её подарок…

— Ба, не надо никуда идти! Это мой дом, и я… нет, мы с тобой здесь хозяйки, — радостно улыбаюсь, глядя в заплаканные глаза опекунши.

— Жени́-душенька, она бредит, — испуганно пролепетала Глафира.

— Должно быть, перегрелась, — сочувственно поддакнула Евгения из кресла напротив.

Раньше там ведьма сидела. Потом чёрным прахом осыпалась, и ветер её останки унёс. Если хоть что-то осталось, то будет на юбке у княжны тёмное пятно, — с лёгким злорадством подумала я. — Наконец-то поймёт, что платье можно и не нарочно испачкать.

— Ба, со мной всё в порядке. Тут ларец должен быть, да, этот, в нём дарственная на моё имя и все остальные бумаги на дом и земли… На всё поместье. Да сами посмотрите!

Глафира не отрывала взгляда от моего лица, пытаясь увериться в том, что я не заболела внезапно, не брежу, перегревшись на солнце, не умираю от неизвестной болезни или укуса ядовитого. Евгения же подтянула шкатулку поближе к себе, открыла, достала первый лист, внимательно вчиталась.

— Глашенька-душенька, а девочка-то не лжёт. Тут и правда дарственная на её имя. Бог мой, Роксана, да ты теперь богатая невеста! — княжна перебирала бумаги, читала и перечитывала, не веря собственным глазам. — Но как?! Это не розыгрыш? Не глупая шутка эксцентричного богатея?

Ответ пришёл в виде колоритного смуглого мужчины средних лет, одетого в полосатые шальвары с низкой мотнёй, широкую рубаху, обмотанную на талии алым кушаком, и вышитую бархатную жилетку. На бритой голове расшитая шапочка — явная пара жилету. Я видела таких местных дядек, когда мы ездили на рынок экзотикой любоваться. Они громко расхваливали свой товар, сыпали комплименты всем проходящим дамам и белозубо улыбались.

— Добрый день, уважаемые! — мужчина, приложив руку к сердцу, низко поклонился. — Кто из вас новая хозяйка поместья? Уважаемая Алтын-апа уже ушла? А кто вместо неё будет?

Он спрашивал, не дожидаясь ответа, переводя взгляд с Глафиры на Евгению, словно пытался угадать, кому же из них он теперь служить будет, да и будет ли — вдруг прогонят.

— Почему Алтын? В документах написано Злата Селим-заде, — переспросила Евгения, всегда и во всём любившая точность.

— Зла́то это по-вашему. По-нашему Алтын, — объяснил мужчина.

— А вы кто? — продолжала уточнять княжна.

— Моё имя Абяз, госпожа. Я служил у Алтын-апа управляющим, — рука у сердца, почтительный поклон. — Правильно ли я понял, госпожа, теперь вы здесь хозяйка?

— Что? — кажется, Евгения немного смутилась. — Нет, не я.

Я спрыгнула с кресла, протиснулась между стоявших стеной тётушек, строго посмотрела на слегка растерявшегося татарина.

— Меня зовут Роксана Петровна Верхосвятская, и с сего дня я… то есть, мы с бабушкой здесь хозяйки.

— Завтра же! Завтра пришлю стряпчего и ваши вещи, — пообещала княжна, садясь в экипаж.

Она искренне недоумевала, как мы решились остаться в незнакомом доме. Без вещей, без доверенных слуг и практически без людей, если не считать управляющего Абяза, его жену Надию, двух их сыновей и дочь.

А я вдруг вздохнула свободно. Почти как в первые дни в этом мире, только условия теперь намного лучше. Не замусоренная курная изба, а просторный трёхэтажный дом. Не вялое, едва избежавшее смерти тельце, а крепкое, тренированное тело юницы, вступающей в подростковый период жизни. Не глухая деревня, затерявшаяся в Волождских лесах, а поместье на берегу моря на Гиримском полуострове. Можно самой себе позавидовать!

— Роксаночка, детка моя, я уже привыкла, что рядом с тобой постоянно чудеса творятся, но объясни толком, каким образом и кто тебе это, — Глафира обвела широким жестом окружающий нас пейзаж, — хм… подарил?

— Сама удивляюсь, как получилось. Со стороны может показаться, что будто в сказке «По щучьему велению» — захотела девочка дом у моря, раз — и получила. Но думаю, это некое счастливое стечение обстоятельств. Некому было старухе силу передать и наследство оставить, а тут я подвернулась. С ведовским даром. Жаль, Прасковьи рядом нет, чтобы разобраться с тем, что мне вручили. Но пока я ничего не чувствую. Может, подождать надо?

Глафира не сводила с меня глаз. Она пока так и не поняла, как на всё реагировать. Радоваться или тревожиться?

— Надо бы дом осмотреть, — решила она перейти к насущным вопросам. — Ночевать нам здесь придётся, да и узнать, как столоваться будем.

У входа в дом, сложив руки на груди, стояла Надия. Просторное изумрудное платье в пол, неизменная в национальном наряде вышитая жилетка, на голове почти такая же шапочка, что и у мужа, но ярче и наряднее.

Дождалась, когда мы подойдём, приложила руку к груди, поклонилась почтительно.

— Я пришла узнать, будут ли какие распоряжения?

Глафира облегчённо выдохнула. Она попала в свою среду и знала, что делать.

— Голубушка, для начала покажите нам дом.

Как же мне нравятся эти огромные окна, дающие возможность любоваться морем. Даже диваны и кресла в гостиной были повёрнуты лицом к террасе. Лишней мебели нет, зато много ковров и подушек. А ещё — белый рояль.

— Роксаночка, ты только взгляни! Как я скучала по музыкальным вечерам… — Глафира подняла крышку, пробежалась пальчиками по клавишам. Прозвучала какая-то незнакомая мелодия. — Замечательный инструмент. Должна признаться, что у нас в поместье похуже был. Решено! Детка, я буду учить тебя музыке.

Да кто бы сомневался? — мысленно простонала я, но отказываться не стала. Почему бы и нет? Всё же я княжна, и умение музицировать входит в обязательное образование.

— Камин… — удивилась бабушка и повернулась с вопросом к жене управляющего: — Зимы здесь холодные?

— По-разному бывает. Иной раз и перевал снегом заметёт дня на три. Так-то не холодно, но зимой ветра часто и сырость от дождей. Алтын-апа тепло любила, потому в доме артефакты во всех комнатах. А камин… нравилось старой хозяйке вечерами у огня посидеть. Говорила, что ей так думается лучше. Умная она была. Очень умная…

Глафире не нравились разговоры о прежней хозяйке. Она не понимала случившегося, и это её тревожило. Незнакомая баба дарит внучке поместье стоимостью в немалое состояние. Что дальше будет?

Чтобы скрыть свою нервозность, опекунша резко перебила рассказ Надии:

— А спальни где?

— Гостевые на втором этаже. Хозяйка не любила по лестнице ходить, так у неё вон там, — женщина махнула в конец тёмного коридора, — покои были. Мы с девочками пока ещё не успели там убрать, но завтра же с утра всё сделаем.

Идти смотреть на комнаты старой ведьмы не хотелось, и я побежала вверх по лестнице.

— Ба, иди скорее!

Лестница заканчивалась широким светлым коридором, в который выходило всего две двери.

— Гостевые покои, — с легким поклоном повела рукой провожатая. — Правая голубая, левая салатовая.

— Хорошо, что не розовые, — пошутила я и направилась к первой двери.

Давно уже заметила симпатию Глафиры ко всем оттенкам синего. Пусть бабушка порадуется, а мне без разницы.

Хм… если тут так гости живут, то каковы хозяйские комнаты?

Просторное помещение делили на зоны лёгкие занавески, расписные ширмы и кадки с растениями.

— Тут комната омовений и… эээ… прочего, — знакомила меня Надия с моими личными покоями. За этими ширмами ложе…

Действительно «ложе». На полу толстый мат, на нём тюфяк, сверху перина. Укрыто шёлковым вышитым покрывалом и горой разновеликих подушек.

— Кровати нет? — растерялась Глафира.

— Алтын-апа не велела ставить. Сказывала, что с детства в гаремах так спали, — с удовольствием вернулась к любимой теме жена управляющего.

Мне стало интересно, чем же так хороша слугам прежняя хозяйка, и я спросила:

— Алтын-апа была доброй госпожой?

Глаза Надии округлились, всем лицом и телом она показала своё непонимание — разве такое может быть?

— Нет, вовсе нет. Старая хозяйка была строгой и жестокой.

— Но ты через слово о ней говоришь и вспоминаешь… — напомнила Глафира.

Кажется, только сейчас женщина поняла свою ошибку. Она упала на колени, скрестила руки на груди и ткнулась лбом в пол.

— Простите, госпожа, рабу глупую. Умоляю, не наказывайте моих детей за мою провинность.

Мы с опекуншей в недоумении переглянулись, бабушка пожала плечами и обратилась к несчастной:

— Надия, что случилось? Да, мне не нравится, что ты так часто вспоминаешь Алтын-апу, но понять тебя могу. Ты и твой муж служили ей много лет… Встань, пожалуйста, мне неудобно так с тобой разговаривать.

Женщина беспрекословно поднялась с колен, но стояла в позе жертвы: спина согнута, голова опущена, глаза в пол, руки безвольно вдоль тела.

— Ты можешь объяснить, почему так реагируешь на моё недовольство? Причем тут дети? — терпеливо расспрашивала Глафира, опускаясь на ближайшую козетку.

— Мы, начиная от прабабки моей бабки, были рабами Алтын-апы… Теперь стали вашими.