Роксана. Детство

Глава 14

Так бывает, что задумывая одно — получаешь другое.

Я только лишь хотела притвориться спящей, но сама не заметила, когда моё притворство перешло в настоящий глубокий сон. Прошлая бессонная ночь своё взяла. Правда, спала, судя по всему, недолго. Проснулась оттого, что кто-то легко трясёт меня за плечо. Открыла глаза и увидела по-доброму улыбающегося Николая Ивановича.

— Роксаночка, нам пора. Его Высочество принц Таир оказал мне честь сопроводить его во дворец.

Тряхнула головой, отвернулась, прикрывая рот ладошкой, чтобы скрыть зевок, встала, огладила платье и волосы. Осмотрелась.

Таир в одежде, предоставленной утром моими слугами, сидел на банкетке, готовый к переходу. Было видно, что ему ещё нездоровится, но недомогание уже не предполагает смертельной опасности. Поймав мой взгляд, принц поднялся, склонил голову в благодарном поклоне.

— Княжна, я крайне признателен вам за спасение, приют и уход. Уверен, отец отблагодарит вас должным образом, но и я многое могу. Скажите, чего бы вы хотели?

Чего бы я хотела? Вопрос, конечно, интересный. Глафира уже отвечала, когда её об этом спросили. Красиво и с достоинством. Не повторять же мне её слова, невместно как-то. Не попугай я, и свои мозги имеются. Позабавило и то, что от фамильярного обращения принца ко мне не осталось и намёка. Что ж, я тоже не вчера с гор спустилась. И, присев в книксене перед досточтимым эфенди, ответила:

— Именно сейчас у меня есть всё необходимое, Ваше Высочество. Но если вы не передумаете и не забудете, то пусть это будет отложенное желание. Так можно? — я старательно изобразила коронную улыбку Николая Ивановича — слегка поднятые уголки губ — и склонила голову к плечу, изображая полное внимание к собеседнику.

— Отложенное желание? — слегка озадаченно переспросил Таир, но, очевидно, заметил хитрый прищур моих глаз — «Что, мальчик, слабо?» — и тут же согласился: — Договорились!

— «Волю первую мою ты исполнишь, как свою!» — шутливо подвела итог я, процитировав Александра Сергеевича.

Сказала и тут же прикусила себе язык. Вот какого злого духа я это ляпнула? В сказочке Пушкина хэппи-энда не случилось. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Договорились, — повторил Таир. — Но и у меня к вам, княжна, просьба есть. Уступите мне Фаруха.

Как это уступить? Вещь он, что ли? Взрослый парень со своими желаниями и планами на жизнь. Я посмотрела на слугу — пусть сам решает.

— Что скажешь, Фарух?

— Буду счастлив служить досточтимому эфенди, — сложив руки на груди, с низким поклоном ответил тот.

— Если так, то я не против, но у тебя семья есть. Беги к родителям и проси разрешения покинуть дом, — строго велела я и повернулась к принцу: — Вы же не очень торопитесь? Как раз у вас будет время ещё раз горло прополоскать. Сейчас раствор приготовлю.

Когда после долгих уговоров и моей эмоциональной лекции о пользе неприятной процедуры Таир сдался и выполнил предписанное, мы вышли из гостевой комнаты. Я провожала гостей, князь и принц готовились к переходу. Фарух, нетерпеливо переминаясь, уже ждал нас в гостиной. Надия, с заплаканными глазами что-то наставительно нашёптывала сыну, дёргая его за рукав, но не отговаривала и не удерживала. Время пришло, и пора выпускать вставшего на крыло птенца из гнезда.

— Всё готово, я открываю портал, — предупредил князь и положил артефакт на пол. — Роксана, я напишу тебе, а на днях зайду навестить. Фарух, иди первым. Не бойся, просто сделай шаг вперёд и отойди в сторону, чтобы освободить проход.

Парень осторожно отодвинул от себя мать и, следуя приказу, быстро, почти бегом, перешёл через портал. Следом ушёл принц. Николай Иванович кивнув мне и, мимоходом подняв амулет, последовал за ними.

Вот и всё. Тревоги улеглись, неожиданные хлопоты закончились, жизнь, наконец-то, вернётся в прежнее русло.

Надия, время от времени грустно вздыхая, растопила камин, зажгла свечи. Ещё один день незаметно пролетел. Столько событий вместил он в себя, что в иной месяц такого не бывает.

— Пойду ужин накрою, — пробормотала экономка, но я её остановила.

— Надия, нам необходимо решить важный вопрос. Как я могу освободить тебя из рабства? Есть какие-то бумаги или слова ритуальные произнести надо? Может, артефакт на теле носишь или ещё что? Подскажи, пожалуйста.

Реакции на свои слова я ожидала какой угодно: удивление, радость, благодарность, но то, что случилось, меня поразило.

— За что, госпожа? — криком раненой птицы прозвучал вопрос. — Чем я прогневала маленькую эльти?

— Надия, ты меня поняла? Я хочу тебя освободить. Разве тебе нравится быть рабыней? — очень медленно, чуть ли не по слогам повторила я своё решение.

— Не надо! Прошу вас, госпожа, не делайте этого! На коленях заклинаю! — и женщина повалилась мне в ноги.

Дурдом! Как можно такое понять?

Как-как… спрашивать надо, прежде чем «причинять добро», — сама же и ответила на свой вопрос. Присела на ковёр рядом с распластавшейся, горько рыдающей экономкой и стала гладить её по голове. Тщательно повязанный платок немного сбился, из-под него выбились пряди густых тёмных волос.

— Надия, я не хотела тебя обидеть. Объясни мне, что плохого в моём предложении?

— Госпожа хочет меня прогнать… — сквозь рыдания вымолвила несчастная.

И в каком из моих предложений она такое услышала? — опешила я.

— Не хочу, — единственное, что я могла сказать на такое заявление.

— Но вы же сказали, что…

— … хочу дать тебе свободу.

— Ну вот же! Вот! — лицо начавшей было успокаиваться экономки вновь перекосилось, глаза наполнились влагой, рот приоткрылся. Сейчас взвоет.

— Стоп! — заорала я. — Пусть всё остаётся так, как есть!

Оказывается, нет ничего хорошего в освободительном движении. Рабы не желают сбрасывать оковы. Может не все, но одна конкретная точно не хочет. Пусть с ней Глафира разбирается, отмахнулась я от проблемы, а я пойду спать.

— А кушать? — вопросительно посмотрела на меня экономка.

— Завтра. Всё завтра…

Но если планы начали рушиться с утра, то и вечером они не исполнятся.

— Наконец-то! — ворвалась в гостиную радостная Ульяна. — Слушайте, сегодня не день, а чудеса в решете. Весь день не могу в дом попасть. Было бы в лесу, подумала бы — леший водит, а здесь-то кто? Насилу пробилась. — Тут девушка увидела заплаканную Надию и, изобразив на лице скорбь, подошла к ней. — Надия, примите наши с братом соболезнования. Мы, как никто, понимаем тяжесть утраты близких. Вдвоем на всём белом свете остались.

Экономка, не привычная к таким знакам внимания, только покивала в ответ и спросила:

— Кушать будете?

— Чаю бы выпила, если Роксана не против, — обернулась ко мне художница. — А потом пойдём ко мне, я портрет Глафиры Александровны покажу. Закончила!

Сон был забыт, как и чай. Я торопила Ульяну, желая увидеть заказ, а она неторопливо чаёвничала, рассказывая о том, что весь день никого не могла найти. Феденька зарылся в мастерской и что-то изобретает. Стучалась к нему, но только «не мешай!» услышала. В дом не попасть… ах, ну да, говорила уже об этом.

— Ну всё, пойдём, — перевернув чашку на блюдце, объявила Ульяна. — Ты бы набросила что-то, зябко на улице. Странные погоды стоят. Днём на солнцепёке пригревает, как летом, а вечером без тёплой шали не выйдешь — мигом продует.

Кажется, понятия «бархатный сезон» ещё не существует. Кто и когда его придумал, точно не известно, но название характеризовало курортную погоду позднего лета или ранней осени. Днем отдыхающие дамы гуляли в лёгких платьях из ситца и муслина, а к вечеру, дабы не замёрзнуть, переодевались в тяжёлые тёплые бархатные наряды.

Портрет был чудесен. Ульяне удалось уловить и перенести на холст то чувство, с которым Глафира смотрит на меня. Безусловная любовь во всём. Во взгляде, в лёгком, едва заметном наклоне головы, в улыбке.

— Гениально! — выдохнула я. — Ульяна, больше я не посмею загружать вас работой над этикетками и упаковкой косметики. Вы же талантливый портретист!

— Ты так считаешь? — скептично переспросила Ульяна, недовольно рассматривая портрет собственной кисти. — Мне кажется…

— Вам кажется! — безапелляционно заявила я и топнула ножкой. — Завтра же напишем бабушке в Ялду, чтобы они захватили для вас каталоги художественных товаров. Что вам нужно? Краски, кисти, холст…

— Роксана, остановись! — выставила раскрытые ладони девушка, словно отталкивая меня. — Я рада тому, что портрет Глафиры Александровны пришёлся тебе по душе. Но я не стану этим заниматься постоянно. Мне нравится разнообразие. Завтра, к примеру, я хотела идти на пляж писать море. И этикетки твои мне нравятся. А ещё я мечтаю добраться до тех развалин, от которых вы все настойчиво меня отвлекаете. Пусть будут каталоги, но пусть будет и мой выбор.

Я опять с силой прикусила сгиб указательного пальца. Да сколько же можно окружающим свою волю навязывать и диктовать своё видение их жизни? Хорошо, что я пока ещё ребёнок и мне прощают приступы тирании, считая их детскими капризами.

Что же будет со мной, если я не исправлюсь?