Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

5. Новый советский строй

Введение нэпа, который неожиданно укрепил централизованную власть партии, вдохновило силы, стремящиеся к созданию сильного советского государства. Желание разрушить власть государства двигало революцию 1917 года. Мечта оказалась утопией. Эта мысль преследовала многих партийцев. Но после Брест-Литовска и гражданской войны поневоле пришлось согласиться с необходимостью создать государственную власть, достаточно сильную, чтобы справляться с критическими ситуациями подобного рода; а сейчас эта необходимость еще более обострилась — предстояло перестраивать опустошенное и разрушенное хозяйство страны. В период нэпа не только были заложены основы конституционной структуры СССР, но и определен курс, которым в течение многих последующих лет СССР следовал в отношениях с другими странами.

Пришла пора упрочить неустойчивые конституционные механизмы советской власти. В июле 1918 года была провозглашена Конституция Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР). Она начиналась Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа, за полгода до этого принятой III Всероссийским съездом Советов (см. с. 17). Верховная власть возлагалась на Всероссийский съезд Советов, состоящий из делегатов, избранных городскими и сельскими Советами, при этом значительное преимущество в количестве голосов получали города, поскольку именно в городах жили рабочие. Правом участвовать в выборах обладали лишь те, кто «зарабатывает на жизнь, создавая материальные ценности, или занят социально-полезным трудом», а также солдаты и инвалиды. Съезд избрал Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) и наделил его полномочиями действовать от имени Всероссийского съезда Советов в промежутках между съездами. ВЦИК, в свою очередь, избрал Совет Народных Комиссаров (СНК, или Совнарком). Совнарком кроме административных функций был полномочен также издавать указы и декреты, так что между властью Совнаркома и властью ВЦИК четкого разграничения не было. Конституция также провозглашала такие общие принципы, как отделение церкви от государства, свобода слова, волеизъявления и собраний для рабочих, для всех граждан — обязанность трудиться («кто не работает, тот не ест»), обязанность служить в армии для защиты республики, запрещение любого рода дискриминации по расовому или национальному признаку. В хаосе гражданской войны невозможно было дать какое-нибудь определение территории республики. Термин «федеративная» в названии республики не имел точного значения; под ним имелось в виду и включение в РСФСР автономных республик и районов в основном с нерусским населением, и установление связей между РСФСР и другими советскими республиками, которые уже образовались или еще должны были образоваться в других частях бывшей Российской империи. Эти связи вначале существовали скорее в виде союза, нежели федерации. В сентябре и декабре 1920 года РСФСР заключила союзные договоры с Азербайджанской и Украинской Советскими республиками, а в 1921 году — с Белорусской, Армянской и Грузинской республиками. На Украине, где во время гражданской войны в числе соперничающих за власть группировок было националистическое антисоветское правительство, и в Грузии, где утвердилось правительство меньшевиков, процесс унификации встретил сопротивление. Для укрощения недовольных и установления твердой власти большевиков была использована военная сила, что еще можно было в какой-то мере оправдать на Украине, охваченной гражданской войной, где воюющие стороны привели бо́льшую часть страны в состояние анархии, но не в Грузии, которая в течение долгого времени оставалась верным и преданным членом федерации советских республик.

По мере того как страна возрождала свою экономику и искала возможность возобновить контакты с внешним миром, казалось все более очевидным и естественным, что для этих целей она должна действовать как единое целое. Хотя формально, а иногда и фактически тщательно соблюдалась автономия на местах, в РКП(б), к которой присоединились местные партии, существовала единая дисциплина, и основные решения относительно экономической и внешней политики принимались в Москве. В качестве первого шага было необходимо склонить три Закавказские республики — Армению, Грузию и Азербайджан — к объединению в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику. Позже, в декабре 1922 года, состоялись съезды четырех республик — РСФСР, Украинской, Белорусской и Закавказской, которые проголосовали за создание Союза Советских Социалистических Республик (СССР). И наконец, делегаты от этих четырех республик собрались все вместе, провозгласили свой съезд первым съездом Советов СССР и избрали комиссию для подготовки проекта конституции. В июле 1923 года Конституция СССР была одобрена и затем формально ратифицирована в январе 1924 года на II съезде Советов СССР.

Эта конституция была составлена по образцу конституции РСФСР. Высший орган государственной власти — Всесоюзный съезд Советов — состоял из делегатов республиканских съездов Советов, представительство в нем было пропорционально населению каждой из республик. Съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК), который назначил состав Совнаркома СССР. Функции Совнаркома определить довольно сложно. Иностранные дела, внешняя торговля, военные вопросы и борьба с контрреволюцией, осуществляемая ВЧК, теперь переименованной в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), были закреплены исключительно за союзным руководством, в каждой республике имелось свое ГПУ, которое, однако, подчинялось непосредственно ОГПУ. Большинство экономических вопросов находилось в ведении системы объединенных комиссариатов; были комиссариаты общесоюзные, республиканские, причем последние обладали некоторой степенью независимости. В отдельных сферах управления — сельским хозяйством, внутренними делами, здравоохранением и образованием — над республиканскими комиссариатами не стояли общесоюзные комиссариаты. По форме СССР был федерацией республик. Но отсутствие в его названии слова «федеративный» было, по-видимому, неслучайным, поскольку с самого начала были очевидны центростремительные тенденции. В РСФСР проживало свыше 75 % населения Союза, а на долю территории РСФСР приходилось 90 % территории Союза. У других республик были основания подозревать, что СССР — это всего лишь расширенный вариант РСФСР, рычаг для подчинения их централизованной власти Москвы. В комиссии, готовившей проект новой конституции, раздавались голоса протеста, особенно со стороны украинских и белорусских депутатов.

В ответ на эти возражения было сделано примечательное нововведение, его целью было формальное признание равенства всех республик. ЦИК СССР был разделен на две палаты. Первая и более многочисленная по составу палата — Совет Союза — состояла из депутатов, избранных пропорционально населению их республик. Таким образом официально закреплялось громадное превосходство РСФСР. Депутаты второй палаты — Совета Национальностей — избирались по принципу равенства национальных групп, по пять представителей от каждой союзной республики и от каждой автономной республики, по одному от каждой автономной области. Но поскольку обе палаты обычно собирались лишь для того, чтобы заслушивать отчеты и одобрять официальную политическую линию (иногда — чтобы заслушать особо важные речи), и поскольку спорные вопросы поднимались очень редко и никогда не ставились на голосование, эти сложные маневры не имели никакого практического значения в принятии политических решений. Регулярные съезды и заседания ЦИК, состав которого со временем увеличился, не принимали никаких решений. Но это был важный способ установления контактов с представителями удаленных, зачастую неразвитых областей Союза, способ популяризации и пропаганды по всему Союзу основных политических шагов, предпринимаемых Москвой. Съезды нужны были не для проведения дебатов, а главным образом для инструктажа, убеждения и увещевания. Конституции СССР и входящих в него республик служили совершенно иным целям, нежели конституции западных стран, да и сходство между ними было самым поверхностным.

Особые трудности возникли в связи со сложной этнической структурой Центральной Азии и ее тесными связями с мусульманским миром. Центральноазиатские республики Бухара и Хорезм, хотя они и попали в орбиту Москвы благодаря союзным договорам с РСФСР, не были включены во все эти конституционные структуры на том основании, что они еще не были социалистическими. Реорганизация Центральной Азии по национальному признаку произошла только в 1925 году; Узбекская и Туркменская Советские Социалистические Республики с автономными областями вошли в состав СССР как его пятая и шестая составные части.

Структура партии была не менее важным фактором в развитии событий, нежели структура СССР. Между партийными съездами верховной властью был наделен Центральный Комитет (ЦК). ЦК, который принимал жизненно важные решения — о восстании в октябре 1917 года, позднее о Брест-Литовском мире, — состоял из 22 человек. В период последовавшего затем острого кризиса этот орган оказался слишком громоздким для осуществления быстрых перемен, и практически все решения по важнейшим вопросам принимались Лениным совместно с другими партийными руководителями. На VIII съезде партии в марте 1919 года был избран ЦК, состоящий из 19 членов и 8 кандидатов, которые имели право присутствовать на заседаниях, но без права голоса. ЦК избрал Политбюро из 5 человек, которое несло ответственность за принятие политических решений, и Оргбюро для осуществления контроля над организационными вопросами; это означало ослабление Центрального Комитета как действующего органа власти. В 1920 году, на IX съезде, был реорганизован Секретариат: им стали управлять три постоянных секретаря — члены Центрального Комитета; в последующий период обновленный Секретариат стал быстро расширяться, в нем появились отделы, которые ведали различными сферами партийной деятельности, штат Секретариата вырос до нескольких сот чиновников. Партийная структура обрела очертания, которые затем сохраняла до конца 20-х годов, хотя для окончательного ее формирования понадобилось несколько лет. Создание мощной партийной машины впоследствии обеспечило условия для установления диктатуры Сталина. До 1925 года партийные съезды собирались ежегодно, а затем — менее регулярно, чередуясь с партийными конференциями, менее официальными и менее многочисленными; Центральный Комитет собирался три-четыре раза в год. Съезды, партконференции, пленумы ЦК продолжали играть роль форумов, на которых обсуждались важные проблемы, однако из-за манипуляций Секретариата выборами делегатов результаты обсуждений были заранее предрешены. На самом деле лишь из Политбюро, состав которого увеличился вначале до 7, затем до 9 человек, исходили все высочайшие решения. А поскольку авторитет партии в однопартийном государстве был непререкаем для советского правительства, то Политбюро партии превратилось в высший политический орган власти в СССР.

Наряду с укреплением партийной и советской структур устанавливались прочные отношения государства с внешним миром. Даже во времена военного коммунизма, когда в Москве прежде всего думали о мировой революции, не упускались редкие возможности установить прямые контакты с правительствами западных стран. В январе 1920 года в Париже представители советских кооператоров обсуждали с представителями западных правительств возможность возобновления обмена товарами с Советской Россией, а Литвинов вел в Копенгагене переговоры о двусторонней репатриации пленных. 2 февраля 1920 г. было подписано мирное соглашение с Эстонией. Ленин прокомментировал это событие следующим образом: «У нас уже прорублено окно в Европу, которое мы постараемся широко использовать». На партийном съезде в марте 1920 года Ленин говорил о необходимости «маневрировать в нашей внешней политике». Несколько дней спустя Красин, один из большевистских руководителей, знакомый по собственному опыту с деятельностью зарубежной промышленности и торговли, отправился с большой делегацией торговых экспертов в Скандинавию, а в мае его любезно принимали в Лондоне. Эти попытки переговоров были прерваны войной с Польшей, которая возродила революционные надежды в Москве и вызвала новый взрыв недоверия и враждебности на Западе. Но к осени 1920 года опять воцарился мир. В Лондоне была зарегистрирована русская торговая компания под названием Аркос (Всероссийское кооперативное общество);[2] Красин провел бо́льшую часть зимы в Лондоне, ведя переговоры с правительством Великобритании и фирмами, заинтересованными в заказах для Советской России. И наконец, 16 марта 1921 г., всего неделю спустя после того, как Ленин на партийном съезде в Москве объявил о введении нэпа, в Лондоне было подписано англо-советское торговое соглашение.

Это соглашение справедливо оценивалось как поворотный пункт в советской политике. Обе стороны договорились не препятствовать двусторонней торговле и, несмотря на отсутствие дипломатических отношений между ними, обменяться официальными торговыми представителями. С точки зрения Англии, самым важным в этом соглашении был параграф, в котором обе стороны брали обязательство «воздерживаться от враждебных действий или мероприятий против другой стороны», а также от «прямой или косвенной пропаганды против учреждений Британской Империи или Российской Советской Республики». Особенно подчеркивалось обязательство воздерживаться «от всякой попытки к поощрению военным, дипломатическим или каким-либо иным способом воздействия или пропаганды какого-либо из народов Азии, к враждебным британским интересам или Британской Империи действиям в какой бы то ни было форме». Обязательство не прибегать к враждебной пропаганде в несколько иной форме было сформулировано еще в Брест-Литовском договоре. Но эти два соглашения были подписаны в разных ситуациях. Первое было заключено в обстановке, которая по предположениям, оказавшимся верными, не могла сохраняться долго. Англо-советское соглашение, подобно нэпу, планировалось «всерьез и надолго». Оно свидетельствовало о смещении акцентов в советской политике. Заявления о грядущей мировой революции продолжали раздаваться, но, сознательно или подсознательно, они все больше воспринимались как некий ритуал, никак не затрагивающий нормального хода вещей. Внутренняя несовместимость политики Народного комиссариата по иностранным делам (Наркоминдела) и политики Коминтерна становилась все более очевидной.

Подоплекой налаживания дружественных отношений с Великобританией была экономика — желание обеспечить взаимовыгодную торговлю. Подоплекой налаживания отношений с Германией — политика: взаимное недовольство Версальским миром и притязаниями Польши. Радек, который бо́льшую часть 1919 года провел в тюрьме или под домашним арестом в Берлине, умудрился установить контакты с немцами из самых различных социальных слоев и проповедовал перед ними выгоды советско-германского сотрудничества. Официальные отношения между Советами и Германией были прерваны в 1918 году с момента убийства в Москве германского посла. Летом 1920 года в Берлине вновь был принят советский представитель, а в Москве — германский. Война с Польшей дала мощный толчок развитию дружественных отношений между двумя соседями Польши. Сообщалось, что Троцкий с одобрением относился к идее заключения соглашения с Германией; а Ленин в своей речи в ноябре 1920 года отметил: «Немецкое буржуазное правительство бешено ненавидит большевиков, но интересы международного положения толкают его к миру с Советской Россией против его собственного желания». Советская политика все еще оставалась двойственной: неясно было, то ли продолжать дело революции, то ли устанавливать дипломатические отношения с другими странами. В марте 1921 года Коммунистическая партия Германии подняла вооруженное восстание против правительства, вошедшее в историю под названием «мартовские бои». Конечно же, это восстание было поддержано, а может быть, и инспирировано Зиновьевым и деятелями Коминтерна; другие же советские лидеры в это время были полностью поглощены Кронштадтским мятежом и делами партийного съезда и вряд ли принимали в этом участие. Но поражение восстания в Германии еще сильнее подточило и без того зыбкие надежды Москвы на свершение революции на Западе и укрепило позиции тех, кто видел непосредственную цель в налаживании дипломатических отношений с капиталистическими странами.

Особенностью советско-германских отношений этого периода было военное сотрудничество. Версальский договор запрещал Германии производить оружие, поэтому надо было найти формы для такого рода сотрудничества. В апреле 1921 года Копп, советский представитель в Берлине, после секретных переговоров с рейхсвером привез в Москву план производства в Советской России силами немецких фирм пушек и снарядов, самолетов и подводных лодок. Это предложение было одобрено, и летом того же года немецкая делегация посетила Москву. На встречах в Берлине в сентябре 1921 года было заключено соглашение. Главная роль в его подписании принадлежала Красину и фон Секту, главе рейхсвера. По-видимому, именно в этот момент Сект впервые сообщил гражданскому правительству Германии о том, что происходит. План строительства в России подводных лодок был отвергнут. Но вскоре немецкие фабрики в России начали производить пушки, снаряды и самолеты. В эту программу было включено и производство танков; начались также эксперименты в области разработки химического оружия. Вся продукция отправлялась как в рейхсвер, так и в Красную Армию. Позднее немецкие офицеры стали готовить кадры для танковых частей и военной авиации Красной Армии. Все это совершалось в обстановке чрезвычайной секретности. В советской прессе об этом сотрудничестве вообще не упоминалось; очень долго эти факты скрывались и от подданных Германии, и от ее политических деятелей, и от западных союзников. Как же все изменилось с тех пор, когда на заре революции большевики осуждали тайные соглашения, заключенные во время войны царским правительством со странами Антанты. Между тем германо-советские экономические отношения укрепились благодаря созданию смешанных компаний и предоставлению немецким фирмам концессий в Советской России.

В начале 1922 года советское и германское правительства получили приглашение участвовать в международной конференции, которая открылась 10 апреля в Генуе. Эта конференция была плодом смелой политики Ллойд Джорджа, ее самого активного организатора, направленной на возобновление связей с Германией и с Советской Россией, изгоями в европейском сообществе. Ленин отнесся к приглашению сдержанно. «Мы… нисколько не скрываем, что идем на нее как купцы, потому, что нам торговля с капиталистическими странами (пока она еще не совсем развалилась) безусловно необходима, и что мы идем туда для того, чтобы наиболее правильно и наиболее выгодно обсудить политически подходящие условия этой торговли, и только». Советской делегацией руководили Чичерин, Красин и Литвинов. Это была первая советская делегация, которая принимала участие в международной конференции на равных условиях с делегациями других ведущих держав. Конференция не удалась частично из-за твердой оппозиции Франции целям Ллойд Джорджа, частично из-за того, что Великобритания и Советы не смогли договориться относительно советских долгов и обязательств. Советское правительство в принципе было готово признать довоенные (но не военные) долги русского правительства, но только при условии предоставления крупных иностранных займов. Советское правительство отказалось отменить декреты, по которым были национализированы иностранные предприятия, но на определенных условиях было согласно вернуть иностранным фирмам их предприятия в виде концессий. Позиции сторон невозможно было сблизить никакими ухищрениями.

Как ни странно, тот факт, что переговоры на конференции зашли в тупик, неожиданно дал один конкретный результат. Уже некоторое время советские и германские дипломаты в Берлине обсуждали условия политического договора. После того как советской делегации не удалось в Генуе произвести соответствующее впечатление на западных союзников, она стала нажимать на германскую делегацию, которой руководил министр иностранных дел Ратенау, чтобы завершить и подписать соглашение немедленно. Германская делегация, не менее разочарованная ходом конференции, согласилась. Тайно и в спешке соглашение было подписано в городе Рапалло 16 апреля 1922 г. В содержании Рапалльского договора не было ничего особенно важного, кроме двух пунктов — о взаимной отмене финансовых притязаний и об установлении между двумя государствами дипломатических отношений. Но демонстрация солидарности против союзных держав для конференции была сокрушительным ударом, и это оказало большое влияние на дальнейший ход международных событий. Советская Россия обеспечила себе выгодную позицию среди европейских держав. Маневры, задуманные вначале как способ преодоления кризиса, стали привычным оружием.

Уже на III конгрессе Коминтерна, который состоялся в июне 1921 года, была заметна перемена настроений. Бурный революционный энтузиазм II конгресса испарился. Произошло то, что вначале большевики считали невозможным: социалистическая Советская Россия укрепила свои позиции, более того, она показала, что и впредь сможет сохранить их в капиталистическом окружении. Ленину пришлось защищать на конгрессе и внутреннюю, и внешнюю политику государства. Он старался объяснить необходимость нэпа и новых отношений с крестьянством аудитории, где были иностранцы, многие из которых отнеслись к такой интерпретации пролетарской революции явно скептически. Он признал, что «поступательное движение» мировой революции «не такое прямолинейное, как мы ожидали», и рекомендовал «глубоко изучать конкретное ее развитие» в капиталистических странах. Троцкий заметил, что если в 1919 году мировая революция казалась «вопросом месяцев», то сейчас это «вопрос, может быть, нескольких лет». На смену безграничному энтузиазму предыдущего конгресса пришла здравая осторожность.

Много времени было уделено анализу неудачи «мартовских боев» в Германии и разрушительного раскола итальянских левых. 21 условие вступления в Коминтерн, принятое на II конгрессе, раскололо несколько ведущих зарубежных партий и привело к тому, что из Коминтерна были исключены многие его сторонники, неготовые принять навязываемую им жесткую дисциплину. После спада первой революционной волны мало кто из рабочих западных стран испытывал особую приверженность к коммунизму. Руководство Коминтерна опасалось, что коммунистические партии превратятся в небольшие секты, скованные жесткой доктриной и изолированные от рабочих масс; в частности, партии Великобритании и США были предупреждены, что вопрос жизни и смерти — не превратиться «в пропагандистскую секту». Вновь особое внимание было привлечено к борьбе за «широкие рабочие массы». Полгода спустя после конгресса ИККИ утвердил тезисы «О едином рабочем фронте». Это был призыв к коммунистам сотрудничать со всеми рабочими и левыми партиями на общей платформе и во имя своих целей. При этом ставилось обязательное условие. Оно сводилось к тому, что коммунисты не должны приносить в жертву ни свою независимость, ни свое право критиковать. Из-за этого условия идея объединенного фронта оставалась двусмысленной, что в последующие годы привело к трениям и многочисленным недоразумениям.

Новый поворот во внешней политике, который сопровождал введение нэпа, затронул отношения Советов с восточными странами. В феврале 1921 года были подписаны договоры с Афганистаном и Ираном, и 16 марта 1921 г., в день подписания англо-советского соглашения, заключен договор с Турцией. Договор с Ираном было довольно трудно совместить с поддержкой, которую в то время советские агенты оказывали мятежному иранскому лидеру, стремящемуся учредить на Юге Ирана независимую республику. Но летом эта поддержка прекратилась, и восстание было подавлено. Договор с Турцией, который провозгласил солидарность двух стран «в борьбе против империализма», послужил причиной еще большего недоразумения. За три месяца до его подписания был убит руководитель нелегальной Коммунистической партии Турции, агенты Кемаля убили и арестовали многих других турецких коммунистов; режим Кемаля был известен своей антикоммунистической направленностью. Но все это отодвинулось на задний план из-за необходимости в общих интересах противостоять английской интервенции в Турцию. Принятое по англо-советскому соглашению обязательство Советов воздерживаться от пропаганды, направленной против интересов Британской империи в Азии, также вызвало глубокое общественное недовольство. Хотя Ленин и заверял конгресс Коминтерна, что «революционное движение среди сотен миллионов угнетенных народов Востока растет с замечательной силой», на самом конгрессе, в отличие от предыдущего, о положении на Востоке не было сказано ни слова. На IV конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 года Ленин в конце своей последней речи (он был тогда уже болен) сказал: «Важнейшее в наступающий теперь период — это учеба… учиться в специальном смысле, чтобы постигнуть организацию, построение, метод и содержание революционной работы». От былого энтузиазма, таким образом, не осталось и следа.

С другой стороны, советское правительство гораздо решительнее, чем раньше, защищало традиционные российские интересы. Для страны, почти не имеющей выходов к морю, всегда был больным вопрос о проходе через проливы из Черного моря в Средиземное. Советско-турецкий договор, подписанный 16 марта 1921 г., гарантировал «свободу прохождения торговых судов для всех народов». Но самым острым моментом был вопрос о проходе военных кораблей. Турция протестовала против прохода военных судов через проливы без специального разрешения — она рассматривала это как посягательство на ее суверенитет. Советская Россия, с ее маломощным военно-морским флотом, опасаясь иностранного вторжения в воды Черного моря, энергично поддержала этот протест. Осенью 1922 года в Лозанне должна была состояться конференция, которой предстояло обсудить условия мира между западными державами и Турцией и на которой неизбежно должен был встать этот вопрос. Неожиданно советское правительство получило приглашение принять участие в «обсуждении проблемы проливов». Советскую делегацию возглавил Чичерин, и его столкновение с Керзоном, которого тогда рассматривали как главного защитника интересов британского империализма на Востоке, получило широкую огласку. В итоге был достигнут компромисс: советское правительство подписало выработанную на конференции конвенцию, хотя так и не ратифицировало ее. Однако было достигнуто другое: Советскую Россию признали наследницей прав и интересов бывшей Российской империи.