Русский спецназ. Трилогия в одном томе - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Владимирович Марков (6) #51

6

Бассейн, стенки которого были обложены черной керамической плиткой, а в его центре плавала полузатопленная капсула космического корабля, медленно заполнялся водой.

Шешель присел на краешек бассейна, посмотрел, как тонет капсула. Она была открыта и вода просачивалась внутрь. Шешель нагнулся, попробовал зачерпнуть воду ладонью, но она еще не поднялась так высоко, чтобы он мог достать ее.

Над поверхностью бассейна плавал запах, показавшийся Шешелю очень знакомым, но он никак не мог вспомнить, где встречал его раньше. Он задумался. Потом он отчетливо увидел всплывшую из памяти нестройную колонну германцев в противогазах, которые наступали на позиции русской пехоты, подгоняемые густыми желтыми клубами дыма. Хлор. Слабо концентрированный. Вот что это такое.

– Скоро бассейн наполнится, – Шешель услышал позади голос Томчина.

Это можно было расценить как приглашение к костюмеру.

– Вы вдобавок ко всему хотите отравить меня? Я чувствую хлор.

– Специалисты добавили его в воду, чтобы добиться максимальной прозрачности. Если бы дно не было черным, то вы смогли бы увидеть на нем даже монетку, а глубина‑то шесть метров. Впечатляет?

– Впечатляет. Но вы мне не ответили.

– Никто не думает вас травить. Добавки в воду абсолютно безвредны для организма и не повредили бы вам, даже если вы полезете в бассейн просто покупаться без средств защиты. Глаза чуть покраснеют. Но это если очень долго плавать. А вы ведь будете в космическом костюме и ваша кожа с водой контактировать не будет. Так что опасности – никакой. Не беспокойтесь.

Шешель нисколько не волновался бы, но события предыдущих дней показывали, что и в городе и на съемочной площадке его могут ждать разные неожиданности. Приходилось быть осторожным. Будто в джунглях оказался.

Вода поднялась уже достаточно высоко. Шешель наконец‑то смог зачерпнуть ее ладонью, поднес ее к носу, принюхался. Запах был резким, неприятным. Выпьешь такую воду – раздражение желудка заработаешь. Вода потревожила слизистую. Шешель чуть не чихнул. Он выплеснул воду обратно в бассейн, несколько раз взмахнул рукой, избавляясь от последних капель, будто они могли, как кислота, проесть кожу. Посмотрел на капсулу и пошел переодеваться.

В студии, наверное, уже все прознали о том, что он вместе со Спасаломской минувшим вечером ездил в театр. Слухи передаются быстрее газет. Он никого не удивил бы, отправившись искать Спасаломскую. Им предстояло вместе играть. Он вполне мог искать ее, чтобы в перерыве между съемками проговорить свои сцены. Но он не мог говорить с ней о фильме и не пошел искать ее, хотя этого так ему хотелось…

Спустя пятнадцать минут он вновь стоял перед бассейном и, чуть склонившись вперед, мог разглядеть в воде, доходящей почти до краев и подбиравшейся к ногам, свое отражение – раздутую фигуру и огромный шлем на голове, похожий на арбуз. Все вместе походило на пугало, которое отчего‑то поставили не на огороде, а возле бассейна, полагая, видимо, что оно прогонит всех рыб, решившись обжиться в космической капсуле. Та покоилась на дне. Но вода была настолько прозрачной, что угадывались все очертания капсулы. Она только что оказалась на дне. Ее не затянуло илом и не съела коррозия, покрыв ржавчиной и морскими отложениями, как то бывает со всеми кораблями, стоит им только немного полежать на дне.

Шешель попробовал ногой воду. Только круги разошлись, добежали до стенок бассейна, ударились о них и затихли. Какая она – теплая или холодная, он не почувствовал. Не ощущал он и запахов хлора.

– Как же я там плавать буду? – спросил Шешель. – Мой костюм опять накачали воздухом. При всем своем желании я не смогу опуститься на дно. Вода меня вытолкнет. Я же легче ее.

Совсем как приговоренный к смертной казни, доказывающий своим палачам, что ничего у них не получится. Ну да, повесить‑то у них его не вышло. Вот они и новую казнь для него придумали.

– Не беспокойтесь. Мы снабдим ваш костюм грузами. Они уравновесят выталкивающую силу воды. Пойдете на дно не как камень, конечно, но без особого труда, – сказал Шагрей.

«Обо всем они позаботились. На шею камень подвесили, чтобы, не дай бог, не выплыл, осталось только выяснить, кто подтолкнет его в спину. Нет, это он сам сделает».

Он шагнул вперед и сразу полностью ушел под воду. Инстинктивно закрыв глаза, когда вода забилась в стекло шлема, он подумал, что она сейчас коснется его лица. Потом Шешель почувствовал, что начинает всплывать. Голова высунулась и раскачивалась на поверхности как огромный поплавок. Какую огромную рыбу они ловили. Своим прыжком он встревожил воду. По ее поверхности бегали волны, отскакивали от бортиков бассейна, возвращались, сталкивались друг с другом уже где‑то в середине и все никак не могли успокоиться.

На спине Шешеля висел ранец – ракетный двигатель, с помощью которого космонавт перемещается в безвоздушном пространстве. К боку присоединен гибкий шланг – это чтобы его не унесло в космическую бездну. Через этот шланг ему подавали в костюм воздух.

В воде отражались осветительные приборы. Свет их, как всегда, слепил глаза. Шешель чуть прищурил веки, ушел в глубину и смотрел на внешний мир через тонкую колеблющуюся прослойку воды. Люди, стоящие по краям бассейна, из‑за этого дергались, точно танцевали, но с места не сходили, будто ноги их прибились к полу, завязли в нем, как в трясине. Они хотят вырваться, но это у них не получается. Вот откуда эти странные движения.

Он подплыл к космической капсуле, неожиданно ощущая какое‑то странное чувство, будто он прикасается к чему‑то таинственному – погибшему кораблю, много лет покоящемуся на дне океана. Трюмы его набиты золотом и драгоценностями, и если вспороть его бока, сокровища полезут наружу, как икра из располосованного рыбьего брюха. Еще они наполнены смертью – обглоданными рыбами, человеческими скелетами, которые когда‑то были экипажем этого корабля, бороздили волны океана, наводя на всех страх. Теперь они мертвы. Теперь они забыты. Вода здесь агрессивная. Она растворит кости, даже металл не сможет долго ей сопротивляться. Он тоже исчезнет. Или… или… сталкивались ли люди со столь чужеродными предметами?

Внутри капсулы были спрятаны камеры. Их герметично закрыли, подключили к каким‑то приборам, чтобы управлять ими было можно на расстоянии.

Шешель почувствовал, что вода опять заволновалась. Сквозь шлем до ушей добрался хлопок. На поверхности появились пена и все те же круги, а в воде – еще один человек. Защитного костюма на нем не было, только маска на лице, закрывающая глаза овальным стеклом, а губы резиновой накладкой. От маски тянулся длинный гибкий шланг, такой же, что и у Шешеля, и уходил вверх, связывая этого человека, точно пуповиной, с источником жизненно важных элементов, то есть в этом случае – с воздухом.

Плавки, на ногах ласты. Длинные, одного взмаха достаточно, чтобы развить приличную скорость и посостязаться в воде с самыми медленными рыбами. Будь у него в руках мина, которую он хочет поставить на днище неприятельского корабля, или ружье, стреляющее зазубренными стрелами, то его можно было спутать с боевым пловцом, даже не делая поправку на то, что грудные мышцы у него для пловца развиты плохо, объем легких невелик, а это существенно снижает его возможности долго находиться под водой без специальных приспособлений, да и все тело у него слишком аморфное, вялое. Такое тело скорее еда для более приспособленных к жизни обитателей глубин, чем угроза. В руках у него всего лишь маленькая капсула, а в ней – кинокамера.

Их глаза встретились. Оператор показал Шешелю, что все в порядке. Пилот попробовал кивнуть, но дернулась только голова внутри шлема, а сам костюм совсем не прореагировал на эти движения. Со стороны эти знаки и не заметишь. Шешель, поняв это, махнул рукой. Она шла в воде вязко, поэтому жест получился неуклюжим, и вдобавок из‑за этого взмаха Шешеля поволокло вверх, а он испугался этого, будто дышал не легкими, а жабрами. Чтобы восстановить положение, пришлось еще немного погрести руками и ногами.

Трос он отсоединил. Дышать становилось трудно, стекло изнутри запотело. Шешель вплыл в капсулу, отталкиваясь от ее бортов, развернулся головой к выходу, закрыл дверь, потом прицепил к костюму шланг – это страховочный трос, чтобы его в открытое пространство не унесло. По нему подавался воздух. Первая порция была душной, не свежей, застоявшейся, как вода в кране, который долго не открывали и она вобрала в себя немного съеденного коррозией металла, из которого сделаны трубы. Но этот воздух лучше того, каким он вынужден был дышать последние несколько секунд.

Он прицепил на пояс универсальный гаечный ключ, отвертку, молоток и антенну, находившуюся в собранном состоянии. Длина ее была не более полуметра, но все равно она сильно мешалась, и Шешель боялся, что напорется на ее край, порвет костюм и из него выйдет весь воздух. Антенна состояла из нескольких колен, совсем как раздвижная удочка. Казалось, что Шешелю наскучило пребывание внутри капсулы и он решил половить космических рыб. Вопрос только в том, что он приготовил в качестве наживки и кого решил поймать.

Шешель посмотрел на показания приборов. Это ничего ему не дало. Стрелки оставались неподвижными. Их доснимут крупно потом, в более спокойной обстановке, и вот тогда они будут нервно метаться, показывая неисправности, которые нанес кораблю угодивший в него метеорит.

В фильме после этого должен появиться титр:

«Расстояния в космосе огромны. Метеорит попал в антенну. Если бы он пролетел на метр в стороне и попал в корабль, то через пробоину вышел бы весь воздух. Тогда космонавт погиб бы. Но ему повезло. Теперь он должен исправить поломку».

Дверь отворилась с трудом. Шешелю пришлось подналечь на нее плечом, а ногами он уперся в какие‑то выступы на стенах капсулы. Потом он стал выплывать, все время держась за какие‑то скобы, совсем как слепой, ощупывающий себе дорогу. Вот бы собаку‑поводыря.

Он вылез на борт. Следом тянулся шланг, постоянно за что‑то задевая, он очень мешал двигаться.

«Здравствуй, космический брат», – должен был сказать Шешель, когда, выбравшись из капсулы, увидел уставившегося на него оператора. Он смешно перебирал ногами, чтобы удержаться напротив входа, приставил к глазу камеру, включил прикрепленный к ней фонарь и направил свет прямо в лицо Шешеля. Яркий свет через несколько метров увязал в воде и дальше не пробивался.

У него был такой странный вид, что принять его можно было за кого угодно, но не за человека: ласты, как у лягушки, лицо с огромным глазом, как у циклопа, а еще космическое пространство, которое вмиг превратило бы Шешеля в ледышку, для него было безопасно. Здесь его дом.

«Вот он какой, первый контакт с представителем иных миров».

Шешель хотел закрыть лицо ладонью, отвернулся, чтобы свет несильно жег сетчатку, стал перебираться по поверхности корабля, по‑прежнему опираясь на выступы и скобы – те, что могли выдержать его вес и не сломаться.

Космический брат, раздосадованный тем, что его не заметили, переместился. Он немного поднялся к поверхности и плавал теперь над Шешелем, вновь заглядывая своим огненным глазом ему в лицо. Света хватало, чтобы Шешель видел борт в мельчайших подробностях; гладкий, серебристый, приятный на ощупь, хотя через толстую перчатку ладони Шешеля почти не чувствовали этих прикосновений, будто вместо рук у него были протезы или руки онемели, замерзли.

Он достал отвертку и гаечный ключ, стал откручивать гайки и болты, освобождая поврежденную антенну. Метеорит срезал ее как ножом, и теперь вместо антенны торчал маленький обрубок с острыми краями, на которых была хорошо видна зернистость металла.

Его постоянно относило от борта. Работать приходилось одной рукой. Когда он видел, что гайка почти вывинчена, то прятал ключ и последний оборот делал уже пальцами, держал гайку в руке, прижав к ладони тремя пальцами, а двумя оставшимися проделывал ту же операцию с другим креплением. Их было два. Вторую гайку он чуть не упустил. Она выскользнула у него из рук, но он поймал ее, прижав ладонью к борту. В этот момент отвалился обрубок антенны. Его Шешель ловить не стал. Напротив, даже чуть подтолкнул, чтобы не мешался.

Он так увлекся работой, что забыл об операторе, словно и вправду оказался в космической пустоте, где бал еще больше одинок, чем пассажир потерпевшего крушение корабля, которого волны океана забирать к себе не стали, а выбросили на необитаемый остров. Там были лес, звери, насекомые, песок, на который накатываются волны, бросая к ногам, точно подарок, то экзотического вида ракушку, то отполированный водой камешек, то обломок корабля, а может, и человеческий труп – распухший и полуразложившийся, оставляя на несколько секунд, давая возможность полюбоваться этими дарами и решить – нужны они или нет, а если они не нравились и бедолага, оказавшийся на острове, не торопился их забирать, то следующие волны уносили их прочь – к другим берегам, где, возможно, таким подаркам будут рады.

Но здесь была абсолютная пустота, несмотря на то, что под ним, под его ногами лежала вся Земля, такая маленькая, что казалось, будто на ней не найдется для него места, когда он надумает возвращаться, ведь его нога была размером с континент. Над головой висела Луна. Не больше чем футбольный мяч.

Новая антенна встала в паз. Шешель быстро затянул гайки, стал возвращаться назад. Рано он подумал, что это конец испытаний. Одна из скоб, на которую он опирался, сломалась. То ли ее плохо сделали, то ли космос подточил ее. Шешель провалился в бездну, но шланг остановил его. Панический страх, вот что должно было охватить космонавта в этой ситуации. До корабля было метра два. Шешель позволил себе повисеть в пустоте. Бог его знает, чем Шагрей зарядил ракетные двигатели, но когда Шешель включил их, то почувствовал, как из рюкзака что‑то вырывается, будто он разбудил дремавшего там зверя, и сила эта потянула пилота к кораблю.

«Невесомости мы можем добиться следующим образом. Берем транспорт, скажем, не так давно разработанный фирмой Сикорского „Руслан“, поднимаемся на максимальную для него высоту, а потом выключаем все двигатели и падаем, совсем как парашютист, который выпрыгнул из аэроплана, но пока не раскрыл парашют. На борту транспорта создается невесомость. Но все проблемы в том, что продлится это состояние недолго, и чем дольше мы будем затягивать падение, тем труднее будет пилотам восстановить контроль над аэропланом. Этак им и вовсе не удастся выправить его, и тогда, простите, но мне крайне не хотелось бы присутствовать на похоронах весомой части нашей съемочной группы, в том числе и главного героя. К тому же я скорее всего окажусь на борту. Этот метод отпадает еще и потому, что довольно сложно будет разместить на транспорте космический корабль и обслуживающий персонал, как то: осветители, техники, операторы. За одно падение мы и дубля сделать не успеем. Нет. Это слишком сложно. Этот способ можно применять для тренировок, но повторюсь – состояние невесомости длится недолго. Мы пошли другим путем. Вода – вот наше спасение».

Шешель, вплывая в корабль, вспомнил эту небольшую лекцию Томчина. Тот читал ее пилоту прошлым вечером. Рядом стоял Шагрей, изредка поддакивал и кивал. Он был здесь идейным вдохновителем, но скромно предпочел, чтобы лавры все достались руководителю проекта.

– Наши предки много миллионов лет назад вышли из воды, по крайней мере, я так считаю, придерживаясь теории о естественном происхождении мира и жизни на Земле, а не той, где говорится, что все создалось в течение семи дней. А вы как?

– Предпочитаю не комментировать.

– Воля ваша. Без воды мы не сможем обойтись. А теперь господин Шагрей расскажет вам мизансцену, которую мы окрестили вот как: «небольшая поломка космического корабля». Вам предстоит ее исправить. О, не делайте такой недовольный вид. Поломка‑то небольшая. Исправить ее легко. Маленький, я сказал бы, крохотный метеорит, не более песчинки, ударился о ваш корабль и срезал антенну связи. В результате вы не можете вести переговоры с Землей. На Земле переполох. Все думают, что вы погибли. Но когда вы поставите новую антенну, связь восстановится. Вот и все. Понятно?

– Конечно. Но что такое метеорит и почему песчинка может сломать антенну?

– Это вам тоже объяснит господин Шагрей. Это для него пара пустяков. Ему даже приятно будет, если вы вопросы ему начнете задавать, а то он все никак не может найти применение всем своим обширным познаниям. Так ли, господин Шагрей?

– Э‑у‑а, – вот все, что Шагрей смог выдавить из себя.

– Вот и славненько, – сказал Томчин, послушав Шагрея, – я вас покидаю. Административные дела ждут. Пока их не сделаешь, о творчестве лучше и не думать.

Шешель втиснулся в проход с трудом, будто тот меньше стал, зарос коралловыми отложениями или причина в том, что костюм пилота распух и теперь едва пролезал в отверстие.

Космический брат неверно расценил один из жестов пилота, посчитав, что взмах руки означает приглашение. Он хотел отправиться следом за Шешелем, пристроившись у него за спиной, точно пилот этого не заметит.

Шешель действительно не заметил этого и дверь закрыл прямо перед его носом, задраил герметично, как в подводной лодке. Ему нечем было угостить гостя, а водить его по кораблю не хотелось оттого, что он был слишком плохим экскурсоводом и сам почти ничего не знал.

Внутри работали камеры. Он их по‑прежнему не слышал.

«Все, съемка закончена, вылезайте», – этот голос раздался у него в барабанных перепонках. В шлем вмонтировали наушники и микрофон. Томчин следил за ним, знал, что он делает, и, наверное, даже мог слышать, что он говорит. Шешель стал вспоминать, не сказал ли он что‑то лишнее, пока чинил корабль. Кажется, нет. А песня, которую он напевал себе под нос, – это ничего, это не лишнее.

В дверь стучали. Звук расходился толчками и был слышен со всех сторон, как будто и стенки корабля тоже сотрясались от легких ударов. Впору было спрашивать: «Кто там?», вот только услышит его не тот, кто стучится в дверь, а Томчин. Впрочем, тот наверняка знал, кто просится к Шешелю в гости.

Он открыл дверь. На этот раз она поддалась легче Он научился с ней обращаться. В следующий раз откроет ногой или она сама отворится, как только он подплывет к ней. Но за ней никого не было, и только где‑то возле поверхности он заметил ноги в ластах, а все остальные части тела находились уже в другом мире – над прозрачной пленкой, разделявшей их. Вскоре туда переместились и ноги. В воде ничего не осталось, и только круги, расходящиеся по ее поверхности, говорили, что кто‑то здесь был.

Шешель оттолкнулся от корабля, всплыл легко и быстро, будто в глубину его затянуло тонущее судно, но он успел надеть спасательный круг, и вот теперь, когда притяжение гибнущего корабля ослабло, Шешеля погнало вверх, как пробку из бутылки шампанского.

Когда он всплыл, а над поверхностью вновь заколыхалась его голова, он увидел согнувшегося над краешком бассейна Томчина. Вода плескалась возле его ног. Набегали волны и отступали. Вода замочила его брюки и ботинки, но он, похоже, этого не замечал, сев на одно колено и показывая Шешелю большой палец.

Стекло в шлеме изнутри совсем запотело, а протереть его можно было разве что языком. По внешней же его стороне стекали капли, будто он оказался под дождем. Шешель видел Томчина в дымке, нечетко, прочитать по губам, что он шепчет, никак не мог. Может, связь над водой не действует?

– Я ничего не слышу, – сказал Шешель.

Теперь и Томчин не слышал его, но поднятый вверх большой палец – жест универсальный еще со времен Римской империи. Ему даруют жизнь, потому что он понравился публике.

Шешель опять попробовал кивнуть, и опять у него ничего не вышло. Он ударился лбом о внутреннюю поверхность шлема. Его чуть закачало на воде. Волны стали больше и, набежав на берег, лизнули ботинки Томчина.

Шешель опять походил на поплавок, привязанный к веревке, а на ее кончике крючок с наживкой, который только начинает пощипывать рыба…

– Очень хорошо, – Томчин сказал это по слогам, чтобы Шешель понял его.