Эпилог


Черно‑белая картинка на маленьком выпуклом экране рябила, точно на Луне выпал обильный снегопад, и еще шла полосами. Чтобы маленький экран казался побольше, перед ним была прикреплена линза с водой, поэтому казалось, что ты смотришь на аквариум, только вместо пестрых рыбок, вместо водорослей и пластмассовой модели каравеллы, покоящейся на дне, там едва угадывались пыльная серая лунная поверхность и человек, неуклюже спускающийся по лестнице из маленького космического корабля.

Шешель упустил начало трансляции. Он и так гнал свою машину на пределе скорости, точно вновь участвовал в гонках на Императорский приз по превосходной дороге между Санкт‑Петербургом и Москвой. Лопни у него шина, то костей не соберешь, машину закрутит и выбросит на обочину, а затем в кювет. Но Шешель отчего‑то был уверен, что такое с ним не произойдет, по крайней мере не сегодня.

Накануне Шешель вернулся из Парижа. Император посещал город с официальным визитом, а Шешель вот уже двадцать лет был его личным пилотом и уже сбился со счета – сколько за это время летал в Париж. Аэродром города стал для него родным. Он мог совершить на нем посадку с закрытыми глазами, просто вспомнив то, что уже делал много раз. Таким же родным и знакомым для него был, пожалуй, лишь аэродром Берлина.

Шешель не понаслышке знал о том, что немцы помогали русским в разработке реактивных ракет и участвовали в подготовке лунной программы. Британскую империю такое сотрудничество раздражало, но уже близился закат бывшего союзника. Империя уже начинала разваливаться, как карточный домик, то там, то здесь вспыхивали народные волнения, а их участники требовали самоопределения. Политика использования внутренних противоречий для ослабления Британской империи давала плоды. Скоро у британцев совсем не останется колоний, правда, они так много награбили, что этого хватит на несколько поколений. Но пока Британская империя хоть что‑то из себя представляла, стоило ждать всяких пакостей – британцы втягивали в мировые интриги САСШ, хотели поссорить Германию, Россию и Францию. Шла война разведок, а у императора была неспокойная и даже опасная жизнь из‑за многочисленных поездок. Успешное освоение космического пространства Российской империей было одним из козырей в политической игре. Шли переговоры о запуске на орбиту совместного русско‑немецко‑французского экипажа.

Высадка транслировалась по всему миру, будь где‑нибудь в Мозамбике или Конго у кого‑то телевизор, то и там смогли бы видеть, как русский космонавт высаживается на Луну. На его шлеме надпись «Россiя» и еще двуглавые орлы, а на предплечье трехцветная нашивка. Когда‑то Шешель носил точно такую же форму.

Приятно слышать, как народ на улицах чужих городов распевает песни от радости и размахивает российским триколором, но лучше праздновать успех дома. Императора уговаривали продлить визит в Париж еще хотя бы на день, но он отказался.

Во время полета в Санкт‑Петербург Шешелю пришлось обходить грозовой фронт, из‑за этого полет длился на час дольше.

– Ты не успеешь увидеть высадку, – сказал император Шешелю, – хочешь – оставайся, посмотришь ее со мной.

Бывали случаи за минувшие двадцать лет, что император приходил в пилотскую рубку, и тогда Шешелю приходилось рассказывать, как управлять самолетом. Теперь‑то он летал на цельнометаллических, огромных, почти как дредноут, и таких же непотопляемых кораблях, не то, что было раньше, и, только оказавшись в густых облаках, когда самолет начинает водить из стороны в сторону, будто он натыкается на волны, вздрагивает, проваливается на несколько метров, а штурвал рвется из рук, понимаешь, что под тобой все‑таки не земная твердь, а тонкий пол, а под ним бездна. Но лучше не думать об этом.

– Спасибо. Я постараюсь успеть, – сказал Шешель.

На людях они держали дистанцию, а когда оставались одни, могли позволить себе общаться как старые знакомые.

Машина Шешеля стояла в ангаре на аэродроме. В ближайшие несколько дней он был не нужен императору, так что мог съездить домой в Москву. Всю дорогу он крепко сжимал руль, он ведь обещал Шагрею, что когда тот отправит человека к Луне, то будет держать кулаки сжатыми. По радио передавали подробности посадки. Шешель, слушая их, прикидывал – сумеет ли приехать домой к тому моменту, как нога первого русского ступит на лунную поверхность. По счастливой случайности его тоже звали Александр, а значит, должен оправдать прогноз, который они давали когда‑то в фильме. Империю ведь уже охватило безумие, новорожденных будут называть Александр и Александра.

Снимаясь в фильме, Шешель и не думал, что когда‑нибудь у него будет такой же роскошный дом, как у того космонавта, роль которого он играл. Но все оказалось иначе. Его нынешний дом был даже уютнее.

Услышав, как Шешель поднимается по ступенькам, встречать его выбежала дочка, бросилась ему на плечи, когда он вошел в дом, обняла, прижалась, уткнулась в щеку носиком. Ее длинные русые волосы пахли земляникой. Она, наверное, в окно глядела, чтобы не пропустить, когда подъедет машина отца, он ведь сказал, когда вернется. Шешель прижимал ее одной рукой к груди. В другой у него был кожаный саквояж с вещами, которые он брал в поездку.

Дочка уже не спрашивала: «Что ты мне привез?» Ее комната была заставлена куклами, некоторые из которых ростом были чуть ли не с нее, и все‑таки Шешель, если у него находилось несколько свободных минут, всегда заходил во время поездок в магазины и что‑нибудь покупал дочке в подарок.

– Здравствуйте, Александр Иванович, с приездом вас, – сказала горничная, – давайте пальто. Я его повешу.

Шешель поставил дочку на пол, открыл саквояж – подарок лежал на самом верху, искать не пришлось. Он достал керамическую фигурку девушки в легких платьях, восседающую на коне с длинным рогом на лбу. У девушки были белые крылья, как у бабочки, и немного заостренные ушки.

– Красивая, – сказала дочка, рассматривая куколку.

Шешель отчего‑то вспомнил, что это же слово он произнес, когда увидел машину своей будущей жены. Дома ее не было. Спектакли отменили. Ведь все, у кого были телевизоры, будут смотреть трансляцию, а те, кто ими не обзавелся, – отправятся в гости к обладателям этого чуда техники. Но на студии доснимали какой‑то важный эпизод, сроки сдачи картины были, как всегда, жесткие, как всегда, не укладывались в график, вот и снимали почти без выходных по десять часов в день, а то и по двенадцать. Шешель и не знал, когда жена вернется домой.

– Что вы есть будете? – спросила горничная.

– Спасибо, я не хочу, – сказал Шешель.

Он включил телевизор. Тот начинал показывать не сразу, проходило не меньше минуты, пока лампы в нем, потрескивая, как сухие поленья в костре, нагревались, а затем оживал и черный экран.

Шешель позвонил на студию, попросил к телефону Елену.

– Здравствуй. Как там каторжные работы на галерах? – сказал Шешель, после того как Елена взяла трубку и произнесла «слушаю».

– Здравствуй. Продвигаются, но не очень успешно. Ты уже дома?

– Да. Когда тебя ждать?

– Часа через два.

– Ты все пропустишь.

– Я все это видела, когда на Луну высаживался ты.

– Тогда все было ненастоящим.

– Для меня – тогда как раз все и было настоящим.

– Ладно, заканчивай побыстрее. Я тебя жду.

Шешель смотрел на экран, рядом устроилась дочка, но она рассматривала куколку на коне с рогом и не могла понять – чего такого интересного передают по телевизору. Вот если бы там хотя бы фильм с участием мамы показывали.

Сын Шешеля уже вырос и дома по вечерам, когда не нужно было готовиться к экзаменам, бывал редко. Он поступил в университет на астрономический факультет. Профессии, связанные с космосом, в последние годы стали очень популярны, а теперь на вступительных экзаменах были такие же конкурсы, как когда‑то на юристов или адвокатов. Сейчас сын тоже где‑то смотрит эту трансляцию.

Космонавт сделал последний шаг, коснулся подошвой сапога лунной поверхности. Было слышно, что он тяжело дышит, а по лбу у него, наверное, стекает пот, вот только вытереть его нельзя.

– Маленький шаг для одного человека и такой огромный для всего человечества, – наконец донеслись до Земли слова первого человека на Луне.

Слова было трудно разобрать. Они прерывались помехами, треском, как будто поставили на проигрыватель изрезанную и запиленную пластинку, ту, что когда‑то делал Томчин для своего фильма, но слова эти тогда произносил Шешель. Он их не забыл за двадцать лет. Сердце его так сильно колотилось, точно он выпил несколько чашек крепчайшего кофе, и точно это он высаживается на Луне, и на него в эти мгновения смотрит вся Империя. Дочка услышала стук сердца, чуть приподнялась, посмотрела на Шешеля.

– Папа, а что это у тебя так сердце сильно бьется? – спросила она. – Из‑за того, что тот дядя на экране – твой друг? Ты за него волнуешься?

– Нет, не из‑за этого, – сказал Шешель, но объяснять причину было бы слишком долго, да и, наверное, дочка не поняла бы его.

Он погладил дочку по голове.

Шагрей изменил схему полета, но эта идея пришла ему во время съемок фильма – он отправил к Луне не одного, а трех космонавтов, один оставался на орбите, двое должны были высадиться на планете.

«Интересно, долго ли космонавт учил слова, которые должен сказать при высадке? Я‑то еще кое‑чего вначале добавил, но я мог сделать несколько дублей, а он – нет. Представляю, как он волновался, боясь, что их забудет. Шагрей по головке за это не погладит».

Из лунного корабля появился второй космонавт, когда до поверхности оставалась еще ступенька, он просто спрыгнул, сделал несколько шагов, подпрыгивая сразу на двух ногах, казалось, что под ним – не твердая поверхность, а батут. Он радовался свободе, как человек, которого долго держали взаперти. В руках у него была тонкая железная палка на тот случай, наверное, если он споткнется и начнет падать, то с ее помощью сможет удержать равновесие. Наконец он остановился, нажал на какую‑то кнопочку на палке, она стала еще длиннее, а на ее конце распустился флаг Империи. Космонавт размахнулся и вонзил флаг в лунную поверхность.

За окном послышались громкие крики «ура». Точно такие же раздавались после того, как футбольная сборная России забивала очередной гол на последнем чемпионате мира в Уругвае. Из‑за разницы во времени случалось это под утро. Крики будили не хуже петухов. До финала сборная не дошла. Довольствовалась лишь третьим местом, но эти бронзовые медали были на вес золота, потому что они были первыми в нашей коллекции, а в аэропорт – встречать самолет с футболистами пришла толпа поклонников.

Шешель выглянул в окно. Улицы заполнялись ликующей толпой, люди обнимались и пели песни. Полиция на такое нарушение общественного порядка смотрела сквозь пальцы. Полицейские и сами были готовы в пляс пуститься. Небо расцветили фейерверки, кто‑то забрался на крышу дома и запускал ракеты прямо с нее. Шешель подумал, что люди не уйдут с улиц в течение ближайших трех дней, будут жечь костры, чтобы согреться, смотреть в небеса, вытащив всю имеющуюся оптику, и мысленно пытаться подбодрить космонавтов, возвращающихся домой с Луны. Пока еще рано было радоваться. Обратный полет часто оказывается гораздо сложнее, но ведь тогда, двадцать лет назад, у него все получилось в одиночку, получится и сейчас, надо только пережить эти три дня.

Загрузка...