Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929

15. Первый пятилетний план

В период, прошедший с опубликования первых контрольных цифр Госплана в августе 1925 года до съезда, на котором в мае 1929 года этот план был одобрен, постепенно утверждались принципы и практика планирования. Примерно в середине этого периода центр внимания переместился с ежегодных контрольных цифр на показатели первого пятилетнего плана, а это, в свою очередь, вызвало необходимость проанализировать в целом советскую экономическую политику и долгосрочные перспективы экономического развития. В заявлениях, с которыми время от времени выступала партия, разъяснялись задачи плана. На XIV съезде партии, состоявшемся в декабре 1925 года, была поставлена задача достижения «экономической самостоятельности» — это означало, что СССР должен превратиться «из страны, ввозящей оборудование, в страну, производящую это оборудование». Осенью следующего года партийная конференция призвала «перестроить экономику на базе новой, более современной техники». Время от времени приоритет производства средств производства перед производством потребительских товаров подвергался сомнениям противниками наращивания темпов индустриализации, и в 1927―1928 годах стало производиться больше товаров широкого потребления, чтобы обеспечить потребности крестьянского рынка. Но это была временная мера, вызванная крайней необходимостью. Партийная конференция, состоявшаяся в апреле 1929 года, на которой был принят первый пятилетний план, в качестве первой из задач выдвинула «максимальное развитие средств производства как основу индустриализации страны».

В марте 1926 года Госплан сделал первую попытку разработать пятилетний план. В основном этот проект касался государственной промышленности — пока еще это был единственный сектор экономики, подвластный проектировщикам. В проекте предусматривалось увеличение выпуска промышленной продукции в первый год на 40 % и потом с постепенным снижением этого прироста до 15 % в течение последнего года пятилетки — так называемая затухающая кривая роста. Предполагалось, что капиталовложения в промышленность в первый год составят 750 миллионов рублей и затем к последнему году возрастут до 1200 миллионов. Этот проект почти не обратил на себя внимания «верхов», поскольку его рассматривали скорее как теоретические упражнения, нежели как набор конкретных предложений. Через год Госплан предложил еще один проект. Это был гораздо более подробный и хорошо продуманный документ, в котором различным секторам экономики были посвящены целые разделы. В нем были намечены значительно более скромные темпы промышленного роста, чем в первом проекте. Доля труда в промышленном производстве планировалась гораздо ниже, чем прежде, предполагалось, что в промышленность придет не миллион рабочих, как в предыдущем проекте, а в два с половиной раза меньше. С другой стороны, в нем указывалось, что капиталовложения в промышленность должны быть несколько больше. Дополнительные средства для расширения промышленности предполагалось получить, сокращая стоимость производства за счет увеличения производительности труда. Многое ожидалось от кампании по снижению цен, проводимой правительством. Планирование теперь стало очень важным вопросом, и проект, подготовленный в марте 1927 года, вызвал множество споров. В Госплане большевистскому экономисту Струмилину, главному автору проекта, противостоял бывший меньшевик Громан, весьма осторожный в своих действиях; экономисты Наркомзема и Наркомфина были против проекта, считая его опасной фантазией; Куйбышев и ВСНХ также были недовольны: по их мнению, проект был слишком робким. Оппозиция, застигнутая врасплох резким поворотом официальной линии к скорейшей индустриализации, ограничилась замечаниями, что с планированием слишком запоздали, чтобы оно было эффективным.

С этого момента планируемые цифры, которые должны были неуклонно расти, всегда принимались под давлением сверху. Оппозиция в своей платформе, направленной в ЦК в сентябре 1927 года (см. с. 128), осуждала предложения Госплана как непригодные; всего лишь за год до этого, во время обсуждения контрольных цифр в Коммунистической академии, представители оппозиции куда более ретиво, чем теперь Госплан и ВСНХ, требовали ускорения темпов индустриализации. В октябре 1927 года Госплан предложил третий проект, в котором была сделана попытка примирить и сомневающихся, и оптимистов. В нем предлагались отправные (минимальные) и оптимальные цифры. Оптимальные цифры значительно превышали все расчеты второго проекта как в отношении промышленного производства, так и в отношении капиталовложений. ВСНХ на этот раз проявил прыть и предложил цифры, намного превышающие госплановские. Это заставило Госплан, в свою очередь, пересмотреть свой проект и снова поднять «планируемые показатели». На некоторое время дело застопорилось, поскольку партийные руководители были в нерешительности. В момент обострения борьбы с Троцким и оппозицией было как-то неловко открыто принять их же предложения об ускорении темпов индустриализации. Кроме того, было неуместно слишком сосредоточивать внимание на вопросах, вызывавших скрытые разногласия между руководителями. Когда в конце октября на объединенном пленуме ЦК и ЦКК рассматривались тезисы доклада «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства», который предстояло зачитать и обсудить на предстоящем XV партийном съезде, в тексте, несмотря на неумеренный энтузиазм в отношении пятилетнего плана, сквозило довольно явное нежелание занять четкую позицию по спорным вопросам. Говорилось о том, что необходимо установить равновесие между «интересами накопления» и «крестьянской экономикой», между тяжелой и легкой промышленностью; «максимальная» перекачка ресурсов из легкой промышленности в тяжелую категорически отрицалась как «нарушение равновесия всей экономической системы». Максимальный прирост накоплений в текущем году не обязательно являлся гарантией наибольших темпов развития в принципе. Не было сделано и попытки подвергнуть сомнению ни вариант Госплана, ни вариант ВСНХ. Это был как раз именно тот пленум, который постановил исключить из состава Центрального Комитета Троцкого и Зиновьева (см. с. 129). Несколько ораторов из числа еще не изгнанных представителей оппозиции пытались критиковать эти расплывчатые директивы, в которых не приводилось ни одной конкретной цифры. Но им не дали говорить.

Партийный съезд, состоявшийся в декабре 1927 года, придал важное значение пятилетнему плану; это выразилось в том, что дискуссиям на эту тему было посвящено семь специальных заседаний. Один из делегатов одобрительно повторил слова Бухарина о черепашьей скорости индустриализации, которые он высказал два года назад, на предыдущем съезде, но сам Бухарин хранил молчание. Кто-то сделал несколько скептических замечаний, но они потонули в хоре одобрения общих принципов плана. Несколько ярых сторонников индустриализации нападали с критикой на медлительность Госплана и хвалили ВСНХ за его передовые позиции. Однако партийные руководители были сдержанны, особенно когда дело касалось сельского хозяйства (см. с. 135). Съезд ограничился тем, что принял те осторожные директивы, которые несколькими неделями раньше одобрил Центральный Комитет, и не сделал даже попытки направить энтузиазм делегатов от общих слов к обсуждению каких-либо конкретных статистических выкладок. Главной задачей съезда были разгром и изгнание оппозиции, и в этом деле единство партийного большинства не должно было быть запятнано никакими спорами и проблемами. Съезд принял единственное позитивное решение — подготовить план для обсуждения весной 1929 года на следующем, V съезде Советов СССР.

Как только оппозиция была сокрушена, а ее лидеры изгнаны из Москвы и рассеяны по всей стране, исчезли и все препятствия, сдерживавшие партийных руководителей. Новые веяния отразились в жестокости чрезвычайных мер хлебозаготовительной кампании первых месяцев 1928 года. До этого времени основной движущей силой пятилетнего плана, казалось, были второстепенные партийные работники из Госплана и ВСНХ, которые стремились убедить руководителей в осуществимости их честолюбивых проектов; Сталин играл свою излюбленную роль посредника, примиряющего крайние точки зрения. Теперь же стало ясно, что за каждым изменением плана стоит мощь партии; Политбюро и даже сам Сталин были его движущей силой. На протяжении всего 1928 года продолжалось соперничество Госплана и ВСНХ, кто выше поднимет планку, теперь уже с одобрения высших инстанций. В то же время планы становились более конкретными; они стремились охватить все секторы экономики, все отрасли промышленности и все регионы страны. Расчеты все больше и больше удалялись от «генетической» основы и все больше отражали желания их составителей. В дискуссиях экономические мотивы смешивались с политическими, и принятые в конце концов решения соответственно были не столько экономическими, сколько политическими. После поражения Бухарина и осуждения его «Заметок экономиста» осенью 1929 года стало ясно, что в дальнейшем осторожность будет оцениваться как правый уклон. В марте 1929 года после длительных дебатов между Госпланом и ВСНХ проект плана был завершен. Он предлагал отправные и оптимальные расчеты объема промышленной продукции в течение пяти планируемых лет (с 1928/29 по 1932/33 гг.) и коэффициенты прироста капиталовложений в промышленность. По оптимальному варианту затухающая кривая прироста объема промышленной продукции исчезала; предполагалось, что годовой прирост продукции будет увеличиваться от 21,4 % в первом году пятилетки до 23,8 % в пятом. Капиталовложения в промышленность на первый год пятилетки планировались в объеме 1650 миллионов рублей и по отправному варианту к концу пятилетки почти удваивались, а по оптимальному — увеличивались более чем в два раза. Экономисты — составители плана, по-видимому, считали, что минимальный вариант был в пределах реальности, а оптимальный рассматривали как отдаленную возможность, но Политбюро весьма решительно приняло резолюцию о том, чтобы финансировать именно оптимальный вариант плана как «полностью соответствующий директивам XV съезда партии».

В конце концов XVI партийная конференция в апреле 1929 года одобрила план. Рыков, хотя его теперь и относили к правым уклонистам, был одним из трех официальных докладчиков, которые информировали конференцию об этом плане. Но осторожность его оценки резко диссонировала с красноречивым энтузиазмом Кржижановского, председателя Госплана, и холодной, безапелляционной решимостью Куйбышева, председателя ВСНХ.

План, составивший три тома, был опубликован через несколько дней после конференции. Несомненно, из-за того, что не хватило времени внести исправления, он по-прежнему включал два варианта, принятых Госпланом в марте этого же года, но его отправной вариант уже устарел. План представлял собой внушительный и всеобъемлющий обзор всей экономики страны. Некоторые из содержавшихся в нем цифр оказались слишком оптимистичными и грубо завышенными, особенно когда через год были вновь повышены плановые показатели и принято решение о выполнении пятилетки за четыре года. Но эти цифры дали мощный толчок сомнительным планам развития тяжелой промышленности; и можно не сомневаться, что без той гигантской волны оптимизма, которую подняли эти цифры, таких результатов достигнуть было бы невозможно. Пятилетний план стал стержнем развития всей экономики страны.

Госплан был наследником ГОЭЛРО — органа, учрежденного для претворения в жизнь ленинского плана электрификации; слово энергетика и для него по-прежнему оставалось ключевым. И поэтому совершенно естественно и не случайно, что самым знаменитым проектом, которому содействовал Госплан и который был воплощен как существенная часть плана первого года пятилетки, оказалось строительство большой плотины и гидроэлектростанции на Днепре, получившее название Днепрострой. Летом 1926 года американский инженер Купер, построивший плотину в долине Теннесси, принял приглашение побывать на строительстве Днепростроя. Перспективы этого строительства вызвали у него большой энтузиазм, и спустя некоторое время он согласился руководить им. Проект финансировался государством. Купер был приглашен в качестве консультанта, а не как подрядчик. Но выполнение задачи, за которую он взялся, требовало максимально использовать американскую технологию и американское оборудование и нанять целую армию американских инженеров. Проект предполагал создание совершенно новых отраслей промышленности, строительство новых заводов и фабрик, которые работали бы на электроэнергии, даваемой этой гидроэлектростанцией. Электроэнергией предполагалось снабжать шахты Донбасса, а также новые металлургические заводы, производящие алюминий, высококачественную сталь и железные сплавы, — таким образом создавался новый промышленный комплекс для производства средств производства. Появились два новых промышленных города — Запорожье и Днепропетровск, но только в 1934 году плотина и заводы, которые должны были потреблять энергию гидроэлектростанции, заработали на полную мощность.

Днепрострой оказался образцом для множества смелых проектов, начатых в соответствии с первым пятилетним планом. Одна седьмая всех промышленных капиталовложений по этому плану шла на производство железа и стали, хотя часть этих капиталовложений использовалась для переоснащения уже существующих фабрик и заводов. Очень популярной идеей было развитие автомобильной промышленности. До революции Россия автомобилей не производила; первые робкие шаги в этом направлении были сделаны в середине 20-х годов на двух или трех машиностроительных заводах, выпустивших очень небольшое количество автомобилей. В 1927 году под напором энтузиазма, порожденного пятилетним планом, было принято решение строить под Москвой первый советский автомобильный завод с плановой мощностью 10 тысяч автомобилей в год. В 1929 году было подписано соглашение с заводом Форда в Детройте на строительство автомобильного завода в Нижнем Новгороде, который по плану через 10 лет должен был выпускать 200 тысяч автомобилей в год. Вначале больше внимания уделялось производству машин для индивидуального пользования. Позднее предпочтение отдавалось производству грузовиков, предназначенных для нужд промышленности. Естественным следствием роста автомобилестроения было появление программы развития сети автодорог. Параллельно, но независимо развивалось производство тракторов. Планируемый объем выпуска тракторов на Сталинградском заводе (см. с. 141), который во время строительства завода несколько раз менялся в сторону увеличения, в конечном варианте пятилетнего плана был доведен до 50 тысяч тракторов в год. К 1930 году, когда завод уже начал работать, был одобрен план строительства еще двух заводов. Начиная с 1928 года трактору отводилась ведущая роль в модернизации и коллективизации крестьянской экономики. Это был основной вклад первого пятилетнего плана в развитие сельского хозяйства.

В публичных обсуждениях пятилетнего плана редко упоминалась оборонная промышленность. После гражданской войны на протяжении нескольких лет на Красную Армию как-то не обращали внимания. Но в 1926 году были приняты меры, чтобы укрепить и переоснастить ее, а после того как весной 1927 года над страной нависла реальная военная угроза, создание индустриальной основы для вооруженных сил придало пятилетнему плану, с его упором на тяжелую промышленность, особую важность с военной точки зрения. Возможно, побудительной причиной был тайный военный сговор с Германией. Говорили, что в военных отраслях промышленности существовал свой отдельный, секретный пятилетний план. На первом месте стояла авиационная промышленность, на втором — производство танков. Большое значение придавалось развитию современной химической промышленности, которая служила и обороне, и сельскому хозяйству. Ее значение в модернизации экономики, как утверждали ее поборники, было сопоставимо по масштабам лишь с электрификацией.

Еще до принятия первого пятилетнего плана уже шло строительство Турксиба — железной дороги, связывающей Среднюю Азию и Казахстан с Западной Сибирью. В отличие от других крупных проектов, для его осуществления не нужны были импортные материалы, оборудование или помощь иностранных инженеров. Средняя Азия была крупным хлопководческим регионом с неразвитой инфраструктурой. Поэтому открытие новой дороги для вывоза среднеазиатского хлопка давало СССР независимость от импорта хлопка. С другой стороны, в Средней Азии производилось недостаточно продовольствия и совсем не было строевого леса. Новая железная дорога позволила бы поставлять зерно и лес непосредственно из Сибири и тем самым уменьшить объем поставок из европейской части России. У русских инженеров был более чем достаточный опыт строительства железных дорог. Средства из бюджета были предоставлены, и строительство 1500 километров железнодорожного пути, несмотря на сложные геологические условия, шло без особых задержек. 1 января 1931 г. на линии открылось регулярное движение поездов.

Важным вопросом планирования было местоположение будущих промышленных предприятий. Эта проблема обсуждалась постоянно и иногда даже тормозила принятие жизненно важных решений. Отчасти это происходило из-за того, что следовало сравнить и взвесить все преимущества намечаемых мест строительства, однако главная беда проистекала от соперничества различных районов. Особенно заметно это проявлялось в металлургической промышленности, поскольку именно она поглощала бо́льшую долю общего объема плановых капиталовложений, а также из-за упорного стремления Украины сохранить главенствующие позиции в металлургии, которые она завоевала еще в 80-х годах прошлого столетия, главным образом благодаря обширным неглубоким залежам угля. Ее притязания оспаривала крупная школа «восточников», которые хотели возродить некогда процветавшую металлургическую промышленность Урала и создать новые промышленные центры в Сибири. В 1927 году было представлено для обсуждения большое количество соперничающих проектов: огромного металлургического комплекса в Кривом Роге на Украине — это был наиболее разработанный проект; не уступал ему по масштабам проект Магнитогорского металлургического комбината на Урале, для его работы требовалось возить коксующийся уголь по железной дороге за 2 тысячи километров из Кузнецкого бассейна, где предполагалось строительство третьего крупного металлургического комплекса. Кроме того, были проекты строительства машиностроительного завода на Урале, в Свердловске, и еще одного металлургического комплекса в Запорожье, неподалеку от Днепрогэса. Однако криворожский проект был отложен до конца первой пятилетки, а все увеличивающиеся плановые капиталовложения на протяжении всего 1928 года в целом говорили о победе «восточников», которые стремились распространить советскую власть и промышленность на незанятые просторы Сибири, развить и заселить эти малоиспользуемые регионы. Военная опасность 1927 года сыграла роль мощного катализатора и заставила составителей планов расположить будущие центры жизненно важных отраслей советской промышленности в районах менее уязвимых, чем Украина.

Принятие присяги в одной из воинских частей

1917 г.

Первая мировая война. Встреча Николая II и наследника Алексея с генералом А. А. Брусиловым — командующим Юго-Западным фронтом

1917 г.

Вручение знамени женскому батальону, уходящему на фронт

Москва, 1917 г.

Л. Г. Корнилов

1917 г.

Интервенция на Украине. Смена караула

Киев, 1918 г.

Интервенция на Дальнем Востоке. Выгрузка войск во Владивостокском порту

1918 г.

А. В. Колчак, 1919 г.

П. Н. Врангель

Гетман Скоропадский принимает парад гайдамацких частей

Киев, 1918 г.

Л. Д. Троцкий беседует с командирами и красноармейцами 14-й дивизии

Восточный фронт, 1919 г.

Смотр воинских частей, отличившихся в боях на Восточном фронте, комиссаром агитпоезда имени В. И. Ленина П. И. Воеводиным, председателем ВЦИК М. И. Калининым и наркомом военных и морских дел Л. Д. Троцким

1919 г.

И. T. Смилга, M. H. Тухачевский, Г. К. Орджоникидзе

Кавказский фронт, 1919 г.

С. М. Киров, М. К. Левандовский, К. А. Мехоношин — члены Реввоенсовета 11-й армии

Кавказский фронт, 1920 г.

М. В. Фрунзе, И. С. Уншлихт на XIV партийной конференции

Москва, 1925 г.

Члены Реввоенсовета Особой группы Южного фронта В. А. Трифонов, И. Т. Смилга, В. И. Шорин над картой военных действий

Южный фронт, 1919 г.

II конгресс Коминтерна. В президиуме: Г. Я. Сокольников, Л. Б. Каменев, Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев, Н. И. Бухарин, М. И. Калинин, К. Б. Радек и др.

Москва, 1920 г.

Выступление К. Б. Радека на съезде народов Востока. В президиуме: Н. Н. Нариманов (четвертый слева), Г. Е. Зиновьев (в центре) и др.

Баку, 1920 г.

Л. Б. Каменев (в центре) среди представителей английских профсоюзов

Москва, 1923―1925 гг.

Немецкая делегация на приеме у Г. Е. Зиновьева; присутствует М. Е. Кольцов

Москва, 1924 г.

Г. В. Чичерин (в центре), министр иностранных дел Германии Штреземан Н. Н. Крестинский (сидит справа) и др.

Берлин, 1926 г.

Подписание советско-турецкого договора: Л. М. Карахан (справа), Г. В. Чичерин, Д. Т. Флоринский и др.

Москва, 1921 г.

М. М. Литвинов, Ф. Э. Дзержинский, посол Японии в СССР Танака во время подписания договора

Москва, 1925 г.

Ю. Пилсудский (в центре) в группе участников Женевской конференции

1927 г.

Г. В. Чичерин, Д. Т. Флоринский, М. И. Калинин во время приема посла Японии Танаки

Москва, 1926 г.

В. К. Блюхер — командующий Особой Дальневосточной армией

1928 г.

Чан Кайши

Обвиняемый командующий Особым Донским корпусом 2-й Конной армии Ф. К. Миронов с защитником во время судебного процесса

1919 г.

Член коллегии ВЧК, защитник на процессе правых эсеров Н. И. Бухарин в группе обвиняемых

Москва, 1922 г.

Обвиняемые по «шахтинскому делу» на скамье подсудимых

Москва, 1928 г.

А. Я. Вышинский зачитывает приговор по «шахтинскому делу»

Москва, 1928 г.

Прокладка железнодорожной ветки от пристани на Оке до места будущего автозавода в Нижнем Новгороде

1930 г.

А. М. Горький беседует с рабочими на Днепрострое

1928 г.

Агитбригада школьников перед отъездом в деревню

Вологда, 1930 г.

На конвейере автопоезда

г. Горький, 1932 г.

Хотя сердцевиной пятилетнего плана была индустриализация, он охватывал все народное хозяйство и меньшим по масштабам просто не мог быть. Главным и очевидным камнем преткновения для плановиков было сельское хозяйство. Как заметил однажды Рыков, план зависел «от дождика», сам выбор для планирования именно пятилетнего срока оправдывался тем, что за этот период плохие и хорошие урожаи, чередуясь, уравновесят друг друга и расчеты, сделанные на основании усредненных цифр, будут справедливыми. Правда, еще бо́льшим препятствием оказывалось непредсказуемое поведение крестьян. Крестьянская семья, обрабатывающая небольшой участок земли и ведущая натуральное хозяйство, которое всегда позволяло лишь сводить концы с концами, могла изолироваться от народного хозяйства и расстроить все расчеты плановиков. Так что в середине 20-х годов власти занимал вопрос не только о том, как собрать зерно и привезти его в города, на заводы и фабрики, но и как произвести его. Поэтому в отношении крестьянства план, по замыслу его создателей, преследовал двоякую цель: поставить крестьянское хозяйство в рамки прогнозов и директив и заменить примитивные методы обработки земли более прогрессивными, внедрив современные машины и орудия труда. Именно тракторы представляли собой единственные современные орудия, которые могла выпускать промышленность для повышения эффективности обработки земли, поэтому на них возлагались большие надежды. Производство средств производства для сельского хозяйства могло показаться незначительным на фоне общей программы индустриализации, но производство сельхозпродукции составляло основу всего плана. На съезде партии в декабре 1927 года один из руководящих деятелей призвал к увеличению в следующие пять лет производства зерна на 30―40 %, а за 10 лет — на 100 %. В пятилетием плане в конце концов появилась цифра 35 %.

Потребности индустриализации отняли у государственных финансов роль проводника экономической политики. С момента стабилизации в 1924 году денежного курса Наркомфин стал отвечать не только за разработку ежегодного бюджета, контролировавшего государственные расходы, но и за ежеквартальный план кредитования, который регулировал через банки предложение кредитных ресурсов, а также размеры эмиссии. Как только плановая индустриализация стала долговременной целью, эти жизненно важные элементы хозяйствования также попали в поле зрения плановиков. Стало ясно, что ограничение кредита, необходимое для поддержания курса стабильной международной валюты, обеспеченной золотом, несовместимо с расширением промышленного производства. В выборе сомневаться не приходилось. Уже в 1925 году, когда госбюджет был строго сбалансирован, расширение кредитов промышленности и соответствующее увеличение выпуска денег ослабили доверие к червонцу, чей золотой паритет не мог больше поддерживаться на международных рынках. Летом 1926 года экспорт червонцев и операции с ними за границей были запрещены. Таким образом, советская валюта превратилась в средство исключительно внутреннего обмена, которым можно было манипулировать в зависимости от интересов экономики. Отказ от золотого стандарта меньше чем через два года после его введения нанес удар по репутации Советского Союза, а признаки растущей инфляции вызвали обеспокоенность. В течение еще одного года Наркомфину удавалось сохранять контроль над кредитованием, однако давление сверху, вынуждавшее ускорять поступь индустриализации, постоянно нарастало; сдерживать эти темпы ограничением кредитов — это было своего рода смирительной рубашкой Наркомфина — было просто невозможно.

К концу 1927 года плановики выиграли сражение, а традиционную политику финансового контроля сдали в архив. Было провозглашено, что государственный бюджет должен привязываться к контрольным цифрам Госплана. Таким образом, бюджет вместе с объемом кредитования и денежной эмиссии стал частью пятилетнего плана. Финансовые операции подчинялись плану, а кредит, несмотря на предсказания Наркомфина о его инфляционных последствиях, выдавался для финансирования промышленных строек, одобренных ВСНХ и Госпланом. Уверенность в правильности этого пути была безграничной. Казалось, что превзойдены самые смелые ожидания. Под контролем ВСНХ капиталовложения в крупную промышленность на 1927/28 год достигли 1300 миллионов рублей — на 20 % больше по сравнению с предыдущим годом, а планируемое ВСНХ увеличение производства составило, по некоторым оценкам, более 25 %. Когда осенью 1928 года стали вырисовываться окончательные контуры первого пятилетнего плана, на 1928/29 год были запланированы капиталовложения в размере 1650 миллионов рублей. В октябре 1928 года заместителем председателя Государственного банка был назначен Пятаков — бывший член оппозиции, впоследствии раскаявшийся, который имел репутацию «сверхиндустриализатора». В 1929 году он стал председателем Государственного банка. Назначение Пятакова на эту должность свидетельствовало о решимости неограниченно расширять кредит, если того потребует промышленное производство. Общий объем капиталовложений в промышленность определялся в результате совместных обсуждений Госпланом, ВСНХ и партийным руководством. Вопрос об ассигновании средств, необходимых для покрытия этих объемов, был вопросом административным, и хотя план был облечен в одежды государственного финансирования, Наркомфин, по сути дела, превратился в уже не контролирующий расходы отдел по сбору доходов.

Сразу же были задействованы традиционные источники финансирования промышленного развития. За период с 1926 по 1929 год прямое налогообложение — промышленный налог на частный сектор, сельскохозяйственный налог и подоходный налог — в денежном выражении выросло почти в два раза. Однако еще более важным было косвенное налогообложение. Акцизный сбор, размер которого за этот период почти удвоился, составлял треть всех налоговых поступлений. Акцизный сбор с товаров широкого потребления был, по сути дела, налогом на самые бедные слои населения; поступление крупных денежных средств от продажи водки тревожило совесть некоторых партийных деятелей. Но другие источники финансирования найти было трудно. Начиная с 1927 года стали выпускаться государственные займы, подписка на которые, несмотря на все официальные опровержения, вскоре приобрела почти принудительный характер. Таким образом, используя эти средства, Наркомфину каждый год удавалось составлять сбалансированный бюджет. Несбалансированное финансирование считалось недопустимым. Несмотря на столь традиционный фасад, финансы лишились своей роли экономического регулятора, и Госбанк стал качать в экономику дополнительные кредиты. Постепенно деньги превратились в средство обмена и единицу отчетности — как предвестник времен, когда деньги совсем исчезнут из жизни будущего коммунистического общества. Предполагалось, однако, что кроме бюджетных ассигнований и кредитов Госбанка средства для вложения в промышленность можно получать от доходов самой промышленности. Поскольку задачей первостепенной важности провозглашалось понижение цен, то достигнуть этой цели можно было лишь за счет снижения себестоимости продукции. Кампании за режим экономии, рационализацию и повышение производительности труда велись во имя снижения себестоимости (см. с. 124―125). В каждом последующем варианте пятилетнего плана нормы производительности труда все увеличивались и увеличивались, причем в отраслях производства средств производства намечавшийся прирост был выше, чем по всей промышленности в целом. В конце концов был принят оптимальный вариант плана, в котором предусматривался рост производительности труда за пятилетку на 110 % при снижении себестоимости продукции на 35 %. Это обещало рабочим увеличение реальной зарплаты на 47 % и снижение розничных цен на 23 %. Однако плановые цифры, по-видимому, опирались не на соответствующие действительности расчеты, а лишь на стремление придать плану связность и ясность с точки зрения статистики и скорее свидетельствовали о мощном давлении плана на рабочих, занятых в промышленности, нежели о каких-либо реальных перспективах его выполнения.

Принятие первого пятилетнего плана — веха в советской истории. Нэп — и в этом заключалась его суть — предоставил крестьянскому хозяйству определенную свободу, и отречься от нэпа было бы политически неверным. Сталин заявлял, что нэп, обеспечивая «некоторую свободу частной торговли», также гарантировал «контролирующую роль государства над рынком». Целью нэпа, по его словам, было «достижение победы социализма». То, что от нэпа отказались, официально отрицалось. Все еще сохранялся свободный рынок изделий мелкотоварной частной промышленности и прежде всего сельскохозяйственной продукции. Но подчинение всех важнейших сфер экономической деятельности диктату плана и все усиливающееся давление на крестьянство делали эти пережитки нэпа неестественными и бессмысленными. Их терпели, пока это было удобно, но всерьез, кажется, никто не воспринимал. К концу пятилетки доля частного сектора в национальном доходе, которая в 1926/27 году превышала 50 %, упала до незначительной величины. Экономический кризис, разразившийся в капиталистическом мире осенью 1929 года, укрепил и авторитет плана, и авторитет Союза Советских Социалистических Республик как поборника планирования. Получило широкое распространение мнение, и не только в Советском Союзе, что сбылось предсказание марксистов о крахе капиталистической системы, неизбежном из-за присущих ей противоречий. Невосприимчивость Советов к некоторым жестоким недугам, сопровождающим кризис, главным образом к массовой безработице, наглядно подтверждала все настойчивее овладевавшую умами мысль о том, что ни одна национальная экономика не должна оставаться игрушкой железных законов рынка. И вот советский пятилетний план, условия принятия и осуществления которого были явно недостаточно изучены и проанализированы, показался многим новаторским эталоном. То, что экономика капиталистических стран испытывала потребность в элементах планирования, оказало значительное влияние на отношение западных стран к СССР.