Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

10. СССР и Восток (1923―1927)

Странам, лежащим за пределами Европы, Маркс отводил весьма незначительное место в своих трудах; I и II Интернационалы оставляли их вне поля своего зрения. Когда Ленин в своей знаменитой работе, опубликованной в 1916 году, дал определение империализму как высшей и последней стадии капитализма, его гораздо больше интересовала судьба империалистических стран, чем их колониальных вассалов. На протяжении первого года революции обращения к народам стран Азии главным образом содержали призывы к борьбе против иностранного, в частности британского, владычества; учредительный конгресс Коминтерна, состоявшийся в марте 1919 года, включал в свой манифест призыв к «колониальным рабам Азии и Африки». Впервые политика для тех государств, которые именовались колониальными и полуколониальными, была сформулирована на II конгрессе в июле 1920 года. В написанных Лениным тезисах содержался призыв к «тесному союзу всех национальных и колониальных движений с Советской Россией». Какие это движения, к союзу с которыми призывал Ленин, — буржуазно-демократические или же пролетарско-коммунистические, — зависело от того, на какой ступени развития находилась страна. В отсталых государствах коммунисты должны были быть готовы поддержать любое «национально-революционное» освободительное движение, даже если оно будет носить буржуазно-демократический характер. Это было разумное решение, но оно по-прежнему создавало множество практических проблем.

После конгресса Коминтерн предпринял первый крупный шаг в восточной политике. В Баку был созван съезд народов Востока, на котором присутствовало около 2 тысяч делегатов; большинство из них приехало из районов Средней Азии и Ближнего Востока, и по большей части это были мусульмане. В этом регионе не составляло особого труда представить британский империализм в качестве главного врага; это была основная тема, которую развивали на съезде докладчики. Однако возникало множество недоразумений из-за религиозных чувств многих мусульманских делегатов, а также из-за присутствия Энвер-паши, руководителя революции младотурок, вспыхнувшей в Турции в 1908 году, который считался виновником массовой зверской резни армян, и его репутация социалиста и демократа была более чем сомнительной. Съезд не имел сколько-нибудь важных последствий. Год спустя предполагалось провести аналогичный съезд народов Дальнего Востока в Иркутске. Этот план сорвался; в конце концов съезд состоялся в Москве в январе 1922 года. Но к этому времени энтузиазм участников поостыл, и съезд оказался менее впечатляющим, чем предшествующий, состоявшийся в Баку. На Дальнем Востоке страной, в которой развивалась индустриализация по западному образцу, страной с многочисленным пролетариатом была Япония, и казалось, что именно там зреет революция. Но на учредительном конгрессе Коминтерна японские делегаты не присутствовали, а капиталистическая Япония была еще более непроницаемой для идей коммунизма, чем капиталистические страны Запада. Наиболее благотворной нивой для коммунистической пропаганды и советской дипломатии оказался Китай, где все набирающее силу национально-освободительное движение против империалистического господства началось из-за «неравноправных договоров» и сеттльментов в «портах договоров».

Ленин в статье, написанной в 1912 году под влиянием свершившейся тогда революции в Китае, писал, что «сотни миллионов трудящихся Азии имеют надежного союзника в лице пролетариата всех цивилизованных стран», и предсказал, что победа пролетариата «освободит и народы Европы, и народы Азии». Он говорил о Сунь Ятсене, китайском национальном лидере, как о революционном демократе с элементами народничества в программе. Когда в 1918 году Сунь Ятсен учредил в Кантоне (Гуанчжоу) национальное правительство, что сделало его общепризнанным главой национального движения, взаимная симпатия между двумя революционными центрами проявилась в обмене письмами и телеграммами между Сунем и Чичериным. Первые шаги советская дипломатия сделала в Китае в начале 20-х годов. Японские войска оставались в Сибири еще долго после того, как другие державы, принимавшие активное участие в гражданской войне, вывели оттуда свои войска. К 1921 году японские войска под давлением Америки еще только выбирались из страны. Советские войска, постепенно продвигаясь на Восток, вытеснили белую армию, которая занимала в то время Внешнюю Монголию, и в ноябре 1921 года была провозглашена Монгольская Народная Республика; она находилась под советским контролем и защитой. Летом 1922 года из Москвы в Пекин выехал Иоффе, задачей которого было попытаться прояснить отношения с бессильным китайским правительством, ведущим себя непонятно. Попытка потерпела неудачу. Но в январе 1923 года Иоффе встретился в Шанхае с Сунь Ятсеном, которому незадолго до этого пришлось уехать из Кантона. Это был момент, когда в советскую политику были прочно заложены принципы единого фронта и сотрудничества с национальными правительствами для общей борьбы с империализмом. Совместная декларация, подписанная в результате этой встречи, показывает, что Иоффе разделил точку зрения Сунь Ятсена: «В Китае невозможно установить ни коммунистический строй, ни советскую систему, потому что там отсутствуют условия, необходимые для успешного построения как коммунизма, так и советского строя». Но они оба согласились, что «самой первостепенной и насущной проблемой Китая является достижение национального единства и полной национальной независимости». Иоффе заверил Сунь Ятсена, что в осуществлении этой задачи Китай может рассчитывать на самые теплые симпатии и поддержку России.

Два месяца спустя Сунь Ятсен вернулся к власти в Кантоне, и соглашение с Иоффе стало началом длительного и плодотворного сотрудничества с Сунем и его партией — Гоминьданом. Осенью 1923 года один из помощников Сунь Ятсена — Чан Кайши был послан в Москву на переговоры о поставках оружия и боеприпасов; в Кантон же в качестве советника Суня прибыл Бородин, русский коммунист, родившийся в Америке и свободно говоривший по-английски. В течение последующего года Бородину удалось завязать личные отношения с Сунь Ятсеном и укрепить связи между советским правительством и Гоминьданом, поскольку их общей задачей было освобождение Китая от гнета империалистических держав — Великобритании, Японии и Соединенных Штатов. Сунь Ятсен, вернувшись в Кантон, вновь возглавил национальное правительство, в планы которого входил военный «северный поход», его целью было объединение Китая и изгнание занимавших привилегированное положение иностранных пришельцев. Советский Союз начал поставлять Кантону боеприпасы — сначала в небольшом количестве, затем объемы поставок стали возрастать; советские военные советники помогли формировать Кантонскую армию, готовить кадры новой военной школы, укрепить с помощью Бородина недостаточно строгую организацию Гоминьдана. Коммунистическая партия Китая (КПК), основанная в 1921 году, насчитывала в это время не более тысячи членов; в основном это были интеллигенты-марксисты. Еще до приезда Бородина и, по-видимому, по инициативе Коминтерна было достигнуто соглашение о том, что члены КПК могут также быть и членами Гоминьдана. Это соглашение явно повторяло модель, по которой члены компартии Великобритании могли иметь двойной статус, одновременно считаясь членами лейбористской партии. Это было сделано с расчетом, что дисциплинированный и преданный Гоминьдан укрепит массовую и менее строго организованную КПК. Все эти мероприятия помогли замаскировать расхождения между марксистской доктриной и «тремя народными принципами» Сунь Ятсена — «национализм, демократизм и народное благоденствие». Это было нетрудно, поскольку все остальное подчинялось идее национальной революции, направленной против империализма. И только когда Бородин стал настаивать на включении в программу Гоминьдана параграфа об экспроприации земельной собственности, Сунь Ятсен выступил категорически против, и Бородину пришлось уступить.

В конце 1924 года Сунь Ятсен отправился в путешествие в Японию и Северный Китай для оценки обстановки. В пути он заболел и 12 марта 1925 г. скончался в Пекине. Его преемником, скорее всего, должен был стать Ван Цзинвэй, умный, но слабохарактерный человек, который принадлежал к левому крылу Гоминьдана. Военные способности Чан Кайши и тот престиж, который он приобрел, побывав в Москве, позволили ему занять руководящее положение. Но в тот момент он не проявлял никаких политических амбиций и был занят созданием национальной армии, опираясь при этом на значительную поддержку Советов. В мае 1925 года в Шанхае произошло самое драматическое событие — муниципальная полиция по приказу англичан открыла стрельбу по демонстрации бастующих рабочих и студентов. Несколько человек было убито. С этого события начались всеобщая забастовка и массовые беспорядки, которые продолжались на протяжении двух месяцев и перекинулись в Кантон. Впервые в Шанхае под руководством КПК была создана действенная профсоюзная организация; в течение нескольких недель состав КПК увеличился до 10 тысяч человек. Следствием этих первых проявлений рабочего движения протеста в Китае было обострение взаимоотношений между Великобританией и Советским Союзом, а также усиление правого крыла Гоминьдана, боровшегося за национальное освобождение и не приемлющего социальную революцию. Чан Кайши внимательно следил за событиями и ловко маневрировал между правыми и левыми.

Интерес Советов к Китаю не ограничивался проблемами национально-революционного движения. Территория Северного Китая непосредственно примыкала к границам Советского Союза. В августе 1923 года в Пекин приехал Карахан в качестве дипломатического представителя при китайском правительстве; в мае 1924 года он подписал договор об урегулировании советско-китайских отношений. Советское правительство уже отказалось от экстерриториальных прав и концессий, которыми Россия наряду с другими крупными державами ранее пользовалась в Китае. Камнем преткновения оставались Внешняя Монголия, на которую китайское правительство все еще предъявляло права, и Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная силами русских и на пути во Владивосток пересекающая Маньчжурию. По заключительному соглашению Внешняя Монголия признавалась «неотъемлемой частью Китая», но для вывода советских войск и отзыва советской администрации не было указано точных сроков, и СССР твердо намеревался сохранять контроль над Монгольской Народной Республикой. КВЖД была отдана под управление совета, в состав которого входило по пять представителей с советской и китайской сторон; однако главный управляющий дороги назначался советским правительством, что в последующие годы послужило причиной множества трений. Советское правительство сознавало несовместимость защиты своих интересов в Северном Китае и содействия делу революции на Юге. Некоторые круги Гоминьдана резко отрицательно отнеслись к соглашениям СССР с заклятыми врагами национального движения.

В китайском правительстве в Пекине, заключившем китайско-советское соглашение, большим влиянием пользовался У Пэйфу — военачальник, который в течение некоторого времени держал под контролем Центральный Китай и пользовался поддержкой англичан. Осенью 1924 года обострились отношения между У Пэйфу и Чжан Цзолинем — военачальником, протеже Японии, контролировавшим Маньчжурию.

Поражение У было ускорено предательством Фын Юйсяна, который контролировал обширные территории Северо-Западного Китая. До этого он подчинялся У Пэйфу, но теперь объявил о своих симпатиях к Гоминьдану и национальному правительству Кантона — вполне возможно, что такому изменению позиции способствовали субсидии и предложения о поддержке, идущие из Москвы. После поражения У Пэйфу Фын стремился установить контроль над Пекином и прилегающими провинциями. Но этим его амбициям не дал осуществиться Чжан Цзолинь, который в конце 1925 года вытеснил его из Пекина. С тех пор китайское правительство стало марионеткой Чжан Цзолиня.

В этот момент в Китае были две основные военные группировки: Чжан Цзолиня на Севере и быстро пополняющиеся националистически настроенные войска под командованием Чан Кайши на Юге. Бо́льшая часть Центрального Китая была наводнена остатками бывшей армии У Пэйфу. Именно в этих условиях в начале 1926 года Чан Кайши решил летом осуществить давно им задуманный «северный поход». Это не понравилось ни Бородину, ни советским советникам. Поход на Север уже давно обсуждался как конечная цель военных приготовлений и в принципе одобрялся. Но представленный в виде конкретного плана на ближайшее будущее, он вызывал опасения. Не было никакой уверенности в его успехе, более того, поход вполне мог спровоцировать интервенцию империалистических держав. В это время советское правительство было серьезно встревожено спорами с Чжан Цзолинем по поводу КВЖД, не хотело других осложнений и не обращало особенного внимания на происходящее в Кантоне. В январе 1926 года Бородин направился из Кантона в Пекин и в штаб-квартиру Фын Юйсяна; в отсутствие Бородина между Чан Кайши и советскими старшими военными советниками разгорелась ссора, поскольку они бесцеремонно выражали сомнения по поводу планируемого предприятия. 26 марта 1926 г. шумиха, раздутая вокруг инцидента с китайской канонеркой, капитаном которой был коммунист, дала Чан Кайши повод для того, чтобы заключить нескольких советских военных советников под домашний арест и арестовать китайских коммунистов, находящихся в рядах вооруженных сил. Советников тут же освободили; но Чан Кайши безапелляционно потребовал выдворения из страны тех, кто позволил себе оспаривать его авторитет. Когда в конце апреля Бородин вернулся в Кантон, мир уже был восстановлен и репутация спасена. Провинившихся советников отозвали. В Китай прибыл Блюхер (он же Галин) — офицер Красной Армии, который раньше служил в Китае и был для Чан Кайши персона грата. Он возглавил бо́льшую, чем прежде, группу советских военных советников. Теперь все были согласны с необходимостью «северного похода», и Блюхер со своими сотрудниками активно трудились над его планированием и организацией. Но соотношение сил изменилось. Чан Кайши прочно завладел командной позицией.

В начале июля 1926 года национальная армия численностью до 70 тысяч человек, сопровождаемая всем корпусом советских военных советников, выступила из Кантона на Север. Кампания имела блестящий успех. Армия Чан Кайши не только не встретила никакого сопротивления, но и получила серьезное подкрепление — к ней присоединились подразделения рассеянной армии У Пэйфу, а также группы вооруженных крестьян, которые жили грабежом помещичьих имений. Когда в начале сентября Чан Кайши вступал в Ханькоу, крупный промышленный город в Центральном Китае, бывший ранее столицей владений У, в армии насчитывалось уже 250 тысяч человек. Еще несколько недель спустя Чан Кайши двинулся на Восток, чтобы организовать в Наньчане свою штаб-квартиру — это был первый шаг на пути в Шанхай. В ноябре власти Гоминьдана вместе с Бородиным и его сотрудниками из Кантона переехали в Ханькоу, где с великим энтузиазмом было объявлено национально-революционное правительство. Город укрупнили, объединив с прилегающими промышленными центрами, и переименовали в Ухань. И в Москве, и в Ухане это был момент триумфа.

Однако победа сеяла семена тревоги. Пока революционное движение шло под национальными лозунгами и провозглашало своей целью освобождение от иностранного империализма, среди партнеров царило согласие. Но когда кто-то из «крестных отцов» движения заговорил об освобождении крестьян и рабочих от феодального и капиталистического гнета, в их взаимоотношения стало вкрадываться раздражение. Гоминьдан в основном был мелкобуржуазной организацией. Среди его членов было гораздо больше мелких землевладельцев, чем безземельных крестьян: многие офицеры национальной армии, по-видимому, были землевладельцами. Гоминьдан не имел особых связей ни с рабочими, ни с профсоюзным движением Шанхая, возникшим в связи с событиями 30 мая 1925 г. На сессии ИККИ, которая состоялась в Москве в ноябре 1926 года и приветствовала победу китайской революции, программа дальнейших действий была сформулирована нечетко. Сессия выражала надежду на то, что революция перейдет в следующую стадию, когда ее возглавит пролетариат; на ней говорилось о важности аграрной революции в Китае. И в то же время она призывала китайских коммунистов оставаться в рядах Гоминьдана и оказывать поддержку национальному движению. В КПК начались разброд и шатания. Но Бородин правильно истолковал мнение Москвы, когда стал настаивать на том, что КПК должна оказать Гоминьдану поддержку, даже если это заставит отложить решение проблем рабочих и крестьян до более удобного времени.

Кризис наступил, когда начался раскол в рядах самого Гоминьдана. Правительство Уханя, представленное левым крылом Гоминьдана и находящееся под сильным влиянием Бородина, продолжало оказывать поддержку национальной революции; что же касалось социальной революции, то дело ограничивалось только разговорами. В провинции Хунань, расположенной к югу от Уханя, назревали крестьянские волнения; именно в этот момент впервые выдвинулся Мао Цзэдун как защитник интересов крестьянства. В Наньчане Чан Кайши и его генералы резко изменили позицию, примкнув к правым, и стали выражать открытую враждебность по отношению к коммунистам и к неуправляемой массе рабочих и крестьян, требования которых никак не соответствовали националистическим целям Чан Кайши. Такому развитию событий способствовало и изменение позиции правительства Великобритании, которое под сильным впечатлением от размаха и успехов национальных сил пришло к выводу, что гораздо мудрее договориться с ними, чем сражаться. Это открывало дорогу к соглашению о возвращении Китаю контроля над английскими концессиями в Ханькоу и Чунцине, после чего стали вероятными ослабление или отмена других унизительных условий, навязанных Китаю неравноправными договорами в прошлом. Чан Кайши, которому уже давно надоела советская опека и который был теперь достаточно силен, чтобы освободиться из-под нее, увидел наконец блестящую возможность осуществить свои планы с благословения империалистов, чьи антипатии к коммунистам и к их программе социальной революции не уступали его собственным.

Подлинное значение всех этих перемен оценили не сразу. Шанхай в это время находился под контролем мелкого военачальника Сунь Чуаньфана, позиция которого была явно уязвимой. В феврале 1927 года шанхайские профсоюзы организовали рабочее восстание; при этом они рассчитывали на Чан Кайши, на которого до сих пор смотрели как на освободителя. Чан Кайши и пальцем не шевельнул, и Сунь Чуаньфан легко подавил восстание. Несколько недель спустя в жестокой битве у Шанхая Чан Кайши разбил войска Сунь Чуаньфана. Рабочие Шанхая воспрянули духом, создали органы местного самоуправления и готовили торжественную встречу национальным войскам. Когда Чан Кайши наконец прибыл в Шанхай, он совершенно ясно дал понять, что не одобряет всех этих действий. Был введен военный порядок, органы управления распущены. Затем 12 апреля по всему городу началось заранее организованное и одобренное Чан Кайши массовое избиение коммунистов и рабочих-активистов. КПК и профсоюзы были полностью разгромлены. Теперь не понять суть происходящего было невозможно: Чан Кайши поносили и в Ухане, и в Москве. Но протестами и осуждениями ничего нельзя было изменить — Чан Кайши командовал единственной действующей армией на территории Центрального и Южного Китая, и ему удалось завоевать симпатии и сочувствие иностранных держав.

Несколькими днями раньше советская политика и советский престиж в Китае понесли урон в результате еще одной крупной неприятности. По приказу Чжан Цзолиня и при содействии дипломатического корпуса пекинское правительство организовало налет на советское посольство. Резиденцию посла не тронули, но прилегающие к ней здания были разгромлены, сотрудники арестованы, было захвачено множество документов. Китайских сотрудников посольства без промедления расстреляли, советских служащих в ожидании суда несколько месяцев держали в тюрьме. Как доказательство существования коммунистического заговора против установленного порядка на разных языках было опубликовано множество документов, подлинных и сфабрикованных. Протесты Советов никто не слушал, и дипломатические отношения были прерваны. Эти события на месяц опередили разгром Аркоса в Лондоне и разрыв англо-советских отношений.

Летом 1927 года дела Советов в Китае были крайне плохи. В Ухане местный военачальник провозгласил свою независимость от Чан Кайши. Но он питал к социальной революции не больше симпатий, чем Чан, и организовал погромы крестьян в Чанше, столице Хунаня. Бородин и правительство Уханя рассчитывали на преданность Фын Юйсяна, который только что вернулся восторженным из Москвы после длительного визита. Но Фын Юйсян предпочел иметь дело с Чан Кайши, в результате чего уволил всех советников и запретил коммунистам служить в армии. В апреле — мае 1927 года КПК провела в Ухане съезд, на котором утверждалось, что в партии состоит 55 тысяч человек. Но бессилие партии было очевидным. Правительство Уханя понемногу разваливалось. Одной из его последних акций было требование отозвать Бородина. Он уехал из Китая в конце июля; уехали также последние военные советники и члены других советских миссий. Четыре года лихорадочных усилий, направляемых из Москвы, по-видимому, не оставили никакого следа. Были нанесены такие удары, от которых, по мнению даже самых оптимистично настроенных наблюдателей, оправиться было едва ли возможно. Эти годы весь Китай был охвачен революционными волнениями, но еще в течение долгого времени Чан Кайши успешно подавлял их своей железной пятой.

Время от времени обсуждались дерзкие планы распространить коммунистическую пропаганду и влияние на страны Тихоокеанского бассейна, причем считалось, что лучше всего для такой работы подходят моряки. Летом 1924 года в Кантоне состоялась конференция транспортных рабочих стран Тихоокеанского бассейна (на ней преобладали моряки, хотя были представлены и железнодорожники). Эту конференцию субсидировали, по-видимому, и коммунисты, и гоминьдановцы. На конференцию прибыло свыше 20 делегатов из Северного и Южного Китая, из Индонезии и Филиппин; японским делегатам приехать не удалось. Конференция направила приветствия Коминтерну и Профинтерну. Но ее платформа была, по-видимому, скорее антиимпериалистической, нежели чисто коммунистической. Далее никаких событий не происходило до самого лета 1927 года, когда в Ухане состоялась еще одна конференция трудящихся стран Тихоокеанского бассейна. На этот раз приехал из Москвы председатель Профинтерна Лозовский, который мастерски руководил работой конференции. На ней присутствовали делегаты из СССР и Китая, из Японии, Индонезии и Кореи, а также из Великобритании, Франции и Соединенных Штатов; делегаты из Австралии и Индии приехать не сумели из-за запрета своих правительств. Конференция выразила поддержку китайской революции, потребовала предоставления независимости Корее, Формозе (Тайваню), Индонезии и Филиппинам и создала постоянный Пантихоокеанский секретариат, который в течение нескольких последующих лет вел довольно незаметное существование, имел несколько центров и выпускал периодическое издание «Пасифик уоркер».

Другие районы восточной части мира были в это время гораздо менее доступны для деятельности советского правительства и Коминтерна. Отношения СССР с Японией складывались так же, как и с другими капиталистическими странами. Когда Япония вывела свои войска из Сибири, самыми важными требованиями Советов были эвакуация японских войск с Северного Сахалина и официальное дипломатическое признание Советской России. Оба требования с некоторым запозданием были удовлетворены в договоре, подписанном в январе 1925 года. Но оставался ряд вопросов, постоянно вызывающих трения: вопрос о правах на рыбную ловлю, конкуренция между КВЖД, снабжавшей Владивосток, и японской Южно-Маньчжурской железной дорогой, снабжавшей контролируемый японцами порт Дайран (Далянь). Вера в революционные настроения японского пролетариата не оправдалась. Японская полиция знала свое дело и была безжалостна. Первая Коммунистическая партия Японии в начале 1924 года самораспустилась. В декабре 1926 года она была восстановлена, но как нелегальная организация. Некоторые профсоюзы присоединились к раскольнической федерации, имевшей связи с левыми коммунистами. Но эти усилия практически ничего не дали и только время от времени осложняли советско-японские отношения; в 1929 году партия еще раз была буквально сметена массовыми арестами.

Похвастаться особенно было нечем. Идея построения коммунизма в Индии успеха не имела, разве что у индийцев, живущих в Европе. Немногочисленная коммунистическая партия вела жалкое существование, ее постоянно преследовали британские власти. У партий рабочих и крестьян, создаваемых при помощи коммунистов в провинциях, дела шли лучше. Требования Индийского национального конгресса предоставить Индии независимость или автономию получили широкую поддержку; все чаще раздавались протесты против запоздалых и половинчатых уступок, предлагаемых британским правительством. Росло число забастовок, по-видимому, под влиянием коммунистической пропаганды. Но правительство вполне владело ситуацией. В Индонезии была создана небольшая по численности коммунистическая партия, усиленная популярной мусульманской националистической организацией и зарождающимся профсоюзным движением. В ноябре 1926 года, по-видимому, самостоятельно, без подсказки или помощи со стороны Коминтерна, компартия организовала массовое восстание, которое через несколько дней было подавлено. Начались казни и массовая высылка людей из страны, и компартия Индонезии прекратила свою деятельность на много лет. На Ближнем Востоке было еще меньше возможностей для действий советских дипломатов или для коммунистической инфильтрации. Отношения СССР с Турцией и Ираном основывались на противодействии влиянию в этих странах западных держав, в частности Великобритании, и расширении торговли. Время от времени возникали осложнения, поскольку Советы сотрудничали с режимами, жесточайшим образом подавляющими все левые движения, но эти неудобства никак не влияли на советскую политику. В Египте исподволь назревало национальное движение протеста против английского господства, но оно не имело никаких связей с СССР. Арабские страны, а также Палестина были все еще под жестким контролем Запада, и поэтому там не могло быть и речи о какой-либо деятельности Советов или коммунистов.